эйна  с  ходу  прорвать  боевые  порядки  Синдиката
провалилась, однако вынудила противника бросить в ход  последние  резервы.
Когда наступающие сблизились с группировкой дредноутов, битва превратилась
в борьбу на изнурение противника. В таких условиях  большой  боевой  опыт,
накопленный Флотом в войне с халианами, позволил Альянсу  быстро  склонить
чашу весов в свою  пользу.  Тем  не  менее  корабли  Синдиката  продолжали
двигаться вперед и подошли вплотную к Халии; несколько шальных ракет  даже
разорвалось в ее атмосфере.
   Тогда адмирал Дуэйн отдал приказ  ракетным  батареям.  Под  непрерывным
огнем корабли Синдиката стали медленно отступать назад, прочь от Халии.



Шариан Льюит. РОНИН

   В разгар битвы, затмившей собой все  грандиозные  сражения  прошлого  -
Бетезду и саму Халию, в ангаре Клекочущих Орлов царила абсолютная  тишина.
Все с нескрываемым нетерпением ожидали исхода сражения.
   Подсвеченные схемы сияли в темноте такие же невинные, как и символы  на
основных экранах. На тактическом дисплее корабли не  погибали  в  сплошных
стенах заградительного огня; они превращались в фейерверки  фиолетового  и
мандаринового цвета, не передававшие ощущения реальной  смерти.  Здесь,  в
бункере, царило ледяное спокойствие.
   У дисплея застыла одинокая человеческая фигура. Несмотря на то, что его
окружали верные войска, Мацунага стоял в отдалении от  всех.  Его  "люди",
как он зачастую называл халиан, пытались  подражать  каменной  недвижности
своего командира - и это им вполне  удавалось,  хотя  и  противоречило  их
внутренней природе; для этого у халиан не было  столь  весомых  оснований,
как у Кацуо Мацунаги, не было  и  его  жизненной  потребности  в  каком-то
аналоге молитвы. Замерев у экрана, человек внимательно следил  за  бешеным
накалом битвы.
   Все прекрасно понимали, что Синдикату как воздух нужна Халия.  Мацунага
предупреждал об этом еще много недель назад - задолго до того,  как  стали
поступать  соответствующие  доклады,  и  до  того,   как   Оперативный   и
Разведотделы получили хоть какие-то существенные доказательства.  Мацунага
был уверен в этом точно так же,  как  в  верности  халиан  и  в  том,  что
Синдикат стоит на пороге гибели. Он чувствовал это нутром.
   За спиной одинокого наблюдателя появился халианин. Мацунага ощутил  его
приближение и медленно повернулся.
   Несколько месяцев прошло, прежде чем он научился спокойно  воспринимать
удивительный запах этих заросших шерстью тел.
   - Можем мы подготовиться теперь, сэр? - спросил  вошедший.  Всего  лишь
несколько  месяцев  назад  Мацунага  презрительно  называл  этих   существ
"хорьками", теперь один из них стал самым преданным его помощником.
   - Нет, еще рано, Ашеко, - мягко ответил Мацунага. - Терпение.
   Халианин издал невнятный рык и обнажил зубы. Аборигены вели  себя,  как
маленькие дети, хотя их беспощадная ярость не знала преград. Да, они  были
очень полезны. Мацунага постоянно напоминал  себе  об  этом,  когда  запах
влажной шкуры и не подвластная рассудку  неприязнь  к  странным  существам
становились уж слишком невыносимы.
   Неужели его древние предки могли при необходимости  совершенно  владеть
своими эмоциями? Не эта ли власть над собой служила основанием их гордости
и благородной самоуверенности? И неужели их дальний потомок не  выдерживал
никакого сравнения с ними - только из-за  того,  что  жил  сегодня,  а  не
тогда, и служил не конкретному хозяину, а всей человеческой расе.
   Эти вопросы  пробудили  воспоминания.  Он  вытерпел  достаточно,  чтобы
теперь  быть  абсолютно  уверенным:  при  необходимости  задуманный   план
сработает. Внутренний голос подсказывал, что такой необходимости  может  и
не быть, но другой - более громкий -  молил  Бога,  чтобы  это  произошло.
Только так в конечном  итоге  Кацуо  Мацунага  смог  бы  подтвердить  свою
преданность человечеству.
   И вновь он подумал о  своей  удивительной  жизни.  Еще  ребенком  Кацуо
слушал рассказы матери о сорока семи Ронинах - каждую ночь в течение  трех
лет. Когда их Властитель был предан и вынужден покончить с  собой,  Ронины
не последовали вслед за ним в небытие. Три года они терпеливо  выжидали  и
сносили упреки в малодушии. Они были  Ронинами,  бандитами  -  пасть  ниже
самурай не может. Их история стала всеобщим достоянием; все уверились, что
они совершенно обесчестили себя и покрыли несмываемым позором.  А  Ронинам
пришлось выжидать  долгие  годы,  прежде  чем  удалось  наконец  отомстить
виновнику гибели их Властителя. Выполнив  свой  долг,  они  все  покончили
жизнь самоубийством - так же, как и их господин.
   Во время скучных школьных уроков  Кацуо  представлял  себя  Ронином;  с
раннего детства он знал, что нет чести выше, чем  вынести  страдания  ради
свершения священной мести. Ронины стали героями его грез.  Кацуо  Мацунага
мечтал стать точно таким же героем.
   Флот дал ему этот шанс.
   Среди Клекочущих Орлов Мацунага был одним из лучших.  На  фюзеляже  его
истребителя красовались двадцать семь оскаленных шерстистых морд: двадцать
семь раз выйти победителем в космических поединках - задача не из  легких.
Для этого, кроме мощных лазерных пушек и  точных  гироскопов,  требовалось
еще и мастерство настоящего аса.
   В схватке один на  один  с  рейдером  халиан  есть  что-то  магическое.
Противник быстр, ловок и изворотлив, как дьявол.
   Он может  подрезать  вам  хвост  на  максимальной  скорости  и  тут  же
выпустить в вас всю обойму. Хорьков не мутило на  скоростных  поворотах  и
при скоростных перепадах. Они могли  уйти  от  преследования  с  огромным,
невероятным ускорением.
   Требовалось высочайшее напряжение интеллекта и хладнокровное  мужество,
чтобы сражаться с халианами.
   Каждый пилот обливался холодным потом, когда при эскортировании тяжелых
беззащитных грузовиков или на исходе долгого многочасового  патрулирования
на экранах внезапно появлялись хорьки - это бывало только внезапно.
   Исход сражения  определяли  первые  мгновения.  На  больших  дистанциях
корабли Флота имели явное преимущество, их торпеды были намного быстрее  и
снабжались надежными взрывателями. Однажды направленная на  цель,  торпеда
находила  врага,  как  бы  тот  ни  изворачивался.  Но   в   ближнем   бою
использование торпед становилось опасным. Мацунага знал парня,  который  в
самый разгар битвы напоролся на собственный снаряд.
   Но эскортное патрулирование было однообразным и  долгим,  и  ничего  не
стоило прозевать появление противника, упустить первые  несколько  секунд,
когда флайеры еще обладают определенным преимуществом, -  те  секунды,  за
которые противник может приблизиться вплотную.  С  Кацуо  такое  случалось
дважды, и оба раза он оказывался на волосок от гибели.
   Его _Сенсея_ ужаснуло бы такое неумение концентрировать внимание.
   А ведь именно концентрация внимания позволила ему  уничтожить  двадцать
семь  врагов.  И  не  только  торпедами,  но  и  в  ближнем  бою.  Рейдеры
превосходили  в  скорости,  однако  Мацунага  знал,  что  его  истребитель
вынослив,  имеет  достаточно  топлива,  и  терпеливо  поджидал   появления
противника. Некоторые уроки, преподанные старым  _Сенсеем_,  вошли  в  его
плоть и кровь.
   Крейсеры также заслуживали добрых слов. "Жанна д'Арк"  имела  на  борту
семнадцать истребительных групп для эскортирования, и это было практически
единственное ее вооружение. Пилоты отлично знали  друг  друга,  в  отрядах
царила  теплая,  почти  семейная  атмосфера.  Набитые   доверху   товарами
грузовики порой платили охранявшему  их  конвою  черной  неблагодарностью,
тогда все истребители окружали транспорт - и конфликт решался полюбовно.
   Лучший винный погребок во всем Флоте находился, конечно  же,  на  борту
"Жанны д'Арк".
   Жизнь на таком судне была веселой и насыщенной. Мацунага  подходил  для
нее больше, чем кто-либо. Выйти и драться на смерть,  а  затем  знаменитый
винный погреб, музыка, парилка - и прекрасные девушки из экипажа.  Рай,  а
не жизнь.
   Это было как раз перед падением Бетезды. Во время первых стычек в  небе
над Целью пилоты чувствовали  приятно  будоражащий  трепет:  каждое  новое
столкновение приближало миг  полного  освобождения  космоса  от  проклятых
хорьков. Тогда, выиграв бой и с триумфом вернувшись на  базу,  истребители
обнаружили, что их провели, как слепых котят. Оказалось, что  эта  планета
не имела ничего общего с халианами. Радость победы развеялась как дым.
   Бетезда была разгромлена начисто, и он  при  первой  же  возможности  с
радостью вернулся обратно в космос.
   Но теперь и "Жанна д'Арк" перестала быть блестящим прогулочным  судном.
Что-то случилось там,  над  Бетездой,  когда  безжалостные  и  неукротимые
хорьки впервые показали, на что они способны.
   Пышность и блеск отошли на второй план. Вино, видеозаписи и  деликатесы
перестали быть главной  заботой  пилотов.  Наступил  черед  избавиться  от
хорьков раз и навсегда, стерев с лица  галактики  их  логово.  Теперь  это
стало главной целью, перед которой померкли все  радости  жизни.  Судя  по
всему, предстояла настоящая битва, и Мацунага был вполне готов к  ней.  Он
рвался в бой, как мальчишка. Однако теперь он был уже заслуженным  опытным
асом, а не зеленым новичком.
   В сражении у Халии "Жанна д'Арк" попала в самое пекло.
   В момент ее гибели Мацунага был далеко от основных сил.
   Он должен был находиться в непосредственной близости от крейсера. Но, к
несчастью, "Киллеаном" командовал не он. Так что не его вина в том, что он
уцелел в этом бою.
   В тот день еще с утра у него было нехорошее предчувствие:  что-то  -  о
судьбе  корабля,  тень  нелепой  мысли.  Описать  это   ощущение   словами
невозможно.  Иногда  подобные   прозрения   посещали   умудренных   опытом
ветеранов.


   Мацунага погнался за двумя рейдерами,  уворачивавшимися  столь  быстро,
словно танцевали "Танец с саблями". Огонь его пушек настиг  обоих  врагов,
но "Жанне" это уже ничем не могло помочь - корабль, ставший за  это  время
его настоящим домом, погиб. Погиб вместе  со  всеми  людьми,  столь  много
значившими для него с тех пор, как он покинул Сеймпо.
   Память была уже не в силах собрать воедино разбитую мозаику его  дел  и
поступков. Он направил свой корабль  вниз,  к  поверхности,  и  не  снимал
побелевших пальцев с гашетки плазменной пушки, пока было чем стрелять.
   Он полностью уничтожил целый отряд рейдеров, ожидавших взлета на  своих
стартовых площадках; Мацунага камнем свалился на них. За этот  подвиг  его
наградили Галактическим Крестом. Но это ничуть не обрадовало его.
   ...Нет, Мацунага хранил воспоминания где-то в  самых  укромных  уголках
подсознания. Ребята с "Элизабет" сделали все наилучшим образом и почли  за
благо оставить его одного. В больничной палате он вел  себя  исключительно
корректно,  играя  в  шахматы  с  другими  пациентами,  а  каждый  четверг
присоединялся к гудящей  толпе,  чтобы  посмотреть  вечернее  шоу  "Омни",
жалуясь соседям на дрянную больничную пищу.
   Возможно, именно  эти  жалобы  показали  медикам,  что  Кацуо  Мацунага
выздоровел окончательно - и телом, и душой,  и  его  выписали.  Но  теперь
больше не было его подразделения, куда Мацунага мог  бы  вернуться;  таких
родных ему Клекочущих  Орлов  с  заплатами  на  плечах  и  каллиграфически
расписанными повязками  на  головах.  Несколько  выживших  членов  экипажа
"Жанны д'Арк" были разбросаны по различным подразделениям.
   Поначалу Мацунага работал автоматически, совершенно не  осознавая,  что
делает. Но он сумел собрать коллекцию из всех халианских рейдеров,  а  это
что-нибудь  да  значило.  Каждый  раз,  оказываясь  рядом   с   крошечными
одноместными аппаратами с мощным  вооружением  и  двигателями,  но  плохим
управлением, он готов был прыгать от  счастья.  И  перенестись  в  прежние
деньки...
   Младший лейтенант  Кацуо  Мацунага  получил  приказ  собрать  все,  что
сохранилось от  халианских  рейдеров  в  семнадцатом  секторе  -  даже  их
искромсанные ржавые останки. Поначалу  он  с  радостью  погрузился  в  эту
работу - пока его контакты  с  халианами  не  стали  более  сложными.  Ему
требовалось  изучить  немало  нового,  чтобы  понять,  где  именно  хорьки
спрятали лом и запасные модули. Он  изучил  их  язык  -  по  крайней  мере
техническую лексику.
   Чем больше он узнавал бывших противников, тем больше вспоминал уроки  о
том, как должны жить и бороться настоящие воины; о том, что честь воина  и
слепая  ярость  несовместимы.  Галактический  Крест  начал  искоса   и   с
откровенной издевкой поглядывать на своего младшего  лейтенанта  -  ничего
героического в его действиях пока что не было.
   Благодаря халианам что-то  зашевелилось  в  глубинах  его  памяти.  Это
что-то затронуло самые глубокие пласты - гораздо глубже  сознания,  глубже
родовой памяти человека вообще. Внезапно он со  всей  ясностью  обнаружил,
что эти примитивные на первый взгляд существа живут именно  так,  как,  по
словам его _Сенсея_, и  должен  жить  настоящий  воин.  Никаких  отставок,
никаких капитуляций - напряженная воля жить _сейчас_, в настоящем.
   Сейчас - только в этом времени - жизнь имела смысл. Это нашло отражение
даже в их языке, глаголы которого лишь  очень  смутно  выражали  категорию
времени; героические  события  легендарного  прошлого,  достоверные  факты
настоящего, а также вымыслы мифов - все сплеталось воедино  в  грандиозную
поэтическую ткань эпических саг Халии.
   Странности языка и способа мышления  халиан  заставили  Мацунагу  вновь
вспомнить о парадоксе, забытом им точно так же и в то же самое время,  как
он забыл свой огненный полет в халианском небе. Ксенодоги Флота  оказались
правы: смыслом жизни халиан была война. Жизнь и неизбежная смерть  взаимно
дополняли и уравновешивали друг друга, и каждый важный момент жизни не был
ни жизнью, ни смертью - это был пылающий  меч  личной  чести,  придававший
смысл и существованию, и гибели.
   Постепенно Мацунага пришел к заключению, что понимает глубинные  мотивы
души халиан. Их морды все еще казались ему  отвратительно  непроницаемыми,
речь неприятно резала слух, запах тел был почти невыносимым,  но  все-таки
что-то в его душе начинало шевелиться каждый раз,  когда  ему  приходилось
сталкиваться с ними. Корысть или эгоизм не были движущим мотивом поступков
халиан - эти существа были теми самыми "буши", которых его  сенсей  считал
безвозвратно канувшими в седой древности.
   Именно такими и представлял себе настоящих "буши" Мацунага; именно  так
он мечтал и сам продолжить  славные  деяния  подлинных  самураев  древней,
покинутой Японии. Он заметил, что понятие "человек" в языке  халиан  стало
обозначаться другим словом: из "лишенной волос беззащитной добычи" человек
превратился в  "опасного  врага".  Нет  бесчестия  в  поражении  от  более
сильного противника; нет его и в том, чтобы  с  момента  поражения  начать
служить победителю.
   Именно этого никак не могли принять коллеги Мацунаги. Лейтенант  Жермон
Ривес признался в этом, когда ярким факелом догорал последний обнаруженный
ими рейдер.
   - Что-то не нравится мне, что они так легко позволяют  уничтожать  свою
армаду, - задумчиво произнес Ривес. - Не верю я им. Один из этих  рейдеров
наверняка окажется ловушкой и рванет отсюда до Тау Кита. Все это "уважение
к победителю" - дешевая демагогия, на которую мы купились.
   Мацунага выслушал его молча - он понимал халиан гораздо  глубже  своего
напарника. Этика настоящих воинов, которую исповедовали халиане, затронула
самые интимные струнки его сердца. Это  было  недоступно  Ривесу.  Жермону
Ривесу никогда не приходилось подметать после  соревнований  и  тренировок
садик для стрельбы из лука: он бил сразу и без промаха - даже  при  качке,
даже с завязанными глазами. Большинство офицеров Флота  не  понимали  всей
мощи ни самих себя, ни халиан.
   Он играл с халианскими школьниками, обучая  их  первым  катам  древнего
японского единоборства; разве можно придумать лучший повод  для  контакта,
учитывая славное военное прошлое Халии? И разве  общение  с  детьми  -  не
самый простой способ заслужить доверие общества?  Слушая  долгие  рассказы
аборигенов, Мацунага узнавал халиан все лучше.
   В конце концов деликатность Мацунаги к чужой  и  своеобразной  культуре
была достойно  вознаграждена.  Молодой  халианин  -  младший  брат  Ашеко,
восхищенный  собранностью,  безукоризненным  воспитанием   и   педантизмом
человека, открыл Мацунаге бункер.
   Подземный  командный  пункт  находился   в   полной   боеготовности   и
практически не пострадал при штурме планеты. Без сомнения, это был один из
тайников, оставленных Синдикатом на крайний случай. Мацунага  с  уважением
подумал о халианах, сначала  построивших  это  грандиозное  сооружение,  а
затем открыто демонстрировавших его победителю. Эти существа, несмотря  на
их необычность, понимали в душе, что служение сильнейшему  -  единственный
путь завоевать истинно бессмертную славу.
   Итак, он оказался прав.
   Потерпев сокрушительное поражение, халиане стали преданными  союзниками
и помощниками Альянса - именно этого никак не могли  понять  во  Флоте.  В
служении победившей в честном сражении расе было что-то чертовски  изящное
и благородное - это было самое настоящее _буши_, и Мацунага принимал такую
позицию всем сердцем.
   Халиане и в самом деле были примитивной расой, но в этом заключалось  и
их  преимущество.  Вера  и  реальные  поступки  для   них   были   единым,
неразделимым  целым.  Подобная  внутренняя  полнота  и  цельность   всегда
восхищали Мацунагу. Именно  к  этой  цельности  он  безуспешно  стремился,
лишаясь ее каждый раз, когда его стрела поражала цель. Он по-прежнему  был
меток  -  даже  с  завязанными  глазами,  но  выпущенная   стрела   всегда
становилась  чем-то  чужеродным.  Истинная  гармония   стрелы   и   мишени
отсутствовала. А ведь в такой  гармонии  и  состояла  суть  Дзэн-Буддизма,
_буши_ - всего того, чему втайне молилась его обращенная в седую древность
душа. И именно это оставалось недосягаемым для Мацунаги.
   Он мог вызвать десантников сразу после посещения бункера, от тайника не
осталось бы и следа. Но двадцать четыре  крошечных  прекрасно  вооруженных
рейдера, смертоносные и  изящные,  как  наконечники  стрел,  были  слишком
совершенны, чтобы превратить их в груду  металлического  мусора.  Мацунага
смотрел на них не отрываясь, и одно из неприятных предчувствий вновь ожило
в его мозгу. Несмотря на приказ и боевой  план,  он  внезапно  понял,  что
уничтожение этой грозной силы может  оказаться  самым  настоящим  воинским
преступлением. Смертельная угроза и так нависла над Флотом.
   "Когда-нибудь они еще понадобятся Флоту", - послышался внезапно  в  его
голове  голос  далекого   сенсея.   Мацунага   не   страдал   психическими
расстройствами и даже не верил в телепатию, но нечто подобное  вполне  мог
бы сказать и Ито.
   Сенсей всегда требовал от ученика абсолютного внимания к мелочам, чтобы
использовать все преимущества природы и _ками_ и поддерживать  безупречное
равновесие всех элементов - только в таком случае смертное существо  может
ощутить подлинное ВА - состояние внутренней гармонии. Именно эта  гармония
и являлась священной сутью и целью поединка, сердцевиной _бушидо_.
   Мацунага  получил  прямой  приказ  уничтожить  все  уцелевшие   корабли
противника, но истинный воин не  мог  позволить  себе  разрушить  что-либо
необдуманно. Он поинтересовался у молодого халианина, кому еще известно  о
существовании бункера.
   Юноша свирепо взглянул человеку в глаза.
   -  Моему  брату  и  его  подразделению  Домашней   Обороны,   -   гордо
проскрежетал он. - Даже Синдикату ничего неизвестно об этом сооружении.
   - Они ведь сами построили его, - настойчиво произнес Мацунага.
   Собеседник залился лаем, который  Мацунага  смог  интерпретировать  как
вызывающую насмешку.
   - Его строили наши пленники, а среди них и в самом деле  были  граждане
Синдикат