простодушие! Нет, взлет мы видели - на  экранах  мониторов  под  потолком,
лежа на кушетках, смягчающих эффект ускорения.
   Все равно зрелище было великолепным, телевизионным помехам вопреки.  Мы
смотрели, как Тринит съеживается в горошинку на светящихся экранах,  затем
превращается в яркую точку и исчезает совсем. Потом  адмирал  Эсплендадоре
отдал распоряжение, чтобы мы приготовились: он  включает  гиперсвет.  Рада
сказать, что меня даже не затошнило. В отличие  от  большинства  новичков,
когда они узнают на опыте, что такое сверхсветовая скорость.  Наши  экраны
померкли, едва мы ее достигли.
   Однако у меня не было времени дивиться происходящему. Динамики объявили
о курсе  вступительных  лекций  для  первой  группы-новобранцев.  А  затем
начались лекции, тестирование и собеседования, длившиеся шесть стандартных
суток.
   Завербованные  мужчины  были  в  большинстве  распределены  по   разным
строительным  бригадам.  Флот  давно  набил  руку  в  обращении  со  своим
персоналом, и нам старались подобрать работу,  наиболее  отвечающую  нашим
вкусам и способностям. Нашу планету крейсер посетил  одной  из  первых,  и
потому работы было больше, чем людей для  ее  выполнения.  И  -  каким  бы
странным это ни показалось - между руководителями отделов  и  секций  даже
шло настоящее соревнование, кому удастся заинтересовать больше новобранцев
своими специальностями.
   Конечно, флотское начальство могло  бы  сразу  улаживать  такие  споры,
поскольку у каждой работы  имелось  свое  место  в  графе  приоритетности,
однако его  устраивали  и  проявления  личной  инициативы  среди  среднего
руководящего звена. В конце концов, мы, в частности, сражались и за это, и
нам,  новобранцам,  предоставляли  некоторую  свободу  в  выборе  наиболее
интересного для нас рода службы.
   Было и еще одно соображение: выбор службы предопределял,  как  сложится
наша карьера во Флоте,  если  мы  решим  остаться  после  истечения  срока
годового контракта. Некоторые службы Флот считал важнее других.
   В первый раз я увидела Аллана Бантри на торжественном  вечере  в  честь
нового персонала. Обстановка была парадной, и всем полагалось одеться  как
можно лучше. Ведь тут ты ближе знакомишься с людьми, которые будут жить на
одной с тобой  станции,  с  людьми,  которые  будут  твоими  товарищами  в
сражениях  с  халианами.  Ну  и  конечно,  хочется  произвести   наилучшее
впечатление. Аллан Бантри решил по этому случаю облачиться в свой тарг.
   Мягко выражаясь, он сразу бросался в глаза.
   - Кто это? - спросила я у Миласа Шотуэлла.
   - Наш новый инопсихолог. Доктор Аллан Бантри.
   - А что это на нем?
   - Тарг. Там, откуда он, такой костюм считается парадным.
   Как я узнала, тарги носит мужское население двадцати двух  человеческих
планет с общим населением численностью в шестьдесят три миллиарда,  причем
каждый индивид является прямым потомком нашего древнейшего  пращура  Адама
Разумного. Но население это обитает в отдалении от Земли,  тогда  как  две
сотни планет  в  наших  окрестностях  придерживаются  земной  моды,  с  ее
тяготением к элегантной, мужественной и суровой внешности,  которую  может
обеспечить  только  военная  форма.  А  тарг  в  первую  очередь  широк  и
просторен, с огромными карманами, рассчитанными на то, что носят  с  собой
мужчины, от набора карандашей до свертка с бутербродами включительно. Тарг
даже  самому  суровому  и   закаленному   мужчине   придает   сходство   с
раскормленным кроликом. И в любом случае он полностью лишен  элегантности,
которую некоторые люди, а особенно профессиональные военные вроде адмирала
Эсплендадоре, считают обязательной для мужчин.
   - Но если это у них сходит за парадный костюм, - заметил Шотуэлл, -  не
хотел бы я видеть, что они надевают, чтобы сбегать в супермаркет. -  И  он
громко захохотал, упиваясь своей довольно глупой шуткой.


   Среди специалистов в  различных  науках,  услугами  которых  пользуется
Флот, значится и специалист  по  инопланетной  психологии.  Должность  эту
неизменно занимает штатский, поскольку многие  среди  высшего  руководства
Флота не признают, что у инопланетян вообще бывает психология.  Наука  эта
во Флоте уважением не пользуется, а  потому  я  решила  держаться  от  нее
подальше  еще  до  того,  как  доктор  Аллан  Бантри  пригласил  меня   на
собеседование.
   Аллан Бантри был очень  высоким  и  худым,  а  также  выглядел  слишком
молодым, чтобы его титуловали "доктором". Потом я узнала, что ему двадцать
семь. В восемнадцать лет такой возраст  кажется  почтенным.  А  докторскую
степень он получил в Лунном университете за три года до нашего знакомства.
   На этот раз он надел мешковатый костюм,  какие  университетские  ученые
носят в галактике повсюду. Он обладал обескураживающим свойством:  то  был
весь внимание, то абсолютно рассеян, причем почти без перехода.
   Мне он сразу понравился, потому что, на мой взгляд, принадлежал  к  тем
людям, которые думают о том, что хотят  сделать,  а  не  о  том,  как  они
выглядят, и что о них думают другие.
   Доктор Бантри рассказал мне кое-что о своей специальности. Инопсихолог,
как указывает само слово, это специалист по психологии инопланетных рас. В
Альянсе их состоит не так уж мало. У некоторых наших союзников  в  предках
числятся пресмыкающиеся, другие ведут происхождение от птиц.
   Из объяснений доктора Бантри  (или  Аллана,  как  я  скоро  начала  его
называть) следовало, что инопсихолог - должность  очень  важная,  так  как
именно он первым нащупывает связь с расами, не похожими на  нашу.  До  сих
пор в военном отношении эти расы  особого  значения  не  имели,  а  потому
Флотское начальство ставило своих инопсихологов в один  ряд  с  офицерами,
отвечающими за  соблюдение  этикета.  Но  мне  все  это  показалось  очень
интересным, и под  конец  нашей  беседы  я  сказала  доктору  Бантри,  что
обязательно обдумаю его предложение пойти к нему в помощницы.
   Я прошла еще  несколько  собеседований,  а  затем  внезапно  наш  полет
завершился. Динамики объявили:
   - Персоналу  приготовиться  к  переходу  от  сверхсветовой  скорости  к
нормальной.
   Затем раздался голос Эсплендадоре:
   - Слушайте, ребята: мы прибываем к месту назначения.  Отправляйтесь  на
свои кушетки и не спускайте глаз с экранов. Они покажут вам ваш новый  дом
- планету Клаксон.
   Из гиперсвета мы вышли без происшествий.  Мой  взгляд  был  приклеен  к
экрану. Вот на нем появилась светящаяся точка. Она быстро увеличивалась, и
я впервые увидела Клаксон.
   Откровенно говоря, особого впечатления  он  на  меня  не  произвел.  Из
космоса он выглядел шаром,  в  котором  преобладали  оранжевые,  желтые  и
коричневые тона. Когда мы начали спуск, поверхность  планеты  скрывали  от
нас серо-желтые облака.  Когда  они  остались  вверху,  мы  увидели  горы,
пустыни и огромную безжизненную равнину, которая когда-то, возможно,  была
морским дном. Затем снова горы и угрюмое холмистое нагорье.
   Мы прошли еще один облачный слой и  я  увидела  внизу  широкую  зеленую
долину, окруженную бесплодными горными хребтами. Она, как я  узнала,  была
единственной плодородной местностью в  этом  полушарии:  одна-единственная
долина около ста миль длиной, а ширина  самого  широкого  места  равнялась
двадцати пяти милям. Тут и предполагалось  построить  новую  базу.  Долина
была обозначена как АТ334Л, но флотские окрестили ее Ксанаду.
   Когда мы приблизились к поверхности, меня  вдруг  охватил  необъяснимый
страх. Взбрыкнуло мое провидение. Словно я получила моментальный мысленный
снимок планеты Клаксон, и он вызвал у меня ощущение враждебности,  боли  и
возмущения. Жуткое, непонятное ощущение, которое я не могла объяснить.
   Но кое-как избавилась от него, когда двери космолета открылись.


   Наш лагерь беспорядочно расположился  на  нескольких  акрах  каменистой
земли у самого начала зеленой долины Ксанаду. Собственно, это был какой-то
известняк грязно-белого цвета, поблескивающий вкраплениями слюды.  Кое-где
виднелись рыжие  пятна  -  железной  руды,  объяснил  мне  кто-то.  Дальше
расстилалась очаровательная  долина,  угнездившись  между  двумя  отрогами
лысых гор. Зелень Ксанаду была сочнее и ярче той, к какой  я  привыкла  на
родной  планете,  и  казалось,  будто  вся  жизненная  сила   этого   мира
сконцентрировалась в единственной маленькой долине с  невысокими  покатыми
холмами, между которыми струилась речка.


   Первыми были построены помещения для офицеров  и  офицерская  столовая,
как  я  слышала.  Флот  поддерживал  старинную  и   откровенную   традицию
Привилегированности  высших  чинов.  Ступенькой  ниже   на   иерархической
лестнице стоял отдел связи. На Клаксоне построили  небольшую  передаточную
станцию, но использовалась главным образом мощная аппаратура "Баклана".
   Сразу же после высадки  нас  расселили.  Я  получила  просторную  жилую
комнату с маленькой кухней. Большое окно выходило на зеленую долину.
   Одна из главных проблем, которые приходилось решать Флоту, была связана
с клаустрофобическими ощущениями, возникавшими у  персонала  после  долгих
недель и месяцев  пребывания  в  космосе.  А  потому  в  целях  простейшей
психологической гигиены Флот стремился сделать жилые  помещения  на  базах
просторными  и  удобными.  В  конце  концов  для  них  особой  разницы  не
составляло строить по-крупному или экономя на жилой площади.
   Мебель тоже была  приятной  -  датский  модерн,  один  из  самых  милых
старинных стилей, а на стенах висели копии знаменитых картин. К несчастью,
меблировка во всех квартирах была  идентичной.  Но  у  меня  впервые  было
собственное жилище, и оно сразу мне очень понравилось.
   Флот, кроме того, попытался улучшить  идею  общих  столовых.  Мы  могли
питаться в любом из пяти ресторанов базы. Каждый отличался  интерьером  от
остальных. "Гавайская  деревня"  Джо,  "Китайский  квартал"  Эдди,  и  мое
любимое кафе "Гарриэт". Оно было совсем  таким,  как  кафе  рядом  с  моей
школой.
   Естественно, меню во всех пяти полностью совпадало - Флот еще не  дошел
до того, чтобы обеспечивать разнообразие национальных блюд.
   Экскаваторы и бульдозеры уже работали в долине Ксанаду,  первые  здания
были почти закончены. Оставалось только застеклить окна.
   Однако случилось так, что в первый  наш  вечер  на  планете  начинались
всякие неприятности и неполадки, которые превратили строительство базы  на
Клаксоне в сущий ад.
   Работы продолжались, но дело не ладилось. Постоянно  что-то  случалось.
Видимо  в  расчеты  вкрались  ошибки,  так  как  секции  одна  за   другой
обрушивались. Там, где согласно геологическим изысканиям под почвой  лежал
гранит, порода оказывалась трухлявой, обнаруживались пустоты.


   Две  недели  спустя  первые  здания  были  готовы  для   использования.
Выглядели они как типичные  административные  корпуса-башни  из  бетона  и
алюминия высотой в четыреста футов. Перед  самой  церемонией  их  принятия
коммандер Хансен, старший инженер проверил фундамент. Он обнаружил  словно
бы легкое оседание в перекашиванием.
   Хансен  нахмурился.  Они  подробнейшим  образом   проверили   твердость
подлежащей породы. И ничего подобного произойти не могло.
   Он опустился в нижний подвал и обнаружил, что  одна  из  несущих  балок
провалилась в неизвестно откуда взявшуюся дыру в  забетонированной  земле.
Баланс напряжений в здании был нарушен.
   Хансен уставился на злополучную балку. Этого не могло случиться, но это
случилось. Теперь все чертово сооружение могло рухнуть.
   Он кинулся к аварийному телефону. И вдруг  услышал  поскрипывание.  Все
здание оседало.
   - Соедините меня с адмиралом!  Немедленно!  -  крикнул  он  ответившему
ординарцу. - Аварийная ситуация!


   Эсплендадоре как раз вышел  из-под  душа.  На  кровати  была  разложена
парадная форма. Через  двадцать  минут  ему  предстояло  произнести  речь,
объявить здание принятым и поблагодарить их  всех  за  их  самоотверженную
работу. С какой  стати  ему  докучают  мелочами?  Тем  не  менее  согласно
легендам о нем он всегда оказывался на месте в  случае  необходимости.  Он
вытерся и взял трубку.
   - Сэр! Это Хансен. Со зданием неладно.
   - Хансен, о чем вы говорите?!
   - Одна из балок полетела. Здание начинает оседать.  Необходимо  удалить
оттуда всех людей.
   У Эсплендадоре возникли сотни вопросов, но задавать  их  было  некогда.
Ударом  кулака  он  включил  сигнал  общей  тревоги,  предписывающий  всем
немедленно оставить свои занятия и собраться у  космолета.  Самый  быстрый
способ увести их от опасного здания.
   В подвале Хансен увидел больше, чем требовалось. Он метнулся  к  лифту.
Всюду вокруг один громкий треск  следовал  за  другим.  Начали  подаваться
тяжелые балки. Он едва успел впрыгнуть в лифт и нажать кнопку.
   Но чуть лифт начал подниматься, как его озарила ослепительная  вспышка:
одна из балок рухнула и оборвала электрические кабели.
   Хансен открыл люк в потолке лифта и выбрался на крышу. В смутном  свете
аварийных ламп в шахте лифта он  разглядел  стальные  скобы,  вделанные  в
стены на подобный случай, и начал взбираться по ним.
   На уровне поверхности толпы быстро очищали площадку возле новых зданий,
но те, кто находился в задних рядах, почувствовали, как содрогается  земля
у них под ногами, увидели, как ближайшее здание изящно накренилось,  будто
кланяясь горам, и услышали скрежет и  лязг  рвущегося  металла.  Мгновение
спустя оно рухнуло.
   Хансен внизу почувствовал, что шахта лифта содрогается.  Секунда  -  он
выбрался  наружу,  а   шахта   под   воздействием   внутреннего   давления
расплющилась, точно тюбик, из которого выдавили всю зубную пасту.  Еще  бы
чуть-чуть и...


   В свое время Эсплендадоре был выдающимся боевым адмиралом, но то  время
ушло в прошлое. Теперь он был отличным  кабинетным  адмиралом.  Проходящие
годы унесли лихость и пылкость его молодости.  По  мере  того  как  в  его
волосах пробивалось все больше седины, он становился все более умеренным в
своих решениях. После его великой победы  у  Ахиллесовой  звезды,  карьера
Эсплендадоре пошла под уклон. Бесспорно, движение  было  медленным,  таким
медленным, что практически незаметным, но  все  равно  это  было  движение
вниз. Последние несколько лет его  отправляли  в  спокойные  секторы,  где
никаких встреч с противником не предполагалось. Он выразил неудовольствие.
   "Немного отдохните", - ответило высокое начальство, но  он  подозревал,
что слова эти  следовало  истолковать  так:  "дай  и  кому-нибудь  другому
попробовать  себя".  Он  видел,  как  его  карьера   и   жизнь   канут   в
благопристойный маразм. В отчаянии он нажал на все пружины, пустил  в  ход
все остававшееся у него  влияние.  Любой  ценой  он  тщился  вырваться  из
арьергарда, куда его засунули. Он же боевой  адмирал,  а  не  снабженец  в
мундире!
   В  результате   интриг,   достойных   двора   средневековой   Византии,
Эсплендадоре умудрился получить под начало эту экспедицию на Клаксон, идея
которой родилась в высших  сферах  Альянса...  возможно  после  того,  как
кто-то  накурился  чего-то  забористого.  Эсплендадоре  в  душе  несколько
сомневался в здравости этого плана. Успех его зависел от того, удастся  ли
сохранить тайну базы на Клаксоне от халиан и нанести им один  колоссальный
сокрушительный удар словно гром с  ясного  неба,  так  чтобы  они  уже  не
оправились.
   Ну, бесспорно, прекрасная мечта. Штатские были мастаки претворять такие
мечты в планы, которые  сулили  ошеломляющие  перемены,  осуществленные  с
помощью хитрости и лишь с минимальными затратами стратегических средств  и
материалов. Исподтишка, втайне - вот так политики представляли себе войну.
Но каким образом халиане умудрятся  остаться  в  неведении,  когда  у  них
столько шпионов-ренегатов? Сколько времени ему потребуется для  подготовки
и  нанесения  удара?  Месяц?  Шесть  месяцев?  Заранее   было   невозможно
определить,  сколько  времени  есть  у  него  в  распоряжении.  Совершенно
очевидно, у него тем больше шансов скрыть  план  от  халиан,  чем  быстрее
будет построена база и нанесен удар.
   Вот  это-то  Эсплендадоре  и  намеревался  осуществить.  Нанести   один
сокрушительный удар во  имя  человечества  -  один  великий  и,  вероятно,
последний удар в его жизни.


   На следующий день я вышла на работу в отдел обеспечения продовольствием
службы снабжения Флота. Я узнала, насколько сложны процедуры, без  которых
невозможно накормить почти семь  тысяч  гражданских  рабочих  и  неведомое
число служащих Флота - по моим прикидкам, их должно было  быть  не  меньше
пяти тысяч, считая и несколько сотен космических десантников,  которых  мы
видели редко, так как у них был собственных лагерь в нескольких  милях  от
нашего.  Короче  говоря,  около  десяти  тысяч  людей,  если  не   больше,
требовалось кормить трижды в  день,  обеспечивая  некоторое  разнообразие,
несмотря на то, что мы жили на планете, где до нашего  прибытия  не  росли
никакие злаки или корнеплоды, съедобные для людей.
   И вот утром моего первого рабочего дня я отправилась в долину по хорошо
утрамбованной тропе, которая вела в подсобное хозяйство. Оно располагалось
уже в самой долине и состояло из длинных низких строений,  со  стеклянными
крышами - теплиц, совсем таких, как  на  моей  родной  планете.  Небольшое
здание с энергетической подстанцией. Там уже велись эксперименты с  почвой
и гидропоникой. Руководил ими доктор Джон  Эдвардсон,  человек  не  первой
молодости (и женатый), и он показал мне свои владения.
   Я с интересом услышала,  что  эта  небольшая  площадь,  отведенная  под
сельское хозяйство,  снабжает  нас  примерно  двадцатью  процентами  наших
припасов.  Конечно,   основу   наших   рационов   по-прежнему   составляли
замороженные  и  сушеные  продукты.   Некоторые   хранились   на   складах
космических станций очень долгие  сроки.  Наука  словно  бы  снабдила  нас
средствами сохранять пищевые продукты чуть ли не  вечность.  И  все  равно
было как-то не по себе при мысли, что бифштекс, который ты  ешь,  пролежал
на складе больше века. Впрочем, некоторые люди,  естественно,  утверждают,
что требуется именно этот срок, чтобы мясо, которое закупает  Флот,  стало
помягче.
   Я очень обрадовалась, увидев, сколько растений Старой Земли так  хорошо
прижились в этой экзотической среде. Доктор  Эдвардсон  предупредил  меня,
что невозможно предугадать, что произойдет с земным растением,  посаженным
в инопланетную почву. Одни чувствовали  себя  отлично,  другие  чахли.  Он
показал мне, как буйно растут репа и брюссельская капуста. Признаюсь,  это
достижение заставило меня поморщиться.
   - А местные виды? - спросила я. - Хватит ли  места  и  для  них  и  для
земных?
   - Ну, - сказал доктор Эдвардсон, - это зависит от того, будут  они  или
нет спорить из-за одной экологической ниши. Но ведь  война  -  это  способ
существования природы. Все растительные виды ведут  замедленную  битву  со
всеми прочими.
   Было очень приятно увидеть земные растения - те же самые, которые мы  с
успехом культивируем на Трините. Из школьных учебников я  почерпнула,  что
Флотские крейсеры всегда имеют на  борту  биологические  пакеты  с  самыми
полезными земными растениями. Доктор Эдвардсон подтвердил, что так  оно  и
есть, и со смешком добавил, что с помощью наших родных  растений  мы,  так
сказать, ведем войну против  всей  иной  флоры  во  вселенной.  Жутковатая
мысль! Доктор сказал, что это своего рода  биологический  рок,  неизбежная
судьба. Только логично, добавил он, что мы, люди, и наши растения в  конце
концов будем либо уничтожены, либо станем  нормой  во  всей  галактике.  А
после этого во всех галактиках, а потом и во  всей  вселенной,  содержащей
эти галактики.
   Я заметила, что это выставляет нас не в  таком  уж  лестном  свете:  мы
просто хищники какие-то.
   Шли дни, и меня все больше завораживала борьба, которую  наши  растения
вели с чужи