спросил он.
   - Я был не на дороге, сударь, я  укрылся  под  скалой,  которая  идет
вдоль дороги.
   - А что вы делали под скалой?
   - Читал.
   - Читали?
   - Да.
   - Что же вы читали?
   - "Общественный договор" Жан-Жака Руссо. Путешественник  взглянул  на
него с нескрываемым удивлением.
   - Вы нашли эту книгу в библиотеке барона?
   - Нет, сударь, я купил ее.
   - Где же? В Бар-ле-Дюке?
   - Нет, сударь, здесь, у проезжего торговца. С некоторых пор у  нас  в
деревне стали появляться торговцы, предлагающие хороший товар.
   - А кто вам сказал, что "Общественный договор" - хорошая книга?
   - Я понял это, читая ее, сударь.
   - Значит, вам  приходилось  читать  и  плохие  книги,  раз  вы  могли
почувствовать разницу?
   - Приходилось.
   - Что вы называете плохими книгами?
   - "Софа, Танзай и Неадарне", например, ну и другие, вроде этой.
   - Где же вы откопали эти книжки?
   - В библиотеке барона.
   - Каким образом барон достает такие новинки, живя в дыре?
   - Ему присылают их из Парижа.
   - Если барон беден, как вы говорите, как же  он  может  тратиться  на
подобный вздор?
   - Он их не покупает, а получает в подарок.
   - Ах, в подарок?
   - Да, сударь.
   - От кого?
   - От одного своего друга, знатного дворянина.
   - Знатного дворянина? А  вы  не  знаете,  как  зовут  этого  знатного
дворянина?
   - Его зовут граф де Ришелье.
   - Как? Это тот старый маршал?
   - Так точно, маршал.
   - Я надеюсь, барон не  позволяет  мадмуазель  Андре  читать  подобную
литературу?
   - Напротив, сударь, он оставляет книги  повсюду  -  Мадмуазель  Андре
согласна с вами, что это плохие книги?  -  лукаво  посмеиваясь,  спросил
путешественник.
   - Мадмуазель Андре их не читает, сударь, - сухо отвечал Жильбер.
   Путешественник ненадолго замолчал. Нетрудно было  заметить,  что  эта
необычная  натура,  сочетавшая  в  себе  хорошие  и   дурные   качества,
бесстыдство и дерзость, невольно притягивала его к себе.
   - Зачем же вы читали эти книги, если знали, что они дурны?
   - Да потому что, беря их в руки, я еще не знал, чего они стоят.
   - Однако вы сразу сумели верно их оценить?
   - Да, сударь.
   - И тем не менее продолжали читать?
   - Да.
   - Зачем?
   - Я узнавал из них то, чего не знал раньше.
   - А "Общественный договор"?
   - В нем я нашел то, о чем уже догадывался.
   - Что вы имеете в виду?
   - Что все люди - братья, что общества, в которых есть крепостные  или
рабы, устроены неправильно и что наступит  тот  день,  когда  все  будут
равны.
   -  Ага!  -  воскликнул  путешественник.  На  минуту  оба   замолчали,
продолжая идти. Путешественник вел коня за уздечку, Жильбер нес фонарь.
   -  Вы,  вероятно,  хотели  бы  учиться,  друг  мой?  -  тихо  спросил
путешественник.
   - Да, сударь, это самое большое мое желание!
   - А что вы хотели бы изучать? Ну, говорите!
   - Все, - ответил молодой человек.
   - Зачем вам учиться?
   - Чтобы возвыситься.
   - До каких пределов?
   Жильбер колебался. Было видно, что он мысленно  преследовал  какую-то
цель, но скрывал ее и не хотел о ней говорить.
   - До тех пределов, каких только может достигнуть человек,  -  отвечал
молодой человек.
   - Так вы, по крайней мере, уже изучали что-нибудь?
   - Ничего. Как я мог что-нибудь изучать, не  будучи  богат  и  живя  в
Таверне?
   - Как! Вы не знаете хоть сколько-нибудь математику?
   - Нет.
   - А физику?
   - Нет.
   - Химию?
   - Нет. Я умею читать и писать, и только. Но я всему научусь.
   - Когда?
   - Когда-нибудь.
   - Каким образом?
   - Пока не знаю, но научусь.
   "Какой странный юноша!" - неслышно прошептал путешественник.
   "Ну так что же?" - подумал Жильбер.
   - Что же?
   - Да!
   - Что?
   - Ничего.
   Жильбер и путешественник, которого  он  сопровождал,  шли  уже  около
четверти часа. Дождь прекратился, от земли поднимался терпкий запах, как
обычно весной после грозы. Казалось, Жильбер глубоко задумался.
   - Сударь! - неожиданно заговорил он. - А вы знаете, что такое гроза?
   - Вне всякого сомнения.
   - Вы?
   - Да, я.
   - Вы знаете, что такое гроза? Вы знаете, откуда берется молния?
   Путешественник улыбнулся.
   - Это бывает, когда встречаются два электрических заряда,  один  -  в
облаке, другой - с земли. Жильбер вздохнул.
   - Ничего не понимаю, - признался он.
   Возможно, путешественник объяснил  бы  все  молодому  человеку  более
доступно. К несчастью, в это время сквозь листву блеснул свет.
   - Ага! - воскликнул путешественник. - Мы пришли?
   - Да, это Таверне.
   - Так это здесь?
   - Вон ворота.
   - Отворите.
   - О нет, сударь, ворота замка так просто не отворишь.
   - Это что же, ваш Таверне  -  крепость?  Стучите  же!  Поколебавшись,
Жильбер подошел к двери и робко ударил один раз молотком.
   - Ого! - вскричал путешественник. - Да вас так  никогда  не  услышат,
мой друг. Стучите громче.
   В самом деле, ничто не  указывало  на,  то,  что  стук  Жильбера  был
услышан. Все было по-прежнему тихо.
   - Вы все берете на себя, не так ли? - спросил Жильбер.
   - Можете не сомневаться.
   Жильбер осмелел. Он отложил молоток и повис на колокольчике, так  что
его оглушительный звон разнесся на милю вокруг.
   - Черт побери! Если ваш барон и теперь не слышит, он просто  глух!  -
воскликнул путешественник.
   - А, вот залаяла Маон! - сообщил молодой человек.
   - Маон! - подхватил путешественник. -  Как  это  любезно  со  стороны
вашего барона по отношению к его другу герцогу де Ришелье!
   - Не понимаю, сударь, о чем вы говорите?
   - Маон - последняя победа маршала. Жильбер еще раз вздохнул.
   - Увы, сударь, я уже признался вам, что ничего не знаю.
   Незнакомец  понял,  что  за   вздохами   Жильбера   скрывалась   боль
ущемленного самолюбия. В это мгновение послышались шаги.
   - Ну, наконец-то! - проговорил незнакомец.
   - Это господин Ла Бри, - пояснил  Жильбер.  Дверь  распахнулась.  При
виде незнакомца и странной кареты Ла Бри, захваченный врасплох, так  как
ожидал увидеть одного Жильбера, попытался захлопнуть дверь.
   - Прошу прощения, мой друг, - сказал путешественник, - мы шли  именно
сюда, не надо хлопать дверью у нас перед носом.
   -  Однако,  сударь,  я  должен  предупредить   господина   барона   о
неожиданном визите...
   - Нет нужды предупреждать его, поверьте мне.  Я  рискую  вызвать  его
неудовольствие, но если меня и выставят, то только  после  того,  как  я
согреюсь, обсохну и отужинаю, уж за  это  я  ручаюсь.  Я  слышал,  здесь
хорошие вина, вы должны бы это знать, а?
   Не отвечая на вопрос  путешественника,  Ла  Бри  попытался  затворить
дверь, но путешественник одержал верх. Он успел провести коней и  карету
в ворота, а Жильбер в  это  время  запер  дверь.  Ла  Бри  поспешил  сам
возвестить о своем поражении. Он бросился со всех ног к дому,  крича  во
всю мочь:
   - Николь Леге! Николь Леге!
   - Кто эта Николь Леге? - спросил  на  ходу  путешественник,  сохраняя
полное спокойствие.
   - Николь, сударь? - переспросил Жильбер  с  едва  заметной  дрожью  в
голосе.
   - Да, Николь, которую зовет мэтр Ла Бри.
   - Это камеристка госпожи Андре, сударь. Крики Ла Бри всех подняли  на
ноги. Вспыхнул свет, осветив кроны деревьев и прелестную фигурку молодой
Девушки.
   - Что такое, Ла Бри? - спросила она. - Что тут за шум?
   - Скорее, Николь, скорее! - закричал старик дрожащим голосом. -  Поди
доложи господину, что незнакомец, захваченный грозой, просит оказать ему
гостеприимство на эту ночь.
   Николь не  заставила  повторять  сказанное,  сразу  все  поняла  и  с
легкостью устремилась к замку, мгновенно пропав из виду.
   Ла Бри, уверенный теперь в том, что барон не будет захвачен врасплох,
позволил себе на минутку перевести Дух.
   Скоро  новость  возымела  действие.  С  верхней   ступеньки   порога,
скрывавшегося в зарослях акаций, послышался недовольный и властный голос
негостеприимного хозяина:
   - Незнакомец!.. Кто там еще? Когда являются к  порядочным  людям,  по
крайней мере представляются.
   - Это барон? - спросил у Ла Бри тот, кто явился  причиной  всей  этой
суматохи.
   - Увы! Да, сударь, - отвечал бедняга с сокрушенным видом.
   - Вы слышали, о чем он спросил?
   - Он спрашивает мое имя, не так ли?
   - Вот именно. А я и забыл у вас спросить...
   -  Доложи,  что  прибыл  барон  Джузеппе  де  Бальзамо,  -   приказал
путешественник. - Тот же, что и у него, титул, возможно, смягчит  твоего
хозяина.
   Титул незнакомца придал смелости Ла Бри.
   - Ну что ж, - проворчал в ответ хозяин. - Проси,  раз  уж  он  здесь.
Входите, сударь, прошу вас: туда.., вот так, теперь вот сюда...
   Незнакомец устремился вперед, однако, поднявшись на первую  ступеньку
крыльца, оглянулся, желая убедиться, идет ли за ним Жильбер.
   Жильбер исчез.

Глава 5

БАРОН ДЕ ТАВЕРНЕ

   Хотя  человек,  назвавшийся  бароном  Джузеппе   де   Бальзамо,   был
предупрежден Жильбером о бедности барона де Таверне, он тем не менее был
весьма удивлен скудостью жилища, которое Жильбер не без гордости называл
замком.
   Дом был двухэтажный, имел форму вытянутого прямоугольника,  по  краям
которого были пристроены квадратные флигели в виде  башен.  Это  нелепое
сооружение было, однако, не лишено привлекательности  в  неверном  свете
бледной луны, мелькавшей сквозь рваные облака, разметавшиеся по небу  во
время урагана.
   Шесть окон первого этажа,  а  также  по  два  окна  в  каждой  башне,
расположенные  одно  над  другим,  ветхое  крыльцо  с   разваливающимися
ступеньками - все это вместе поразило незнакомца прежде, чем  он  достиг
порога,  где,  как  мы  уже  сказали,  его  ждал  барон  в  шлафроке   с
подсвечником в руках.
   Барон де Таверне оказался невысоким  стариком,  которому  можно  было
дать лет шестьдесят - шестьдесят пять; у него были живые глаза,  высокий
и узкий лоб На голове у него был ужасный парик:  пряди,  до  которых  не
успели добраться крысы  в  шкафу,  были  подпалены  языками  пламени  из
камина. Барон держал  в  руке  салфетку  сомнительной  белизны,  которая
свидетельствовала о том, что его отвлекли в тот самый момент,  когда  он
собирался сесть за стол.
   Лукавое выражение лица, в котором обнаруживалось некоторое сходство с
Вольтером, выдавало сразу несколько чувств, охвативших  барона;  они  не
скрылись от проницательного взгляда  незнакомца.  Вежливость  требовала,
чтобы барон улыбался незваному гостю, тогда  как  нетерпение  превращало
любезное выражение в гримасу, сообщавшую барону желчный и  угрюмый  вид.
Одним словом, в неверном свете пламени  черты  лица  барона  де  Таверне
бросались в глаза, и он казался на редкость некрасивым.
   - Сударь, - вымолвил он. -  Могу  ли  я  узнать,  какому  счастливому
случаю я обязан удовольствием видеть вас у себя?
   - Сударь! Все дело в грозе, напугавшей лошадей. Они понесли и едва не
опрокинули карету. Так я оказался посреди дороги  без  форейторов:  один
упал с  лошади,  другой  сбежал.  В  это  время  я  повстречал  молодого
человека, который и указал мне дорогу, ведущую к вашему замку. Он уверил
меня, что вы слывете гостеприимным хозяином.
   Барон приподнял подсвечник, желая получше  осветить  двор  в  надежде
обнаружить несчастного, которому был обязан тем  счастливым  случаем,  о
котором он говорил выше.
   Путешественник огляделся по сторонам и убедился в том, что  его  юный
спутник действительно исчез.
   - Не знаете ли вы имени того, кто указал вам на мой замок, сударь?  -
спросил барон де Таверне, похожий в тот миг на человека,  который  хотел
бы знать, кому выразить свою благодарность.
   - Этот молодой человек представился Жильбером, если не ошибаюсь.
   - Ага, Жильбер! Никогда бы не подумал, что он  способен  хотя  бы  на
это. А! Так это бездельник Жильбер, наш дорогой философ!
   Поток   эпитетов   и   угрожающие   интонации   ясно   дали    понять
путешественнику, что сюзерен отнюдь не пылал любовью к своему вассалу.
   - Итак, - произнес  барон,  выдержав  внушительную  паузу,  столь  же
выразительную, как его слова, - входите, сударь, прошу вас.
   - Позвольте мне сначала поставить в сарай карету - там много  дорогих
для меня вещей.
   - Ла Бри! - вскричал барон. -  Ла  Бри,  поставьте  карету  господина
барона под навес, там она хотя бы отчасти будет  защищена  от  непогоды,
принимая во внимание, что, кое-что от крыши  еще  осталось.  Вот  насчет
лошадей, то; тут дело сложнее: я не могу поручиться, что  их  есть  чем;
накормить. Однако раз они не ваши, а  почтовые,  это  обстоятельство  не
должно сильно вас беспокоить.
   - Сударь! - в нетерпении воскликнул путешественник. - Если я  слишком
вас обременяю, как мне начинает казаться...
   - О,  нет,  сударь!  -  вежливо  прервал  его  барон,  вы  ничуть  не
обременяете меня, должен лишь предупредить вас, что вам будет не слишком
удобно.
   - Поверьте, сударь, я буду весьма обязан вам...
   - Да что вы, сударь, я вовсе не обольщаюсь на этот счет, - проговорил
барон, вновь поднимая подсвечник,  чтобы  получше  рассмотреть  Джузеппе
Бальзамо, который в это время с помощью Ла  Бри  устраивал  под  навесом
карету. По мере того, как гость удалялся, барон повышал голос, - я далек
от  иллюзии,  что  Таверне  может  произвести   на   вас   благоприятное
впечатление, скорее напротив, и все из-за того, что я беден.
   Путешественник был поглощен своим занятием и ничего  не  отвечал.  Он
выбирал местечко посуше под навесом, следуя совету барона.  Когда  более
или менее подходящее место для кареты было найдено, он дал Ла Бри луидор
и вновь приблизился к барону.
   Ла Бри опустил луидор в карман, совершенно уверенный в том,  что  это
мелкая монета, благодаря судьбу за такую удачу.
   - Бог мне судья, если я  плохо  подумал  о  вашем  замке,  сударь,  -
ответил  Бальзамо,  отвесив  барону   поклон.   Будто   желая   доказать
искренность своих слов, барон повел его, качая головой, через просторную
и сырую переднюю, ворча на ходу:
   - Я знаю, что говорю. К сожалению, я свои возможности хорошо знаю,  и
они весьма ограниченны.  Если  вы  француз,  господин  барон,  хотя  ваш
немецкий выговор  говорит  скорее  об  обратном,  а  итальянское  имя...
Впрочем, это к делу не относится. Так вот, если вы француз,  как  я  уже
сказал, имя Таверне должно  вызывать  у  вас  представление  о  роскоши:
когда-то говорили "Таверне Богатый".
   Бальзамо думал, что за этими словами последует вздох, но он ошибся.
   "Философ", - подумал он.
   - Сюда пожалуйте, господин барон, теперь сюда,  -  продолжал  хозяин,
распахивая дверь столовой. - Ну-ка, мэтр  Ла  Бри,  обслужите  нас  так,
будто у вас не две ноги, а двадцать.
   Ла Бри бросился исполнять приказание.
   - У меня остался только этот лакей, сударь, - пояснил Таверне,  -  он
не справляется со своими обязанностями. Этот дурак служит  мне  уже  лет
двадцать задаром, не получая ни единого су, ну а я кормлю его  так,  как
он работает... Он глуп, вот вы увидите...
   Бальзамо продолжал присматриваться к тому, что его окружало.
   "До  чего  бессердечен!  -  подумал  он.  -  Впрочем,  возможно,  это
напускное".
   Барон  притворил  дверь  столовой.  Подняв  подсвечник  над  головой,
путешественник окинул взглядом залу.
   Он оказался в большой комнате  с  низким  потолком,  бывшей  когда-то
главной залой небольшой фермы, возведенной владельцем в ранг замка.  Она
так скудно была меблирована, что казалась почти пустой. Плетеные  стулья
с резными спинками, гравюры, изображавшие  сцены  битвы  при  Лебрене  в
черных лакированных  рамках,  дубовый  шкаф,  почерневший  от  копоти  и
старости, - вот и вся  меблировка.  Посреди  залы  возвышался  небольшой
круглый стол, на котором дымилось единственное  кушанье,  Приготовленное
из куропаток  с  капустой.  Вино  было  подано  в  пузатой  керамической
бутылке. Столовое серебро - истертое, почерневшее  -  состояло  из  трех
приборов,  кубка  и  солонки.  Солонка  была  тонкой  работы,  но  очень
массивная; она казалась бесценным брильянтом среди бесцветных камней.
   - Вот сюда, сударь, прошу вас,  -  предложил  барон  стул  гостю,  не
спуская с него пытливого  взгляда.  -  Вижу,  вы  обратили  внимание  на
солонку, вы любуетесь ей, что ж, это свидетельствует о прекрасном вкусе.
Это тем более любезно с вашей стороны, что солонка - единственная  вещь,
достойная внимания. Сударь! Разрешите от всего сердца поблагодарить вас.
Впрочем, я ошибся. У меня есть еще кое-что, клянусь честью! Моя дочь!
   - Мадмуазель Андре? - спросил Бальзамо.
   -  Да,  Андре,  -  отвечал  барон,  не   скрывая   своего   удивления
осведомленностью гостя. - Я желал бы представить ей вас.  Андре!  Андре!
Поди сюда, дитя мое, тебе нечего бояться.
   - Я не боюсь, отец, -  отвечала  нежным  мелодичным  голосом  молодая
особа, без тени смущения или робости появляясь в дверях.
   Джузеппе Бальзамо умел хорошо владеть  собой,  в  чем  мы  уже  имели
случай убедиться; однако  он  не  смог  удержаться  и  низко  поклонился
красавице.
   Андре де Таверне, словно осветившая своим появлением  залу,  в  самом
деле, была хороша собой. Ее светло-рыжеватые волосы были чуть светлее на
висках и затылке. Черные глаза, большие и  ясные,  смотрели  пристально,
невозможно  было  отвести  взгляд  от  ее  притягивающих  глаз.  Влажные
коралловые губы капризно  изгибались.  Восхитительные,  античной  формы,
длиннее обыкновенного, белые руки поражали красотой. Гибкая  талия  была
словно заимствована у языческой статуи,  которая  чудом  ожила.  Изгибом
изящной ножки она могла бы соперничать с Дианой-охотницей; казалось, она
не шла, а  плыла,  словно  бестелесное  чудо.  И,  наконец,  ее  платье,
несмотря на простоту, было сшито с таким вкусом, так чудесно  сидело  на
ней, что  самый  богатый  королевский  наряд  мог  бы  показаться  менее
элегантным и дорогим, нежели ее скромное платье.
   Все эти подробности поразили Бальзаме. Он одним взглядом охватил  все
за то время, пока мадмуазель де Таверне входила в  залу.  Барон  ревниво
следил за  впечатлением,  которое  произвела  на  гостя  редкая  красота
девушки.
   -  Вы  совершенно  правы,  -  проговорил  Бальзамо  едва  слышно,   -
мадмуазель на редкость красива.
   - Не говорите бедняжке Андре слишком много комплиментов,  -  небрежно
отвечал барон, - она только что из монастыря и  поверит  всему,  что  вы
скажете. Это не значит, - продолжал он, - что я могу  заподозрить  ее  в
кокетстве - напротив, моя дорогая дочь недостаточно  кокетлива,  сударь;
будучи заботливым отцом, я пытаюсь развить в ней это качество, - главное
оружие всякой женщины.
   Андре потупилась, краснея. При всем желании она не одобряла  странной
теории своего отца.
   - Скажите, а в монастыре мадмуазель тоже этому  учили?  -  со  смехом
спросил  Джузеппе  Бальзамо  у  барона.  -  Это   также   предписывалось
воспитанием, которое давали ей монахини?
   - Сударь! - отвечал барон. - Я имею честь излагать  свои  собственные
идеи, как вы, должно быть, уже могли заметить.
   Бальзамо поклонился в знак того, что всецело согласен с бароном.
   - Да нет, - продолжал тот, - я далек от того, чтобы  повторять  вслед
за  теми  отцами  семейства,   которые   говорят   своим   дочерям-"Будь
осмотрительной,   непоколебимой,   слепой,   гордись    своей    честью,
деликатностью, холодностью..." Глупцы! Они ведут  борцов  на  ристалище,
совершенно обезоружив их перед схваткой с  противником,  вооруженным  до
зубов. Нет, черт возьми! Не бывать тому, хоть Андре  и  воспитывается  в
такой дыре, как  Таверне.  Бальзамо  счел  своим  долгом  из  вежливости
изобразить на лице несогласие.
   - Да ладно уж, - махнул рукой барон,  словно  отвечая  на  возражения
Бальзамо. - Я-то знаю, чего стоит Таверне. Но как бы там ни было, как мы
ни далеки от блеска Версаля, моя дочь узнает свет,  который  я  сам  так
хорошо знал когда-то.  Если  ей  суждено  когда-нибудь  войти  в  высшее
общество, я постараюсь вооружить ее со