полуночи...
 
*** 
 
   Ближе к полуночи я  как  раз  закончила  мытье  посуды  после  ужина,
имевшего место довольно поздно. Ребенок сегодня был у  бабушки,  поэтому
мы с Лешкой, естественно, засиделись на работе, а в девять  вечера  меня
умыкнул спутник жизни, выполнивший на текущий  день  план  по  .оказанию
населению стоматологической помощи.
   Они  с  Лешкой  поприветствовали  друг  друга,  и   Лешка   попытался
быстренько научить его подшивать уголовные дела. Но не на  того  напали,
Александр эти гнусные инсинуации деликатно, но твердо отверг:
   - Побойся Бога, я у себя на работе сверлю  столько,  что  тебе  и  не
снилось.
   - Лешка, ну кто в здравом уме и твердой  памяти  откажется  от  твоих
услуг?
   Смотри, какая красота! Кристиан Диор -  дитя  в  сравнении  с  твоими
швейными способностями...
   Я покрутила в руках том дела, ровнехонько сшитый через аккуратненькие
дырочки, и полюбовалась изящным бантиком из суровых ниток, венчавшим шов
на краю тома.
   Саша приобнял меня за плечи, и мне сразу расхотелось  сидеть  тут,  в
кабинете. Я в который раз подивилась на  свою  проснувшуюся  в  Сашкиных
умелых ручках сексуальность. Подумать только,  а  было  время,  когда  я
всерьез считала себя чуть ли не фригидной. По  крайней  мере,  -  бывший
супруг употреблял по отношению  ко  мне  выражения  "рыба"  и  "бревно".
Конечно, прелесть новизны может  временно  улучшить  ситуацию,  но  если
такой стабильный - а  главное,  длительный  прогресс,  -  наверное,  это
любовь.
   По дороге домой Сашка затащил меня в круглосуточный магазин и  подбил
на покупку пирожных.
   - Ты какие пирожные больше всего любишь? - спросил он перед кассой.
   - "Картошку" и "полено", - подумав, ответила я.
   - Ты ведь городская девушка, ну и вкус у тебя, - хихикнул  он,  нежно
на меня глядя, и я, конечно, сказала ему, что со вкусом  у  меня  все  в
порядке.
   В полночь Василий Кузьмич все еще не  вернулся  из  бани,  а  звонить
позже мне уже было неудобно, хотя Галина Павловна мне это предлагала.
   Уютно, как в гнездышке, устроившись в сильных руках Сашки, я небрежно
поинтересовалась, что это  мне  Горчаков  такое  говорил  про  некоторых
стоматологов, мечтающих  сменить  специализацию  на  судебную  медицину?
Неужели, мол, бывают такие ненормальные?
   - Бывают, - подтвердил Саша. - Этот человек я.
   Я села в постели и уставилась на него.
   - Ну ладно я, я уже конченая женщина. Мне  уже  деваться  некуда.  Но
тебе-то зачем, несчастный, это надо?
   - Чтобы в одной семье была всегда дежурная бригада, - ласково ответил
Сашка, укладывая меня назад.
   - Ах так! Хорошо же. Тогда говори мне давай, от чего человек помер?
   И я добросовестно пересказала Сашке  все,  что  слышала  в  четвертой
больнице про таинственное заболевание Вертолета, и все, что  видела  при
вскрытии. У Сашки в глазах блеснул огонек.
   - Говоришь, костный мозг утратил кашицеобразную консистенцию и  легко
вымывался из костных просветов?
   - Подожди, я сверюсь с картотекой. - Я спрыгнула с кровати и  сбегала
за записной книжкой, куда добросовестно занесла во  время  вскрытия  все
эти мудреные термины. - Да, все так, как ты  сказал,  -  подтвердила  я,
разобравшись в собственных каракулях.
   - И селезенка дряблая  была,  и  соскоб  незначительный  на  ноже?  А
лимфатические узлы на разрезе красные были?
   - Были, - нашла я в своих записях упоминание и об этом.
   - А при госпитализации жаловался на тошноту? Рвота была?
   - Доктор мне сказал, что предполагали отравление.
   - А костно-мозговую пункцию брали?
   - Не успели, он помер за день до запланированной пункции.
   - Ага...
   Сашка задумался, и я со смешанным  чувством  осознала,  что  из  него
получится отличный судебный медик. Я имею  в  виду  не  квалификацию,  а
специфическую одержимость, присущую увлеченным следователям и экспертам,
которые не мыслят своей жизни без момента истины.
   - Слушай, а волосы у него не выпадали?
   - Саш, он лысый, как коленка.
   - Моя? - Сашка задумчиво  стал  разглядывать  свое  отнюдь  не  лысое
колено, выставив его из-под одеяла.
   - Моя! - Я высунула свою коленку.
   - Отвлекаешь. - Он засунул мою коленку обратно под одеяло.  -  Ну,  -
сказал он после долгого раздумья, - я, пожалуй,  соглашусь,  что  смерть
могла наступить от пневмонии.
   Я недоверчиво уставилась на него.
   - А что  касается  характера  заболевания,  я  бы  в  первую  очередь
предположил отравление. Солями тяжелых металлов. У вас же когда-то давно
было дело об отравлении  семьи  солями  таллия,  соседка  их  траванула,
подсыпав крысиного яду в отварную картошечку.
   - А ты-то откуда об этом знаешь?
   - Читал, - пожал плечами Сашка.
   - Отравление солями тяжелых металлов? - задумалась я. -  Но  ведь  их
надо с чем-нибудь принять внутрь. Вертолет ведь жил  не  в  коммунальной
квартире.
   Питался экологически чистыми продуктами. В йогурт  или  авокадо  ведь
крысиного яду не сыпанешь. Да и кто мог иметь доступ  к  его  пище?  Мне
кажется, он дома и не питался, все в  заведениях.  На  мой  взгляд,  это
маловероятно.
   - Хорошо, - покладисто согласился мой домашний эксперт. -  Не  хотите
таллия, могу предложить радиационную травму.
   - Радиационная травма? - Да.
   - А где его могли облучить?
   - Маша! А не  помнишь,  при  вскрытии  эксперт  обращал  внимание  на
подкожные и подслизистые кровоизлияния?
   - Было-было,  -  вспомнила  я.  -  И  то  и  другое,  а  подслизистые
кровоизлияния еще при наружном осмотре мы заметили.
   - А что у него с биохимией крови?
   - Я не знаю, что такое  биохимия  крови,  но  мне  его  лечащий  врач
говорил, что у него в крови резко увеличилось количество белых  кровяных
телец.
   -  Ну   вот   видишь!   Резкое   подавление   гемопоэза,   выраженный
геморрагический синдром, снижение общей сопротивляемости. Там  про  СПИД
никто ничего не говорил?
   - Говорили...
   - Маша, это хроническая лучевая  болезнь.  От  длительного  облучения
малыми дозами радиации. Смерть  в  таких  случаях  обычно  наступает  от
инфекционных осложнений. И пневмония здесь вполне уместна. А в  больнице
его состояние ухудшалось?
   - Ну, конечно, ухудшалось, раз он все-таки умер.
   - Значит, источник ионизирующего излучения находился при нем.  Вы  не
нашли на нем каких-нибудь повреждений,  которые  можно  идентифицировать
как радиационный ожог?
   - Сашенька! Если бы я знала, как выглядит радиационный  ожог!  Думаю,
что и эксперты наши не знают.
   - Незаживающих язв у него на теле не было?
   - Нет, уж за это я ручаюсь.
   - Так, пузырей, некротических участков тканей не было?
   - Нет, - старательно припоминала я.
   - Хорошо, гиперемированных участков не было?
   - Гиперемированных участков?
   "Кожа на груди гиперемирована,  -  зазвучал  у  меня  в  мозгу  голос
танатолога, вскрывавшего вертолетовский труп. - Наверное,  крест  натер,
смотри, он тяжелый, как гантель..."
   - Я должна была сама догадаться. - Я села в постели,  завернувшись  в
одеяло. - Мне же сегодня ювелир,  который  этот  крест  с  него  снимал,
говорил про радиацию.
   - Какой крест, какой ювелир? Ты мне напоминаешь мою младшую сестру.
   Прихожу к матери, а Лялька мне рассказывает: "Саша, у меня был хомяк,
он лопнул". Я ей говорю: "Ляленька, ты мне рассказала начало и конец,  а
теперь   расскажи   середину".   Оказывается,   он    себе    за    щеки
запихивал-запихивал жратву, и один защечный мешок у него треснул.
   - Понимаешь, у него на шее крест висел на  цепочке,  бешено  дорогой.
Жена - в смысле, вдова - сказала, что он боялся крест потерять и у  себя
на шее запаял цепочку. Он так в ней и  умер,  а  под  крестом  припухло.
Сегодня ювелир приехал в морг цепочку  снимать  и  сказал,  что  в  этом
кресте не так давно центральный камень заменили, был темно-синий,  почти
черный, а стал ярко-синий. Скорее всего, облученный. Саш,  интересно,  а
если камень облучить, он потом может стать источником радиации?
   - Машуня, все, что угодно,  может  стать  источником  радиации,  если
подвергнется облучению. Крест еще у тебя?
   - В сейфе.
   - Надо его посмотреть на радиацию, и заодно труп твоего  Геликоптера.
И убери ты срочно эту вещь из своего сейфа, мало ли что...
   - Слушай, я сегодня не усну. Саша, может, мы чего-нибудь поедим?
   - Ну, тогда уж и выпьем по поводу моего боевого  крещения.  Если  моя
версия подтвердится, меняю квалификацию.
   Мы ели,  пили,  обнимались,  но  абстрагироваться  от  вертолетовской
смерти я уже не могла, в моем мозгу билась мысль, пытающаяся  оформиться
во что-то. Мне потом было очень стыдно, но в самый патетический момент я
отпихнула Сашку и задала в пространство вопрос:
   - Ему стало плохо за месяц  до  смерти.  Если  заряженный  крест  ему
подарили именно тогда, то кто же под него бомбу подложил на той неделе?
 
*** 
 
   Еле дождавшись восьми часов утра - часа, когда  приличия  со  скрипом
уже позволяли звонить по служебным вопросам людям  домой,  -  я  набрала
номер Василия Кузьмича. Галина Павловна тут же сняла трубку и совершенно
проснувшимся голосом сообщила, что он пришел, но подойти не  может,  так
как лежит в ванне.
   - Как в ванне? - удивилась я. - Он же в бане был?
   - Пришел домой и сразу в ванну. Он очень  чистоплотный,  -  объяснила
Галина Павловна абсолютно серьезным тоном, в который я поверила бы, если
бы не знала о ее актерских способностях.
   Наконец  отмытый  добела  Кузьмич  (хотела  бы  я  на   него   сейчас
посмотреть!) соизволил мне позвонить сам, но уже  на  работу.  Я  хотела
поинтересоваться, не мацерировалась ли - не распарилась ли  и  сложилась
складочками - у него кожа от долгого нахождения в водной  среде,  но  не
стала, сразу перешла к делу, сообщив, что Вертолета на девяносто  девять
процентов все-таки грохнули, правда, очень необычным способом, в связи с
чем мне срочно нужен человек в помощь, и хорошо бы это был Кораблев.
   - Кораблев так Кораблев. Он же и так у тебя работает, вот и  припахай
его, - распорядился Кузьмич, а я подумала, что Кораблев, значит, до  сих
пор не появился на работе.
   - И еще специалиста - замерить радиационный фон.
   - Будет сделано, - отозвался мой собеседник.
   Для начала я позвонила ювелиру и спросила, может ли облученный камень
сам стать источником излучения. Ювелир прочитал мне короткую лекцию,  из
которой я уяснила, что он не знает о таких случаях,  но  сам  облученных
камней побаивается и считает,  что  камень,  получивший  дозу  радиации,
может помалкивать до поры до времени, а потом даст вспышку, так что мало
не покажется тому, кто его носит. А вообще-то, все зависит  от  того,  с
какой целью облучать, подал он неглупую мысль, и  что  считать  побочным
эффектом. Можно подвергнуть камень  радиационному  воздействию  с  целью
изменить его цвет или размер, а он в  качестве  побочного  эффекта  даст
излучение. А можно зарядить камень радиацией с тем, чтобы он сам излучал
- мало ли для чего, - а он вдобавок поменяет  цвет,  станет  из  черного
васильковым. Все понятно? Под конец беседы ювелир сказал, что  он  берет
назад свои слова о том, что камень заменяли, но что камень вынимался  из
гнезда, он ручается, допускает, что в гнездо  вставили  тот  же  камень,
только поменявший цвет.
   Установить  бы  последнего  владельца,  подумала  я.  Для  начала   -
последнего  владельца  креста  с  черным  камнем,  а  потом  уже   можно
устанавливать, кто его превратил в ярко-синий. И как. А зачем  -  уже  и
так ясно. Где этот гад Кораблев?
   Снова созвонившись с  Кузьмичом,  я  выпросила  машину  и  решительно
отправилась домой  к  Кораблеву  в  компании  рубоповского  водителя,  с
твердым намерением: если он не будет открывать на звонки, сломать двери.
Двадцать минут тишина за дверью испытывала наше терпение, потом  наконец
с той стороны раздалось шарканье. Водитель успел мне тихо сказать:
   - Ну что, Сергеевна, я смотрю, ты прищурилась, значит, сейчас  что-то
будет.
   Дверь открылась и явила нашему взору Леню  Кораблева  на  пятый  день
запоя.
   Человек, которого я привыкла видеть в белоснежных рубашках и  брюках,
отглаженных так, что о складку можно было порезаться, стоял перед нами в
тренировочных штанах с коленями, вытянутыми чуть ли не до пола, голый по
пояс и небритый настолько, что его уже можно  было  назвать  "придиралой
бородатым".
   Тусклая лампочка коммунального коридора освещала стоявшую вдоль  стен
батарею пустых бутылок. Слова тут были излишни. Мы с ним молчали по  обе
стороны порога, после чего он поймал мой неодобрительный взгляд на  тару
из-под коньяка и водки и вяло сказал:
   - Это еще что, вы в туалете посмотрите.
   - Зайти можно? - спросила я.
   - Зачем? - так же вяло поинтересовался Леня.
   - И то правда, - сказала я грустно, повернулась и стала спускаться по
лестнице.
   - Э-э, - слабым голосом позвал он. - Я вас не приглашаю, потому что у
меня там дама спит.
   -  A-a,  -  протянули  мы  с  водителем  в  один  голос  и  скабрезно
усмехнулись.
   - Леня, а ты знаешь, какой  сегодня  день?  -  спросила  я,  стоя  на
ступеньке вполоборота к нему. Он наморщил лоб:
   - Э-э-э... Пятый день, как мне тридцать  девять  исполнилось.  Ладно,
проходите, я хоть кофе сварю. Сейчас в себя приду, побреюсь,  помоюсь  и
поедем.
   Дети в школу собирались: мылись, брились, похмелялись, -  пробормотал
он.
   - А дама? - спросила я.
   - А, - махнул он рукой, - пусть спит.
   Мы с водителем нерешительно потянулись за  Ленькой,  который,  шаркая
рваными шлепанцами, привел нас в  захламленное  холостяцкое  жилье,  где
стояли стол, два стула, неразложенная диван-кровать с поднятой  спинкой,
явно односпальное ложе, на ней постелена простыня и  брошено  одеяло,  -
там, похоже, спал  Леня,  а  посреди  комнаты  раскладушка,  на  которой
возлежала та самая  блондинка  с  пышной  гривой,  имени  которой  я  на
Ленькином дне рождения так и не запомнила. При нашем  появлении  она  не
проснулась, только перевернулась на другой бок.
   - Леня, неудобно, человек спит. Пойдем на кухню.
   - Ну пойдемте, - сказал он, зевая и почесывая бок. - Соседей нету, мы
на кухне посидим.
   На кухне Ленькин столик сразу бросался  в  глаза  на  фоне  остальных
столов своей ухоженностью и почти  стерильностью.  Сесть  за  него  было
просто приятно.
   - Старый, а чего это у тебя дама на раскладушке спит? - без церемоний
поинтересовался водитель.
   - А я всегда баб, когда привожу, на  этой  раскладушке  укладываю,  -
бесхитростно пояснил  Леня,  насыпая  кофе  в  турочку.  -  Она  у  меня
специально для проституток припасена.  Когда  поздно  ночью  мимо  метро
едешь, они иногда увязываются, просто переночевать, - у меня денег нету,
а им ехать далеко и спать хочется.
   - Леня, ты даму-то будить собираешься? - спросила я.
   - Да пусть спит, - благостно махнул он рукой.
   - А как ты ее оставишь, когда на работу уйдешь?
   - Дверь захлопнет, и все. А чего? У меня брать-то нечего.
   - А ты вообще ее давно знаешь?
   - Не очень. - Леня озадаченно наморщил лоб.
   - Где ты ее взял-то?
   - Долго рассказывать, - отмахнулся он.
   - А зовут ее хоть как?
   - Анджела.
   - А фамилию ее ты знаешь? А работает она где?
   - Слушайте, что вы ко мне пристали? Вы что мне, мама? Она учится.
   - Ну-ка, повернись, Леня. - Я жестом показала, чтобы он покрутился на
месте.
   - Да что вы ко мне пристали?
   - Она тебя не царапала?
   - Чего?
   - А ты ее?
   Ленька опустился на табуретку у стола и не засмеялся, а сказал  тихим
голосом:
   - Ха, ха, ха, - видимо, смеяться еще было тяжело. - Да не  спал  я  с
ней.
   - А она к тебе приставала? - допытывалась я.
   - Ну-у...
   - Так фамилию ее ты знаешь или нет?
   - Сейчас.
   Ленька тяжело встал и, шаркая сваливающимися с ног тапочками,  побрел
к вешалке возле его двери. На вешалке  он  нашарил  висевшую  на  крючке
женскую сумку, ничтоже сумняшеся залез в нее и  выудил  оттуда  паспорт.
Раскрыл и прочитал:
   - Ленедан Анджела Марковна. Иностранка, что ли?
   - Везет тебе, Кораблев! Удивляюсь, до чего ты везучий, -  сказала  я,
разглядывая его помятую рожу. - Я тебе еще задание не успела дать, а  ты
его уже выполнил.
   Узнав, что девушка, мирно спящая на раскладушке,  не  кто  иная,  как
участница организованной группы шантажистов, я заторопилась,  чтобы  она
ненароком, не дай Бог, не проснулась  и  не  выползла  в  кухню;  сейчас
знакомиться уже было  бы  недипломатично.  А  в  Кораблева  я  буквально
вцепилась с требованием ни в коем случае не упускать ее из  виду,  чтобы
он  как  следует  продолжил  знакомство,  взял  телефончик,   адресочек,
назначил следующую встречу или хотя бы  выяснил,  где  ее  искать,  если
захочется повидаться. Желательно не отходить от нее ни на шаг,  она  нам
скоро  понадобится.  Ради  такого  дела  я  согласилась  прикрыть  этого
охламона перед  начальством.  Оставив  Леньку  с  объектом  оперативного
интереса, мы с водителем отбыли проверять радиационный фон в морге  и  у
меня в кабинете.
   Когда  я  выложила  из  сейфа  крест  с   цепочкой,   специалист   по
радиационному контролю показал мне счетчик, в окошечке которого  прыгало
что-то мне непонятное, и покачал головой.
   - Фонит, - сказал он осуждающе.
   В морге картина повторилась. Там тоже фонило,  диагноз  "радиационная
травма"   блестяще    подтверждался    результатами    радиометрического
исследования органов и тканей от трупа Лагидина, и я с грустью подумала,
между прочим, что вскоре мне предстоит жить  не  с  приличным  человеком
стоматологом, а с судебным медиком, стыдно сказать.
   Там же мне сообщили интригующие подробности того, как вчера  дежурный
эксперт по моему совету вызвал сотрудников ближайшего отделения милиции,
которые  попытались  оттащить  от  трупа  Лагидина  доктора   Балабаева.
Худенький и невысокий доктор расшвырял милиционеров и с  одного  из  них
сорвал погон,  поэтому  в  настоящее  время  отбывает  пятнадцать  суток
административного ареста. Как славно,  подумала  я:  во-первых,  он  две
ближайшие  недели  в  пределах  моей  досягаемости,  во-вторых,  надежно
изолирован  и   лишен   возможности   несанкционированных   набегов   на
танатологическое отделение.
   На обратном пути из морга я уговорила водителя заехать в два  адреса,
это было почти по  дороге.  В  обеих  нужных  нам  парадных  дорогу  нам
преградили кодовые замки, но бывалый водитель  Управления  по  борьбе  с
организованной преступностью, который мне очень  нравился  своим  легким
характером, невозмутимостью и сообразительностью,  оба  раза  быстренько
подобрал  нужное  сочетание  цифр,  ориентируясь  на  наиболее  затертые
кнопочки, и мы проникли куда хотели.
   В одном месте дверь квартиры нам никто не открыл, да  я  особо  и  не
ожидала - все-таки дневное время, а, кроме  того,  сексуальные  партнеры
Анджелы Ленедан, по определению, должны были жить одни, без всяких  мам,
пап или жен. Без лишних свидетелей, короче. Солидная, обитая кожей дверь
подтверждала  определенный  уровень  благосостояния  хозяина,  -  что  и
требовалось доказать. Я заткнула за  обивку  двери  записку  с  просьбой
позвонить  по  служебному   телефону   номер...   старшему   следователю
прокуратуры Швецовой Марии Сергеевне, и мы поехали дальше.
   В следующей нужной нам квартире кто-то был. Там играла тихая  музыка,
слышался какой-то звон, шаги и прочие звуки обитания. Но дверь так и  не
открыли. Пришлось повторить фокус с запиской, и я не сомневалась в  том,
что не успею я доехать до прокуратуры, как хозяин квартиры мне позвонит.
   Настроение у меня повышалось с каждой минутой, непонятно от  чего.  У
водителя тоже, во всяком случае, он стал слегка хулиганить за рулем,  мы
ехали и пели, смеялись и болтали...
   - А я с детства мечтал сесть за руль вот такой  машинки.  -  Водитель
ласково погладил приборную  доску  новенького  "форда",  на  котором  мы
рассекали городские трассы. - Была у меня такая детская м