олучая дальнейшего подкрепления, ордынское воинство на правом
берегу неумолимо таяло под ударами русских дружин...
     А  из  всех церков и  церквушек высыпали на  улицу богомольцы и,  не  веря
собственным  глазам,   таращились  на  ослепительные  стрелы,  которые  суровый
Громовержец Илья посылал с огненной колесницы, запряж„нной огненными конями. Да
вон же он скачет меж клубящихся туч!..  Многие впоследствии подтверждали, что в
самом деле видели в небесах Илью на колеснице.
     Правда, кое-кто, возможно, вспомнил некоторые проделки колдуна Хорсадара и
догадался об истинных причинах, вызвавших потоки небесного огня. Да только вряд
ли кто решится сказать худое слово человеку,  который с  Божьего милостью помог
одержать такую славную победу...
     ...Великий Бату был  вне  себя от  бешенства.  На  его глазах рушились все
надежды и чаяния.  Лучшая часть его воинства гибла под ударами молний,  храбрые
бойцы, прекрасные кони, выносливые верблюды, "пороки", перед которыми не устоит
ни одна стена,  -  вс„ это тонуло в ледяной днепровской пучине,  перемалывалось
льдинами.  А он ничего не мог поделать! Его прежде победоносная армия оказалась
разрезанной надвое, и он понятия не имел, что происходит на правом берегу.
     Теперь ясно, чьих рук это дело!..
     Бату  кровожадно  пов„л  глазами,   разыскивая  лжецов,   принесших  перед
рассветом весть о гибели колдунов.  Вот на ком можно выместить бессильный гнев!
Посадить мерзавцев на кол и,  не дожидаясь,  пока они сдохнут, содрать с них до
пояса шкуру,  выдрать их  лживые языки,  выжечь хитрые глаза,  выпустить кишки,
набить брюхо  горячими углями,  облить голову смолой и  подпалить.  А  затем  с
чувством  сладострастной  удовлетвор„нности  наблюдать,   как  они  корчатся  в
предсмертных конвульсиях...
     Но осуществить зверскую казнь у  Бату не было ни возможности,  ни времени.
Внезапно в  хвосте арьергарда,  так и не успевшего начать переправу,  раздались
воинственные  крики   урусов.   Это   взбунтовались  суздальцы,   подстрекаемые
Святославом Всеволодовичем,  который понял,  что  настал его  чер„д  припомнить
татарам разор„нные и  пограбленные северные земли.  И как ни злился на выскочку
Данилку князь Ярослав Всеволодович,  он  тоже обнажил меч  и  вместе с  другими
вступил в схватку. Примеру отца последовал и Андрей Ярославович.
     В  узеньких щ„лочках глазок Бату блеснул радостный огон„к.  Вот и проявили
себя те,  на ком можно отыграться! Вс„ верно, за урусов пусть отвечают урусы, а
своих предателей он наказать успеет.
     И  тут  произошло событие,  выходящее за  рамки  постижимых разумом вещей.
Внезапно перед Бату,  словно из воздуха, возник невысокий статный урус в л„гкой
кольчуге  с  темно-каштановыми  прядками  волос,   выбившимися  на  лоб  из-под
остроконечного шлема.  И  хотя вооруж„н он был лишь игрушечным мечом,  на татар
напал такой сильный страх,  что все они замерли,  точно парализованные.  Да что
там,  окружавшие хана телохранители вообще попадали замертво!  А проклятый урус
шагнул к великому Бату, зажал в кулак его пышные космы цвета воронова крыла - и
исчез столь же внезапно, как появился, унеся с собой предводителя дикой армады.
На утоптанном множеством ног снегу осталась лишь вышитая бисером кунья шапка...
     ...Карсидар исчез, но тут же вновь возник почти на том самом месте. Воины,
которые заметили это,  возможно, и не придали бы его короткой отлучке значения,
если бы не одно важное обстоятельство. Карсидар вернулся со спутником - вернее,
с  пленником.   Он  крепко  держал  за  волосы  толстого  татарина,  одетого  с
невероятной роскошью.  В мерцающем свете молний, которые вс„ ещ„ били в кипящую
ч„рную воду пробужд„нного от зимнего сна Днепра,  было ясно видно,  что татарин
весь посерел от испуга.
     Между  тем  Карсидар отцепил от  ш„лкового алого  пояса  толстяка саблю  в
усыпанных самоцветами позолоченных ножнах,  турнул его к остаткам "коновальской
двусотни" и спокойно сказал:
     - Ребятушки,  это хан Бату,  который прив„л на  нашу землю своих шелудивых
псов-ордынцев.  Смотрите,  стерегите его хорошенько.  Государь Данила Романович
велел мне привезти его в Киев обязательно живь„м. Головой за него отвечаете!
     Затем подош„л к тысяцкому Остромиру, взял у него из рук повод своего коня,
вскочил в седло и обратился ко всему отряду с короткой речью:
     - Братья  русичи!  Суздальские  воины,  которых  проклятые  татары  силком
приволокли под  стены Киева,  подняли в  тылу ордынцев мятеж.  У  них небольшая
дружина. Если мы не поторопимся, суздальцев перебьют всех до единого. Впер„д!
     Вздымая снежную пыль, озаряемый сполохами молний, северный отряд ринулся в
бой.  С  противоположной стороны татар  атаковал южный  отряд.  Начался разгром
ордынского войска на левом берегу Днепра.
     По мере того,  как под натиском русичей таяли вражеские силы,  застилавшие
небо  грозовые тучи постепенно рассеивались.  Уже  бесполезные молнии перестали
бить в  бурлящие днепровские воды.  А  когда во  второй половине дня из-за  туч
выглянуло зимнее солнце, то в его холодных лучах засияли золотом купола Киева -
города-победителя, столицы земли Русской...

     Эпилог
     И СНОВА В ПУТЬ

     За  остатками  разгромленного татарского войска  русичи  охотились  ещ„  с
неделю.  Нескольким небольшим отрядам из тех, которые переправились через Днепр
в  самом  начале штурма и  пытались обойти Киев  с  севера,  удалось прорваться
сквозь ряды  волынян и  по  руслу Почайны уйти на  запад.  Впоследствии,  когда
Данила Романович бывал не в  духе,  то несколько раз ставил Карсидару в  упр„к,
что,  расколов молниями днепровский л„д,  они с  Читрадривой не сделали того же
самого на Почайне.
     - Ты  лучше у  Димитрия спроси,  как это он  умудрился татар выпустить,  -
отвечал всякий раз Карсидар.  - А насч„т Почайны уговора не было, да и с кручи,
на  которой стоял Андрей,  е„  русла не  видать.  Или ты  хотел,  чтобы разом с
татарами мы потопили наших воев? А ещ„ хуже было навести молнии на город.
     Государь и не настаивал сильно на сво„м, зная, что Карсидар прав. Впрочем,
особого вреда  на  правом  берегу  татары не  причинили.  Смертельно напуганные
ужасной участью тех,  кто  попал  в  ледовую ловушку,  они  неслись впер„д  без
оглядки,  пока  посланные в  погоню  дружины  не  настигли  часть  из  них  под
Искоростенем,  а другую часть -  аж под Звягелем. Всех их беспощадно истребили.
По поводу чего уже Михайло любил беззлобно подшучивать:
     - Вишь,  Давидушка,  эка  радость привалила твоим  землякам-древлянам -  в
Искоростене татарву принимать!
     Выскользнувших из ловушки на левом берегу дикарей было значительно больше.
Отступали они  на  восток более организовано,  видимо,  надеясь уйти на  родную
землю.  И отступали с боем. Потому и управиться с ними было сложнее. Если бы их
возглавлял великий Бату, если бы с востока подтянулись новые ордынцы, возможно,
они  могли  представлять некоторую  угрозу  для  Руси.  К  счастью,  возглавить
отступающих было  некому.  А  после  воодушевившего русичей  чуда  с  молниями,
расколовшими л„д,  земля горела у татар под ногами. И около места впадения Удая
в Сулу, чуть севернее Лубен, с этими отрядами также было покончено. Лишь жалкие
остатки бежали дальше,  в  дикую степь,  неся  своим соплеменникам ошеломляющую
весть:  огромнейшее войско,  доселе невиданное в мире, было подчистую сокрушено
на берегах Днепра...
     Дружины  киевлян,  черниговцев,  переяславцев и  сиверцев,  преследовавшие
татар в  течение четыр„х дней,  а  также стихийно собравшиеся со всех восточных
княжеств ополченцы прибыли в  Киев  с  радостным известием.  На  следующий день
после  их  возвращения Данила  Романович обещал устроить великое празднество по
случаю чудесной победы.
     Хотя,  если  говорить откровенно,  русичи и  без  распоряжения государя не
растерялись и  начали  праздновать разгром татар.  Бражничали все  от  мала  до
велика, и мужчины, и женщины, и старики, и даже подростки. Поглощали м„д и вина
в своих домах,  на улицах, в гостях и в небольших корчмах. Пили за чужой сч„т и
сами угощали других. Если воин возвращался живым, в его доме с радостью пили за
избавление  от  опасности.  Если  товарищи  приносили  раненого,  пили  за  его
скорейшее выздоровление.  Убитых  поминали бурными возлияниями.  Постояльцев из
иных уделов земли Русской принимали с  не меньшим поч„том,  чем киевлян,  ибо в
грандиозной сече участвовали все.
     А уж как расходилась знать!  Создавалось впечатление, что бояре стремились
перещеголять друг друга в  щедрости.  То один,  то другой выкатывал из погребов
огромную бочку хмельного м„да,  после чего напивался до  упаду не только он сам
со  всем своим двором,  но  и  всякий случайный прохожий.  Как  всегда в  таких
случаях,  мигом образовались громадные компании полупьяных гуляк,  которые,  не
протрезвев как  следует после вчерашней попойки,  уже  с  самого утра мечтали о
новой и  начинали день с  обмена новостями:  "Слыхали,  сегодня,  бают,  Василь
Богуславский грозился десятивед„рную бочку откупорить..." -  "Нет,  не пойд„м к
Василю. Вон Микула Гордятин две бочки выкатит. Айда к Микуле!" - "Дык до Микулы
тащиться сколько, а вот до Яромира рукой подать! Вы как хотите, а я к нему..."
     Карсидара,  в общем-то,  не удивляло поголовное пьянство.  После победы на
берегах Озера Десяти Дев  орфетанцы тоже  пили  будь  здоров.  Он  сам  неплохо
погулял.  Правда,  пришлось незаметно улизнуть в  самом разгаре веселья,  не то
какой-нибудь герцог,  затаивший на  него  злобу,  чего  доброго,  мог  забыть о
королевском указе, раз опасность уже миновала...
     Вместе  с   тем,   Карсидар  знал  несколько  случаев,   когда  горделивая
беспечность победителя приводила к  плачевным результатам.  И  отлично понимал,
что если татары соберутся с  силами,  им  ничего не  стоит осадить Киев и  даже
сходу взять город приступом.  Попробовал поделиться своими опасениями с тестем,
но Михайло лишь руками замахал,  подн„с зятю м„ду в  отделанном серебром бычьем
роге и сказал:
     - Господь с тобой,  Давидушка! Благодаря твоим с Андреем стараниям татарва
так пятки салом смазала, что одному Богу известно, где их теперь искать.
     - То-то и оно, что неизвестно, - пытался воззвать к разуму Карсидар.
     Но Михайло сунул ему в руки рог и прикрикнул:
     - Да хватит тебе!  Вон сколько народу в сече полегло, а в моей семье... то
есть, в нашей... словом, нас Бог миловал. Ты цел и невредим, Вышата жив-здоров,
меня  лишь  слегка царапнуло.  Будимирке,  конечно,  изрядно досталось,  но  он
крепкий,  весь в меня, выдюжит. Никто у нас не погиб, Давидушка! Даже наоборот,
я слышал,  - он хитро подмигнул зятю. - Так что не бери дурного в голову. Пей и
веселись.
     Карсидар не  успокоился и  пош„л  к  Даниле Романовичу,  но  государь тоже
отмахнулся от его предостережений, сказав лишь:
     - Не желаешь бражничать -  не пей.  Хочешь стеречь Киев -  стереги. Только
вс„ это напрасно.  Татары не станут нападать,  мы им знатно наподдали. Да и кто
теперь к  нам полезет?  С  такими-то  сторожами,  которые не теряют голову даже
среди всеобщего гульбища!
     Впрочем,  наряду  со  столь  откровенной беспечностью Данила  Романович не
позабыл отдать особое распоряжение насч„т захоронения тел  погибших татар.  Это
была  весьма разумная мера,  так  как  если  бы  трупы  захватчиков пролежали в
неприкосновенности до  наступления оттепели,  непременно началось бы разложение
останков,  что было чревато серь„зными осложнениями вплоть до эпидемий и  мора.
Заодно пришлось заняться похоронами русичей из  дальних уделов,  ибо  перевезти
туда тела погибших не представлялось возможным.
     По  специальному приказу государя были созданы большие похоронные команды.
Землекопы день и ночь жгли костры, чтобы насквозь пром„рзлая земля хоть немного
оттаяла, после чего долбили длинные траншеи, а подручные подтаскивали трупы. Но
если  русских воинов  предварительно оплакивали и  воздавали им  все  возможные
почести,  стараясь даже хоронить рязанцев с  рязанцами,  полочан с  полочанами,
суздальцев с  суздальцами,  а  смолян со  смолянами,  то  для татар могилы рыли
где-нибудь  посреди  леса,  останки сваливали в  ямы,  как  попало,  пересыпали
известью,  а  закопав,  тщательно разравнивали землю,  чтобы  даже  памяти  про
захватчиков не осталось.
     Вот так,  в  тумане непроходящего опьянения и в заботах о павших пролетела
первая неделя после  знаменитой битвы  под  Киевом.  Может быть,  таким образом
русичи   стремились  перебороть  недавнее  состояние  неуверенности  в   исходе
сражения. Но не исключено, что таковы были исконные обычаи в этих землях. Иначе
зачем  Даниле Романовичу затевать новое пиршество,  когда ещ„  не  прекратилась
стихийно начавшаяся попойка? Карсидару казалось, что поглотить хмельные напитки
в  таком  количестве попросту невозможно,  что  бражничать можно  от  силы  дня
три-четыре кряду, потом это просто надоедает, и что запасы в Киеве давно должны
были иссякнуть. И вот пожалуйста - государь объявляет новое торжество! Поистине
удивительный народ...
     И Карсидар,  в конце концов,  поддался общему беспечному настроению. Но он
не  присоединился к  бражничавшим,  а  отдал эти  дни  совершенно неведомым ему
прежде переживаниями.  В предшествовавшие битве недели Милка не смела отвлекать
мужа никакими "мелочами". Весь следующий день после схватки с татарами Карсидар
спал беспробудным сном,  настолько он  вымотался.  И  лишь на другое утро Милка
стыдливо поведала,  что  к  ней  не  приходит обычное женское уже  третий месяц
подряд.
     Известие о  беременности жены подействовало на Карсидара,  как удар обуха.
Бывший бесприютный бродяга-мастер и  помыслить об  этом  не  смел!  Обзавестись
собственным домом,  где всегда тепло и уютно, где тебя жд„т ласковая, преданная
и любящая жена, - это удалось и Пеменхату. Но теперь у Карсидара будет реб„нок!
Не  усыновл„нный,  а  его собственный!  Прежде он  об этом лишь изредка мечтал,
сражался за свою мечту на левом берегу Днепра. Но теперь реб„нок точно будет!!!
Просто неслыханно...
     Выходит,  не зря он измыслил столь хитроумный план сражения, не зря таился
в  засаде с  "коновалами" и  бился с татарами.  Он защищал не только неожиданно
обретенное настоящее,  но также ростки своего будущего! Вот, значит, что имел в
виду Данила Романович, когда спрашивал, не желает ли советник Давид укорениться
в его земле.  До чего верно сказано! Носило по белому свету невзрачное семечко,
мотало ветром,  вертело потоками воды, а упало оно в ямку, проросло, зацепилось
бел„сыми ниточками корешков -  и  стоит на  том месте могучее дерево,  которому
никакая буря не страшна!..
     В таком вот лирическом настроении застал Карсидара Читрадрива, заглянувший
к  нему  ранним утром  накануне великого пиршества,  которое собирался устроить
государь.  Он опять переселился в  домик под стенами Кловского монастыря и  все
эти дни был занят лечением раненых в  битве с татарами русских воинов,  которых
было  превеликое множество.  Всем давно было известно,  что  после этого лекарь
Андрей собирался покинуть Киев.  Государь даже дал  ему  в  связи с  этим некое
поручение.  И  теперь Читрадрива вроде бы  приш„л прощаться;  у  него на боку и
сумка висит,  а  в ней,  без сомнения,  находится самая большая драгоценность -
полный перевод Святого Писания на  анхито...  Но  даже не  умей Карсидар читать
мысли товарища, нетрудно было догадаться, чего тот хочет на самом деле.
     - И  не проси,  я  с  тобой не поеду,  -  заявил сходу,  едва они остались
наедине.
     Читрадрива вздохнул и, отвернувшись, сказал:
     - Ну, зачем так сразу...
     - Почему сразу?  Мы  уже неоднократно говорили на эту тему.  Я  даже устал
каждый раз  объяснять тебе  вс„  сначала,  -  мягко  возразил Карсидар.  -  Мне
осталось разве что научиться грамоте,  записать свои возражения на пергаментный
свиток и подарить его тебе, чтобы понапрасну не утруждать свой язык.
     В его словах чувствовалась нескрываемая ирония.
     - Сме„шься...  Но ты хорошо подумал?  - надежда, мелькнувшая было в голосе
Читрадривы,  немедленно сменилась разочарованием,  когда он добавил:  -  Ах да,
понимаю. Семья...
     - Семья,  -  подтвердил Карсидар.  -  Я  и до того начал прирастать к этой
земле, но теперь вс„ решилось окончательно. У меня будет реб„нок... Обязательно
сын! Мой собственный сын!
     - Вот-вот!  -  Читрадрива оживился.  -  У  наследника короля Ицхака в свою
очередь появится наследник.  Бери  пример  с  нынешнего твоего господина Данилы
Романовича.  Он  молодец,  он стремится создать династию королей Мономаховичей.
Или династию государей земли Русской -  какая,  в сущности,  разница!  А ты что
делаешь,  Давид-насих?  Созда„шь династию верных  слуг  государевых?  Опомнись,
малоумный!
     - Сидеть на троне в  Йерушалайме -  это не по мне,  -  Карсидар потянулся,
точно только что проснувшийся кот.  -  Скукотища!  Ты должен понять,  я  привык
бродить по  земле и  сражаться,  а  не  заниматься всякими там государственными
делами, налогами, строительством замков и прочей чепухой, ссориться с соседями,
казнить и миловать.
     - Ничего себе скукотища!  -  фыркнул Читрадрива.  - Ты хоть представляешь,
сколько усилий прид„тся приложить,  прежде чем ты  возродишь дело своего отца и
взойд„шь на его престол?
     - Возродить дело  Ицхака?  Какое там!  -  отмахнулся Карсидар.  -  В  наше
родство никто не поверит.
     - Ну,  тогда...  Тогда начн„шь вс„ на голом месте,  - Читрадрива заговорил
менее  решительно,   в   то   же   время  пристально  посмотрев  на   товарища.
Чувствовалось, что он очень тщательно взвешивает каждое слово.
     - К  чему затевать сомнительное предприятие неизвестно где,  когда здесь я
уже достиг успеха? Это глупо, - отрезал Карсидар.
     - И  я  слышу  такое  от  человека,  который однажды разыскал в  гандзерии
Торренкуля некоего проклятого колдуна и  заманил его в  неизведанные южные горы
на  краю света!  -  глаза Читрадривы возмущ„нно сверкнули.  -  Куда же  девался
мастер...
     - Мастера Карсидара больше нет, - отрезал Карсидар. - Есть Давид, советник
государя Данилы Романовича.  Да,  на  самом  деле  я  несостоявшийся иудеянский
принц. Однако названному принцу претит гоняться за призраками. Горы на юге были
реальны.   За  ними  оказалась  не  менее  реальная  Русь  -  а  также  дым  от
развеявшегося прахом королевства Исраэль. Теперь там хозяйничает неаполитанский
король,  он  изгнал из  Земли  Обета  "хайлэй-абир",  установил,  как  говорят,
справедливый мир...
     - Мир, установленный и обеспеченный милостью чужака, это лишь более мягкая
форма порабощения,  -  запальчиво возразил Читрадрива.  -  И это ещ„ не вс„.  А
вдруг в  один далеко не прекрасный день неаполитанец умр„т?  Что станет тогда с
Земл„й Обета, с твоей родиной? За не„ опять возьмутся "могучие солдаты"!
     Карсидара перед„рнуло от отвращения.
     - Они и сюда могут нагрянуть,  -  будто оправдываясь,  произн„с он.  - Вот
тогда они будут иметь дело со мной!  Татарам я  показал,  и им покажу.  Русь не
покорилась дикарям с востока, устоит и перед нашествием с запада.
     - Но ведь Русь не твоя родная земля,  -  не сдавался Читрадрива.  - Родина
принца Давида лежит далеко на юге.  Вернись туда. Кто посмеет тебе противиться?
Какие враги? Нет таких!
     - Есть,  -  Карсидар погрустнел.  -  И  беда в  том,  что это наши с тобой
соплеменники.  Ты  превосходно знаешь,  что  иудеяне  презирают  крестившихся и
считают нас  предателями.  Сражаться с  "хайлэй-абир" -  это одно;  бороться со
своими - совсем другое.
     - Да  брось ты!  Они  не  посмеют молвить тебе слова попер„к.  С  твоей-то
силой, с твоими способностями...
     - Здешний фанатик спустил на тебя собак. Разве нет?
     Это замечание Карсидара вызвало у Читрадривы неприятные воспоминания, и он
воскликнул:
     - Как ты можешь, Давид?! Неужто тебе безразлична