, что через три минуты, заправившись, Женя отработает свою часть на все "сто". - И Задову скажи, чтобы он положение трупа восстановил, - пробурчал Болельщиков, тоже для порядка, просто так, чтобы последнее слово осталось за ним.
     Я с кряхтением выпрямилась, заслужив язвительное замечание Задова: "Да, не бабочка вспорхнула", и, ответив ему примирительным: "Старость не радость, Левушка", пошла разгонять лишних, которых набралось около дюжины. Впрочем, милицейские начальники как будто этого и ждали - и с облегчением стали расходиться по своим важным делам. Я немножко задержалась только со старшим наряда из шавка - старым моим знакомым онером, ушедшим в ГУВД в отдел по раскрытию убийств года два назад из нашего района.
     - Паша, ты еще не всех тут забыл с земли, - с надеждой обратила я на него взор. - Кто это может быть? Действительно наркоманы? Вроде бы не похоже...
     - Ты знаешь, Мария, - серьезно сказал мне Паша, - в прошлом месяце я дежурил, так в соседнем районе аналогичный труп был. Правда, не такая молоденькая, женщина лет тридцати, шла домой из магазина, с сумками, в лифте ее замочили в три часа дня. Сняли цепочку. Там было десять ножевых, все спереди...
     - Ну?! - поторопила его я.
     - Из сумок ничего не взяли, и деньги целы, довольно крупная сумма. - Он замолчал, мне снова пришлось его поторопить.
     - И что же?
     - Что за идиот - цепочку снимает, а кошелек, который из сумки торчит, с реальными деньгами, не трогает?
     - Может, спугнул кто?
     - Труп нашли сразу, муж нашел. Говорит, что никого на лестнице не видел. В квартирах с первых этажей дома вообще никого не было.
     - Думаешь, есть связь?
     - Думаю, не маньяк ли пошел... Ну ладно, бывай, Мария, я тебе Андрюху Синцова подошлю, без обид.
     - Да уж какие тут обиды, - искренне сказала я. - Спасибо, и от души, если так.
     - Он через полчаса подъедет, может, еще что интересное расскажет, ты еще явно тут будешь с осмотром колупаться.
     Паша откланялся, а я стала озираться, ища, на чем мне пристроиться писать протокол. Женя Болельщиков тем временем пошел в квартиру на первом этаже подключать переносную лампу, чтобы надлежащим образом осветить место происшествия, и заодно вынес мне оттуда кухонную табуретку. Я подвинула ее поближе к трупу, стараясь не попасть ножками табуретки в ручейки уже застывающей крови, и достала из дежурной папки бланк протокола осмотра.
     Машинально закладывая между двумя экземплярами копирку и скалывая скрепкой листы, как я делаю это уже много лет и, видимо, буду делать еще столько же, невзирая на всеобщую компьютеризацию (впрочем, некоторые продвинутые следователи на месте происшествия делают черновые пометки, а у себя в прокуратуре перепечатывают их в протокол на компьютере), я пыталась мысленно сконструировать картину происшествия: девочка вошла в парадную, сверху - с лестничной площадки, оснащенной широким насиженным подоконником, спустилась группа наркоманов, ожидавших кого-нибудь, потенциальную жертву ограбления...
     Спрашивается, зачем убивали? Ради того, чтобы снять с девочки украшение, которое даже продать нельзя, - одну дешевенькую сережку? Черт их знает, этих наркоманов...
     - А кстати, почему мы все зацепились за наркоманов? - спросила я Леву Задова, стоящего над трупом в позе дачника, вскапывающего огород. Он тут недавно ездил в чисто поле, где часа четыре в дождик осматривал покойника, - все посмеивались, что капюшон экспертам надо пришивать к другому месту, у Левки намокло именно оно...
     - Из-за множественности ранений, каждого из которых хватило бы для причинения смерти, - не разгибаясь, ответил мне Задов.
     - Иначе говоря, из-за того, что для достижения преступного результата были употреблены явно несоразмерные усилия, противоречащие здравому смыслу?
     - Они хочут свою образованность показать и все время говорят о непонятном, - пробурчал неслышно подкравшийся сзади Болельщиков. И как это он свою тушу так бесшумно переносит?
     - Я думаю, что за наркоманов мы зацепились из-за того, что во-он там, на площадочке, полно использованных шприцев, кое-какие свеженькие, - продолжил Болельщиков, протягивая мне на листе бумаги три одноразовых шприца, в которых по стенкам лениво перекатывались какие-то бурые капли. - Машка, ты пишешь уже?
     Это я прямо с подоконника забрал - аккуратно, на бумажку. Сейчас на пальчики обработаю, все пригодится.
     - Спасибо, Женя, положи вот сюда, только смотри, чтобы никто не наступил.
     - Я благодарно кивнула Женьке. - Даже если эти наркоманы, которые там на площадочке тусуются, и не при делах, то хоть как свидетели сгодятся.
     - Ага, - Женя шумно перевел дух. - Я вон, когда в квартиру ходил лампу подключать, мне тетка там сказала, что дверь парадной дважды хлопала.
     - Вот как? - Я подняла глаза от протокола. - Значит, сначала выбежали убийцы, а потом - сверху - наблюдатели рванули? Может, те самые наркоманы с площадки? Там у них постоянный клуб...
     - Убийца. - Это подал голос эксперт Задов; он уже проделал с трупом все, что от него требовалось, и теперь заполнял листочек с описанием трупных явлений. Все, что он там написал, - и сведения о наличии или отсутствии трупного окоченения, и то, как ведут себя трупные пятна при надавливании динамометром, и как реагирует зрачок при введении раствора пилокарпина в переднюю камеру глазного яблока, и кое-что другое, - все это послужит для определения времени наступления смерти. Хотя в нашем случае время смерти точно зафиксировано в медицинских документах - карте вызова "скорой помощи"...
     - Что, Лева?
     - Я говорю, не убийцы, а убийца. Мне почему-то кажется, что он был один. - Лева устало вытер пот со лба тыльной стороной руки в резиновой перчатке.
     - Ты знаешь, мне тоже это приходило в голову. Надо поискать среди приятелей этой девочки - может, она вчера не с тем в кино пошла, а сегодня ревнивый поклонник ей объяснил, что надо соблюдать верность.
     Болельщиков, перематывающий в фотоаппарате пленку, включился в разговор:
     - Задов, тебе просто кажется или есть веские доводы?
     - Что убийца был один?
     - Ну да.
     Лева подошел ко мне, подняв руки в окровавленных резиновых перчатках, и выставил бедро, как латиноамериканская красотка.
     - Машка, ну-ка, прикури мне. Сигареты вот здесь, в кармане. Ай, щекотно же!
     Я послушно достала из Левкиного кармана пачку сигарет и зажигалку, прикурила сигарету, и Левка, нагнувшись ко мне, прихватил ее зубами.
     - Угу, - промычал он, затягиваясь.
     - Не за что, родной. Так есть веские доводы?
     - Элементарно, Ватсон. - Задов приосанился, готовясь прочитать нам с Болельщиковым лекцию по криминалистике. - Исходя из параметров ран, орудие было одно. Судя по весьма краткому периоду времени, в течение которого наносились ранения, это орудие было в руках у одного человека, никому не передавалось. А если убийц было несколько, то что делали остальные? Стояли и смотрели? Тогда они не убийцы...
     - Сразил. - Я перевернула лист протокола. - Ладно, хорош трепаться. Я вход в парадную описала, давай привяжем труп к двери и лестнице и поехали па наружному осмотру.
     - Это мои гениальные дедуктивные выкладки ты называешь "трепаться"? - деланно возмутился Задов.
     - Ребята, вы когда-нибудь вслушивались в то, что вы говорите? - пропыхтел из-за моей спины Болельщиков. - "Привяжем труп", "поехали по наружному осмотру"... Или вы не русские?
     - Женечка. Это же арго, профессиональный жаргон. Что тебе не нравится? - удивилась я.
     - Какое арго, Марья? Ты с рождения так изъяснялась. Я же помню, как сто лет назад, ты еще стажерочкой была, звонила домой с места происшествия и маме говорила: "Мама, я сижу на трупе". А все почему? Нет культуры языка.
     - Бог с ней, Женя, - махнула я рукой. - Для нас главное - культура следственного производства. Важно то, что я в протоколе напишу, а не то, что я шепотом говорю участникам осмотра. Ведь Левка меня понимает и веревкой труп привязывать не собирается. А наоборот, сейчас продиктует мне данные о положении трупа по отношению к двери парадной и лестнице. Если тебе так больше нравится.
     - Что это с ним? - шепнула я Леве, когда Болельщиков, ворча, отошел. Не успел Левка ответить, как Болельщиков резко обернулся и завопил:
     - Я интеллигентный человек! Во где мне ваш жаргон ментовский!
     - Женя! Прости, конечно, но среди нас ты один - мент, а я-то как раз следователь прокуратуры!
     - Тем хуже! - отрезал Женя.
     Я выразительно посмотрела на Левку Задова, и он, махнув рукой в сторону необъятной спины Болельщикова, присел над трупом и начал диктовать мне:
     - Труп несовершеннолетней Антоничевой лежит на полу парадной... Маша, как пишем - как "скорая" оставила? На спине? - Я кивнула, и Лева продолжил:
     - ...На спине, головой направлен в сторону входной двери в парадную, ногами в сторону лестницы, руки раскинуты в стороны, ноги сведены, вытянуты...
     Оглянувшись на Женю и убедившись, что тот уже вне пределов слышимости, Задов отвлекся от описания трупа и с большим удовольствием сообщил мне, что Женя недавно пострадал за отсутствие культуры языка.
     - Представляешь, Машка, Болельщиков дежурил вместе с каким-то молодым уродом-следователем, тот ужрался в сосиску прямо в главке, они поехали на сексуальное убийство старой бомжихи, и следака сначала под лестницей стошнило, а потом он прямо там и упал. Болельщиков себя чувствовал виноватым, поскольку первый выпить предложил. Вот он и стал спасать положение - сам решил все за следователя написать.
     - Ну? И что?
     - А то. Наш Димка Сергиенко ему продиктовал "задний проход зияет", а Женя под алкогольными парами записал "задний проход сияет". Дальше от себя добавил - "имеются признаки совершения половых актов в верхний и нижний конец пищеварительного тракта".
     - Как-как?
     - Ну, то есть в рот и задний проход.
     - Удачное выражение, - хихикнула я, - надо будет запомнить.
     - Вот. По трезвости до такого не додумаешься. Когда протокол привезли в городскую, его там до дыр зачитали, я уже всех перлов и не упомню. Что-то еще типа "в носовых ходах светлая прозрачная жидкость - сопли". Кто-то из надзирающих прокуроров снял копию - и в экспертно-криминалистическое управление с доброй сопроводительной.
     - Да-а, тогда конечно. Левка, давай работать, а то так и просидим тут до морковкиных заговинок, а?
     - Как скажете, босс. - Левка снова уткнулся взглядом в обнаженную грудь трупа. - Труп девушки нормального телосложения, удовлетворительного питания. На трупе надето...
     Дверь в парадную гулко отворилась. Все, кто еще оставался на месте происшествия, разом обернулись на звук. В парадную влетел мужчина в распахнутом твидовом пальто и ослепительно-белом шарфе. За ним вошли двое молодых людей без пальто, в костюмах, двухметрового роста, с профессионально-бесстрастными лицами. Мужчина направился прямиком к трупу, уронив по дороге Левкин экспертный чемодан, в котором что-то звякнуло и булькнуло. Я привстала с табуретки, удерживая папку с протоколом, постовой милиционер сделал шаг навстречу мужчине, но был сметен с его пути двухметровыми сопровождающими, на лицах которых при этом не отразилось никаких эмоций. Мужчина опустился на колени перед трупом, запачкав брюки кровью, щедро разлитой по полу; в лужу попал и край белоснежного шарфа. Он обхватил руками голову девочки, прижался к ней лбом и зарыдал.
     Сопровождающие терпеливо стояли над ним. Несколько минут слышались только глухие рыдания. Мы все потеряли дар речи, ожидая, чем кончится эта сцена.
     Дверь парадной стукнула еще раз, на пороге возникла фигура в генеральской шинели, и постовой сразу вытянулся во фрунт. Начальник ГУВД окинул взором место происшествия, кивнул постовому и тихо подошел к мужчине, стоящему на коленях.
     Приобняв его за плечи, он помог ему подняться. Мужчина, обведя всех невидящими глазами, выпрямился и стал заваливаться на генерала. Генерал кивнул охранникам.
     Один из них, не меняя выражения лица, вытащил из кармана и протянул начальнику ГУВД упаковку таблеток, тот, одной рукой поддерживая мужчину, другой выщелкнул лекарство и предложил мужчине, после чего передал его с рук на руки другому телохранителю, и молодые люди бережно повели мужчину на выход. Генерал подошел ко мне и поздоровался.
     - Вы дежурный следователь? - спросил он. Я кивнула. - Это отец девочки...
     - Я поняла, - тихо сказала я.
     - Сотрудник администрации президента, - продолжил генерал, - здесь в служебной командировке. Ему только что сообщили; он с семьей не живет уже несколько лет, постоянно проживает в Москве...
     - Нельзя ли его допросить? - заикнулась я, но осеклась под гневным взглядом генерала.
     - Не сейчас, - веско образумил меня он. - О чем вы только думаете?
     Он повернулся на каблуках и вышел вслед за сотрудником администрации президента. "Ужас", - подумала я. Самое тяжелое на месте происшествия - это даже не лужи крови и не мозги, размазанные по стенам; вот такие сцены - обезумевшие родители над трупами детей - не дают потом спать по ночам.
     Ставя в протокол время окончания осмотра, я машинально отметила, что передежурила уже два часа, а еще надо заехать в РУВД поставить штамп с номером КП на материале, да и невредно допросить свидетелей - все равно дело будет у меня в производстве. А до понедельника свидетели могут что-нибудь забыть.
     Значит, сегодня мне забрать моего бэби от отца не удастся. Выходные дни мы с бывшим мужем поделили пополам: суббота принадлежит Игорю - они с Гошкой по субботам плавают в бассейне, а воскресенье мое - мы занимаемся гитарой. Когда птенцу стукнуло одиннадцать, он застенчиво заявил, что если бы он получил в подарок на день рождения электрогитару, ему больше не о чем было бы мечтать в этой жизни. Я просто опешила. Никогда раньше ребенок не заикался о желании заниматься музыкой. Но мое дитя к разговору подготовилось капитально, не только выложив мне на стол прайс-лист из музыкального магазина, но и сообщив, что уже есть договоренность с учителем, которого он сам себе нашел. "Только ты, мама, позвони ему сама, - попросил мой зайчик, - потому что мы с ним обо всем договорились, кроме оплаты. Он сказал, что про деньги будет с мамой разговаривать". Крыть было нечем. Позвонив потенциальному учителю и изучив гитарный ценник, я напилась валерьянки, прикинула, что в этом сезоне мне придется обойтись без зимнего пальто, и мы пошли покупать гитару.
     Теперь моя роль заключается в том, что я сопровождаю своего бременского музыканта, с инструментом за плечом, к учителю и просиживаю час под дверьми, наслаждаясь звуками дуолей и триолей. Мне-то самой слон на ухо наступил, несмотря на то, что удовольствие от музыки я получаю. И я очень боялась, что слон прошелся по ушам и моего потомства. И даже намекнула учителю, что у Гошки, похоже, проблемы с музыкальным слухом. На что учитель невозмутимо ответил, что никогда не интересуется у учеников, есть у них слух или нет, учит - и все.
     Вроде бы все научились и никто не жаловался.
     Так что в музыкальном активе моего Гошки уже "Во поле береза стояла", еще жуткая история убийства криминальным авторитетом по кличке "Прожорливое брюшко" несчастного безобидного зеленого кузнечика и парочка крутых рифов панковской группы "Оффспринг". Музыкальные занятия у нас в три. Поэтому, если я сегодня зависаю на дежурстве, завтра придется, не выспавшись, вскакивать и нестись за ним на другой конец города к бывшему мужу. Привозить детку домой, снаряжать на занятия и исполнять свой родительский долг в полном объеме.
     Но на подобных происшествиях я запрещаю себе даже думать о своем ребенке, отгоняю любые воспоминания. Все-таки мысль материальна.
     Вот и все участники осмотра погрустнели; одно дело возиться с остывшим трупом, который мы воспринимаем как объект работы, - тут уж никуда не деться, и мы стараемся не думать о том, что это чей-то родной человек; и совсем другое дело - надрывающие душу глаза родителей...
     В полном молчании мы погрузились в машину, никто и слова не проронил, пока мы не добрались до районного управления внутренних дел. Эксперты остались дремать в машине, а я вылезла на морозный воздух и поплелась в дежурную часть.
     Синцов, обещанный мне старшим наряда, так и не объявился. В дежурке сшивался только молоденький опер, на чьей территории произошло убийство. Я вяло спросила, в курсе ли он, что отец убитой девочки - сотрудник администрации президента. Надо было видеть священный ужас, отразившийся на его лице. Он робко заикнулся про передачу дела в ФСБ с соответствующим оперативным сопровождением, но тут же сам себя и обрезал:
     - Да нет, не возьмут. Только влезать будут и на заслушивания дергать...
     Я с ним согласилась, ко мне это относилось точно так же. Оперативник сообщил, что задержанных нет, даже местные наркоманы, напуганные вестью об убийстве, попрятались по углам. Единственная ценная информация, которую удалось получить в результате поквартирного обхода, - это то, что за пять-семь минут до происшествия в парадную входила женщина, живущая на пятом этаже. В парадной никого не было, даже наркоманы на подоконнике не сидели. Придя домой, она высказала удивление этим обстоятельством, и ее сосед по квартире ей сказал, что утром наркоманы собрались тут, как обычно, но он их шуганул. Мы с опером сошлись на том, что соседей ночью беспокоить не стоит, - им и так сегодня досталось. Из-за оргстекла, отгораживающего сотрудников дежурной части от заявителей, мне помахал рукой помдеж Ромашкин. Я открыла дверь дежурной части и прошла к его столу.
     - Мария Сергеевна, ты по городу дежуришь или по району, я не понял? - спросил меня Слава Ромашкин, записывая данные о возбужденном мной уголовном деле в книгу происшествий.
     - Да по городу, Слава.
     - Все равно не понял. На часах двенадцатый. А по городу дежурный в девять меняется.
     - Чего ты не понял, Ромашкин? Я ж не брошу труп посреди осмотра с криком:
     "Моя смена кончилась".
     - А что? Сегодня утром медик приехал по постановлению следователя ногти стричь насильнику. Два ногтя состриг, положил в конвертик, а по радио говорят:
     "Московское время девять часов". Он мне конвертик на стол и в машину - прыг. Я за ним, а он - мое время истекло, я пришлю смену. Вот так-то, Мария Сергеевна.
     Остальные ногти уже другой доктор резал.
     - Небось доктор Трепетун выезжал.
     - Точно.
     - Мы его меняли. Вот было бы здорово, если бы он во двор вышел, а машина уже уехала, поскольку у нее тоже смена кончилась.
     - А чего, не любишь этого доктора?
     - Жлобов я не люблю. Он не у станка стоит, чтобы с последним ударом часов пойти мыть руки.
     - Ну не все же такие фанатики, как ты.
     - Ну и не все такие пофигисты, как Трепетун. Слава, можно, я позвоню?
     - Говори номер, я тебе наберу. Я продиктовала Ромашкину номер телефона моего бывшего супруга, взяла трубку, уведомила Игоря о том, что Хрюндику предстоит ночевать у него, и быстро разъединилась, не дав собеседнику возможности заклеймить меня, как отвратительную мать и развратную женщину.
     Игорь наверняка ни на минуту не поверил в мое затянувшееся дежурство и уже открыл рот, чтобы высказать версию о том, что в данный момент я пью водку с мужиками. Но я его знаю как облупленного и всегда ломаю ему кайф. Ромашкин по моему лицу понял смысл разговора и сочувствующе кивнул:
     - Не бери в голову, Машка. Сколько вы уже в разводе?
     - Три года.
     - И он все успокоиться не может?
     - Да ну, даже не здоровается со мной. Спасибо, хоть трубку перестал бросать, когда я звоню.
     - Да-а, значит, любит крепко.
     - Слава, какое "любит"? Три года уже прошло. Три года!
     - Ну и что? Не забыть ему тебя. Заела ты мужику жизнь.
     - Ну да, конечно. Все вы, мужики, одинаковы. Мы - твари. А вы - все в белом.
     - Не злись, Машка, просто я его очень хорошо понимаю.
     - Знаешь, Слава, я ему зла не желаю, дай Бог, чтобы у него все было хорошо, и я не представляю, как можно три года брызгать сл