стекло  время  комплиментов  и  наступала  пора
переходить к изложению просьбы.
   Господин де Монеу в ожидании потер подбородок.
   - Монсеньер! - обратилась к нему просительница.  -  Я  желала  видеть
ваше высокопревосходительство,  чтобы  смиренно  изложить  суть  важного
дела, от которого зависит все мое состояние.
   Господин  де  Монеу  едва  заметно  кивнул  головой,  что   означало:
"Говорите!"
   - Дело в том, ваше высокопревосходительство, - продолжала она, -  что
все мое состояние, вернее,  состояние  моего  сына,  зависит  от  исхода
процесса, который я возбудила против семейства Салюсов.
   Вице-канцлер слушал, потирая подбородок.
   - Я наслышана о вашей справедливости, ваше  высокопревосходительство,
вот почему, несмотря на то, что я знаю  о  вашей  симпатии,  я  бы  даже
сказала дружбе, которая связывает ваше высокопревосходительство с  моими
противниками, я тем не менее без  малейшего  колебания  явилась  умолять
ваше высокопревосходительство меня выслушать.
   Господин  де  Монеу  не  мог  сдержать  улыбки,  услышав,   как   она
превозносит его чувство справедливости: это очень походило  на  то,  как
пятьдесят лет тому назад расхваливались несравнимые добродетели Дюбуа.
   - Дорогая графиня! - отвечал он. - Вы правы, я - друг Салюсов, но  вы
правы  и  в  том,  что,  став  министром  юстиции,  я   свято   соблюдаю
объективность. Итак, я готов ответить на ваши вопросы, невзирая  на  мои
личные симпатии, как и подобает министру юстиции.
   -  Ваше  высокопревосходительство,  да  благословит  вас  Господь!  -
вскричала старая графиня.
   - Я готов  рассматривать  ваше  дело,  как  простой  юрисконсульт,  -
добавил канцлер.
   - Благодарю вас, ваше высокопревосходительство! Ведь у вас такой опыт
в подобных делах!..
   - Кажется, ваша тяжба должна скоро слушаться в суде, не правда ли?
   - Да, на будущей неделе, ваше высокопревосходительство.
   - Чего же вы хотите?
   - Я бы желала, чтобы вы, ваше высокопревосходительство,  ознакомились
с подробностями моего дела.
   - Я с ними уже знаком.
   - И каково ваше мнение, монсеньер? - затрепетав, спросила старуха.
   - Вы спрашиваете мое мнение об этом деле?
   - Да.
   - Я считаю, что оно не вызывает никаких сомнений.
   - Так я его выиграю?
   - Да нет же, напротив, проиграете.
   - Вы, ваше высокопревосходительство, считаете, что я должна проиграть
свою тяжбу?
   - Несомненно. Я позволю себе дать вам один совет.
   - Какой? - с надеждой в голосе спросила графиня.
   - Так как вы будете обязаны оплатить судебные издержки...
   - Что??
   - ..Я советую вам приготовить деньги заранее!
   - Ваше высокопревосходительство! Да ведь нас ждет разорение!
   - Увы, графиня, вы должны понять,  что  суд  не  может  принимать  во
внимание это обстоятельство.
   - Да ведь должны же судьи иметь сострадание...
   - Нет, вот именно из этих соображений богиня правосудия  надевает  на
глаза повязку.
   - Ваше высокопревосходительство! Позвольте попросить у вас совета.
   - Пожалуйста! О чем идет речь?
   -  Скажите,  может  быть,  существует   способ   добиться   смягчения
приговора?
   - Вы знакомы с кем-нибудь из ваших судей? - спросил вице-канцлер.
   - Нет, никого из судей я не знаю, ваше высокопревосходительство.
   - Какая досада! Ведь господа Салюсы поддерживают дружеские  отношения
почти со всеми членами Парламента!
   Графиня содрогнулась.
   - Разумеется,  -  продолжал  канцлер,  -  не  это  является  решающим
обстоятельством, потому что судьи не руководствуются личной симпатией.
   Это было  приблизительно  так  же  бесспорно,  как  то,  что  канцлер
справедлив, а Дюбуа - добродетелен. Графиня почувствовала,  что  вот-вот
потеряет сознание.
   - Однако когда  обе  стороны  имеют  одинаковые  шансы,  -  продолжал
канцлер,  -  судья  скорее  отдаст  свое  предпочтение   другу,   нежели
незнакомому лицу. Это так же верно,  как  то,  что  вы  проиграете  свой
процесс, вот почему вам следует приготовиться  к  самым  неблагоприятным
последствиям.
   - Какие ужасные вещи я слышу от вашего высокопревосходительства !
   - Я надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь давать какие бы  то  ни
было рекомендации господам судьям. Так как сам я не принимаю  участия  в
голосовании, я имею право лишь высказать свое мнение.
   - Увы, монсеньер, у меня были некоторые подозрения...
   Вице-канцлер пристально взглянул на старуху.
   - ..господа Салюсы живут в Париже,  конечно,  они  знакомы  со  всеми
судьями, вот почему они всемогущи.
   - Они всемогущи прежде всего потому, что правы.
   - Как  мне  больно  слышать  эти  слова  из  уст  столь  несгибаемого
человека, как вы, ваше высокопревосходительство!
   - Я  говорю  вам  это  потому,  -  с  притворной  доброжелательностью
прибавил г-н де Монеу, - что хочу быть  вам  полезен,  даю  вам  честное
слово!
   Графиня вздрогнула:  ей  померещилось  нечто  неясное  не  столько  в
словах, сколько в скрывавшихся за словами мыслях  вице-канцлера.  Стоило
только устранить это нечто, и она могла бы  надеяться  на  благоприятный
исход.
   - Кстати сказать, - продолжал г-н де Монеу, -  ваше  имя  -  одно  из
самых известных во Франции, оно для меня - лучшая рекомендация.
   - Что не помешает мне проиграть процесс, монсеньер!
   - Ничего не поделаешь! Я ничем не могу вам помочь.
   - Ах, ваше высокопревосходительство,  -  качая  головой,  проговорила
графиня, - неудачно складываются мои дела!
   - Не хотите ли вы сказать, сударыня, - с  улыбкой  подхватил  г-н  де
Монеу, - что во времена нашей молодости дела шли лучше?
   - Увы, да, монсеньер, - так мне по крайней мере представляется:  я  с
удовольствием вспоминаю время, когда вы еще  были  рядовым  адвокатом  в
Парламенте  и  произносили  блестящие  речи,  а  я,  будучи  молоденькой
девушкой, от души вам рукоплескала. Какой был задор! Какое  красноречие!
А как вы были добродетельны! Ах, господин канцлер, в те времена не  было
ни интриг, ни поблажек! Уж в былое время я выиграла бы тяжбу!
   - Тогда всем заправляла госпожа де  Фалари,  по  крайней  мере  в  те
минуты, когда регент закрывал на это глаза, а Мышка тем временем  шарила
по углам, вынюхивая, чем бы поживиться.
   - Знаете, монсеньер, госпожа де Фалари была все-таки знатная дама,  а
Мышка была покорной дочерью.
   - До такой степени, что им обеим ни в чем не было отказа.
   - Вернее, они ни в чем не отказывали.
   - Ах, графиня, не заставляйте меня говорить гадости о  начальстве  из
любви к моей молодости! - отвечал канцлер со смехом, который все  больше
удивлял старую графиню искренностью и естественностью.
   - Однако вы, ваше высокопревосходительство, не  можете  помешать  мне
оплакивать потерянное состояние, мой навеки разоренный дом.
   - Вот что значит отстать от времени, графиня!  Надо  принести  жертву
кумирам сегодняшнего дня!
   - Увы, монсеньер, кумиры не  признают  тех,  кто  приходит  к  ним  с
пустыми руками.
   - Ведь вы же этого не знаете.
   - Я?
   - Ну да, вы же не пробовали, как мне кажется?
   - О, монсеньер, вы так  добры,  что  по-дружески  со  мной  говорите!
Поверьте, я это очень ценю!
   - Мы с вами ровесники, графиня.
   - Как жаль, что мне сейчас не двадцать лет, а вы не рядовой  адвокат!
Вы были бы моим защитником, и тогда никакие Салюсы не устояли бы!..
   - К сожалению, нам уже давно не  двадцать  лет,  дорогая  графиня,  -
вздохнув из вежливости, заметил вице-канцлер, - и мы  должны  взывать  к
тем, кто еще находится в этом счастливом возрасте:  признайтесь,  что  в
двадцать лет можно оказывать некоторое влияние... Вы что же,  никого  не
знаете при дворе?
   - Я знакома лишь со старыми сеньорами, давно вышедшими в отставку, да
и то, если бы они меня усидели, они покраснели бы со  стыда..,  такая  я
теперь бедная и жалкая. Знаете,  монсеньер,  при  желании  я  могла  бы,
конечно, проникнуть в Версаль, да к чему мне это? Ах, если  бы  я  могла
вернуть свои двести тысяч ливров, духу  моего  не  было  бы  в  столице.
Совершите это чудо, монсеньер!
   Канцлер пропустил последние слова мимо ушей.
   - Будь я на вашем месте, - сказал он, - я забыл бы старых придворных,
раз они забыли вас, и обратился бы к молодым, которые  рады  привлечь  к
себе новых сторонников. Знакомы ли вы с их высочествами?
   - Они меня позабыли.
   - Да, наверное. Кроме того, они не имеют влияния при дворе. Знаете ли
вы дофина?
   - Нет.
   -  Ну,  ничего,  ведь  сейчас  все  его  мысли   заняты   прибывающей
эрцгерцогиней. А не знаете ли вы кого-нибудь среди фаворитов?
   - Я даже не знаю, как их зовут.
   - Знакомо ли вам имя господина д'Эгийона?
   - Ветрогон, о котором ходят немыслимые слухи: якобы  он  прятался  во
время сражения на мельнице... Какой позор!
   - Графиня!  -  воскликнул  канцлер.  -  Нельзя  полностью  доверяться
слухам: делите надвое... Давайте еще подумаем.
   - Да что тут думать!..
   - Ну, а почему нет? Вот, например... Да нет... Ага, придумал!
   - Кто же это, монсеньер?
   - Почему бы вам не обратиться непосредственно к ее сиятельству?
   - К графине Дю Барри? - раскрывая веер, спросила старуха.
   - Ну да, у нее доброе сердце.
   - Неужели?
   - А главное, она всегда рада услужить.
   - Я принадлежу к  слишком  старинному  роду,  чтобы  ей  понравиться,
монсеньер!
   - Мне кажется, вы не правы, графиня. Она стремится завязать отношения
с представителями знати.
   - Вы  так  полагаете?  -  спросила  старая  графиня,  уже  начинавшая
уступать.
   - Так вы с ней знакомы?
   - Да нет же, Боже мой!
   - Ах, какая жалость! Вот кто мог бы помочь!
   - Да, уж она-то могла бы помочь, да беда в том, что я ее  и  в  глаза
никогда не видала!
   - А ее сестру Шон знаете?
   - Нет.
   - А другую ее сестру - Биши?
   - Нет.
   - Может, вы знаете ее брата Жана?
   - Нет.
   - А ее негра Замора?
   - При чем здесь негр?
   - О, ее негр - влиятельная фигура!
   - Не его ли портреты продаются на Новом мосту? Это тот, который похож
на гадкую собачонку во фраке?
   - Он самый.
   - Да как же вы можете спрашивать, монсеньер,  знакома  ли  я  с  этим
черномазым? - вскричала графиня, оскорбленная в  лучших  чувствах.  -  И
каким образом, собственно говоря, могла бы я с ним познакомиться?
   - Теперь я вижу, что вам наплевать на свои земли, графиня.
   - То есть почему же?
   - Потому, что вы презираете Замора.
   - Да при чем тут Замор?
   - Он может помочь вам выиграть процесс, только и всего.
   - Чтобы этот мозамбиканец помог мне выиграть процесс? Каким  образом,
скажите на милость?
   - Он возьмет да и скажет своей хозяйке, что  ему  хочется,  чтобы  вы
выиграли. Это называется - влиятельность... Он  веревки  вьет  из  своей
госпожи, а она может чего угодно добиться от короля.
   - Так значит, Францией управляет Замор?
   - Хм... Замор очень влиятелен, - качая головой, заметил г-н де Монеу,
- и я предпочел бы скорее поссориться с эрцгерцогиней, например,  чем  с
ним.
   - Господи Иисусе! - вскричала г-жа де Беарн.  -  Как  вы  можете  так
говорить, ваше высокопревосходительство?
   - Ах, Боже мой! Да вам это кто угодно  может  повторить.  Спросите  у
герцогов и пэров, и  они  вам  скажет,  что,  отправляясь  в  Марли  или
Люсьенн, они никогда не забывают  захватить  ни  конфет,  ни  жемчуга  в
подарок Замору. А я, без пяти  минут  канцлер  Франции,  чем  занимался,
когда вы прибыли, как вы думаете? Я для него готовил приказ о назначении
на должность дворецкого королевской резиденции.
   - Дворецкого?
   - Да. Господин де Замор назначен дворецким замка Люсьенн.
   - Такого же назначения его сиятельство де Беарн  был  удостоен  после
двадцати лет безупречной службы!
   - Да, да, совершенно верно, он был назначен дворецким замка  Блуа,  я
хорошо помню.
   - Какой упадок. Боже мой! - запричитала  старая  графиня.  -  Значит,
монархия погибает?
   -  По  крайней  мере,  графиня,  она  переживает   кризис,   и   вот,
воспользовавшись минутой, каждый  пытается  урвать  себе  кусок,  как  у
постели смертельно больного перед его кончиной.
   - Понимаю, понимаю. Так ведь надо еще суметь найти подход к больному.
   - Знаете, что вам необходимо сделать, чтобы графиня Дю Барри  приняла
вас с благосклонностью?
   - Что?
   - Было бы хорошо, если бы вам довелось передать ей указ о  назначении
ее негра... Прекрасный повод для того, чтобы быть ей представленной!
   - Вы так полагаете, монсеньер? - спросила потрясенная графиня.
   - Я в этом убежден. Впрочем...
   - Впрочем?.. - переспросила г-жа де Беарн.
   - Вы не знаете никого из ее приближенных?
   - А разве вы не из их числа, монсеньер?
   - Я?
   - Ну да!
   - Я не смог бы взять этого на себя.
   - Значит, судьба ко мне неблагосклонна! - воскликнула бедная старуха,
совершенно потерявшись от всех этих переходов. -  Вот  вы  теперь,  ваше
высокопревосходительство, принимаете меня так, как никто никогда меня не
принимал, в то время, как я и не надеялась вас увидеть.
   Мало этого, я не только готова просить покровительства у  графини  Дю
Барри - я, урожденная Беарн! - я даже готова ради ее удовольствия  стать
рассыльной ее мерзкого негритоса, которого я не удостоила бы и пинком  в
зад, если бы встретила его на улице. А теперь оказывается, что я даже не
могу быть допущена к этому маленькому монстру... Господин де Монеу опять
стал потирать подбородок; казалось, он что-то обдумывает. В  эту  минуту
появился лакей и доложил:
   - Господин виконт Жан Дю Барри! Канцлер в изумлении всплеснул руками,
а графиня как подкошенная рухнула в кресло в полном оцепенении.
   -  Попробуйте  после  этого  сказать,  сударыня,  что  судьба  к  вам
неблагосклонна! - вскричал канцлер. - Ах,  графиня,  графиня!  Напротив,
Бог - за вас.
   Повернувшись  к  лакею  и  не  давая  бедной  старухе  опомниться  от
изумления, он приказал:
   - Просите!
   Лакей вышел и спустя мгновение вернулся вместе  с  уже  знакомым  нам
Жаном Дю Барри; виконт держал руку на перевязи.
   После  официальных   приветствий   растерянная   графиня   попыталась
подняться с тем, чтобы удалиться. Канцлер едва заметно кивнул ей в  знак
того, что аудиенция окончена.
   - Прошу прощения, монсеньер, - заговорил виконт, - простите, графиня,
я  вам   помешал.   Не   уходите,   графиня,   прошу   вас,   если   его
высокопревосходительство ничего не имеет против. Я займу  его  всего  на
несколько минут.
   Графиня не заставила себя упрашивать и  вновь  опустилась  в  кресло;
сердце ее забилось от радостного нетерпения.
   - Я вам не помешаю? - прошептала графиня.
   -  Да  что  вы!   Мне   необходимо   сказать   несколько   слов   его
высокопревосходительству.  Я  отниму  не   больше   десяти   минут   его
драгоценного времени. Мне нужно только подать жалобу.
   - Какую жалобу? - спросил канцлер.
   - Меня чуть не убили,  ваше  высокопревосходительство.  Вы,  надеюсь,
понимаете, что я не могу этого так ocia-вить. Нас  поносят,  высмеивают,
смешивают с грязью -  это  еще  можно  снести.  Но  когда  нам  пытаются
перерезать глотку - черта с два я стану это терпеть!
   - Объясните, сударь, что  произошло,  -  обратился  к  нему  канцлер,
изобразив на лице ужас.
   - Сию минуту! Однако я помешал ее сиятельству...
   - Позвольте представить: графиня де Беарн, - проговорил канцлер.
   Дю Барри отступил на шаг и поклонился, графиня сделала реверанс;  оба
стали рассыпаться и любезностях, словно были на дворцовой церемонии.
   - Говорите, господин виконт, я подожду, - сказала она.
   - Ваше сиятельство! Мне не хотелось бы показаться неучтивым.
   - Говорите, сударь,  говорите:  мне  спешить  некуда,  мой  вопрос  -
денежный, а у вас - дело чести, значит, вам и начинать.
   - Пожалуй, я воспользуюсь вашим любезным предложением.
   И он стал излагать свое дело канцлеру, который важно его выслушал.
   - Вам потребуются свидетели, - сказал г-н де  Монеу  после  минутного
молчания.
   - Ах! В этом весь вы - неподкупный судия, для которого не  существует
ничего, кроме  правды...  -  заметил  Дю  Барри.  -  Отлично!  Свидетели
будут...
   -  Ваше  высокопревосходительство!  -  вмешалась  графиня.   -   Один
свидетель уже есть.
   - Кто это? - в один голос воскликнули виконт и г-н де Монеу.
   - Я, - отвечала графиня.
   - Вы? - удивленно переспросил канцлер.
   - Да. Это произошло в деревне Ла Шоссе, не так ли?
   - Да, графиня.
   - На почтовой станции, верно?
   - Да, да.
   - Ну, так я готова быть вашим свидетелем.  Дело  в  том,  что  я  там
проезжала через два часа после того, как было совершено нападение.
   - Неужели это правда, графиня? - спросил канцлер.
   - Ах, как вы меня обрадовали! - сказал виконт.
   - Это событие наделало столько шуму, - продолжала графиня, - что  все
жители только о кем и говорили.
   - Берегитесь! - воскликнул виконт. - Берегитесь, потому что  если  вы
возьметесь помогать мне в этом деле, то  вполне  вероятно,  что  Шуазели
найдут способ заставить вас раскаяться.
   - Это будет для них  тем  проще,  -  заметил  канцлер,  -  что  у  ее
сиятельства в настоящее время процесс, который вряд ли  можно  надеяться
выиграть.
   - Ваше высокопревосходительство! - вскричала старая графиня,  поднося
руку ко лбу. - Я чувствую, что попала из огня да в полымя!
   - Положитесь на господина виконта, - шепнул ей канцлер,  -  он  готов
протянуть вам руку  помощи.  .  -  Но  только  одну  руку,  -  кокетливо
проговорил Дю Барри. - Однако мне известно, кто мог  бы  предложить  вам
обе руки, щедрые и длинные, и кто, к тому же, готов это сделать.
   - Ах, господин виконт, - вскричала почтенная дама, -  неужели  вы  не
шутите?
   - Я говорю совершенно серьезно! Услуга за услугу, графиня: я принимаю
вашу, а вы - мою. Уговорились?
   - Вы спрашиваете, могу ли я принять от вас услугу!.. О,  за  что  мне
такое счастье!..
   - Прекрасно! Я сейчас еду  к  сестре,  прошу  вас  пожаловать  в  мою
карету.
   - Как же я поеду: без повода и так неожиданно? Я не смею...
   - У вас есть повод, графиня, - сказал канцлер, вложив в руку  графине
указ о назначении Замора.
   - Господин канцлер! - вскричала графиня. - Вы - мой  ангел-хранитель.
Господин виконт! Вы - цвет французской нации!
   - К вашим услугам, - проговорил  виконт,  пропуская  вперед  графиню,
выпорхнувшую из кабинета, словно птичка.
   - Благодарю вас от имени сестры, -  едва  слышно  проговорил  Жан  Дю
Барри, обернувшись к г-ну де Монеу. -  Благодарю  вас,  кузен.  Ну  как,
неплохо я справился со своей ролью, а?
   - Превосходно! - отвечал Монеу. - Прошу там рассказать, как я  сыграл
свою. Должен вас предупредить, что старуха непроста.
   В эту минуту графиня обернулась.
   Оба собеседника склонили головы в прощальном поклоне.
   У  подъезда  ждала  великолепная  королевская  карета  с  лакеями  на
запятках. Чванная графиня уселась, Жан взмахом руки приказал трогать,  и
карета покатилась.

***

   После того, как король вышел от графини Дю Барри, она некоторое время
с угрюмым видом принимала придворных и наконец осталась наедине  с  Шон.
Затем к ним присоединился ее  брат,  но  только  после  того,  как  врач
осмотрел его рану - она оказалась неопасной.
   После семейного совета  графиня,  вместо  того  чтобы  отправиться  в
Люсьенн, как ома обещала королю, уехала в Париж. У графини был на  улице
Валуа  небольшой  особнячок,  служивший  пристанищем  членам  ее  клана,
постоянно сновавшим туда-сюда, как того требовали  неотложные  дела  или
частые развлечения.
   Приехав домой, графиня взяла книгу и стала ждать.
   А в это время виконт раскидывал сети.
   Пока фаворитка ехала через весь Париж, она  не  могла  удержаться  от
того, чтобы время от времени не выглянуть из окна кареты.  Это  одна  из
повадок хорошеньких женщин - показываться  на  глаза,  потому  что  они,
вероятно, чувствуют, как приятно ими любоваться. Итак, графиня время  от
времени показывалась в окне кареты, и скоро слух о ее прибытии  разнесся
по всему Парижу. От двух до шести часо