кровавую расправу.
   - Каппа готова! - сообщил командир третьего взвода  -  это  его  саперы
взорвали проломы.
   - Дельта готова! - Это сообщил взвод тяжелых орудий.
   Тяжелые плазменные  пушки  на  трехногих  лафетах  появились  с  каждой
стороне  крыши.   Одно   орудие   вело   огонь,   поддерживая   штурмующие
подразделения.
   - Гамма готова! - сообщил сержант Брэдли, ухмыляясь, с верхней площадки
лестницы, где они с Сенкевич и парой оставшихся отделений  второго  взвода
поджидали капитана.
   - ВСЕ ВПЕРЕД!!! - приказал Ковач, запрыгнув на площадку.
   За мгновение до этого Брэдли  полосковым  зарядом  высадил  ведущую  на
лестницу дверь.
   Три штурмовых отделения второго  взвода  поливали  огнем  все  открытое
пространство. Ответный выстрел или рикошет выбил тучу искр из керамической
брони десантного скафандра капитана. Он зашатался, но устоял на ногах. Два
его помощника,  согнувшись,  поволокли  вниз  свои  громоздкие  и  тяжелые
устройства.
   - К черту все это!  -  заорал  капитан  на  Сенкевич,  заметив  что  та
повесила плазменную пушку на плечо, и поднял ее автоматическое ружье.
   - А, иди ты... - огрызнулась, явно отказываясь выполнить прямой  приказ
командира...
   Ковач уже проскочил внутрь, и она была теперь прямо за ним. Воздух  был
наполнен пылью и газами, образовавшимися при взрыве, но на фоне мускусного
зловония и запаха человеческих испражнений, шедшего изнутри, это почти  не
ощущалось.
   Конечно, командир роты, вполне мог остаться на крыше, вместо того чтобы
со своими солдатами  нырнуть  в  здание,  где  он  наверняка  бы  не  смог
взаимодействовать с подразделениями и главным командным пунктом на орбите.
   Звание давало ему право на это,  но  за  двенадцать  лет  службы  Ковач
пользовался только одним правом; оказаться на том участке, где смог  убить
побольше хорьков.
   Ступеньки лестницы  были  очень  крутыми  и  узкими,  рассчитанными  на
короткие конечности хорьков. Увешанный  железками  десантник,  двигавшийся
впереди Ковача, свалился в коридор, но судя по всему хорьков там не  было,
так как никто не спешил воспользоваться очевидным преимуществом.
   Мертвых хорьков, правда, валялось штук  шесть  -  огонь  автоматических
винтовок застал их врасплох и не оставил  никаких  шансов.  Одно  покрытое
шерстью тело еще продолжало извиваться в предсмертной агонии. Рефлекс  или
осознанное намерение заставили тварь из последних  сил  впиться  зубами  в
ботинок десантника, наступившего ему  на  морду  с  намерением  размозжить
череп.
   Короткая лестница упиралась в  коридор,  по  обе  стороны  отгороженный
проволочной сеткой. Проволока была самой обычной - из такой делают  загоны
для свиней. Безусловно, пленников  здесь  держали  очень  недолго.  Вольер
слева был пуст.
   Справа в загоне находилось примерно четыре десятка человек,  от  страха
жавшихся в углу.
   Все пленники совершенно голые, если не считать толстого  слоя  засохших
испражнений, так что какого они пола невозможно было определить даже после
того, как они начали радостно кричать, приветствуя  десантников.  В  одном
углу клетки было проделано сточное отверстие, но рабы, сидевшие  здесь  не
один год, были слишком запуганы, для того чтобы пользоваться стоком.  Судя
по всему, хорьки совершенно не заботились о пленниках.
   Ковачу сейчас тоже было не до них.
   - Найти лестницу вниз, - выкрикнул он, когда что-то дернуло его за руку
и он резко развернулся, и ствол его ружья резко взметнулся вверх. Он нанес
по противнику резкий удар...
   К его удивлению,  это  оказался  не  хорек,  а  женщина  с  каштановыми
волосами. Она просунула руку сквозь ячейки сетки, которая и спасла  ее  от
страшного удара разъяренного десантника.
   - Черт! - грозно прорычал Ковач, возмущенный допущенной ошибкой.
   - Пожалуйста, - горячо взмолилась женщина с  уверенностью,  заставившей
ее приблизиться  к  фигуре  в  скафандре,  несмотря  на  охвативший  рабов
панический страх. - Мой брат, Олтон Диннин - не доверяйте ему. Ради  всего
святого - НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ЕМУ!
   - Убежище хорьков! - сообщил  один  из  бойцов,  добравшихся  до  конца
коридора, где за сеткой огромных клеток виднелась дверь. - Черт, пустое.
   - Осторожно... - сказал Ковач, ринувшись к ним. Брэдли и  Сенкевич  шли
следом.
   Халианин, неожиданно выпрыгнувший из "пустой" комнаты, и был именно то,
о чем попытался предупредить бойцов умудренный опытом командир.
   Десантники от неожиданности закричали. Их у двери было четверо - все из
штурмового группы, закованные в сверхпрочную броню. Хорек был без оружия -
только  в  передних  лапах  зажаты  два  ножа.  Их  лезвия   сверкнули   у
керамической брони - и вошли в стык между пластинами.
   Два десантника рухнули и в ту  же  секунду  сержант  Брэдли  выстрелил.
Хорек, уже было занесший ножи над  третьей  жертвой,  бесформенным  комком
осел на пол.
   Остро сознавая свою вину, Ковач с еще большей скоростью ринулся вперед.
Он должен был позволить десантникам скинуть с  себя  двадцатикилограммовые
путы после того, как они оказались внутри здания. Всячески проклиная себя,
он вбежал в комнату, где прятались хорьки.
   Это было типичное халианское гнездо - с подвесным  потолком,  и  низким
ложем. Его сенсоры показали,  что  здесь  еще  сохранилось  тепло  хорька.
Заглянувший первым десантник, видимо,  решил,  что  обитатель  выскочил  и
скрылся при первых звуках пальбы...
   ...А он в это время сидел под ним и выжидал... В таких условиях  нельзя
доверять не только сенсорам, но и собственным глазам. Доверия  заслуживали
только яркие огненные вспышки, вроде той, которой Сенкевич превратила кучу
еще теплого тряпья в углу в пылающий костер. Пух и дерево  разлетелись  от
огня пуль.
   - Э-Э!!! - закричал кто-то. Ковач мгновенно обернулся.
   Двери подъемника разъехались во всю ширину холла. У  испуганной  фигуры
внутри лифта была  обнаженная  грудь,  но  на  правой  руке  повязка-рукав
красного цвета - от запястья до плеча. Халианский автомат, ствол  которого
он направил вперед, не мог пробить штурмовую броню,  но  Ковачу  наверняка
пришлось бы туго, не выстрели  он  первым.  Удар  пуль  капитана  отбросил
фигурку внутрь, в забрызганный кровью подъемник.
   - Сэр! - закричал стоявший у лифта десантник. - Это был свой! Человек!
   - Свой в своего стрелять не будет, - огрызнулся капитан.
   - Подрывники! Мне нужна дыра в этом проклятом полу!
   Два  бойца  бросились  выполнять  приказ.  При  них  был  запас   ленты
полоскового заряда.
   - Какого раз... - начал было один, но Ковач понял вопрос с полуслова.
   - Два на один... нет, ДВА НА ДВА!
   Ему требовалась достаточно большая дыра, через которую  они  смогли  бы
беспрепятственно прыгнуть вниз. Проблема состояла в том,  что  поверхность
пола была из того же материала, что и  все  здание.  Пушечные  выстрелы  и
взрывы уже нарушили структуру здания, и теперь оно  могло  разрушиться  до
основания от малейшего толчка.
   Однако без отверстия обойтись невозможно, поскольку другого  пути  вниз
нет - кромке, разве, что, лифта...
   - Можно  использовать  лифт,  сэр?  -  спросил  десантник  в  штурмовом
скафандре, лицо которого за опущенным забралом распознать было невозможно.
   - Нет, черт подери! - произнес Ковач, уже склоняясь к  мысли  позволить
дурню сделать это, чтобы отвлечь внимание. Вся беда в том,  что  проклятый
дурень - был ЕГО дурнем, из его роты...
   - Молодой какой-то... - пробормотал сержант Брэдли со смесью  удивления
и боли.
   - Внимание! - закричал кто-то из подрывников.
   Ковач прижался к стене, чтобы дать возможность саперам  отпрыгнуть,  но
они знали свое дело. В последние доли секунды они развернулись и бросились
ничком наземь, плотно закрыв уши руками. Помещение осветилось вспышкой,  и
четыре квадратных метра пола рухнули вниз...
   И тут же застряли. Нижний уровень был  разделен  на  помещения  меньшей
площади. Толстая пластина полиборэйта накренилась, и теперь часть ее  ушла
вниз, тогда как противоположная сторона осталась на прежнем месте.
   Снизу раздалось две коротких очереди из автоматов, но пули отрикошетили
от оторванного куска пола и ушли вверх, не причинив никому вреда.
   - Осторожно! - заорала Сенкевич, вновь подняв свою пушку.
   За считанные секунды подготовив ее к стрельбе, она прицелилась в  узкую
щелочку, которая вела в расположенную на нижнем этаже комнату.
   Это была чертовски опасная затея.  Промахнись  она  совсем  немного,  и
заряд высвободил бы всю энергию здесь же, и внутренних стен  оказалось  бы
совершенно недостаточно чтобы спасти Гамму.
   Но Сенкевич была мастером своего дела; кроме  всего  прочего,  это  был
лучший способ заставить замолчать противника внизу еще до того, как  вслед
за плазменным зарядом вниз ринутся десантники.
   Саперы выскочили в коридор; Ковач вжался в  стену,  надеясь  что  стена
сможет выдержать  ударную  волну  хотя  бы  несколько  микросекунд.  Заряд
прочертил ослепительно яркую трассу и исчез  в  щели,  ведущей  на  нижний
уровень.  Воздух  в  точке   взрыва   засветился   ярко,   как   крошечное
искусственное солнце. Исполинская плита, словно листок  на  ветру,  взмыла
вверх, рассыпалась на мелкие кусочки, которые тяжело рухнули вниз. Ковач и
Брэдли столкнулись на ходу плечами, пытаясь  первыми  ринуться  на  штурм.
Сенкевич воспользовалась столкновением, чтобы прошмыгнуть вперед со  своей
плазменной пушкой.
   Это оружие предназначалось не для того, чтобы палить из  него  вслепую,
но поскольку вокруг точки взрыва ничего живого остаться просто  не  могло,
штурм становился менее опасным.
   Пролетев в непрозрачной дымке, Ковач упал на  нечто  скользкое.  Воздух
после плазменного взрыва был столь гадостным, что  установленные  в  шлеме
фильтры плотно прижались к лицу.
   Десантники очутились в нормальной - человеческого размера -  комнате  с
трещиной в полу. Ниже не было ничего: сквозь трещину виднелась  обожженная
плазменным зарядом земля.
   Это была комната для инструктажей, или что-то в  этом  роде.  Но  кроме
этого,  здесь  находился  и  уголок  отдыха  -  вдоль  стен  ряды  кресел,
разбросанных взрывом, а на вертикальной  решетке  висели  два  истерзанных
человека. Жертвы были раздеты еще до того, как в помещение  проник  ливень
ионов.  Их  тело  со  стороны  взрыва  было  полностью  сожжено,  и  взору
десантников предстали  обугленные  кости.  Но  убиты  они  были  вовсе  не
плазменной пушкой. Черепа несчастных жертв были расколоты пулями  как  раз
за несколько мгновений до того, как выстрелила сержант Сенкевич.
   Несколько деревянных, ручной работы кресел были полностью сожжены. Судя
по размерам, они предназначались для людей. На стене за решеткой  -  плита
из полированного дерева  с  списком  имен.  От  взрыва  ее  защитили  тела
замученных жертв и защитное покрытие  из  вспенившегося  теперь  глассина.
Заголовок гласил: "РАСПИСАНИЕ ДЕЖУРСТВ".
   Он был написан на понятном каждому человеку языке, а не на  похожих  на
вырванные зубы закорючках халианского алфавита.
   Каждое из шести других тел, которых  взрыв  застал  в  этом  помещении,
имело знакомый отличительный знак: красный  рукав-повязку  или  по-крайней
мере следы красного материала на неповрежденных взрывом участках тела. Все
они были людьми - в том числе и та женщина, на которую приземлился  Ковач.
Она сжимала обезображенной  рукой  халианский  автомат,  пули  которого  и
заставили замолчать несчастных жертв.
   - ПРЕДАТЕЛИ, - прорычал сержант Брэдли. Он хотел презрительно сплюнуть,
но фильтры помешали.
   - Надсмотрщики, - со странным спокойствием произнес Ковач. - Хорьки  не
занимались грязной работой - для этих целей они использовали вот таких...
   Он бросил взгляд на дверь и почти осознал весь смысл  происшедшего.  Из
пролома наверху вниз прыгали  десантники,  высматривая  цель.  Воздух  уже
очистился достаточно, и Ковач смог  отчетливо  разглядеть  тело  человека,
выброшенное взрывом за дверь. Его руки и ноги были обуглены дочерна, а шея
обожжена до такой степени, что голова еле держалась.
   Но само лицо почти не пострадало, и черты выдавали  близкое  родство  с
той женщиной, что пыталась предупредить его.
   С предательством Олтона Диннина было покончено.
   - Вперед, десант! - приказал Ковач.
   Он на мгновение замешкался, и Брэдли с Сенкевич сразу же обогнали  его.
Они оказались в длинном коридоре, в противоположной стене  которого  через
короткие промежутки располагались двери. Кто-то  приоткрыл  одну  из  них,
ошарашенно взглянул на десантников и тут же захлопнул.
   Брэдли с Сенкевич встали по краям панели, а Ковач двинулся по коридору,
ожидая появления новой цели.  Он  полагал,  что  их  тыл  прикрыт  бойцами
второго взвода,  которые  смогли  последовать  за  ним.  Бойцы  штурмового
отделения в своих громоздких скафандрах просто не могли пройти в проем.
   - Давай!
   Сенкевич выстрелила из винтовки через дверь и что есть  силы  пнула  ее
ногой. Дверь отворилась, Брэдли левой рукой метнул внутрь гранату.
   Находившийся внутри человек с пронзительным воплем выпрыгнул оттуда, не
дожидаясь взрыва гранаты, и Брэдли выстрелил.
   Когда цель появилась из-за двери, все увидели красное пятно повязки  на
рукаве.
   В комнате надзирателя стояли стул, стол и кровать, матрас загорелся  от
взрыва гранаты и теперь чадно дымил.
   Частый треск ружейных выстрелов и глухие разрывы гранат  послышались  с
той стороны коридора, где сейчас действовал третий взвод.
   Первый и третий взвод должны были продвигаться к центру с разных сторон
здания, но в непосредственном подчинении у Ковача было слишком мало людей,
чтобы очищать все великое множество отдельных  комнаток.  Ему  нужно  было
найти гнезда хорьков...
   Но на всем холле по обе стороны от комнаты инструктажей было всего лишь
две двери.
   - Прикрой нас! - приказал Ковач командиру отделения из второго  взвода.
- С двух сторон, и смотри десант не задень.
   В любой другой ситуации он вместо слово "десант"  употребил  бы  термин
"свои", но теперь это слово начинало становиться несколько двусмысленным.
   Его сержанты уже почувствовали это, прижавшись к стене по  обе  стороны
от следующей двери. Ковач одновременно  с  Сенкевич  открыли  перекрестный
огонь, выбивая ярко-желтые щепки из мягкой деревянной двери. Брэдли ударил
что есть силы ногой, и все трое метнули внутрь по гранате.
   Защелки не было. Дверь  свободно  болталась  на  петлях;  стены  и  пол
коридора были изрыты шрапнелью.
   Ковач с командой бросились  вперед,  высматривая  цели  для  поражения.
Никаких признаков жизни, за  исключением  дыма  и  деревянных  разделочных
досок, попадавших на пол со стен. Посредине возвышалась  большая  кухонная
плита. У трех стен стояли печи и большие холодильники.
   Ковач понял, что попал на кухню.  Спрятавшийся  мужчина  вовремя  успел
поднять руки и подняться из-за его плиты - как раз за мгновение  до  того,
как десантники приготовились обойти ее, готовые без раздумий  стрелять  во
все, что движется.
   - Встать! - приказал ему Ковач. - ВСТАТЬ!
   Мужчина оказался полным, запуганным и совершенно лысым, если не считать
двух пышных кисточек седых  усов,  которые  он  поглаживал  обеими  руками
несмотря на очевидные попытки контролировать свои движения.
   - Остальные, черт побери! - проревел Брэдли, направив  ствол  ружья  на
тот угол плиты, из-за которого по  его  разумения  должны  были  появиться
противники.
   - Здесь только я! - сквозь слезы пробормотал лысый человек.  -  Клянусь
Богом только я, только Чарли-Повар.
   Сенкевич медленно подошла к кухонной плите.
   - Угу, - сухо промолвила она.
   Чарли заметно расслабился - пока не увидел, что Ковач взялся  за  ручку
ближайшего холодильника.
   - Это не я! - отчаянно заорал повар. - Чарли только делал  то,  что  ОН
приказывал, клянусь Богом, Чарли...
   Когда Сенкевич увидела, чем был наполнен  холодильник,  она  неожиданно
спасла повару жизнь, двинув его что есть силы в зубы за мгновение до того,
как  ружье  Брэдли  чуть-было   не   восстановило   справедливость   более
радикальным способом.
   Головы, руки, ноги - туши были разделаны мясником-профессионалом, но  и
так не оставалось никаких сомнений, что подвешенные на крючьях  тела  были
человеческими.
   Ковач подошел к неуклюже застывшему человечку и приставил ствол ружья к
его горлу.
   - Расскажи мне, что ты готовил для хорьков, - спокойно произнес  он.  -
Просто скажи, и все.
   - Нет-нет-нет, - заверещал Чарли, сплевывая кровь. - Не для Хозяев, для
Хозяев - никогда. Тем не нужно готовить. И не  для  себя,  не  для  Чарли.
Чарли просто...
   - Капитан? - произнес Брэдли, нахмурившись; он явно успел обдумать свой
импульсивный поступок, чуть было не совершенный  только  что.  Пристрелить
безоружного, пленника... - Я... Э...
   Он легонько постучал по шлему - как раз в  том  месте,  где  находились
записывающие устройства, фиксировавшие каждый его поступок и каждый  звук,
произнесенные в ходе операции.
   Ковач схватил пленника за  горло  и  рывком  поставил  на  ноги.  Чарли
мгновенно прекратил всхлипывать, но пальцы офицера-десантника  не  сжались
еще крепче у него на шее. Вместо этого он втолкнул Чарли прямо в  открытый
холодильник.
   - Мы еще вернемся за тобой! - бросил он на прощанье.
   Возможно... когда-нибудь.
   Ковач содрогнулся, вытаскивая наполовину опустевшую обойму из  ружья  и
вставляя взамен ее новую.
   - Сказал вчера одному парню, что видел, что делают с людьми  хорьки,  -
пояснил он своим помощникам, и вот теперь вижу, что ошибался.
   В душе он, однако, отнюдь не был уверен, что вся вина за это  лежит  на
халианах.
   - ЕЩЕ ОДИН! - громко выкрикнула Сенкевич; ее ноги с силой  оттолкнулись
от пола, и она вслед за Брэдли бросилась в коридор.
   У  парней  из  второго  взвода  было  слишком  много  работы,   и   они
ограничились тем, что оставили в  коридоре  распыленное  облако  и  заряды
взрывчатки, а  сами  занялись  спальными  помещениями  на  другой  стороне
коридора. Кроме этого, они не сделали ничего, но приказ Ковача прикрыть их
с тыла выполнялся. Возразить было нечего.
   Он со своими сержантами направился к третьей  двери  на  своей  стороне
коридора. Именно эта дверь на мгновение приоткрывалась изнутри, когда  они
на миг ослабили бдительность.
   Огонь из ружей они не открывали. Возбужденный Брэдли выпустил заряд  из
короткоствольника параллельно коридору у самой двери.
   Заряд проделал широкую рваную  брешь  в  толстой  деревянной  панели  и
выбитый фрагмент влетел в задымленную комнату.
   - НЕ СТРЕЛЯЙТЕ! - послышался изнутри отчаянный голос. - Я безоружен!  Я
пленник!
   Ковач пинком вышиб дверь,  как  будто  входя  внутрь,  но  сам  остался
снаружи. Комната была кабинетом - почти таким же большим, как и  кухня.  В
ней стояли большие  деревянные  шкафы,  деревянная  картотека,  стол...  в
который Сенкевич выпустила пол-обоймы,  поскольку  больше  никаких  звуков
изнутри не раздавалось. Щепки полетели от  стола,  как  испуганные  птицы,
однако крика боли не последовало.
   Хоть они и вышли в  дальний  космос,  халиане  оставались  сравнительно
примитивной по человеческим меркам расой. Люди уже много веков работали  с
компьютерными банками данных.
   Здесь-же под данными понимались знаки, записанные на бумаге.  И  сейчас
эта бумага горела в открытых ящичках картотеки. Воздух был  раскаленным  и
дымным, потому что для уничтожения данных, когда они записаны  на  бумаге,
требуется немало времени.
   Полускрытый за дверью человек шагнул внутрь. Он закрывал лицо руками.
   На нем не было красного рукава-повязки, но  в  ящичке  на  самом  верху
догорал кусок ткани.
   Чего  же  этот  мерзавец  хотел  добиться,  уничтожая   записи?   Ковач
решительно шагнул к человеку, но тот внезапно произнес:
   - Идиоты! Да вы хоть знаете, кто я такой?
   Он медленно  убрал  руки,  и  они  сразу,  без  всяких  голографических
портретов опознали его - все трое. Если не считать более  мяси