всем, что только  мог  предусмотреть  преданный
слуга для своего хозяина, а любящий  сын  -  для  родного  отца.  Потом,
вернувшись к своим мыслям, далеким от тех, которые волновали  Альтотаса,
он  опустил  подъемное  окно,  не  замечая,  что  старик  провожал   его
насмешливым взглядом, угадав его мысли и чувства.
   Альтотас  еще  продолжал  улыбаться,  напоминая  злого  гения,  когда
Бальзамо подошел к дивану и замер перед спящей Лоренцей.

Глава 12

БОРЬБА

   Сердце Бальзамо болезненно сжалось. Он страдал, но жажда мщения в нем
утихла.
   После его разговора с Альтотасом, со  всей  очевидностью  показавшего
ему всю глубину человеческой подлости, гнев его  словно  улетучился.  Он
вспомнил, что существовал один древнегреческий философ, который повторял
про себя от начала до конца весь  алфавит,  прежде  чем  прислушаться  к
голосу мрачной богоизбранной  советницы  Ахилла  С  минуту  он  молча  и
равнодушно разглядывал лежавшую на диване Лоренцу.
   "Мне сейчас невесело, - подумал он,  -  но  я  спокоен  и  ясно  вижу
положение,  в  котором  я  оказался.  Лоренца  меня  ненавидит.  Лоренца
пообещала, что предаст меня, и привела свою  угрозу  в  исполнение.  Моя
тайна принадлежит  теперь  не  только  мне,  она  стала  доступной  этой
женщине, но та пустила ее по  ветру.  Я  похож  на  лисицу,  попавшею  в
капкан: я выдернул из стальных зубов одну кость от нот  а  кожа  и  мясо
остались там, и охотник завтра скажет:
   "Здесь вчера была лисица, теперь я найду ее, живую или мертвую".
   Это - неслыханное несчастье,  недоступное  пониманию  Альтотаса,  вот
почему я ничего ему не стал об этом говорить. Это несчастье лишает  меня
надежды на успех в этой стране, а значит - и во  всем  этом  мире:  ведь
Франция - душа этого мира. И обязан я всем вот этой спящей женщине, этой
прекрасной статуе с нежной улыбкой Я обязан этому  ангелу  бесчестьем  и
разорением, а впереди меня ждут пленение, изгнание, смерть.
   Итак, - оживляясь, продолжал он,  -  чаша  весов,  на  которой  лежит
причиненное мне Лоренцой зло, перевешивает все то доброе,  что  она  для
меня совершила. Лоренца погубила меня.
   Ах ты, змея! До чего грациозно ты свиваешься в кольца, из  которых  я
не могу вырваться! До чего очарователен твой ротик, но он полон яда! Так
спи же, иначе я буду вынужден тебя убить, как только ты проснешься!
   Со злобной улыбкой Бальзамо медленно приблизился к молодой женщине, в
изнеможении смежившей веки; однако по мере того, как он к ней  подходил,
глаза ее  раскрывались,  подобно  лепесткам  подсолнечника  или  вьюнка,
встречающим первые лучи восходящего солнца.
   - Как жаль, что я  должен  навсегда  закрыть  эти  прекрасные  глаза,
которые так нежно смотрят на меня в эту минуту! Как только в этих глазах
гаснет любовь, они начинают метать молнии.
   Лоренца ласково улыбнулась, показав два ряда  превосходных  жемчужных
зубов.
   - Если я убью ту, которой  я  ненавистен,  -  продолжал  Бальзамо,  в
отчаянии ломая руки, - вместе с ней я погублю и ту, что любит меня!
   И тут на  него  нахлынула  грусть,  в  глубине  которой  sa-рождалось
удивившее его самого вожделение.
   - Нет, - прошептал он, - нет, напрасны мои клятвы, напрасны  все  мои
угрозы; нет, никогда у меня не достанет мужества  ее  убить.  Она  будет
жить, но пробудиться ей не суждено; она будет жить  этой  неестественной
жизнью, которая станет для нее счастьем, а другая -  настоящая  жизнь  -
будет вызывать в ней отвращение. Лишь бы я сумел  ее  осчастливить!  Все
остальное не имеет значения. У  нее  теперь  будет  только  один  способ
существования - во сне, когда она любит меня; она навсегда  останется  в
теперешнем своем состоянии Он с нежностью во взоре обратился к  Лоренце,
не сводившей с него влюбленных глаз,  и  медленно  провел  рукой  по  ее
волосам.
   Лоренца, которая, казалось,  читала  мысли  Бальзамо,  в  эту  минуту
тяжело вздохнула, привстала, как во  сне,  подняла  белоснежные  руки  и
плавно опустила их на плечи  Бальзамо;  он  ощутил  на  своих  губах  ее
дыхание.
   - Нет, нет! - вскричал Бальзамо и, словно  ослепленный  ее  красотой,
закрыл рукой свое пылавшее лицо.
   - Нет, такая жизнь  -  безумие;  нет,  я  не  смогу  долго  оказывать
сопротивление этой искусительнице, этой сирене; я рискую потерять славу,
могущество, бессмертие. Нет, нет,  пусть  проснется,  я  так  хочу,  это
необходимо!
   Совсем  потеряв  голову,  Бальзамо   с   силой   оттолкнул   Лоренцу.
Оторвавшись от него,  она  подобно  легкому  покрывалу,  или  тени,  или
снежинке, начала медленно опускаться на софу.
   Самая изощренная кокетка не могла бы  выбрать  более  соблазнительную
позу, чтобы привлечь внимание своего возлюбленного.
   Бальзамо собрался с силами и сделал несколько шагов по направлению  к
выходу, но как Орфей, он обернулся: как Орфей, он был обречен.
   "Если я ее разбужу, - подумал он, - снова начнется борьба; если я  ее
разбужу, она убьет себя или меня, а то еще вынудит меня  убить  ее  Я  в
безвыходном положении!
   Да, судьба этой женщины предначертана, у меня  перед  глазами  так  и
пылают слова: смерть! любовь!.. Лоренца! Лоренца! Ты  предназначена  для
любви и для смерти. Лоренца! Лоренца! Твоя жизнь,  как  и  твоя  любовь,
находятся в моих руках!"
   Вместо ответа чаровница привстала, шагнула к Бальзамо, повалилась ему
в ноги и подняла к нему полные сладострастной неги глаза; она взяла  его
за руку и прижала ее к своей груди - Смерть! -  едва  слышно  прошептала
она, шевельнув блестевшими,  словно  влажный  коралл,  губами.  -  Пусть
смерть, но и любовь!
   Бальзаме отступил на два  шага,  запрокинув  голову  и  закрыв  рукою
глаза.
   Лоренца, задыхаясь, поползла за ним на коленях.
   - Смерть! - повторила она чарующим голосом. - Но  и  любовь!  Любовь!
Любовь!
   Бальзамо не мог больше сопротивляться - его  будто  окутало  огненное
облако.
   - Это выше моих сил! - воскликнул он. - Я сопротивлялся, сколько мог.
Кто бы ты ни был - ангел, или сатана, - ты  должен  быть  мною  доволен:
самолюбие и гордыня долго заставляли меня подавлять клокотавшие  в  моей
душе страсти. Нет, нет, я  не  вправе  восставать  против  единственного
человеческого чувства, зародившегося в моем сердце. Я люблю эту женщину,
я люблю ее, и эта страстная любовь губит ее больше,  чем  самая  сильная
ненависть. Эта любовь приведет  ее  к  смерти.  Господи,  что  же  я  за
малодушный человек, что за жестокий безумец! Я даже не  могу  справиться
со своими желаниями. Еще бы! Когда я предстану перед Богом, я, обманщик,
лжепророк; когда я сброшу  личину  лицемерия  перед  Высшим  Судией,  то
окажется, что я не совершил ни одного благородного поступка, и  ни  одно
воспоминание о содеянном добре не облегчит моих вечных мук!
   Нет, нет, Лоренца! Я отлично  знаю,  что,  полюбив  тебя,  я  потеряю
будущее; я знаю, что мой ангел-хранитель  оставит  меня  и  вернется  на
небеса в то самое мгновение, когда женщина окажется в моих объятиях.
   Но ты этого хочешь, Лоренца, ты этого хочешь!
   - Любимый мой! - выдохнула она.
   - И ты  готова  принять  такое  существование  вместо  действительной
жизни?
   - Я на коленях молю тебя об  этом,  умоляю,  умоляю!  Такая  жизнь  -
счастье: ведь в ней есть любовь!
   - И ты готова стать мне женой? Ведь я страстно тебя люблю!
   - Да, я знаю, потому что умею читать в твоем сердце.
   - И ты никогда не будешь обвинять  меня  ни  перед  Богом,  ни  перед
людьми в том, что я тебя склонил к такой жизни против  твоей  воли,  что
обманул твое сердце?
   - Никогда! Никогда! Напротив, и перед Богом, и перед  людьми  я  буду
тебе признательна за то, что ты подарил мне любовь - единственное благо,
единственную жемчужину, единственный брильянт на этом свете.
   - И ты никогда не пожалеешь о своих  крылышках,  бедная  голубка?  Ты
должна знать, что отныне не сможешь отправиться для меня в  светлый  мир
Иеговы на поиски луча света, которым он когда-то одарял своих  пророков.
Если я захочу узнать будущее, если захочу повелевать смертными, - увы! -
твой голос мне не поможет, как это было раньше.  Когда-то  ты  была  для
меня любимой женщиной и  помощницей;  теперь  же  у  меня  будет  только
возлюбленная, да еще...
   - Ага! Ты сомневаешься, сомневаешься! - вскричала Лоренца. - Я  вижу,
как сомнение темным пятном растекается в твоем сердце.
   - Ты всегда будешь меня любить, Лоренца?
   - Всегда! Всегда! Бальзамо вытер рукой лоб.
   - Хорошо, пусть будет по-твоему, - сказал он. - И потом...
   Он призадумался.
   - И потом, почему для тех целей мне непременно нужна эта  женщина?  -
продолжал он. - Разве она незаменима? Нет, нет. Зато только она способна
меня осчастливить, а другая вместо  нее  поможет  мне  стать  богатым  и
могущественным. Андре так же предназначена мне судьбой,  так  же  хорошо
умеет предвидеть, как и ты, Лоренца. Андре молода, чиста, невинна,  и  я
не люблю Андре. Но когда она спит, Андре подчиняется мне так же, как ты.
В лице Андре я имею жертву, готовую тебя заменить,  а  для  меня  она  -
безделица,  необходимая  для  моих  опытов   Андре   способна   унестись
внутренним взором в область неизведанного так  же  далеко,  и  даже  еще
дальше. Андре! Андре! Я выбираю тебя для того, чтобы  ты  помогла  моему
возвеличению. Лоренца! Иди ко мне, ты  будешь  моей  возлюбленной,  моей
любовницей. С Андре я всесилен, с Лоренцой  -  счастлив  Только  с  этой
минуты я по-настоящему счастлив, и, не считая бессмертия,  я  осуществил
мечту Альтотаса: не считая бессмертия, я стал богоравным!
   Подхватив Лоренцу на руки, он рванул на вздымавшейся груди рубашку, и
Лоренца прижалась к нему гак же тесно, как плющ обвивается вокруг дуба.

Глава 13

ЛЮБОВЬ

   Для Бальзамо началась другая,  неведомая  ему  доселе  жизнь.  В  его
измученном сердце не было вот уже  три  дня  ни  злобы,  ни  страха,  ни
ревности; вот уже  три  дня  он  не  слушал  разговоров  о  политике,  о
заговорах, о заговорщиках. Рядом с Лоренцой, с которой он ни на  миг  не
расставался, он забыл обо всем на свете. Его необыкновенная, неслыханная
любовь будто парила над миром; его любовь кружила ему голову,  она  была
полна таинственности; он не  мог  не  признать,  что  одним-единственным
словом был способен превратить свою нежную розмобленную в  непримиримого
врага. Он сознавал, что вырвал эту любовь из когтей ненависти  благодаря
необъяснимому капризу природы или науки; он не  забывал  и  о  том,  что
своим блаженством обязан был состоянию оцепенения  и,  в  то  же  время,
исступленного восторга, в которое была погружена Лоренца.
   Пробуждаясь от  блаженного  сна.  Бальзамо  не  раз  в  эти  три  дня
внимательно  вглядывался  в  свою  подругу,  неизменно   пребывавшую   в
счастливом самозабвении. Отныне ее существование изменилось, он  дал  ей
возможность отдохнуть от неестественной жизни, от  мучительной  для  нее
неволи; теперь она пребывала в восторженном состоянии, во сне, что  тоже
было обманом. Когда он видел ее спокойной, нежной, счастливой, когда она
называла  его  самыми  ласковыми  именами  и  вслух  грезила  о  будущие
наслаждениях, он не раз задавался вопросом о том, не прогневался ли  Бог
на новоявленного титана, попытавшегося проникнуть  в  Его  тайны.  Может
быть, Он внушил  Лоренце  мысль  о  притворстве,  с  тем  чтобы  усыпить
бдительность Бальзамо, а потом сбежать, и если и явиться  вновь,  то  не
иначе, как в образе Эвмениды-мстительницы.
   В  такие  минуты  Бальзамо  сомневался  в   своих   энциклопедических
познаниях.
   Однако спустя некоторое  время  неукротимая  страсть  и  жажда  ласки
помогали ему поверить в свои силы.
   "Если бы Лоренца что-нибудь скрывала от меня, - думал он, -  если  бы
она собиралась от меня сбежать, она искала бы случая удалиться от  меня,
она пыталась бы под тем или иным предлогом остаться  одна.  Но  нет!  Ее
руки обвивают меня, словно цепи, ее горящий взор говорит мне:
   "Не уходи!", - а нежный голос шепчет: "Останься!"
   И Бальзамо снова был уверен и в Лоренце, и в своем могуществе.
   Почему, в самом деле, эта необычайная тайна, которой  он  был  обязан
своим могуществом, стала бы вдруг, без всякого перехода, химерой, годной
лишь для того, чтобы пустить ее по ветру, как ненужное воспоминание, как
дым от потухшего костра? Никогда еще Лоренца не была столь  прозорливой,
никогда еще она так хорошо не понимала его: едва в его мозгу зарождалась
какая-нибудь мысль, едва в его сердце отзывалось пережитое, как  Лоренца
сейчас же с  удивительной  легкостью  воспроизводила  все  его  мысли  и
чувства.
   Оставалось загадкой, зависело ли ее ясновидение от  ее  чувств.  Было
пока неясно, мог ли ее взгляд, столь всепроникающий  вплоть  до  падения
этой новой Евы, погрузиться во тьму по другую сторону круга, очерченного
их любовью и залитого светом их  любви.  Бальзамо  не  решался  провести
окончательное испытание, он продолжал надеяться на лучшее, и эта надежда
венчала его счастье.
   Порой Лоренца говорила ему с нежной грустью:
   - Ашарат! Ты думаешь о  другой  женщине,  северянке:  у  нее  светлые
волосы и голубые глаза. Ашарат! Ах, Ашарат, эта женщина  неизменно  идет
рядом со мной в твоих мыслях.
   На это Бальзамо, с любовью глядя на Лоренцу, отвечал:
   - Неужели ты замечаешь во мне и это?
   - Да, я вижу это так же ясно, как в зеркале.
   - Тогда ты должна знать, люблю ли я эту женщину, - возражал Бальзамо.
- Читай же, читай в моем сердце, дорогая Лоренца!
   - Нет, - отвечала она, отрицательно качая головой. - Нет, я прекрасно
знаю, что ты ее не любишь. Но мысленно  ты  с  нами  обеими,  как  в  те
времена, когда Лоренца  Фелициани  тебя  мучила..,  та  дурная  Лоренца,
которая теперь спит и которую ты не хочешь будить.
   - Нет, любовь моя, нет! - восклицал Бальзамо.  -  Я  думаю  только  о
тебе, во всяком случае, в моем сердце - ты одна! Подумай сама:  разве  я
не забыл обо всем с тех пор, как мы счастливы, разве не забросил я  все:
науки, политику, труды?
   - Напрасно, - молвила Лоренца, - я могла бы помочь в твоих трудах.
   - Каким образом?
   - Разве ты не запирался раньше по целым дням в своей лаборатории?
   - Да, но теперь я решил отказаться от этих безнадежных  поисков:  это
было бы потерянное время - ведь я не видел бы тебя!
   - Отчего же я не могу любить тебя и помогать тебе в твоих занятиях? Я
хочу  помочь  тебе  стать  всемогущим,  как  уже  помогла   тебе   стать
счастливым.
   - Потому, что моя Лоренца - красавица. Но Лоренца нигде  не  училась.
Красотой и любовью наделяет Бог, но только учение дает знания.
   - Душа знает все на свете.
   - Так ты в самом деле видишь внутренним взором?
   - Да.
   - И ты можешь меня направлять в моих поисках философского камня?
   - Полагаю, что да.
   - Пойдем.
   Обняв молодую женщину, Бальзамо повел ее в лабораторию.
   Огромная печь, в которой уже  четвертый  день  никто  не  поддерживал
огня, остыла Тигели на подставках тоже остыли.
   Лоренца  разглядывала  все  эти  странные  приспособления,  последние
достижения  отживавшей  свой  век  алхимии,  и  ничему  не   удивлялась:
казалось, она понимала назначение каждого из них.
   - Ты пытаешься найти секрет золота? - с улыбкой спросила она.
   - Да.
   -  А  в  каждом  из  этих  тигелей   помещены   смеси   в   различных
соотношениях?
   - Да, и все это уже остыло и пропало, но я об этом не жалею.
   - Ты совершенно прав, потому что твое золото будет не чем  иным,  как
окрашенной ртутью. Возможно,  тебе  удастся  добиться  того,  чтобы  она
отвердела, но ты никогда не превратишь ее в золото.
   - Так можно ли сделать золото?
   - Нет.
   - Однако Даниэль из Трансильвании продал за  двадцать  тысяч  дукатов
Коему Первому рецепт получения золота из других металлов.
   - Даниэль из Трансильвании обманул Косма Первого.
   - А как же саксонец Пайкен, приговоренный  к  смерти  Карлом  Вторым,
выкупил свою жизнь, получив золотой слиток из свинца, и из этого  золота
отчеканили сорок дукатов, а также медаль в честь талантливого алхимика.
   - Талантливый алхимик был в то же время ловким шулером.  Он  подложил
вместо свинцового слитка золотой, только  и  всего.  Для  тебя,  Ашарат,
самый надежный способ добычи золота в том, чтобы отливать в слитки,  как
ты это пока и делаешь, то золото, которое свозят к  тебе  твои  рабы  со
всех концов света.
   Бальзамо задумался.
   - Итак, перерождение одного металла в другой  невозможно?  -  спросил
он.
   - Невозможно.
   - Ну, а что с алмазом? - отважился спросить Бальзамо.
   - Алмаз - совсем другое дело, - отвечала Лоренца.
   - Значит, алмаз получить можно?
   -  Да,  потому  что  для  того,  чтобы  получить  алмаз,   не   нужно
переделывать  одно  вещество  в  другое;  необходимо  только  попытаться
преобразовать уже известный элемент.
   - А ты знаешь, что это за элемент?
   - Разумеется! Алмаз - это кристаллизованный чистый уголь.
   Бальзаме замер. Его озарила неожиданная, неслыханная мысль; он закрыл
лицо руками, словно был ослеплен.
   - Боже! Боже мой! - прошептал он. - Ты слишком добр  ко  мне.  Верно,
мне угрожает  какая-нибудь  опасность.  Боже  мой!  Какой  перстень  мне
бросить в море,  чтобы  отвести  твою  ревность?  Довольно,  на  сегодня
довольно! Довольно, Лоренца!
   - Разве я не принадлежу тебе? Приказывай, повелевай!
   - Да, ты моя. Идем, идем!
   Бальзамо  повлек  Лоренцу  из  лаборатории,  прошел  через  оружейную
комнату, не обратив внимания на легкое поскрипывание над своей  головой,
и вновь оказался вместе с Лоренцой в комнате с зарешеченными окнами.
   - Значит, ты доволен своей Лоренцой, любимый мой? - спросила  молодая
женщина.
   - Еще бы! - воскликнул он.
   - Чего же ты опасался? Скажи!
   Бальзамо умоляюще сложил руки и  взглянул  на  Лоренцу  с  выражением
такого ужаса, которому вряд ли  мог  бы  найти  объяснение  зритель,  не
умевший читать в его душе.
   - А ведь я чуть не убил этого ангела и не  умер  от  отчаяния,  решая
вопрос о том, как мне стать счастливым и всемогущим! Я совсем забыл, что
возможное всегда выходит за рамки современного состояния  науки,  и  это
возможное начинает восприниматься как нечто сверхъестественное. Я думал,
что знаю все, а оказалось, что я ничего не знал.
   Молодая женщина блаженно улыбалась.
   - Лоренца! Лоренца! -  продолжал  Бальзамо.  -  Значит,  осуществился
таинственный замысел Господа, создавшего  женщину  из  ребра  мужчины  и
сказавшего им, что у них будет одно сердце на двоих! Моя Ева ожила;  моя
Ева будет жить моими мыслями, а ее жизнь висит на ниточке, которую держу
в руках я! Это  слишком  много  для  одного  человека.  Боже  мой,  и  я
склоняюсь под тяжестью Твоих благодеяний!
   Он упал на колени, в восторге прижавшись к ногам красавицы,  дарившей
его неземной улыбкой.
   - Нет, ты никогда не оставишь меня, под твоим всепроникающим взором я
буду в полной безопасности;  ты  будешь  мне  помогать  в  моих  научных
открытиях - ведь ты сама сказала, что только ты можешь их дополнить, что
одно твое слово облегчит мои поиски и сделает их  плодотворными;  только
ты могла бы мне  сказать,  что  я  не  получу  золота,  потому  что  это
однородное вещество, простой химический элемент; ты мне скажешь, в какой
частице своего создания Бог  скрыл  золото;  ты  скажешь  мне,  в  каких
неизведанных  глубинах  Океана  лежат  несметные  богатства  твои  глаза
помогут мне увидеть, как развивается жемчужина в перламутровой раковине,
как зреет мысль в человеческом мозгу. С  твоей  помощью  я  услышу  едва
различимый  звук,  с  каким  червь  роет   землю;   я   услышу   поступь
приближающегося врага. Я обрету величие Бога, но  буду  счастливее  Его,
моя Лоренца! Ведь у Бога на небесах нет равной ему во всем подруги;  Бог
всемогущ, однако он одинок в своем величии и не может разделить его ни с
каким другим существом: это всемогущество и делает его Богом.
   Продолжая улыбаться, Лоренца отвечала на его слова жаркими л