асками.
   - Несмотря ни на что, ты все еще сомневаешься, Ашарат,  -  прошептала
она,  словно  каждая  мысль,  беспокоившая  ее  возлюбленного,  была  ей
доступна. - Ты сомневаешься, как ты  сказал,  что  мне  будет  под  силу
шагнуть за черту нашей любви, что я смогу видеть на  расстоянии,  но  ты
утешаешься при мысли, что если не увижу я, то увидит она.
   - Кто?
   - Блондинка... Хочешь, я скажу, как ее зовут?
   - Да.
   - Постой-ка... Андре!
   - Да, верно. Да, ты умеешь читать мои мысли. Меня мучает только одно:
видишь ли ты,  как  прежде,  на  расстоянии,  несмотря  на  препятствия,
встающие перед твоим внутренним взором.
   - Испытай меня.
   - Дай руку, Лоренца.
   Молодая женщина схватила Бальзамо за руку.
   - Ты можешь последовать за мной? - спросил он.
   - Всюду, куда пожелаешь.
   -Идем.
   Бальзамо мысленно покинул дом на улице  Сен-Клод,  увлекая  за  собой
Лоренцу.
   - Где мы сейчас? - спросил он.
   - Мы взобрались на гору, - отвечала молодая женщина.
   - Верно, - согласился Бальзамо, затрепетав от радости.  -  А  что  ты
видишь?
   - Передо мной? Слева? Справа?
   - Прямо перед тобой.
   - Я вижу огромную долину; с одной стороны лес, по Другую руку  город,
а между ними - убегающая вдаль река, она  течет  вдоль  стены  огромного
замка.
   -  Все  верно,  Лоренца:  лес  носит  название  Везине,  а  город   -
Сен-Жермен; замок называется Мезон. Давай войдем в павильон позади нас.
   - Хорошо.
   - Что ты видишь?
   - Какую-то приемную: там сидит негритенок и грызет конфеты.
   - Да, это Замор. Иди, иди дальше.
   - Пустая гостиная, роскошно обставленная...  Над  дверьми  карнизы  в
виде богинь и амуров.
   - В гостиной никого нет?
   - Никого.
   - Идем дальше!
   - Мы сейчас  в  восхитительном  будуаре;  стены  обтянуты  атласом  с
вышитыми на нем цветами, они будто живые...
   - Там тоже никого?
   - Нет, какая-то женщина лежит на софе.
   - Как она выглядит?
   - Погоди...
   - Не кажется ли тебе, что ты ее уже где-то видела?
   - Да, я видела ее здесь - это графиня Дю Барри.
   - Верно, Лоренца, верно. Это потрясающе! Что она делает?
   - Думает о тебе, Бальзамо.
   - Обо мне?
   - Да.
   - Так ты можешь читать и в ее мыслях?
   - Да, потому что, повторяю, она думает о тебе.
   - А по какому поводу?
   - Ты ей кое-что обещал.
   - Да. Что именно?
   - Ты обещал дать ей волшебную воду,  какую  Венера,  желая  отомстить
Сафо, дала Фаону.
   - Верно, совершенно верно! Ну, и до чего она додумалась?
   - Она принимает решение.
   - Какое?
   - Погоди... Она протягивает руку к колокольчику, звонит,  входит  еще
одна женщина.
   - Брюнетка? Блондинка?
   - Брюнетка.
   - Высокая? Маленькая?
   - Маленького роста.
   - Это ее сестра. Послушай, что она ей скажет.
   - Она приказывает заложить карету.
   - Куда она собирается отправиться?
   - Сюда.
   - Ты в этом уверена?
   - Так она  говорит.  И  ее  приказание  исполнено.  Я  вижу  лошадей,
экипаж... Через два часа она будет здесь. Бальзамо упал на колени.
   - Если через два часа она в самом деле будет здесь, - воскликнул  он,
- мне останется лишь просить Бога, чтобы он пощадил меня и не отнимал  у
меня мое счастье!
   - Бедный друг! - прошептала она. - Так ты боялся?.. Чего же тебе было
бояться? Любовь, без которой физическое состояние было бы несовершенным,
оказывает влияние  и  на  душевное.  Любовь,  как  всякая  созидательная
страсть, приближает к Богу, а от Бога исходит свет.
   - Лоренца! Лоренца! Я теряю голову от радости! Бальзамо уронил голову
молодой женщине на колени.
   Бальзамо ждал еще одного доказательства, чтобы окончательно убедиться
в полноте своего счастья.
   Таким доказательством должен был стать приезд графини Дю Барри.
   Два часа ожидания пролетели незаметно; Бальзамо потерял счет времени.
   Вдруг молодая женщина вздрогнула; она держала руку Бальзамо  в  своих
руках.
   - Ты все еще сомневаешься, - проговорила она, - и хотел бы знать, где
она находится в эту минуту?
   - Да, - отвечал Бальзамо, - ты угадала.
   - Ее лошади во весь опор мчатся по бульвару, карета уже  близко,  она
сворачивает на улицу Сен-Клод; графиня останавливается  перед  дверью..,
звонит...
   Комната, где они находились, была расположена в глубине  особняка,  и
туда не доносился стук медного молотка в Ворота.
   Однако, привстав на одно колено, Бальзамо прислушивался.
   Два звонка Фрица заставили его подскочить;  два  звонка,  как  помнит
читатель, означали важный визит.
   - Так это правда! - воскликнул он.
   - Поди и убедись в атом сам, Бальзамо, только возвращайся скорее!
   Бальзамо бросился к камину.
   - Позволь мне проводить тебя до лестницы, - попросила Лоренца.
   - Идем!
   Оба опять пришли в оружейную комнату.
   - Ты никуда отсюда не уйдешь? - спросил Бальзамо.
   - Нет, я буду тебя ждать здесь. Не беспокойся: любящая  тебя  Лоренца
совсем не похожа на ту, которой ты боишься. И потом...
   Она замолчала и улыбнулась.
   - Что? - спросил Бальзаме.
   - Разве ты не умеешь так же читать в  моих  мыслях,  как  я  читаю  в
твоих?
   - Увы, нет!
   - Прикажи мне заснуть до твоего возвращения, прикажи  мне  неподвижно
лежать на софе, и я буду лежать и спать.
   - Пусть будет по-твоему, дорогая Лоренца: засыпай и жди меня.
   Борясь со сном, Лоренца в последнем поцелуе прижалась губами к  губам
Бальзамо; покачиваясь, она пошла к дивану и, падая, прошептала:
   - До скорой встречи, мой Бальзамо, до встречи!
   Бальзамо помахал ей рукой; Лоренца уже спала.
   Она была так чиста, так хороша: ее  длинные  волосы  были  распущены,
губы приоткрылись,  раскраснелись  щеки,  глаза  затуманились;  Бальзамо
вернулся к дивану, взял ее за руку, прикоснулся губами к плечу и шее, не
осмеливаясь поцеловать ее в губы.
   Снова раздались два звонка: то ли дама теряла терпение,  то  ли  Фриц
опасался, что хозяин не слышал его условного знака.
   Бальзамо бросился к двери.
   Едва притворив за собой дверь, он в другой раз услыхал поскрипывание,
похожее на то, которое слышал раньше. Он снова отворил дверь, огляделся,
но ничего не заметил.
   Бальзамо прикрыл дверь и поспешил в гостиную, не испытывая  при  этом
ни беспокойства, ни страха, ни предчувствия и унося в своем  сердце  рай
Бальзамо заблуждался: не только любовь тяготила Лоренцу,  не  только  от
любви стало прерывистым ее дыхание.
   Она погрузилась в сон, похожий на летаргию или, скорее, на смерть.
   Лоренца грезила; словно в кошмаре, она увидела, как  в  надвигавшейся
темноте от дубового потолка отделился круглый витраж и стал  медленно  и
плавно опускаться на пол со  страшным  свистом;  ей  казалось,  что  она
вот-вот задохнется, раздавленная надвигавшимся люком.
   Наконец она будто  во  сне  заметила,  что  из  этом  подъемном  окне
зашевелилось  что-то  бесформенное,  как  Калибан  в  "Буре":  это  было
чудовище с человеческим лицом, старик, у  которого  живыми  были  только
глаза и руки; он не сводил с нее жутких глаз  и  тянул  к  ней  высохшие
руки.
   Бедная  девушка  стала  извиваться,  тщетно   пытаясь   убежать,   не
догадываясь об  угрожавшей  ей  опасности,  не  чувствуя  ничего,  кроме
прикосновения лап, вцепившихся в ее белое платье,  приподнявших  ее  над
софой  и  перенесших  на  подъемное  окно.  Затем  люк   стал   медленно
подниматься к потолку с отвратительным  металлическим  скрежетом,  а  из
мерзкой пасти чудовища в  человеческом  обличье  вырвался  демонический,
леденящий душу хохот. Старик уносил свою жертву, а она так ничего  и  не
почувствовала.

Глава 14

ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ

   Как и предсказывала Лоренца, в дверь стучала графиня Дю Барри.
   Прекрасная куртизанка была приглашена в гостиную. В ожидании Бальзамо
она листала отпечатанную в Майенсе любопытную книгу о смерти; на искусно
выполненных иллюстрациях было показано, что смерть присутствует в  любом
проявлении человеческой жизни, то подкарауливая  человека  у  выхода  из
бальной залы, где он  только  что  пожимал  ручку  любимой  женщине;  то
затягивая его на дно во время купания; то притаившись в стволе ружья,  с
которым человек отправился на охоту.
   Графиня Дю Барри дошла до гравюры, на которой была  изображена  дама,
нарумянивавшая щеки и любовавшаяся своим отражением в  зеркале,  но  тут
Бальзамо толкнул дверь и подошел к ней  со  счастливой  улыбкой,  словно
освещавшей его лицо изнутри.
   - Прошу прощения, графиня, что  заставил  вас  ждать,  но  я  неверно
рассчитал время, плохо зная ваших лошадей,  И  потому  полагал,  что  вы
только что выехали на площадь Людовика Пятнадцатого.
   - Что  вы  говорите?  -  воскликнула  графиня.  -  Значит,  вам  было
известно, что я приеду к вам?
   - Да, графиня: около двух часов назад я вас видел  в  Вашем  будуаре,
отделанном  голубым  атласом;  вы  отдавали  Приказание  заложить  ваших
лошадей.
   - И вы говорите, что я  была  в  своем  будуаре,  отделанном  голубым
атласом?
   - Да, атлас расшит цветами. Вы  лежали  на  софе.  В  ту  минуту  вас
посетила счастливая мысль. Вы подумали:
   "А не съездить ли мне к графу Фениксу?" И вы позвонили.
   - Кто вошел на мой звонок?
   - Ваша сестра, не так ли? Вы  передали  ей  свое  приказание,  и  оно
тотчас было выполнено.
   - Вы, граф, и в самом деле колдун! Вы заглядываете  в  мой  будуар  в
любое время? Вам бы следовало предупредить меня, слышите?
   - Будьте уверены, графиня: я заглядываю лишь в отворенные двери.
   - И, глядя через растворенную дверь, вы увидали, что я думаю о вас?
   - Ну конечно, и не просто думали, а имели добрые намерения.
   - Да, вы правы, дорогой граф: я испытываю к вам самые теплые чувства;
однако признайтесь, что вы заслуживаете большего: вы так добры  ко  мне,
вы оказываете мне бесценные услуги. Мне кажется, что судьба выбрала  вас
моим наставником, иными словами, вы призваны сыграть  самую  трудную  из
известных мне ролей.
   - Признаться, я счастлив, графиня, слышать это из  ваших  уст.  Итак,
чем могу быть вам полезен?
   - Как? Неужели вы, прорицатель, не можете угадать?
   - Позвольте мне по крайней мере проявить скромность.
   - Будь по-вашему, дорогой граф. Но тогда давайте  вначале  поговорим,
что мне удалось сделать для вас.
   - Я не могу этого допустить, графиня. Давайте, напротив, поговорим  о
вас, умоляю вас об этой милости.
   - Ну что же, дорогой граф, прежде всего, одолжите мне этот  волшебный
камень, который делает вас невидимым: мне показалось, что,  несмотря  на
резвость моих лошадей, за моей каретой шпионил кто-то из  людей  герцога
де Ришелье.
   - И что же этот шпион, графиня?
   - Он скакал за моим экипажем на коне.
   - Что вы думаете об этом обстоятельстве,  и  с  какой  целью  герцогу
понадобилось за вами следить?
   - Вероятно, он собирается сыграть со мной одну из своих  злых  шуток.
Как бы вы ни были скромны, граф Феникс, поверьте, что  Бог  наделил  вас
качествами,  достаточными  для  того,  чтобы  разжечь  в  сердце  короля
ревность.., из-за моих визитов к вам или ваших - ко мне.
   - Графиня! Герцог де Ришелье ни в каком отношении не может  быть  для
вас опасен, - возразил Бальзаме.
   - Однако он был опасен, дорогой граф, до одного известного события.
   Бальзамо понял, что речь шла о какой-то тайне, которую Лоренца еще не
успела ему раскрыть. И потому он  не  отважился  ступить  на  незнакомую
почву: он лишь улыбнулся в ответ.
   - Да, он был опасен, - повторила графиня, - и  я  едва  не  оказалась
жертвой его козней. Да и вы там сыграли кое-какую роль.
   - Я? В кознях против вас? Никогда, графиня!
   - Разве не вы дали зелье герцогу де Ришелье?
   - Какое зелье?
   - Приворотное зелье, заставляющее влюбиться без памяти.
   - Нет, графиня, такое зелье герцог умеет варить сам, потому что уже с
давних времен владеет его рецептом. Я же дал ему обыкновенный наркотик.
   - Правда?
   - Клянусь честью!
   - А когда герцог приходил  к  вам  за  этим  наркотиком?  Припомните,
пожалуйста, день, граф: это очень важно.
   - Это было в прошлую субботу, как раз накануне того дня, когда я имел
честь передать вам с Фрицем записочку с просьбой приехать за мной  к  де
Сартину.
   - Накануне? - вскричала графиня. - Накануне того  дня,  когда  король
отправился к юной Таверне? Ну, теперь все для меня объяснилось!
   - Раз все стало вам ясно,  значит,  вы  видите,  что  за  исключением
наркотика я здесь ни при чем.
   - Да, именно наркотик нас спас. Бальзамо опять умолк.  Он  ничего  не
знал.
   - Я счастлив, графиня, - заговорил он после  некоторого  молчания,  -
если, сам того не ведая, мог быть вам хоть в чем-нибудь полезен.
   - Вы всегда оказываетесь рядом вовремя! Но вы можете оказать мне  еще
большую услугу, чем это было до сих пор.  Милый  доктор!  Я  была  очень
больна, выражаясь языком политики, и еще сейчас  едва  ли  верю  в  свое
выздоровление.
   - Графиня! - подхватил Бальзамо.  -  Доктор,  если  он  есть,  всегда
справляется  о  симптомах  болезни,  которую   ему   предстоит   лечить.
Соблаговолите поведать мне до Мельчайших подробностей, что вам  довелось
испытать, и, если возможно, не упустите ни единого симптома.
   - Нет ничего легче, дорогой доктор, или дорогой колдун, как вам будет
угодно. Накануне того дня, как был пущен в дело наркотик, его величество
отказался сопровождать меня в Люсьенн. Под  предлогом  усталости  подлый
обманщик остался в Трианоне, чтобы поужинать,  как  я  потом  узнала,  в
компании герцога де Ришелье и барона де Таверне.
   - Ага!
   - Теперь вы  тоже  понимаете!..  Во  время  этого  ужина  зелье  было
подмешано королю. Он и так благоволил  к  мадмуазель  де  Таверне.  Было
также известно, что он не должен  встретиться  со  мной.  Значит,  зелье
должно было подействовать на благо этой девчонки.
   - И что же?
   - Подействовало!
   - Что же произошло?
   - Вот это-то как раз  узнать,  наверное,  очень  трудно.  Есть  люди,
которые видели,  как  его  величество  направлялся  к  службам,  другими
словами - к апартаментам мадмуазель Андре.
   - Я знаю, где она живет. Что же было дальше?
   - Ах, черт побери, до чего вы скоры, граф! Ведь следить за крадущимся
королем не безопасно!
   - А все-таки?
   - Я могу вам сказать лишь то, что его  величество  в  страшную  грозу
ночью возвратился в Трианон бледный, трясущийся  и  в  жару,  близкий  к
беспамятству.
   - И вы полагаете, что король  был  напуган  не  только  грозой,  -  с
улыбкой спросил Бальзаме.
   - Нет, потому что лакей слышал,  как  он  воскликнул  несколько  раз:
"Мертва! Мертва! Мертва!"
   - Да ну? - удивился Бальзамо.
   - Это подействовал наркотик, - продолжала Дю Барри, - а король ничего
так не боится, как покойников, а после мертвецов - самого  вида  смерти.
Он увидел мадмуазель де Таверне,  которая  необычайно  крепко  спала,  и
решил, что она мертва.
   - Да, да, действительно, она  была  мертва,  -  проговорил  Бальзамо,
вспомнив, что ускакал в ту ночь, не разбудив Андре,  -  да,  мертва  или
очень похожа на мертвую. Верно, верно. Что же было дальше, графиня?
   - Никто так и не знает, что произошло в ту ночь, вернее на  рассвете.
Известно только, что, воротившись к себе, король был охвачен  сильнейшей
лихорадкой и нервной дрожью, которые  утихли  лишь  на  следующий  день,
когда ее высочеству пришла в голову мысль отворить все окна  и  показать
его величеству яркое солнце, освещавшее  смеющиеся  лица.  Только  тогда
исчезли все пугавшие его видения вместе  с  породившей  их  темнотой.  К
полудню королю стало лучше, он выпил бульону и съел крылышко  куропатки,
а вечером...
   - А вечером..? - переспросил Бальзамо.
   - ., а вечером, - продолжала Дю Барри, - его величество, очевидно, не
желая оставаться в Трианоне после пережитого накануне ужаса, приехал  ко
мне в Люсьенн, и я, дорогой граф, имела случай убедиться, что герцог  де
Ришелье - почти такой же великий колдун, как и вы.
   Торжествующее лицо графини, ее грациозный, кокетливый жест  завершили
ее мысль и окончательно убедили Бальзамо, что фаворитка еще не  потеряла
своей власти над монархом.
   - Так вы мною довольны, графиня?
   - Я просто очарована, граф, клянусь вам! Ведь когда вы говорили  мне,
что мои опасения напрасны, вы были совершенно правы.
   В знак признательности она протянула ему белоснежную надушенную руку,
не такую холодную, как у Лоренцы, а теплую и мягкую.
   - Теперь ваша очередь, граф, - молвила  она.  Бальзамо  поклонился  с
видом человека, приготовившегося внимательно слушать.
   - Вы предотвратили нависшую надо  мной  опасность,  -  продолжала  Дю
Барри. - Я полагаю, что и мне удалось выручить вас из немалой беды.
   - Я и без того вам признателен, - отвечал  Бальзамо,  пытаясь  скрыть
волнение. - Соблаговолите, однако, сказать мне...
   - Да, речь идет о той самой шкатулке.
   - Так что же, графиня?
   - В ней хранились шифры, которые де Сартин приказал  разгадать  сразу
всем своим шифровальщикам. Каждый из них расшифровывал особо, и все  они
пришли к одному и тому же выводу. Вот почему де  Сартин  прибыл  сегодня
поутру в Версаль, когда там была я. Он принес с собой  все  шифровки,  а
также код дипломатических шифров.
   - Что же сказал король?
   - Король сначала удивился, потом испугался.  Короля  легко  заставить
себя слушать, если хорошенько его напугать. Со времени  покушения  Дамье
на одно слово в чьих  бы  то  ни  было  устах  безотказно  действует  на
Людовика Пятнадцатого, это слово - "Опасность!"
   - Следовательно, де Сартин обвинил меня в заговоре?
   - Прежде  всего  де  Сартин  попытался  меня  выпроводить.  Однако  я
отказалась выйти, заявив, что никто так не привязан к королю, как  я,  и
никто не может меня выпроводить,  когда  с  его  величеством  говорят  о
грозящей  ему  опасности.  Де   Сартин   стал   настаивать,   однако   я
воспротивилась, и король сказал с улыбкой, глядя на меня  с  хорошо  мне
известным выражением:
   "Пусть останется, Сартин, сегодня я ни в чем не могу ей отказать".
   - Вы понимаете, граф, что в моем присутствии де Сартин, помня о нашем
с вами многозначительном прощании, побоялся вызвать мое неудовольствие и
не стал выдвигать обвинения непосредственно против вас; он набросился на
недобрые  намерения  прусского  короля  по  отношению  к   Франции,   на
стремления некоторых  людей  воспользоваться  сверхъестественной  силой,
чтобы облегчить распространение мятежа. Одним словом, он обвинил многих,
доказав с шифрами в руках, что все эти люди виновны, - В чем?
   - В чем?.. Граф! Неужели я должна разглашать государственную тайну?..
   - ..которая в то же время является и нашей с вами тайной? Да вы ничем
не рискуете! Я заинтересован, как мне кажется, в том,  чтобы  никому  об
этом не рассказывать.
   - Да, граф, мне известно, что вы очень в этом  заинтересованы.  Итак,
де Сартин хотел доказать, что многочисленная, мощная секта, состоящая из
отважных и верных членов,  ловких  и  решительных,  исподволь  подрывала
уважение к его королевскому величеству, распространяя о короле слухи.
   - Какие?
   - Ну, к примеру: что король повинен, мол, в том, что народ голодает.
   - А что ответил король?..
   - Как обычно, шуткой. Бальзамо вздохнул с облегчением.
   - Что это была за шутка? - спросил он.
   - "Раз меня обвиняют в том, что я морю голодом свой народ,  -  сказал
он, - на это можно ответить только одно: "Давайте его накормим!"  -  Как
так, сир? - спросил де Сартин. - Я готов за свой  счет  накормить  всех,
кто распространяет этот слух, и предлагаю  им,  сверх  того,  постель  в
Бастилии".
   Бальзамо почувствовал, как дрожь пробежала по  его  телу,  но  он  не
переставал улыбаться.
   - Что же было дальше? - спросил он.
   - А дальше король мне улыбнулся, словно спрашивая совета.
   - "Сир, - сказала я, - никто и никогда не заставит меня поверить, что
эти маленькие черненькие цифры, которые вам принес господин  де  Сартин,
означают, что вы плохой государь". Это развеселило начальника полиции. -