если явится сам Сыма И, -- закончил Чжугэ Лян, -- быстро собирайтесь
все вместе и отрежьте ему путь для возвращения в лагерь по южному берегу
реки Вэйшуй.

     После того как все распоряжения были сделаны, Чжугэ Лян перенес свой лагерь
поближе к ущелью Шанфан.

     Между тем Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ приехали в лагерь Сыма И и сказали:

     -- Шуские воины разошлись из своих лагерей и работают на полях. Они,
видимо, не собираются отсюда уходить, и если их не уничтожить, они
укрепятся, как корни, глубоко ушедшие в землю!

     -- Это все хитрости Чжугэ Ляна! -- отвечал Сыма И.

     -- Если вам всегда все будет казаться подозрительным, мы никогда не
уничтожим этих разбойников! -- вскричали оба военачальника. -- Разрешите
вступить с ними в смертельную схватку и доказать свою преданность государю.

     -- Что ж, если вы так настаиваете, я, пожалуй, не буду возражать, -- сказал
Сыма И.

     Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ тотчас же покинули лагерь, а Сыма И остался на месте,
ожидая от них донесений. Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ вели войско по горной дороге,
когда навстречу им попался обоз, состоявший из деревянных быков и
самодвижущихся коней, нагруженных провиантом. При виде вэйцев охрана обоза
обратилась в бегство. Сяхоу Хуэй и Сяхоу Хэ доставили деревянных животных с
грузом в лагерь Сыма И. На следующий день им удалось взять в плен более
сотни шуских воинов, которых они тоже привели к Сыма И, и тот учинил им
допрос.

     -- Чжугэ Лян рассказывает, что вы обороняетесь и не выйдете в бой, --
сказали пленные. -- Он в этом так уверен, что всех воинов послал на полевые
работы. Мы тоже не ожидали, что нас могут схватить!

     Сыма И приказал отпустить пленных.

     -- Почему вы их освободили? -- спросил Сяхоу Хэ.

     -- Это простые воины, и убивать их незачем, -- произнес Сыма И. -- Пусть
они рассказывают о моей доброте и подрывают боевой дух врага. Так когда-то
Люй Мын захватил Цзинчжоу,

     Затем Сыма И отдал приказ не обижать попавших в плен шуских воинов, а своим
военачальникам пообещал выдать награды за хорошее обращение с пленными.

     Чжугэ Лян приказал Гао Сяну продолжать под видом перевозки провианта гонять
деревянных быков и самодвижущихся коней по ущелью Шанфан. Сяхоу Хуэй время
от времени нападал на Гао Сяна и захватывал этих животных. И Сыма И
радовался своим удачам. Однажды Сяхоу Хуэю удалось взять в плен несколько
шуских воинов. Сыма И спросил у них:

     -- Где сейчас Чжугэ Лян?

     -- Стоит лагерем в сорока ли от ущелья Шанфан, -- ответили пленные. -- Он
собирает в ущелье запасы провианта.

     Подробно расспросив пленных, Сыма И отпустил их, а потом вызвал
военачальников и сказал:

     -- Чжугэ Лян сейчас раскинул лагерь возле ущелья Шанфан. Нападите на его
главный лагерь в Цишане, а я вам помогу.

     Военачальники начали готовиться к бою. Однако Сыма Ши спросил отца:

     -- А почему бы вам, батюшка, не ударить в тыл неприятеля?

     -- Цишань -- для врага опора, -- ответил Сыма И. -- Стоит нам напасть на
Цишань, как Чжугэ Лян оставит Шанфан и бросится на выручку Цишаню. А я тем
временем сожгу их запасы провианта в ущелье. Без провианта они долго здесь
не продержатся!

     Сыма Ши почтительно поклонился отцу, а Сыма И выступил в поход, приказав
военачальникам Чжан Ху и Ио Линю прийти ему на помощь, если будет
необходимо.

     Чжугэ Лян наблюдал с горы, как вэйские войска направляются к его лагерю в
Цишане, и приказал военачальникам, не теряя времени, захватить местность
вдоль южного берега реки Вэйшуй.

     Вэйские войска подошли к цишаньскому лагерю, и при их появлении шуские воины
разбежались во все стороны. Тогда войско, стоявшее вблизи ущелья,
поспешило на помощь в Цишань. Сыма И, только этого и ожидавший, бросился в
ущелье Шанфан. А Вэй Янь, который прикрывал вход в ущелье, встретил его
оглушительным окриком: "Стой, Сыма И!" -- и, размахивая мечом, устремился
навстречу. Но после нескольких схваток Вэй Янь повернул коня и поскакал в
сторону, где виднелся флаг с изображением семи звезд. Сыма И преследовал его
без всяких опасений, так как поблизости не было вражеских войск. Сыма Ши и
Сыма Чжао следовали за отцом.

     Вэй Янь скрылся в ущелье Шанфан. Сыма И остановился и послал вперед
разведку. Ему доложили, что в ущелье засады нет и видны только какие-то
соломенные хижины. Сыма И воскликнул: "В этих хижинах сложен провиант!" --
и бросился в ущелье. Впереди него убегал Вэй Янь. Но, добравшись до хижин,
Сыма И увидел, что они набиты сухим хворостом, и, взглянув вперед, заметил,
что Вэй Янь исчез.

     -- Если враг закроет выход из ущелья, мы погибли! -- закричал Сыма И.

     Не успел он это произнести, как шуские воины с гор начали бросать горящие
факелы. Затем вниз полетели огненные стрелы, и в ущелье стали взрываться
"дилэй". В хижинах загорелся хворост, выбрасывая к небу языки пламени.
Сыма И от испуга замер на месте; соскочив с коня, он обнял своих сыновей и
со слезами промолвил:

     -- Видно, смерть наша здесь!

     Но вдруг подул ветер, набежали черные тучи, загремел гром и как из ведра
хлынул дождь, заливая ущелье. "Дилэй" перестали взрываться, огонь погас.
Сыма И, радостно воскликнув: "Вот сейчас надо начинать бой!", отважно
ринулся вперед. На помощь ему подошли Чжан Ху и Ио Линь. У шуского
военачальника Ма Дая было мало войска, и он отступил. Сыма И и его сыновья
бросились к своему лагерю на южном берегу реки Вэйшуй, не подозревая даже,
что лагерем уже овладел неприятель.

     В это время Го Хуай и Сунь Ли сражались с врагом на плавучих мостах. Сыма И
направился туда. Шуское войско отступило. Сыма И переправился на северный
берег и приказал сжечь мосты.

     Вэйские войска, напавшие на лагерь Чжугэ Ляна в Цишане, бежали, как только
узнали, что Сыма И потерпел поражение и потерял лагерь на южном берегу реки
Вэйшуй. Противник преследовал их и уничтожал беспощадно. Оставшиеся в живых
вэйцы бежали на северный берег реки Вэйшуй.

     Чжугэ Лян видел с горы, как Сыма И вступил в ущелье, как там загорелся
огонь, и был уверен, что на этот раз Сыма И пришел конец. Но тут вдруг
хлынул дождь, и вскоре дозорные донесли, что Сыма И удалось спастись.

     -- Человек предполагает, а небо располагает! -- тяжело вздохнул Чжугэ Лян.
-- Ну что ж, ничего не поделаешь!

     Потомки сложили об этом такие стихи:

     Отчаянный ветер подул, и пламя взлетело до неба,
     Но тут неожиданно дождь из черной обрушился тучи.
     Расчет Чжугэ Ляна был прост, и дело сулило удачу,
     Но все же достались врагу и реки, и горные кручи.

     Добравшись в лагерь на северном берегу реки Вэйшуй, Сыма И объявил
военачальникам:

     -- Все наши лагеря на южном берегу реки захвачены Чжугэ Ляном. Того, кто
еще посмеет заговорить о наступлении на врага, буду предавать смерти.

     Военачальники приумолкли. Но Го Хуай вошел в шатер Сыма И и сказал:

     -- В последние дни Чжугэ Лян что-то опять высматривает. Наверно,
подыскивает новое место для лагеря.

     -- Если Чжугэ Лян пойдет на Угун, мы окажемся в опасности, -- встревожился
Сыма И. -- Но если он останется на южном берегу и расположится в Учжанъюане
возле гор, мы можем не тревожиться.

     Он выслал разведку и получил донесение, что Чжугэ Лян расположился в
Учжанъюане.

     -- Нашему государю помогает небо! -- воскликнул Сыма И, сжимая виски от
радостного волнения.

     Затем он еще раз напомнил свое распоряжение -- выжидать и ни в коем случае
в бой не выходить.

     А Чжугэ Лян, расположившись с войском в Учжанъюане, наоборот, приказал
непрерывно вызывать противника в бой. Но вэйцы не откликались.

     Тогда Чжугэ Лян уложил в коробку шелковую женскую одежду, украшения и
платки. Приложив к этому письмо, он приказал одному из воинов отвезти в
вэйский лагерь. Военачальники не осмелились скрыть это от Сыма И и привели к
нему гонца. Сыма И открыл коробку в присутствии всех военачальников и увидел
женское платье, украшения и письмо, в котором говорилось:

     "Сыма И, полководец, командующий войсками Срединной равнины, не думает о
том, чтобы решить спор, кто из нас сильнее, с помощью оружия, -- он зарылся
в земляной норе и прячется от стрел и меча! Чем он отличается от женщины?
Посылаю ему женскую одежду и украшения. Пусть сочтет это моим подарком, если
не желает выходить в бой. Но если в нем еще жив дух мужчины, он даст мне
ответ, когда будет драться со мной".

     Прочитав письмо, Сыма И вскипел гневом, но сдержался и, заставив себя
улыбнуться, сказал:

     -- Значит, Чжугэ Лян принимает меня за женщину?

     Он принял подарок и велел вежливо обращаться с гонцом.

     -- Много ли Чжугэ Лян занимается делами? Как ест, как спит? -- спрашивал он
у гонца.

     -- Наш чэн-сян встает рано, -- отвечал гонец. -- По ночам не спит. В день
рассматривает около двадцати дел и сам выносит решения. Ест он совсем мало.

     -- Слышите? -- обратился Сыма И к своим военачальникам. -- Чжугэ Лян ест
мало, работает много. Долго ли он так протянет?

     Гонец, возвратившись в Учжанъюань, передал Чжугэ Ляну, что Сыма И принял
подарок и не разгневался при этом, а стал расспрашивать о здоровье чэн-сяна,
как он спит и ест, но о том, что собирается в бой, не упомянул ни словом.

     -- Я ответил Сыма И, -- продолжал свой рассказ гонец, -- что чэн-сян мало
ест и очень занят делами. Тогда Сыма И сказал своим военачальникам: "Долго
ли Чжугэ Лян так протянет?"

     -- Сыма И хорошо изучил меня! -- со вздохом произнес Чжугэ Лян.

     -- Вы и в самом деле, господин чэн-сян, слишком много пишете, -- вмешался в
разговор чжу-бо Ян Юн. -- А между тем в этом нет никакой необходимости. Тот,
кто пользуется властью, обязан блюсти свое достоинство! Старшие не должны
выполнять обязанности низших. Возьмем, к примеру, семью -- там слуг
заставляют пахать, служанок -- готовить пищу, следят, чтоб они не
бездельничали. А хозяин дома должен жить в довольстве, спать на высоких
подушках, сладко есть и пить. Если же самому вникать во все дела, то устанут
и душа и тело. Это к добру не приведет! Чем тогда ум хозяина будет
отличаться от ума слуг и служанок? Ведь это значит нарушить обычай, которого
должен придерживаться хозяин!.. Вот почему в древности тремя гунами называли
людей, которые не работали, а только рассуждали об истине, и слугами
называли тех, кто трудился. В старину Бин Цзи горевал, когда видел тяжело
дышавшего от усталости быка, но не обращал внимания на людей, умиравших от
голода и валявшихся по дорогам. Чэнь Пин не знал, сколько зерна и денег в
его кладовых, но всегда уверенно говорил: "На все есть хозяин!" А вы,
господин чэн-сян, трудитесь в поте лица своего и целыми днями занимаетесь
мелкими делами. Мудрено ли, что вы устаете? Сыма И правильно сказал о вас.

     -- Все это я и сам знаю, -- отвечал Чжугэ Лян, и слезы выступили у него на
глазах. -- Но я принял на свое попечение наследника покойного государя и
должен душу отдать на служение ему. Жаль, что другие так не болеют за наше
дело!

     С этих пор Чжугэ Лян стал проявлять какое-то беспокойство. И военачальники
не осмеливались говорить с ним о наступлении.

     Всем вэйским военачальникам стало известно, как Чжугэ Лян опозорил Сыма И,
прислав ему женскую одежду, и что Сыма И принял этот подарок, но сражаться
не захотел. Однажды, не в силах более скрывать свое возмущение поступком
Чжугэ Ляна, военачальники пришли в шатер Сыма И и потребовали:

     -- Все мы -- известные полководцы царства Вэй! Доколе же можно терпеть
оскорбления от врага? Разрешите нам выйти в бой, и мы решим, кто курица, а
кто петух!

     -- В бой я выйти не смею, -- твердо ответил Сыма И, -- и со спокойным
сердцем принимаю позор. Государь приказал нам обороняться. Дать сражение
врагу -- значит нарушить высочайшую волю!

     Но военачальники продолжали возмущаться и настаивать. Тогда Сыма И сказал:

     -- Хорошо. Если вы рветесь в бой, я напишу Сыну неба и испрошу у него на
это разрешение. Согласны?

     Военачальники согласились. Сыма И отправил посла с докладом в Хэфэй, где в
это время находился Цао Жуй. Государь сам вскрыл доклад и прочитал:

     "Таланты мои невелики, а ответственность огромна, -- говорилось в докладе.
-- Я получил, государь, ваше повеление не вступать в сражение с врагом до
более благоприятного момента. Чжугэ Лян опозорил меня, прислав мне женскую
одежду и платок. Худшего позора быть не может! И я решил почтительно
доложить вам, государь, как мудрейшему. Все мои военачальники рвутся в бой,
они хотят отблагодарить вас за милости и смыть позор, который нанесен нашему
войску в моем лице. С нетерпением жду вашего ответа".

     Прочитав доклад, Цао Жуй с недоумением обратился к чиновникам:

     -- Я ничего не понимаю! Полководец Сыма И может сделать это и без моего
разрешения!

     -- Сыма И не хочет сражаться, но военачальники этого требуют, -- ответил
Синь Пи. -- Сыма И нужен ваш указ, чтобы сдержать пыл военачальников.

     Цао Жуй приказал Синь Пи при бунчуке и секире поехать в лагерь Сыма И и от
имени императора объявить указ, запрещающий выходить в бой с противником.

     Синь Пи прибыл в лагерь и, когда в шатре Сыма И собрались военачальники,
объявил:

     -- Сын неба приказал считать всех нарушителей указа преступниками.

     Военачальникам пришлось повиноваться. Когда они ушли, Сыма И обратился к
Синь Пи:

     -- Так это вы разгадали мое истинное желание?

     Синь Пи ответил утвердительно.

     Об этих событиях лазутчики донесли Чжугэ Ляну. Тот выслушал их и с улыбкой
сказал:

     -- Сыма И попытается успокоить своих военачальников!

     -- Почему вы так думаете? -- спросил Цзян Вэй.

     -- Сейчас Сыма И не желает с нами драться, а военачальники этого требуют,
-- объяснил Чжугэ Лян. -- Вот для того, чтобы сдержать их пыл, вместе с тем
показать им свою воинственность, Сыма И обратился за разрешением к Цао Жую.
Разве вам не известно, что полководец во время похода не обязан подчиняться
приказам государя? Надо ли было Сыма И обращаться за разрешением к вэйскому
правителю, который находится за три тысячи ли отсюда, чтобы вступить с нами
в бой? А теперь он распространяет указ Цао Жуя, повелевающий выждать, пока
мы сами начнем уходить. Сыма И это нужно еще и для того, чтобы подорвать
боевой дух наших войск.

     Во время этого разговора Чжугэ Ляну доложили, что из Чэнду приехал Фэй Вэй.
Чжугэ Лян пригласил его в шатер. После приветственных церемоний Фэй Вэй
сказал:

     -- Вэйский правитель Цао Жуй узнал о нападении на его земли войск царства У
и сам выступил в поход. Он приказал военачальникам Мань Чуну, Тянь Юю и Лю
Шао отразить врага. Мань Чун напал на противника и сжег у него запасы
провианта и корм для коней. Тогда полководец Лу Сунь послал государю царства
У доклад, в котором предлагал наступать на вэйские войска с двух сторон. Но
гонец попался в руки вэйцев, и замысел Лу Суня был раскрыт. Поэтому Лу Сунь
предпочел отступить.

     Это известие окончательно сразило Чжугэ Ляна. Он зашатался и в беспамятстве
рухнул на землю. Придя в себя, он проговорил:

     -- Сердце мое разбито, и старая болезнь вернулась ко мне. Недолго я
протяну...

     Ночью Чжугэ Ляна под руки вывели из шатра: он пожелал взглянуть на небо.

     -- Жизнь моя вот-вот оборвется! -- печально сказал он, когда его опять
ввели в шатер.

     -- Зачем вы так говорите? -- вскричал Цзян Вэй.

     -- Я увидел, что в созвездии Саньтай звезда Гостя горит гораздо ярче, чем
звезда Чжу, Хозяина, -- отвечал Чжугэ Лян. -- Вторая звезда едва-едва
мерцает. Это предвещает мне скорую смерть!

     -- Не помолиться ли вам об отвращении зла? -- взволнованно сказал Цзян Вэй.

     -- Помолиться я могу, но все равно воля неба исполнится, -- произнес Чжугэ
Лян. -- Пусть сорок девять воинов оденутся в черные одежды и с черными
флагами встанут вокруг шатра, а я в шатре помолюсь Северному ковшу. Если
главный светильник из тех, что я зажгу, не угаснет в течение семи дней, я
проживу еще годы полного оборота неба -- двенадцать лет. А если светильник
погаснет, я скоро умру. В шатер никого не пускать, все, что мне необходимо,
пусть подают два мальчика.

     Цзян Вэй вышел из шатра, чтобы исполнить приказание Чжугэ Ляна. Было это в
середине осени, в восьмом месяце. Ночь стояла тихая и ясная. Серебряная река
-- Млечный путь -- мерцала, как изумрудная роса в лучах восходящего солнца.
В лагере все затихло, даже не было слышно ударов в котлы(*1), полотнища
знамен бессильно повисли.

     Сорок девять воинов Цзян Вэя стали на стражу у шатра. Чжугэ Лян расставил в
шатре благовония и жертвенные предметы. В глубине горело сорок девять малых
светильников, а среди них на возвышении стоял главный светильник,
называющийся Светильником судьбы. Чжугэ Лян поклонился до земли и зашептал
молитву:

     -- Я родился в век смуты и хотел прожить до старости среди гор и родников.
Но император Чжао-ле трижды посетил мою хижину... Умирая, он оставил на мое
попечение своего наследника. Я поклялся служить ему верно, как служат
человеку собака и конь, поклялся уничтожить врагов Ханьской династии! Но кто
мог знать, что звезда полководца упадет так внезапно и жизнь моя оборвется.
Я почтительно пишу свою молитву на куске шелка и возношу ее к небу. Молю
небо продлить мой век и дать мне время отблагодарить государя за его великие
милости, спасти народ и не допустить, чтобы оборвались жертвоприношения на
алтаре династии Хань. Мое желание искренне, и я не смею молить небо о своем
личном счастье!

     Окончив молитву, Чжугэ Лян распростерся на земле и так провел всю ночь до
утра.

     На следующий день Чжугэ Лян, поддерживаемый под руки, снова занялся делами.
У него непрерывно шла горлом кровь. Ночью он снова возносил молитвы
Северному ковшу.

     Как-то ночью Сыма И, взглянув на небо, громко воскликнул, обращаясь к
Сяхоу Ба:

     -- Звезда полководца сошла со своего места! Это означает, что Чжугэ Лян
скоро умрет! Отправляйся сейчас же к его лагерю и вызывай на бой. Если там
будут шуметь, но никто не выйдет, значит Чжугэ Лян заболел и, может быть,
уже пришло время напасть на него!

     Сяхоу Ба тотчас же отправился выполнять приказание.

     А Чжугэ Лян уже шесть ночей молился и радовался, что главный светильник в
шатре горит ярко. Цзян Вэй заглядывал в шатер и видел Чжугэ Ляна, который,
распустив волосы и опираясь на меч, обращался к звездам Северного ковша с
мольбой удержать от падения звезду полководца.

     Вдруг возле лагеря послышались крики. Цзян Вэй хотел послать воинов
разузнать, в чем дело, но в этот момент Вэй Янь вбежал в шатер Чжугэ Ляна
с возгласом:

     -- Наступают вэйские войска!

     Шаги Вэй Яня были так стремительны, что пламя главного светильника
заколебалось и погасло. Чжугэ Лян с досадой бросил на землю меч:

     -- Конец! Жизнь и смерть предопределены судьбой! Молиться бесполезно!

     Перепуганный Вэй Янь пал на колени перед Чжугэ Ляном, умоляя о прощении.
Цзян Вэй в гневе выхватил меч и хотел зарубить Вэй Яня.

     Поистине:

     Все ли в руках человека и властен ли он над собой?
     И одному человеку легко ли бороться с судьбой?

     О дальнейшей судьбе Вэй Яня вы узнаете в следующей главе.



ГЛАВА СТО ЧЕТВЕРТАЯ

     в которой рассказывается о том, как упала звезда полководца
и душа Чжугэ Ляна взошла на небо,
и о том, как при виде деревянной статуи Сыма И лишился храбрости


     Как уже говорилось, Вэй Янь нечаянно потушил светильник в шатре, и Цзян Вэй
в гневе выхватил меч, чтобы его зарубить. Но Чжугэ Лян остановил его
словами:

     -- Вэй Янь не виноват -- это был знак, что жизни моей пришел конец!

     Цзян Вэй вложил меч в ножны. А Чжугэ Лян, несколько раз кашлянув кровью,
упал на ложе и тихо сказал Вэй Яню:

     -- Сыма И заподозрил, что я болен, и прислал воинов проверить это. Сейчас
надо вступить с ними в бой.

     Вэй Янь с