Дэвид Дрейк, Билл Фосетт
    Флот 1-6

    Флот
    Контратака
    Прорыв
    Союзники
    Война
    Кризис



    Дэвид Дрейк, Билл Фосетт
    Флот

   -----------------------------------------------------------------------
   The Fleet (1988) ("Fleet" #1).
   Edited by David Drake, Bill Fawcett.
   Пер. с англ. - И.Гурова, Е.Еремченко, Ш.Амиранашвили,
   С.Чередов, С.Семенова.
   М., "АСТ", 1996.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 10 May 2002
   -----------------------------------------------------------------------



Дженет Моррис. КОЛЛАБОРАЦИОНИСТ

   - Беги, Пресвятая Матерь Божья, беги! - вопил Фавн, и Инглиш очнулся от
сна на соломенном тюфяке в конюшне. Испуганно фыркали лошади, пронзительно
ржали, били копытами в стенки стойл.
   Секунду Инглишу казалось, что все это ему снится. Он протер  глаза,  но
ослепительные вспышки не исчезли. Небо за окошками конюшни полыхало огнем.
Лошади не терпят огня. И теперь они  ржали  так  неистово,  что  заглушали
голос конюха, умолявшего, чтобы он помог ему справиться с ними.
   На него посыпались недоуздки и попоны. Фавн швырял их и кричал:
   - Быстрей, Инглиш! Быстрей! Господи Боже! Хорьки! Демоны  инопланетяне!
Пираты! Космические налетчики! Да ну же! Надо спасать  лошадей.  Семейство
поручило...
   Инглиш уже вскочил с  недоуздком  в  руке.  Конь,  который  ему  дороже
благородного семейства, владеющего в конюшне всем, включая и его, и  Фавна
- белокурого мальчика, младшего конюха!
   Он  отшвырнул  двенадцатилетнего  Фавна  с  дороги  и  ринулся,  сжимая
недоуздок, туда, где  в  отдельном  помещении  жеребец  Гордость  Кельтов,
наверное, старался проломить выход из своей одиночки.
   Снаружи ухоженные газоны взметывались в фонтанах металла и огня.


   Больница  в  Корке  была  переполнена.  Раненые  стонали  в  коридорах,
валялись на газоне, как бурые  листья  после  удара  осеннего,  ветра.  Но
бурость была  буростью  запекающейся  крови,  и  повсюду  воняло  страхом,
смертью, экскрементами и мочой.
   Халианская  высадка  в  Корке  осуществилась.   -   Расположение   всех
административных зданий было известно точно, а если попадания  оказывались
чуть неточными - что значит промах в пару сотен ярдов против  беспомощного
врага?
   На Корке не осталось никаких властей, которые могли бы  капитулировать,
будь халианские налетчики такими врагами, которые  принимают  капитуляции.
Планета Эйре, вполне возможно, уже вообще лишилась какой  бы  то  ни  было
центральной власти, но до массированного вторжения халианским пиратам дела
не было. Их делом было забрать все, что им требовалось, и  уничтожить  то,
что  не  требовалось.  Внезапно  обрушиться,  сокрушить  врага,  истребить
побольше  расползающихся  по  галактике  вредных  тварей,  именующих  себя
человечеством, и убраться восвояси. Целыми и  невредимыми.  До  того,  как
человеческий Альянс Планет узнает, где именно  напала  Халия,  и  отправит
Флот остановить вторжение.  Альянс  примет  соответствующие  меры  -  Флот
нацелится нанести ответный удар, но это уж заботы  халианского  верховного
командования, а не налетчиков. Налетчикам было достаточно одержать победу,
включить двигатели и скрыться во мраке космоса под  покровом  спасительной
физики гиперпространства.
   Все эти годы Центральная база оставалась вне досягаемости  человеческих
поползновений, а свои аванпосты  обе  враждующие  стороны  давно  привыкли
зачислять в разряд допустимых потерь.
   На этом аванпосте человечества,  называемом  Эйре,  халианские  большие
войсковые транспорты опустились на главную площадь города Корка, и  теперь
в эти, лежащие на брюхе корабли  спешно  загружали  здоровых  человеческих
рабов - вереницы связок длиной в целые проселки.
   Кое-где  завязывались  бои  -  сопротивление  на  пятачках,   озаряемых
вспышками плазмотронов и простого оружия. Теперь, когда халианские  войска
высадились, воздушная бомбардировка прекратилась.
   Налетчики вытявкивали команды на улицах,  перегороженных  легковушками,
грузовиками и фургонами; они развертывали Отряды в  городе,  пристреливая,
всякого, кто, казалось, мог оказать сопротивление, а также  всех  раненых,
старых, больных и слишком юных.
   Подразделениями из двенадцати бойцов инопланетяне  прочесывали  квартал
за кварталом, дом за домом, не оставляя позади  себя  ничего  живого.  Они
сжигали все, что могло гореть, включая людей, которых не стоило забирать с
собой. Они подчистую вымели административные здания и загазировали тюрьму,
следуя инструкции, определявшей, кто годится в рабы.
   Захват добычи был еще в самом  разгаре,  когда  одно  из  подразделений
обнаружило больницу. Командир, чей мех был,  естественно,  рыжим,  весь  в
брызгах крови и  слипшихся  колтунах,  отдал  распоряжение  в  портативный
коммуникатор. Его черный нос подергивался. Остренькое лицо, точно мордочка
хорька, раскололось в белозубой усмешке - признак  возбуждения  у  халиан.
Язык его извивался.
   Ему приказали ждать подкрепления, и он построил  свое  подразделение  в
оборонительное каре. В ожидании он поигрывал  с  соплом  своего  огнемета.
Оружие, свисающее с его узких плеч, казалось вдвое тяжелее  обычного,  как
всегда в такие минуты - минуты бездействия.
   Его  помощник  хлестнул  хвостом  с  черным   кончиком   и   откровенно
принюхался, заглядывая в развороченный вход в больницу.
   Запасные генераторы там  включились,  когда  халианский  бомбовый  удар
разрушил энергетическую сеть. И в мерцающем  свете  на  белых  полах  были
видны  змеящиеся  кровавые  следы,  точно  разметки  в  коридорах  военных
транспортов. И тела на  носилках,  составленные  ярусами,  как  укладывают
рабов в трюмах.
   Но никто из раненых не смотрел на пиратов, выжидающих на ступеньках  за
дверным проемом. Это были люди, которых сочли безнадежными их же собратья,
- почти покойники: лишившиеся рук или  ног,  ослепшие,  с  распотрошенными
внутренностями, с рваными ранами на шее - те, кого в мирное  время  спасли
бы, но в войну они причислялись к погибшим и уже входили в списки  потерь.
От их запаха мех на хвосте помощника командира распушился так,  что  хвост
казался вдвое толще.
   Халиане  были  плотоядными:  безволосые  враги  называли  их  хорьками.
Военные стычки продолжались не одну сотню лет. За все это  время  ни  один
халианский солдат не признался, что съедал сердца и печени врагов. Но  это
случалось. О, это  случалось  в  темных  проулках  и  в  сумятице  захвата
пленных.
   И это случится здесь, в больнице, перед  тем  как  будет  отдан  приказ
сравнять ее с землей. Но случится не прежде, чем  сюда  явится  халианский
командующий. Всегда,  когда  предстояли  приятные  задания  вроде  очистки
больницы, старшие по рангу имели право первого выбора,  ублажались  самыми
лакомыми кусками.


   - Хорьки! - взвизгнул мальчик, прятавшийся в кустах,  потому  что  было
уже поздно. Поздно прятаться,  поздно  бежать.  Но  Фавн,  младший  конюх,
попытался  -  выскочил  из  укрытия,  кинулся  от  убежища   семейства   к
развороченному господскому дому, и его белокурая голова заблестела золотом
и тут же раскрылась алым цветком, когда халианский снайпер уложил его.
   Из-за трупа, который упал на землю, подергался в  судорогах  и  застыл,
вышли халианские пираты. Вооруженное  до  зубов,  подразделение  осторожно
пробиралось между деревьями и кустами, точно хищники, которыми они и были.
В солнечном свете их мех  переливался  коричневыми  тонами.  Черные  глаза
блестели, влажные носы подергивались, вынюхивая товарищей  врага,  который
закричал перед смертью. Когтистые черные руки крепко сжимали автоматы.
   Пока они лавировали, из кустов у них за спиной не донеслось ни  единого
звука.  Но  плечи  под  густым  мехом  были  сгорблены,  мускулистые  ноги
полусогнуты. Некоторые теребили  форменные  пояса  на  бедрах,  чуть  ниже
которых яростно хлестали хвосты с черными кисточками на  конце.  Некоторые
порыкивали  сквозь  острые  зубы.  Халиане  давно  сражались  с  людьми  -
охотились на безволосых врагов, уничтожали их,  порабощая,  истребляя  при
каждом  удобном  случае,  -  а  потому  понимали,  что  убитый   выкрикнул
предупреждение, а не завопил от страха и не испустил боевой клич.
   И теперь подразделение  продвигалось  очень  медленно  по  инопланетной
местности. Один, согнув колени, опустив голову, выскакивал вперед - просто
треножник  для  взятого  наизготовку  автомата  -  и   застывал,   готовый
пристрелить все, что шевельнется, а затем тот же маневр проделывал  солдат
позади него и держал под прицелом все впереди. Таким образом, сменяя  друг
друга,  бойцы  подразделения  продвигались  вперед  к  роще  и  развалинам
господского дома за ней в этом стилизованном менуэте, дышащем смертью.
   Наблюдая из убежища в кустах, юноша  по  имени  Инглиш  обнаружил,  что
халианские  пираты  удивительно  похожи   на   лесников,   охотящихся   на
браконьера. Только мех, черные носы да хлещущие хвосты  и  глухое  рычание
отличали их от крадущихся лесников. Ну и, конечно,  количество  оружия.  А
злобную жестокость, стрельбу по живым мишеням, возбуждение  погони  -  все
это молодой слуга Дома Диннинов (развалины которого виднелись в отдалении)
наблюдал и раньше.
   Хорьки ничем не отличались от его господ-людей, и,  пожалуй,  прятаться
от них было немногим труднее, думал юноша, скорчившись в своем  лиственном
приюте, - ведь и он иногда занимался браконьерством. Но если тебя  изловят
пираты, это будет концом.
   Они ловили рабов, это Инглиш знал. Им требовались рабы. Ему это сказали
совсем недавно Кеннеди и Смит. Он рассчитывал на это, успокаивал себя этой
мыслью, когда начался налет. Налет, сыплющаяся с неба смерть, за одну ночь
взрывов, огня и все новых и  новых  ударов  уничтожившая  жалкую  наземную
оборону Эйре...
   Камни господского дома, ограда поместья, конюшни, склады и амбары - все
исчезло, словно свихнувшийся исполин смел их небрежным движением руки.
   Но семейство уцелело.
   Позади него и десятка таких же дозорных благородные Диннины прятались в
пещере с оружием, слугами и лучшими лошадьми, храня обычную надменность.
   И прежде чем Хорьки расправятся по-своему  с  хозяевами  поместья,  все
слуги Диннинов должны умереть, как умер  Фавн,  чей  труп  теперь  волокли
халиане.
   Это была подлость. Терри Инглиш хотел убежать, но не  разделить  судьбу
Фавна, который валялся на земле безголовый, а  халианские  пираты  дрались
из-за трупа. Не хотел он, и чтобы его пристрелил как предателя  кто-нибудь
из слуг у него за спиной - десятерых, оставшихся  теперь,  чтобы  защитить
семейство, которое владело десятками их.
   А потому Инглиш, дрожа, затаился в гуще листвы,  и  скользкой  от  пота
почти  детской  рукой  сжимал  охотничий  нож  у  себя   на   поясе.   Все
оборачивалось совсем по-другому, чем ожидалось. Совсем! Халианским пиратам
следовало пронестись в небе на сверкающих военных кораблях, смести  дом  и
окрестности, а затем проследовать в сторону Корка, где город оказал бы  им
достойный прием. Им не следовало быть здесь, топтать голубую траву, кусать
друг друга в ярости из-за  того,  кому  из  них  достанется  правая  кисть
бедняги Фавна.
   Инглиш зажмурился. Его била дрожь. Что толку бояться? Что толку  думать
о том, как все могло быть, как должно было быть. Халианские пираты  здесь,
и Фавн уже убит.
   Инглиш никогда не задумывался над тем, что  халиане  делают  со  своими
рабами. Рабы - это рабы, считал он. Рабами были все, то  есть  все,  кроме
семейств с их судами, их законами, полицией, с  их  недостижимыми  благами
богатства и образования.
   С усилием открыв глаза, молодой конюх Дома Диннинов продолжал  смотреть
со стоицизмом, свойственным таким, как он. Действительно ли то, что пираты
проделывают с трупом Фавна хуже того, что владыка Диннин сделал бы с  ним,
попадись он с убитым голубем или даже белкой? Сейчас Фавн хотя бы мертв.
   Ягодицы Инглиша ныли  от  неудобного  положения,  его  мучили  страх  и
сочувствие мальчику, который спал рядом с ним в конюшне. Все  лошади,  все
бесценные лошади Диннинов были мертвы или где-то бегали, обезумев, если не
считать немногих личных верховых лошадей, укрытых в семейном убежище.
   Диннины приготовились  спрятаться,  приготовились  выдержать  осаду  и,
возможно, переживут ее, даже если все выставленные часовые  вроде  него  и
Фавна погибнут, чтобы обеспечить это.
   Халианские  бойцы  внизу  убеждали  в  этом   Инглиша,   каждым   новым
торжествующим поруганием трупа, каждым злорадным тявканьем, каждым веселым
рычанием.


   Единственный корабль Альянса в  нормальном  пространстве,  находившийся
неподалеку от Эйре в момент,  когда  подал  сигнал  охранный  маячок,  мог
добраться до планеты за шестнадцать часов, если бы его командир забыл  обо
всем и пожирал бы парсек за парсеком.
   Что  он  и  сделал.  Экипаж  эсминца  "Хейг"  насчитывал  двести  самых
закаленных ветеранов, каких только мог выставить  Альянс.  Эйре,  пожалуй,
была им в самый раз. Они предпочитали воздушные десанты и наземные бои,  а
пятьдесят рядовых 92-й  десантной  дивизии  быстрого  реагирования  "Рыжий
конь" стремились "нарастить свои  накидки",  раздобыв  столько  халианских
хвостов, что их накидки будут мести землю. Один из десантников по  фамилии
Инглиш кроме накидки обзавелся и целым одеялом.
   Командир сверился со списком наличного состава и вызвал  к  себе  троих
офицеров, включая Инглиша, уроженца  Эйре,  чтобы  составить  план  боевых
действий. В космосе эсминец вступил бы в бой  с  халианским  космолетом  с
полной охотой, но  в  подобных  обстоятельствах  все  решалось  на  земле.
Распылять вражеский корабль, покидающий человеческую планету не полагалось
- ведь на борту всегда бывало много людей. Компьютерные системы  наведения
кораблей Альянса предпочитали по людям не стрелять. И халиане  это  знали,
проклятые работорговцы!
   При мысли о халианских трюмах, набитых рабами, командиру  стало  тошно,
но у него было предчувствие, что на этот раз удача улыбнется "Хейгу" и его
экипажу. Они оказались не только удивительно близко к Эйре, но у  них  был
человек, который должен знать планету как свои пять пальцев.
   Ожидая офицеров, командир поигрывал подарком жены  -  табличкой  с  его
фамилией,  очень   роскошной,   инкрустированной   перламутром.   "Джейсон
Г.Падова" гласила она. Он всегда с нежностью думал  о  своей  семье  перед
началом боевой операции. Не то чтобы  в  нем  была  хоть  капля  трусости.
Просто слишком много он видел сражений и зверств, творимых халианами.
   Он хотел, чтобы его жена  и  дети  могли  спать,  не  опасаясь  ночного
налета. Он хотел выполнить свои обязанности. И мог это сделать: "Хейг" был
сверхкомпьютизированным эсминцем, он мог расправиться с тремя  халианскими
кораблями его класса, располагая лишь минимумом экипажа, чтобы  было  кому
всунуть голову в коммуникационные шлемы, чтобы компьютерная сеть  получала
энцефалограммы и индикаторные движения глаз. Даже без  двадцати  людей  на
борту, то есть живых,  "Хейг"  продолжал  бы  уничтожать  все,  что  имело
спецификации халиан и двигалось в радиусе двадцати  тысяч  миль,  пока  не
расплавились бы все его контакты.
   Но тебе-то какой был бы от этого толк, если ты  был  бы  уже  мертв?  И
девизом Падовы всегда было выживание: для Падовы,  для  его  экипажа,  для
корабля  Альянса,  которым  он  командовал  уже  столько  лет,  что  успел
научиться обходить инструкции и извлекать все, что  мог  предложить  Флот.
"Хейг"  был  мыслящей  машиной-убийцей  и  обладал   большим   количеством
роботизированных функций, чем соответствовало букве закона. Если  проявить
юридическую придирчивость. Но в глубине  сознания  Падова  бережно  хранил
последнюю команду, которую составил он сам.  Она  обеспечивала  подчинение
автоматических  функций   "Хейга"   человеческим   приказам   до   момента
самоуничтожения, так что Хорькам  не  удастся  запустить  когти  в  строго
хранимые секреты "Хейга".
   До тех пор,  пока  будет  оставаться  хоть  кто-то,  чтобы  командовать
"огонь", боевое оружие и его электромыслящие компоненты будут оставаться в
подчинении законов Альянса. И человеческая кодированная последняя  воля  и
команда "огонь!" будут волей и командой этого человека.
   А потому командир Падова, когда вошли его офицеры, был полностью  готов
сделать то, что был обучен делать.
   Он жестом помешал отдать честь седому командующему оперативной  группой
и  женщине,  начальнику  его  разведки,  и  улыбнулся  юному  обритику   с
молочно-голубыми глазами.
   - Садитесь, господа, - пригласил Падова и сразу же продолжал: - На Эйре
высадились пираты, то  есть  когда  поступил  сигнал  SOS,  отраженный  от
стационарного ретранслятора  и  зашифрованный  так,  словно  его  отправил
спасшийся гражданский космолет. Данных мало: видимо, главный удар пришелся
по городам Корк и Шэннон. Инглиш, расскажи-ка нам все, что  тебе  известно
про Эйре, - и как можно короче.
   Молодой  десантник  почесал  в  ежике  затылка,  а  его  голубые  глаза
вперились в пол.
   - Э, да, сэр.  Ну,  кроме  того,  что  есть  в  компьютерных  данных  и
планетных атласах, так, капитан, я, пожалуй, скажу... не стоит  она  того,
чтобы ее спасать, капитан! - Лейтенант вздернул голову, и Падову  хлестнул
по лицу вызывающий взгляд.
   Командующий группой резко обернулся к нему, начальник разведки щелкнула
крышкой портативного компьютера,  но  лейтенант  только  встал  по  стойке
"смирно" и ничего больше не сказал.
   Чертова  психология  наземных  сил!  Падова  медленно  кивнул,   словно
взвешивая слова десантника, а потом наклонился через стол и произнес очень
размеренно и очень четко:
   - Лейтенант Инглиш, ваша оценка рассмотрена. Возможно, вас  не  удивит,
но мы... примем... меры... для... спасения... Эйре... в любом случае. И  с
этого момента вы член оперативного штаба. - Падова знал,  что  у  него  от
раздражения вздулась шея - он  почувствовал,  как  в  нее  врезается  край
воротничка.  -  А  кроме  того,  вы  первый,  кто  высадится,   а   потому
выкладывайте о Шэнноне и Корке все, что помните.
   Когда выяснилось, что у Инглиша  на  планете  где-то  есть  однояйцевый
брат-близнец, Падову это нисколько не удивило. Чертовы десантники  все  на
одну колодку: пустая голова, но бойкий язык.  И  беззаветная  смелость.  И
могучие мышцы, чтобы ее подкрепить.
   Раз операция зависит от  десантника  -  десантника,  который  ненавидит
местных жителей, как этот лейтенант Инглиш ненавидит эйрцев, - то халианам
предстоит схватка с человеческими противниками куда ожесточенней обычной.
   Падова всегда стремившийся  избегать  излишних  кровопролитий,  понимал
это, но не стал принимать к сердцу. Чуточка бесчеловечности,  пожалуй,  не
помешает. Теперь оставалось только поставить этого бешеного сукина сына  в
нужную позицию и выдернуть чеку.


   Глядя, что происходит с трупом Фавна, потому что у  него  не  было  сил
отвернуться, Терри Инглиш не сознавал, что его пальцы  впивались  в  дерн,
словно пираты оскверняли его беспомощное тело.  Он  вспоминал  прошлое,  и
казалось, что это так и есть. Не сознавал он, и что  плачет,  что  по  его
щекам ползут длинные серые черви слез.  Годы  и  годы  он  молился,  чтобы
явились халиане, и семейства на своей шкуре испытали бы то, что заставляли
испытывать других. Пусть  они  сокрушат  эту  надменную  и  злобную  орду,
которой он с  рождения  был  обречен  служить  и  которая  даже  мысли  не
допускала о том, что он одной с ними расы.
   Диннины   и   другие   благородные   семейства   обладали   собственной
государственной  религией,  всепланетным   культом   высокородных,   чтобы
провести границу между собой и низшими классами. Так спасет ли  их  теперь
этот  бог  крови,  всепланетный   безжалостный   бог,   опекавший   только
привилегированных?
   Когда член семейства умирал, это тщательно скрывалось. Тупоумные  слуги
верили в то, что утверждал каж