сло от нетерпения.
   - Да, внешность он определил недвусмысленно: говорит, такого  в  лесу
встретишь - грибы-ягоды отдашь.
   - А лет сколько?
   - Молодой пацан еще. Лет двадцать.
   - Леня, а где его искать? Ну, не молчи, рассказывай!
   - Знаете, Мария Сергеевна, что меня в вас бесит? Так это ваша  суета.
Не надо суетиться, и клиент сам придет. Ну правда, не знаю  я,  где  его
искать. У него примета хорошая - лицо  изуродовано,  такое  впечатление,
что выстрелом или взрывом. Это я со слов своего  человека,  который  его
мельком видел.
   Я напрягла память; нет, Горчаков ничего  не  говорил  мне  про  такую
особую примету одного из похитителей.
   Значит, это не  он  отвлекал  гаишника,  пока  с  набережной  уводили
"ауди", подумала я. Гаишник говорил про мужчину лет сорока  и  наверняка
бы вспомнил про обожженное лицо. Не говоря уже о  том,  что  человека  с
такой  приметой  и  не  послали  бы  вступать  в  контакт  с   возможным
свидетелем.
   Я остервенело застучала в стенку Горчакову, отсчитав  три  минуты  на
то, чтобы привести себя в порядок,  поскольку  не  сомневалась,  что  он
опять амурничает с  нашей  секретаршей,  запершись  изнутри.  Через  три
минуты на пороге моего кабинета появился  Лешка  с  обалдевшим  лицом  и
взлохмаченными волосами.
   Из-под свитера выбивался край рубашки. Ради интереса  я  выглянула  в
коридор. От нашего отсека как ни в чем не бывало удалялась Зоя с деловым
видом. В руках у нее была разносная книга;  по  ее  одежде,  прическе  и
выражению лица никоим образом нельзя было  даже  предположить,  что  она
только что вскочила с коленей любимого мужчины.
   - Что, Маша? - обернулась она ко мне.
   - Ничего, Зоенька, все в порядке.
   "Вот она, разница между влюбленным мужчиной и влюбленной женщиной,  -
подумала я, глядя, каким строгим шагом удаляется к себе наша  Джульетта.
- Мужик про все забыл, а женщина и в любовном раже все  время  помнит  о
необходимости блюсти репутацию".
   - Привет, Кораблев, - сказал Лешка, подходя  и  протягивая  Кораблеву
руку. Тот поздоровался с Горчаковым и вороватым жестом заправил Лешке  в
штаны выбившийся край рубашки.  Я  сделала  вид,  что  ничего  этого  не
замечаю.
   - Леша, -  спросила  я  Горчакова,  -  скажи,  что  там  по  приметам
похитителей?
   - Мань, приметы нормальные только двоих,  которые  комнату  сняли.  А
третьего просто видели с  ними  вместе  возле  машины,  показания  очень
расплывчатые.
   - Лица третьего не видели?
   - Нет, есть только показания, что очень молоденький.
   - Слушай, а тачку эту угнаную, "шестерку", уже вернули владельцу?
   - Размечталась, Машка, - остудил меня Горчаков. - Ее вернули  еще  до
твоего возвращения из Англии. Там уже все захватано, залапано.
   Убедившись, что Горчаков уже пришел в себя и включился  в  работу,  я
попросила Леню рассказать снова про  свои  изыскания  на  асатуряновской
даче, после чего мы втроем обсудили ситуацию.
   - Похоже, что речь идет об одном и том же молодом  пацане,  -  подвел
итог Горчаков. - И примета классная у нас есть - обожженное лицо.
   -  Примета  -  это  хорошо,   только   где   его   искать   по   этой
примете,вздохнула я. - Что ж получается: Асатурян не доверял двоим своим
исполнителям и к ним приставил третьего...
   - Ну да, своего человека, которого еще  зимой  приблизил,  -  заметил
Кораблев.
   - Ленечка, ну выясни, откуда он его взял, - взмолилась я.  -  Смотри,
сколько у  нас  есть  всего:  молодой  парень,  с  изуродованным  лицом,
"девятка" цвета "балтика"...
   - Я не золотая рыбка, - проворчал Леня. - Я уже и  так  всех  на  уши
поставил.
   - Ну?! - спросили мы с Горчаковым в один голос.
   - Что "ну"? Тишина. Ума никто не приложит, откуда он взялся.
   Под  конец  обсуждения  я  предложила  вариант  поиска,  но  Кораблев
категорически отказался в нем участвовать.
   - Это для вас, для следователей, - забрюзжал он, - я на такие подвиги
не способен. Посижу, подожду, пока мне кто-нибудь что-нибудь  в  клювике
принесет.
   Горчаков тоже не проявил энтузиазма,  к  чему  я,  в  принципе,  была
готова.
   Конечно, жестоко выдирать Лешку из теплых объятий его поздней любви и
бросать под танки.  Ну  что  ж,  придется  бросаться  туда  мне,  я  уже
привыкла, что именно там мое место.
   Когда мужчины ушли, я вытащила из сейфа все свои дела,  разложила  на
кучки, помня, что мероприятия проводятся не в порядке их срочности, а  в
порядке их важности, и составила себе жесткий план на ближайшую  неделю.
Те поиски, которые я  собиралась  предпринять,  явно  займут  не  меньше
недели, а то и больше.
   С тоской вспоминая про  стажеров  и  практикантов,  я  тем  не  менее
осознавала, что если я  хочу  быть  уверенной  в  результате,  то  лучше
сделать все самой.
   Но  при  этом  Ленька  Кораблев  наотрез  отказался  сотрудничать   с
Царицыным.
   Вот уж  у  кого  в  распоряжении  всегда  целая  армия  мальчиков  на
побегушках! Если надо, полк солдат  вызовут  для  исполнения  отдельного
поручения следователя... Но стоило мне заикнуться об этом, как  Кораблев
зафонтанировал. Чекистам-де он вообще не  доверяет,  они  себе  на  уме,
играют в свои игры, а уж на Царицыне и вовсе клеймо ставить некуда.
   - В каком смысле, Леня? - недоумевала я.
   - Говорю вам, козел он.
   - Очень убедительно. Но у меня такого впечатления не сложилось.
   Наоборот, его хвалят.
   - И кто же его хвалит, интересно? Такие же, как он.
   - Леня, ты объясни толком, почему я не могу доверять Царицыну.  А  то
ведь так про любого можно сказать, что он козел. И про тебя в том числе.
   - Во-во. Вот он и говорил...
   - Ах, вот в чем дело, Леня! У вас какие-то личные счеты?
   - Да какие там  личные  счеты?  Вот  еще,  буду  я  с  этим...  счеты
сводить...
   - Леня, ты  можешь  связно  рассказать,  какие  у  тебя  претензии  к
Царицыну?
   - домогалась я, и наконец Ленька раскололся - Царицын  в  свое  время
разрабатывал его, Кораблева, по подозрению в коррупции.
   - А какая там коррупция? Ну, помог пару раз приятелю грузы отбить  от
таможни, это что - коррупция? А сам-то!..
   Оказывается,  Кораблев,  узнав  про  происки  смежников,  сам   начал
осуществлять оперативно-розыскные мероприятия в  отношении  Царицына.  И
выяснил интересные вещи: например, что,  копая  под  него,  сам  Царицын
пользовался мобильником, который оплачивала некая фирма.  Эта  же  фирма
ремонтировала его машину, а еще одна фирма  производила  ремонт  у  него
дома.
   - Ленька, ты и адрес его установил? - поразилась я. - Это же  надо  -
комитетчика так обложить! Твою бы энергию да на мирные цели!
   - А что толку? Куда бы я с этими моими розысками пошел? В  управление
собственной безопасности комитета? Не рискнул.
   - Ну и что дальше?
   - А ничего. Он тоже от меня отстал, испугался, видно. Хотя  такие  не
пугаются, затаился просто до поры до времени, ждет, когда меня подловить
можно будет.
   - Когда это было-то?
   - Что "это"? Когда он копал под меня? Три года назад.
   - А что, у вас еще был конфликт?
   - Ну, это как посмотреть, - скучным  голосом  отозвался  Кораблев.  -
Года полтора назад наши  дорожки  опять  пересеклись.  У  меня  случайно
информация оказалась  по  убийству  одному,  дело  было  в  производстве
Комитета.
   - Ну, и что?
   Кораблев, видно, так не хотел погружаться в историю своих  запуток  с
Царицыным, что дальнейшие показания из него пришлось вытягивать клещами.
   - Что-что... Скинул я им человечка,  причем  разговорил  его,  неделю
убил на то, чтобы установить контакт. Да если бы я знал, что там Царицын
в теме, я бы задавился им человека отдавать.
   - А чем Царицын в этот раз провинился? - приставала я.
   - А сделал одну вещь, которую опер делать  не  должен  никогда,  даже
если ему будут пальцы отрезать  по  кусочкам.  Как  Бенкендорф  говорил:
"Агента надо беречь пуще семьи своей, пуще жены и детей".
   - А это Бенкендорф говорил? - усомнилась я.
   - Ну, не знаю точно, в общем, кто-то из ,этих, кто Азефа готовил. Вот
это был агент! - по ходу дела восхитился Леня. - А этот...  Урод!  Он  с
человеком моим поговорил; ну, тот ему слил все,  что  знал,  причем  под
запись. Я же ему гарантировал, что  все  будет  тип-топ,  вот  он  и  не
боялся.
   - А что Царицын?
   - А знаете, что сделал Царицын? Он  эту  запись  разговора  прокрутил
заказчику убийства. Говорил, что хотел получить от того показания.
   - .Вот как? Ну, в общем-то, нехорошо, но не смертельно.
   - Да? - Ленька  как-то  мрачно  ухмыльнулся.  -  Для  кого  как.  Для
моего-то человечка как раз смертельно. Заказчик его хлопнул.
   - Да ты что! - Я запереживала за Леню.
   - Да. Застрелили его и язык потом отрезали.  А  может,  сначала  язык
отрезали, а потом застрелили. В общем, пришел я к Царицыну и говорю ему:
конечно, застрелить тебя, суку, я не могу. И язык тебе отрезать не буду.
Но могу сделать так, что тебе больше никто никогда в этом городе  ничего
не скажет.
   - А он?
   - А он посмеялся только. Понимаешь, говорит, ведь чужого барабана  не
жалко...
   После Ленькиного ухода  я  судорожно  пыталась  сообразить,  как  мне
теперь вести себя с Царицыным. Если Ленька рассказал мне правду, то ведь
это ужасно. С таким беспринципным человеком работать сложно...
   Мои сомнения в некотором роде развеял  сам  Царицын,  приехавший  под
вечер с протоколом обыска.
   - Все в порядке, - весело отрапортовал он, кладя мне на стол бумажки.
- А ты что, Маша, такая кислая? Кто тебе настроение испортил? Ты  только
скажи...
   - Юра, - я решила действовать напрямик, - ты знаком с  Кораблевым  из
РУБОПа?
   Царицын мгновенно посерьезнел,  -  Знаком,  -  хмуро  признал  он.  -
Печальная когда-то у нас история вышла...
   - А ты можешь мне рассказать эту историю?
   - В принципе могу. Ты ведь звонить  о  ней  не  будешь,  правда?  Для
Леонида это достаточно неприятно.
   - Для Леонида?
   - Ну да. Отмазал  я  его  когда-то  от  одного  дельца.  У  нас  была
информация, что он от одной фирмы деньги получает, - ну,  там  мобильник
ему оплачивают, ремонт машины, даже в квартире ремонт делали за красивые
глаза, но уже другая  фирма...  -  Я  слушала  Царицына  с  возрастающим
интересом. - Так вот, я уже готов был реализовать оперативное  дело,  но
тут с ним контузия эта случилась, он же с тобой  тогда  работал?  Ну,  и
пожалел я его, списал "корки", хоть и получил за это. Но я тогда Леонида
честно предупредил: смотри, Леня, если что...
   - И это все?
   - Да нет, не все. - Царицын помрачнел еще больше. - После  этого,  из
благодарности, - все-таки он себя чувствовал обязанным,  -  дал  он  мне
человечка одного, с хорошей информацией по убийству. Человечек нам очень
помог, но от  Леонида,  видимо,  пошла  утечка.  И  дошло  до  заказчика
убийства. В общем, человечка нашли застреленным и без языка. Если бы  ты
знала, как Леонид это переживал! Но чисто  психологически  возложить  на
себя вину за провал своего  агента  он  не  может  и  изобретает  разные
версии, кто на самом деле виноват.
   У меня тихо зашел ум за разум. Надо  поспрашивать  об  этой  ситуации
кого-то третьего, объективного. Но пока я, чисто  интуитивно,  не  стала
рассказывать Царицыну про новости, которые привез Кораблев, - про  парня
с обожженным лицом.
   Осуществляя   свой   следственный    план    установления    молодого
асатуряновского стрелка, я первым делом  поехала  в  ГИБДД  и  запросила
административную практику на "девятки" сине-зеленого цвета,  который  по
паспорту машины гордо именуется "балтика".  Когда  я  получила  на  руки
огромные  бумажные  "простыни",   содержащие   искомые   сведения,   мне
захотелось немедленно уволиться.
   После  длительной  внутренней  борьбы  я  призвала  себя  к  порядку,
уговаривая свой внутренний голос, что я  буду  сокращать  круг  поисков:
сначала съезжу на посты ГИБДД Курортного района и  Зеленогорска,  может,
им запомнилась эта "девятка", а дальше уже дело техники...
   Второй путь был  таким  же  сложным  и  многотрудным.  Я  планировала
методично объездить все учебные заведения в городе  и  поспрашивать  про
студента или курсанта с обожженым лицом. Если в  институте  или  училище
такой есть, в деканате не могут про него не знать. Это если он  студент.
А если вольный стрелок...
   Вопрос: где он  учился  стрелять  из  автомата?  Самоучка?  Любитель?
Или?..
   Или он только что демобилизовался из  армии  по  причине  ранения,  в
результате которого ему изуродовало лицо? Надо запросить все  военкоматы
о комиссованных в последние годы солдатах срочной службы. Впрочем,  надо
запрашивать и военные училища - об изуродованных курсантах. Может, еще в
лицевой хирургии поспрашивать; если только его у нас лечили...
   Прикинув объем работы, я отчетливо осознала,  что  если  я  справлюсь
хотя бы к Новому году, то это будет  просто  подарком  от  Санта-Клауса.
После мучительных раздумий, могу ли я довериться Крушенкову  -  все-таки
знаю его давно, намного дольше, чем Царицына, и ничего плохого про  него
не слышала, - я рискнула.
   Выманив Крушенкова из его кабинета на улицу под предлогом выпить кофе
(который не люблю и пью только в политических целях), я  утащила  его  в
маленькое кафе,  где  все  время  играла  громкая  музыка,  и  осторожно
рассказала ему про молодого киллера, которого в последнее время пестовал
Осетрина. Я ожидала, что Крушенков предложит все рассказать  Царицыну  и
объединить усилия, но Сергей  повел  себя  вопреки  моим  ожиданиям.  Он
озабоченно спросил:
   - Чья это информация? И кому ты еще рассказывала про это?
   Я честно призналась, что это информация Кораблева и об этом еще знает
Леша Горчаков.
   - Хорошо, - сказал Крушенков. - Не надо больше никому говорить.
   - А твоему напарнику?
   - Знаешь, Маша, - медленно сказал Крушенков, - давай  оставим  его  в
покое. У него много других проблем.
   Я начала злиться.
   - Сережа, - начала я сварливым тоном, - согласись, что есть разница -
не говорить человеку чего-то потому, что он загружен, или потому, что он
предатель. Ты же  фактически  меня  подставляешь,  тем,  что  держишь  в
неведении.
   - Хорошо, - резко ответил Крушенков. - Ты права. Я не доверяю ему.  Я
не сказал бы тебе этого, если бы...
   - Если бы что?
   - Если бы не знал, что он играет в свои игры.
   Ничего конкретного он мне так и не сказал.
   - Ладно, - сменила я тему, - что мне  делать?  Ты  же  представляешь,
сколько    я    провожусь    одна    со    всеми    этими    гаишниками,
солдатами-курсантами. и студиозусами?
   - Маша, - серьезно сказал Крушенков, - конспирация дороже.  Давай  не
будем рисковать. Ты слышала страшную историю про  то,  как  агенту  язык
отрезали?
   - А потом застрелили?
   - А может, наоборот - сначала застрелили, а потом язык отрезали.
   - Сегодня я слышу эту историю  третий  раз.  Сережа,  ты  можешь  мне
сказать, по чьей вине он погиб? Царицын как-то виноват в этом?
   - Маша, неужели ты думаешь, что кто-то знает достоверно, отчего агент
спалился? Будь это известно, виновника бы для начала выперли из органов,
если не посадили...
   - Послушай, мне надоели эти сказки ни о чем. Я  ж  у  тебя  не  прошу
заключение служебной проверки. Ты сам-то как  думаешь?  Меня  интересует
твое мнение.
   - Я не могу обвинять кого-то, если я всего не знаю, - очень  серьезно
объяснил Крушенков.
   "Ну да, конечно, -  подумала  я,  -  нашла  у  кого  спрашивать,  кто
виноват?
   Крушенков скорее язык себе проглотит, чем о ком-то плохо  скажет,  не
имея на руках вступившего в законную силу приговора суда".
   - И что же мне делать?
   - Я готов тебе помочь. Давай завтра и начнем. Списки у тебя?
   Я кивнула, подумав, что  если  Крушенков  любезно  подвезет  меня  на
машине, то я могу ненадолго заехать в лагерь к ребенку, это все равно по
дороге. И настроение у меня от этого серьезно улучшилось.
   - А что ты будешь говорить напарнику? - поинтересовалась я.
   - Придумаем что-нибудь, - махнул рукой Крушенков.
   - О! Нам ведь еще надо осмотреть дачу Асатуряна и гильзы там собрать,
- спохватилась я. - Может, это и скажешь Царицыну?
   Крушенков поморщился.
   - Тогда мы все равно сдаем информацию про молодого киллера.
   - Черт, как тяжело работать, если никому ничего  нельзя  говорить,  -
расстроилась я. - Ну  давай  просто  скажем,  что  надо  осмотреть  дачу
Асатуряна.
   На том и порешили.
   Между прочим, Сергей пил уже четвертую чашку, и  я  поинтересовалась,
не вредно ли так напиваться кофе.
   - Может, у тебя неприятности? - спросила я. - Ты чем-то расстроен?
   - Не обращай внимания, - ответил Крушенков.
   С конспиративной  встречи  я  поехала  в  прокуратуру.  Поскольку  мы
договорились завтра с  утра  ехать  по  делам,  мне  надо  было  сегодня
привести в порядок все остальные  дела.  Я  провозилась  до  одиннадцати
вечера, благо ребенок находился в лагере, и я  была  предоставлена  сама
себе. Но и к одиннадцати я еще не все сделала; оставаться в конторе  мне
было уже страшновато - Зоя  с  Горчаковым,  пользуясь  хорошей  погодой,
свалили купаться. Поэтому пришлось закрыть прокуратуру и  забрать  часть
бумаг домой. Вот вечная проблема - как преодолеть самый страшный отрезок
на пути домой: от двери парадной до двери квартиры. Даже ночью на  улице
мне не так страшно, как днем в своей парадной.
   При этом я всегда забываю фонарик, а на лестнице часто не горит свет.
   В полуобмороке добежав до квартиры, я захлопнула  за  собой  дверь  и
перевела дух. И  подумала,  что  если  мафия  захочет  выведать  у  меня
какие-то  секреты,  ей  достаточно  напугать  меня  в  моей  собственной
парадной.
   Ночью на кухне я дописывала свои бумажки, которые следовало вложить в
уголовные дела, чтобы меня не уволили при первой же проверке.  Писала  и
плакала  над  своей  несчастной  судьбой.  Все  нормальные  люди   ведут
правильный образ жизни, отдыхают после работы. А я работу тащу на дом да
еще сама ищу себе задания потруднее... Ну что мне стоило  просто  ждать,
пока Кораблев получит сведения от своих агентов? На кой мне сдались  все
эти списки, которые выкинут меня  из  колеи  надолго?  Может  быть,  мне
кто-нибудь скажет "спасибо"? Как бы не так. Еще  и  накажут,  найдут  за
что. За волокиту, например.
   В этих тяжелых раздумьях я так  и  заснула  в  одежде  за  столом.  И
проснулась с тяжелой головой и тяжелым сердцем.
   С завтрашнего дня начиналась напряженная работа.

Глава 13

   Всю дорогу к поместью Осетрины Крушенков чертыхался и  набирал  номер
телефона своего кабинета - вчера он не успел  предупредить  напарника  о
том, что  его  целый  день  не  будет,  и  волновался,  не  взъелось  бы
руководство.  Но  и  Царицын  в  кабинете  отсутствовал,  и,  по  словам
Крушенкова, царицынский мобильный телефон был вне пределов досягаемости.
   Вилла Теодора Сергеевича Асатуряна была действительно расположена  на
отшибе, но с выходом к собственному куску  пляжа.  Каменный  забор  выше
человеческого роста (мы с  трудом  попали  внутрь,  Крушенкову  пришлось
перелезать через забор и открывать калитку изнутри). Прелестный домик, и
дивная  территория.  Сосны,  песочек,  цветочные  клумбы,  а  в  глубине
персонального участка леса - тир. И россыпь автоматных  гильз.  Стреляли
по мишеням, укрепленным на деревьях. Мы с  Крушенковым  заранее  решили,
что не будем вызывать криминалистов; если придется что-то фиксировать  и
изымать, сфотографирует все Сергей. Пока мы возились с гильзами, собирая
их в конверты и отмечая на плане, откуда мы их берем,  пока  маркировали
каждую, чтобы потом можно было точно сказать, где была обнаружена каждая
гильза, солнце начало садиться. Запахло разогретой на  солнце  хвоей,  и
откуда-то из-под дома выполз, щурясь на  солнце,  крохотный  черно-белый
котенок. Когда мы закончили осмотр, Крушенков взял  котенка  на  руки  и
посадил себе за пазуху.
   - Он же тут пропадет, - сказал он. - Наследников у Осетрины нету, все
выморочное. А