угадали:
причина именно эта, вы действительно тонкий политик.
   - Мне всегда это говорили, графиня, - скромно отвечал де Ришелье.
   - А я и так это вижу, герцог. Вы сразу определили причину,  отчего  я
не в духе: это восхитительно!
   - Ну и прекрасно. Однако это еще не все.
   - Неужели?
   - Да, я догадываюсь, что есть еще кое-что...
   - Вы так думаете?
   - Да.
   - А о чем вы догадываетесь?
   - Мне кажется, вы ждали вчера вечером его величество.
   - Где?
   - Здесь.
   - Что же дальше?
   - Его величество не пришел.
   Графиня покраснела и приподнялась на локте.
   - Ax, ax! - прошептала она.
   - А ведь я приехал из Парижа, - продолжал герцог.
   - Ну и что же?
   - А то, что я мог ничего не знать о том,  что  произошло  в  Версале,
черт побери! Однако...
   - Герцог, милый герцог, вы сегодня чересчур сдержанны. Какого  черта!
Раз уж начали - договаривайте. Или не надо было начинать.
   - Вольно вам говорить, графиня! Дайте мне хотя бы передохнуть. Так на
чем я остановился?
   - Вы остановились на... "однако".
   - Да, верно. Однако я не только знаю, что его величество  не  пришел,
но и догадываюсь, почему не пришел.
   - Герцог! Я всегда  думала,  что  вы  колдун.  Мне  недоставало  лишь
доказательства.
   - Сейчас я вам представлю и доказательство. Графиня, уделявшая беседе
значительно больше внимания, чем ей хотелось это  показать,  оставила  в
покое голову  Замора,  волосы  которого  она  перебирала  своими  белыми
изящными пальчиками.
   - Представьте, герцог, представьте, - сказала она.
   - В присутствии господина дворецкого? - спросил герцог.
   - Ступайте.  Замор,  -  приказала  графиня  негритенку.  Обезумев  от
радости, он одним прыжком выскочил из будуара в приемную.
   - Прекрасно! - прошептал Ришелье. - Должен ли  я  все  вам  говорить,
графиня?
   - Чем вам помешала эта обезьяна - Замор, герцог?
   - Сказать по правде, меня кто угодно смущает.
   - Кто угодно - это я понимаю, но разве Замор - кто угодно?
   - Замор - не слепой, не глухой, не немой.  Значит,  он  тоже  -  "кто
угодно". "Кто угодно" для меня - тот, у  кого  такие  же,  как  у  меня,
глаза, уши, язык; значит, он может увидеть то, что я делаю, услышать или
повторить то, что я говорю;  одним  словом,  этот  "кто-то"  может  меня
выдать. Итак, изложив свою теорию, я продолжаю.
   - Да, герцог, продолжайте, доставьте мне удовольствие.
   - Не думаю, что это будет удовольствием, графиня. Впрочем, неважно, я
должен продолжать. Итак, король посетил вчера Трианон.
   - Малый или Большой?
   - Малый. Ее высочество держала его под руку.
   - Вот как?
   - Ее высочество очаровательна, как вам известно...
   - Увы!
   - Она так с ним носилась, называла "папочкой", что его величество  не
устоял - ведь у него такой  мягкий  характер!  За  прогулкой  последовал
ужин, за ужином - невинные игры. Одним словом...
   - Одним словом, - бледная  от  нетерпения,  подхватила  Дю  Барри,  -
король не поехал в Люсьенн, не так ли? Вы это хотели сказать?
   - Да, черт возьми.
   - Это просто объясняется: его величество нашел там все, что любит.
   - Отнюдь нет, и вы сами далеки от того, чтобы  поверить  хоть  одному
своему слову. Он нашел там всего-навсего то, что ему нравится.
   - Это еще хуже, герцог. Судите сами: поужинал, побеседовал, поиграл -
вот и все, что ему нужно. С кем же он играл?
   - С де Шуазелем.
   Графиня сделала нетерпеливое движение.
   - Может быть, не стоит больше об этом говорить, графиня? -  предложил
Ришелье.
   - Напротив, продолжайте.
   - Вы столь же отважны, сколь умны, графиня. Давайте возьмем  быка  за
рога, как говорят испанцы.
   - Госпожа де Шуазель не простила бы вам этой пословицы, герцог.
   - Пословица к ней не относится. Я  хотел  сказать,  графиня,  что  де
Шуазель, раз уж я вынужден о нем говорить, играл в карты, да так удачно,
так ловко...
   - Что выиграл:
   - Нет, он проиграл, а его величество выиграл тысячу луидоров в пикет.
А в этой игре его величество крайне самолюбив, притом что играет  он  из
рук вон плохо.
   - Ох, этот Шуазель! - прошептала Дю Барри. - Госпожа де Граммон  тоже
была там?
   - Нет, графиня, она готовится к отъезду.
   - Герцогиня уезжает?
   - Да, она делает глупость, мне кажется.
   - Какую?
   - Когда ее не преследуют, она дуется;  когда  ее  не  прогоняют,  она
уезжает сама.
   - Куда?
   - В провинцию.
   - Она собирается строить козни.
   - Ах, черт побери! Чем же ей еще заниматься? Итак, собираясь уезжать,
она,  естественно,  пожелала  проститься  с  ее  высочеством,   которая,
понятно, нежно ее любит. Вот как она оказалась в Трианоне.
   - В Большом?
   - Разумеется, ведь Малый еще не готов.
   - Окружая себя всеми этими Шуазелями,  ее  высочество  недвусмысленно
дает понять, чью сторону она принимает.
   - Нет,  графиня,  не  надо  преувеличивать.  Итак,  герцогиня  завтра
уезжает.
   - Король развлекался там, где не было меня! - воскликнула  графиня  с
возмущением и в то же время со страхом.
   - Ах, Боже мой! Да, в это трудно поверить, однако это  так,  графиня.
Что же из этого следует?
   - Что вы прекрасно обо всем осведомлены, герцог.
   - И все?
   - Нет.
   - Ну так продолжайте!
   - Я из этого заключаю,  что  по  доброй  воле  или  силой  необходимо
вырвать короля из когтей этих Шуазелей, или ! мы погибли!
   - Увы!
   - Простите,  -  продолжала  графиня,  -  я  говорю  "мы",  однако  не
волнуйтесь, герцог, это относится к членам семьи.
   - И к друзьям, графиня. Позвольте на этом основании  тоже  принять  в
этом деле участие. Таким образом...
   - Таким образом, вы себя причисляете к моим друзьям?
   - Мне казалось, что я говорил вам об этом, графиня.
   - Этого недостаточно.
   - Я полагал, что доказал это.
   - Вот это уже лучше. Так вы мне поможете?
   - Я готов сделать все, что в моей власти, графиня, однако...
   - Что?
   - Не стану от вас скрывать, что дело это весьма трудное.
   - Их что же, нельзя вырвать, этих Шуазелей?
   - Во всяком случае, они неискоренимы.
   - Вы полагаете?
   - Да.
   - Стало быть, что бы ни говорил славный Лафонтен, против  этого  дуба
бессильны и ветер, и буря.
   - Этот министр - большой талант!
   - Ага! Вы заговорили, как энциклопедисты.
   - Разве я уже не член Академии?
   - О, вы в такой малой степени академик...
   - Вы правы. Академик - мой секретарь, а не я.  Однако  я  по-прежнему
настаиваю на своем.
   - Что Шуазель - талантливый политик?
   - Совершенно верно.
   - В чем же состоит его талант?
   - А вот в чем, графиня: он сумел так представить дела в Парламенте  и
отношения с Англией, что король не может больше без него обойтись.
   - Да ведь он настраивает Парламент против его величества!
   - Ну конечно! В том-то и состоит ловкость!
   - Он же толкает англичан к войне!
   - Вот именно, потому что мир был бы для него губителен.
   - Это не талант, герцог.
   - Что же это, графиня?
   - Это государственная измена.
   - Когда государственная измена имеет успех, графиня, это талант,  как
мне кажется, и немалый.
   - Ну, раз так, герцог, я знаю еще кое-кого, кто не менее  ловок,  чем
де Шуазель.
   - Неужели?
   - По части парламентов, по крайней мере.
   - Это - главный вопрос.
   - Да, потому что это лицо причастно к возмущению Парламента.
   - Вы меня заинтриговали, графиня.
   - Вы не знаете, о ком я говорю, герцог?
   - Нет, признаться...
   - А ведь он - член вашей семьи.
   - Неужели у меня  в  семье  есть  талантливый  человек?  Вы  изволите
говорить о моем дяде - кардинале, графиня?
   - Нет, я говорю о вашем племяннике, герцоге д'Эгийоне.
   - Ах, герцог д'Эгийон! Да, верно, это он дал ход делу ла  Шалоте.  По
правде  сказать,  он  очень  милый  мальчик.  Он  в  этом  деле   славно
потрудился. Клянусь честью, графиня,  вот  тот  человек,  которым  умной
женщине следовало бы дорожить.
   - Видите ли, герцог,  -  отвечала  графиня,  -  я  даже  незнакома  с
вашим.., племянником.
   - Неужели вы его не знаете?
   - Нет, я его никогда не видела.
   - Бедный малый! Ну да, действительно, с тех  пор,  как  вы  пришли  к
власти, он неотлучно жил в Англии.  Пусть  поостережется,  когда  увидит
вас, он отвык от солнца.
   - Как  среди  всех  этих  мантий  оказался  человек  его  ума  и  его
происхождения?
   - Он взялся их  взбудоражить  за  неимением  лучшего.  Понимаете  ли,
графиня, каждый старается получить удовольствие, где только можно,  а  в
Англии удовольствий немного. До чего же он предприимчивый человек! Какой
это был бы слуга королю, буде на то желание его величества! Уж при нем с
дерзостью Парламента было бы покончено. Он - истинный Ришелье,  графиня.
Так позвольте мне...
   - Что?
   - Позвольте мне представить его вам тотчас по прибытии.
   - Он разве должен скоро быть в Париже?
   - Ах, графиня, кто  может  это  знать?  Возможно,  он  еще  лет  пять
пробудет в своей Англии, как говорит шельма Вольтер! Может, он в дороге?
А что, если он в двухстах милях отсюда? Может быть, он уже  у  городских
ворот!
   Маршал пристально изучал по лицу молодой женщины, какое  действие  на
нее производят его слова.
   Она на мгновение задумалась и продолжала:
   - Давайте вернемся к тому, на чем мы остановились.
   - Как вам будет угодно, графиня.
   - А на чем мы остановились?
   - На том, что его величеству было очень хорошо в Трианоне в  обществе
де Шуазеля.
   - Да, и мы говорили о том, как бы от этого Шуазеля избавиться.
   - То есть об этом говорили вы, графиня.
   - Как! - воскликнула фаворитка. - Я так хочу, чтобы он ушел со своего
поста, что рискую умереть, если этого не произойдет, а вы.., неужели  вы
мне в этом хоть немного не поможете, дорогой герцог?
   - Ото! - проговорил Ришелье, важничая. - Вот  что  политики  называют
предложением.
   - Принимайте мои слова, как  вам  будет  угодно,  называйте  их,  как
хотите, но отвечайте решительно.
   - Ах, какое недостойное  наречие  в  устах  такой  милой  и  приятной
женщины!
   - По-вашему, это ответ, герцог?
   - Не совсем. Я назвал бы это подготовкой к ответу.
   - Вы готовы?
   - Подождите же!
   - Вы колеблетесь, герцог?
   - Нисколько.
   - Так я вас слушаю.
   - Как вы относитесь к притчам?
   - Должна сказать, что они устарели.
   - Ну и что же? Солнце тоже старо, а мы ничего лучше не придумали.
   - Ну, пусть будет притча. Только чтобы все было прозрачно!
   - Как хрусталь!
   - Ну, говорите.
   - Вы готовы меня слушать, прекрасная дама?
   - Я вас слушаю.
   - Представьте, графиня.., вы знаете,  в  притчах  принято  взывать  к
воображению.
   - О Господи, до чего же вы утомительны, герцог!
   - Вы не верите ни одному своему слову, графиня, потому  что  слушаете
меня с особым вниманием.
   - Пусть так, я была не права.
   - Итак, представьте, что вы  гуляете  в  прекрасном  саду  Люсьенн  и
видите восхитительную сливу, одну  из  тех  ренклодов,  которые  вы  так
любите, потому что они своим пурпурно-алым цветом напоминают вас.
   - Продолжайте, господин льстец.
   - Вы видите, как я уже сказал, одну из  таких  слив  на  самом  верху
дерева. Что вы будете делать, графиня?
   - Я стану трясти дерево, черт побери!
   - А если  это  бесполезно?  Дерево  толстое,  неискоренимое,  как  вы
изволили  выразиться.  И  вот  скоро  вы  замечаете,  что  оно  даже  не
пошатнулось, а вы уже поцарапали об  его  кору  свои  прелестные  ручки.
Тогда вы повертываете голову так восхитительно, как умеете  лишь  вы  да
цветы, и восклицаете: "Боже мой! Как бы мне хотелось,  чтобы  эта  слива
упала на землю!" И при этом вы чувствуете такую досаду!..
   - Это очень натурально, герцог.
   - Не стану с вами спорить.
   - Продолжайте, дорогой герцог, мне безумно интересна ваша притча.
   - И вот, обернувшись, вы замечаете своего друга герцога де Ришелье, в
задумчивости гуляющего в саду.
   - О чем же он думает?
   - Что за вопрос, черт возьми! О вас!  Вы  к  нему  обращаетесь  своим
восхитительным нежным голоском: "Ах, герцог! Герцог!"
   - Превосходно!
   - "Вы - мужчина. Вы - сильный. Вы брали Маон. Встряхните это  чертово
дерево, чтобы упала проклятая слива" Все верно, графиня, а?
   - Совершенно верно, герцог. Я говорила об этом едва слышно, а вы - во
весь голос. Так что вы ответили?
   - Я ответил...
   - Да.
   -  Я  ответил  так:  "Как  вы  решительны!  Ничего  не  скажешь!   Но
посмотрите, какое толстое дерево, какие шероховатые ветви; я тоже дорожу
своими руками, хоть и старше вас лет на пятьдесят.
   - А-а, прекрасно, прекрасно! - проговорила графиня. - Понимаю...
   - Тогда продолжайте притчу: что вы отвечаете?
   - Я вам говорю .
   - Своим нежным голоском?
   - Разумеется.
   - Говорите, говорите.
   - Я вам говорю: "Милый маршал! Взгляните на это дерево иначе. До  сих
пор вы были к нему равнодушны, потому что эта слива  предназначалась  не
вам. А пусть и у вас будет  такое  же  точно  желание,  дорогой  маршал:
давайте вместе страстно захотим ее съесть. Если вы как следует потрясете
дерево, если слива упадет, то...
   - То что же?
   - Мы съедим ее вместе.
   - Браво! - воскликнул герцог, захлопав в ладоши.
   - Все верно?
   - Клянусь честью, графиня, вы прекрасно  сумели  закончить  притчу...
Взяли  меня  за  рога!  Как  говаривал  мой  славный  батюшка,   отлично
состряпано!
   - Так вы согласны потрясти дерево?
   - Обеими руками и изо всех сил, графиня.
   - А слива в самом деле была ренклодом?
   - В этом я не совсем уверен, графиня.
   - Что же это?
   - Мне представляется,  что  на  вершине  этого  дерева  скорее  висел
портфель.
   - Значит, мы возьмем этот портфель на двоих.
   - Нет,  этот  портфель  достанется  мне  одному.  Не  завидуйте  мне,
графиня; вместе с ним с этого дерева падает так много интересных  вещей,
что у вас будет богатейший выбор.
   - Ну что же, маршал, мы обо всем уговорились?
   - Мне достанется место де Шуазеля?
   - Да, если на то будет воля его величества.
   - А разве король не хочет всего того, чего желаете вы?
   - Вы сами видите, что нет, потому что он не  желает  отставки  своего
Шуазеля.
   - Я надеюсь, что король захочет вспомнить о своем старом товарище.
   - По оружию?
   - Да, о товарище по оружию. Самая большая опасность далеко не  всегда
подстерегает нас на войне, графиня.
   - Вы ничего не хотите попросить у меня для герцога д'Эгийона?
   - Признаться, нет! Этот чудак сумеет попросить об этом самолично.
   - Вы, кстати, тоже будете там. А теперь моя очередь.
   - Ваша очередь - для чего?
   - Просить.
   - Отлично!
   - Что получу я?
   - Что пожелаете.
   - Я хочу получить все.
   - Разумно.
   - И получу?
   - Что за вопрос! Однако будете ли вы удовлетворены? Только ли об этом
вы станете просить?
   - Об этом и еще кое о чем.
   - Говорите.
   - Вы знаете барона де Таверне?
   - Нас связывает сорокалетняя дружба.
   - У него есть сын?
   - И дочь.
   - Совершенно верно.
   - И что же?
   - Все - Как - все?
   - "Кое-что", которое я у вас прошу... Я об этом попрошу  вас  в  свое
время.
   - Превосходно!
   - Мы уговорились, герцог.
   - Да, графиня.
   - Подписано?
   - Гораздо лучше: мы поклялись друг другу.
   - Ну так повалите это дерево.
   - У меня есть для этого средства.
   - Какие?
   - Мой племянник.
   - Кто еще?
   - Иезуиты.
   - Ах, ах!
   - Я на всякий случай и план приготовил, так, небольшой.
   - Можно с ним ознакомиться?
   - Увы, графиня,..
   - Да, да, вы правы.
   - Вы ведь знаете, что тайна...
   - Залог успеха! Я заканчиваю вашу мысль.
   - Вы восхитительны!
   - Однако я тоже хочу попробовать потрясти дерево.
   - Очень хорошо! Потрясите, графиня, это не помешает.
   - И у меня есть средство.
   - ..которое вы считаете прекрасным!
   - Я за него ручаюсь.
   - Что это за средство?
   - Скоро увидите, герцог, вернее...
   - Что?
   - Нет, вы не увидите.
   Столь изящно эти слова мог выговорить только такой прелестный  ротик.
Потерявшая было голову графиня вдруг словно  опомнилась;  она  торопливо
оправила атласные волны юбки, которые  в  целях  дипломатии  вздыбились,
словно бушующее море.
   Герцог был отчасти моряком и привык к капризам  океана.  Он  от  души
рассмеялся, расцеловал  графине  ручки  и  угадал  со  свойственной  ему
проницательностью, что аудиенция окончена.
   - Когда вы начнете валить дерево, герцог? - спросила графиня.
   - Завтра. А вы когда приметесь его трясти?  В  эту  минуту  со  двора
донесся шум подъехавшей кареты, и почти тотчас же  раздались  крики  "Да
здравствует король!"
   - А я, - отвечала графиня, выглядывая в окно, - я начну сию минуту!
   - Браво!
   - Идите по черной лестнице, герцог,  и  ждите  во  дворе.  Через  час
получите мой ответ.

Глава 6

КРАЙНЕЕ СРЕДСТВО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЛЮДОВИКА XV

   Король Людовик XV не был до такой степени благодушным,  чтобы  с  ним
можно было каждый день говорить о политике.
   В самом деле, политика ему надоедала. В дурные минуты он  отделывался
с помощью веского довода, на который нечего было ответить:
   "Да вся эта машинка будет крутиться, пока я жив!"
   Когда обстоятельства  благоприятствовали,  окружающие  старались  ими
воспользоваться. Однако монарх, как правило, наверстывал то, что терял в
минуты хорошего расположения.
   Графиня Дю Барри так  хорошо  знала  короля,  что,  подобно  рыбакам,
изучившим  море,  никогда  не  пускалась  в   плавание,   если   ей   не
благоприятствовала погода.
   Однако в то время, когда король приехал навестить ее  в  Люсьенн,  он
был в прекраснейшем расположении духа. Король был накануне не  прав,  он
знал наверное, что его будут бранить. Значит, в этот день он был хорошей
добычей.
   Но как бы доверчива ни была  дичь,  на  которую  идет  охота,  у  нее
все-таки есть некоторый инстинкт самосохранения, и охотнику следует  это
иметь в виду. Впрочем, инстинкт ничего не значит, если охотник опытный!
   Вот как взялась за  дело  графиня,  имея  в  виду  королевскую  дичь,
которую она собиралась заманить в свои сети.
   Она была, как мы, кажется, уже говорили, в  весьма  смелом  дезабилье
вроде тех, в какие Буше одевает своих пастушек.
   Вот только она была ненарумянена: король Людовик XV терпеть этого  не
мог.
   Как только лакей доложил о его  величестве,  графиня  набросилась  на
румяна и стала с остервенением натирать ими щеки.
   Король еще из приемной увидал, чем занималась графиня.
   - Ах, злодейка! - воскликнул он, входя. - Она красится!
   - А-а, здравствуйте,  сир,  -  проговорила  графиня,  не  отрывая  от
зеркала глаз и не прерывая своего занятия, даже после того,  как  король
поцеловал ее в шейку.
   - Значит, вы меня не ждали, графиня? - спросил король.
   - Почему, сир?
   - Ну, раз вы так пачкаете свое личико!..
   - Напротив, сир, я была уверена в том, что дня не пройдет, как я буду
иметь честь увидеть ваше величество.
   - Как странно вы это говорите, графиня!
   - Вы находите?
   - Да. Вы серьезны, как господин Руссо, когда слушает свою музыку.
   - Вы правы, сир, я в самом деле  должна  сообщить  вашему  величеству
нечто весьма серьезное.
   - Я вижу, к чему вы клоните, графиня.
   - Неужели?
   - Да, сейчас начнутся упреки.
   - Я - упрекать вас? Да что вы, сир!.. И за что, скажите на милость?
   - За то, что я не пришел вчера вечером.
   - Сир! Справедливости ради согласитесь,  что  у  меня  нет  намерения
отбирать ваше величество.
   - Жанетта, ты сердишься.
   - Нисколько, сир, меня рассердили.
   - Послушайте, графиня: уверяю вас, что я не переставал о вас думать.
   - Да что вы?
   - И вчерашний вечер показался мне вечностью.
   - Вот как? Да ведь я, сир, по-моему, ни о чем вас не спрашивала. Ваше
величество проводит свои вечера там, где ему  нравится,  это  никого  не
касается.
   - Я был в своей семье, графиня, в семье.
   - Сир, я об этом даже не узнавала.
   - Почему?
   - Что значит почему? Согласитесь, что с  моей  стороны  это  было  бы
непри