ценность. Она оценивается очень высоко.
   Достаточно сказать, что малый  крест  из  комплекта-ах  да,  я  забыл
сказать, что это украшение имеет пару, это предназначено для мужчины,  а
есть еще аналогичный крест, но дамский, поменьше, - так вот, малый крест
в  прошлогоднем  каталоге  Сотби  котируется  в  районе  двухсот   тысяч
долларов. Малый крест давно уже за границей. А этот вращался у нас и  за
последние пять лет три раза перепродавался. Я за эти пять лет видел  его
трижды, при каждой перепродаже. И могу с  уверенностью  сказать,  что  с
того момента, как я держал его в  руках  в  последний  раз,  в  нем  был
заменен  центральный  камень.  Здесь  был   крупный   природный   сапфир
темно-синего цвета, почти черный. А  сейчас  -  видите,  какая  яркость,
какой пронзительный синий цвет. Но  не  скажу,  чтобы  это  облагородило
украшение. С моей точки зрения, конечно.
   - А почему? - с любопытством спросила я. - Ведь камень  действительно
очень  красивый,  такой  яркий,  что  глаз  не  оторвать.  Наверняка  он
смотрится эффектнее, чем черный.
   - В  этом-то  все  и  дело,  -  засмеялся  ювелир.  -  Вы  знаете,  у
геммологов, специалистов, которые определяют  подлинность  камней,  есть
правило:  то,  что  бьет  по  глазам,  вызывает  подозрение   в   смысле
подлинности. Есть много ухищрений, благодаря которым  можно  изменить  и
цвет и размер даже природного камня, я  не  говорю  сейчас  про  стразы.
Камни наращивают: из  небольшого  природного  делают  большой  кристалл,
который, конечно, уже  не  обладает  теми  свойствами,  что  приписывают
природному. Подвергают природный камень различного рода воздействиям,  в
том числе радиационным,  что  может  существенно  изменить  цвет  камня.
Особенно это любят делать с сапфирами. Сапфиры восприимчивы к  радиации,
некоторые камни сносят это  спокойно,  не  меняя  цвета,  а  большинство
сапфиров резко меняют цвет. В природе такие яркие камни  практически  не
встречаются, природа любит спокойные цвета. Сапфиры обычно либо  темные,
почти черные, либо светло-голубые, сероватые, водянистые такие.  А  если
их облучить, они  могут  выдать  такую  неестественную  яркость.  И  это
варварство -  художественное  произведение,  композиционно  выдержанное,
профанировать вот таким ярким камнем.
   Художник ведь совсем не это имел в виду. Композиция была построена на
игре природных камней, в том  числе  взаимной  игре.  Сейчас  композиция
разрушена.
   Он нагнулся к кресту,  некоторое  время  вглядывался  в  него  сквозь
увеличительное стекло, потом выпрямился и подтвердил:
   - Да, камень вынимался из гнезда. Хотя должен признать, что  подобран
почти равноценный камень и по весу и по чистоте. Ну что, снимаю?
   - С Богом! - подбодрила я его, и в результате виртуозных движений рук
ювелира цепь с крестом вскоре была бережно отделена от шеи их последнего
владельца   и   с   благоговейным   трепетом   помещена   в   специально
приготовленный конверт.
   - Скажите, а это украшение действительно из  царских  сокровищниц?  -
поинтересовалась я.
   - Нет,  что  вы,  -  засмеялся  ювелир,  -  хотя  я  это  уже  слышал
применительно к данному изделию. Это просто цену набивали таким образом.
Я могу забрать изделие?
   - Нет, если ваша заказчица не удосужилась снабдить вас доверенностью.
   - Как?! - расстроился ювелир. - Я обещал ей, что привезу украшение.
   - Могу вас утешить: мы сейчас поедем к вам домой, я вас  допрошу,  вы
поднимете сохранившиеся у вас сведения об участниках продажи  украшения,
и мы вместе передадим украшение вашей заказчице.
   Он, конечно, не пришел в восторг от моего предложения, но не нашел  в
себе сил отказаться.
   На рубоповской машине мы поехали домой к ювелиру. Естественно, в  его
квартире я испытала комплекс  неполноценности  и  зарождающееся  чувство
классовой ненависти, но справилась с негативными эмоциями  и  заполучила
сведения о тех, в чьих руках побывал крест за последние  пять  лет.  Вот
тут мне срочно понадобился Кораблев. Я  от  ювелира  позвонила  в  отдел
РУБОПа, но на работе Леньки не было, и никто не знал, где  он.  Домашний
его телефон не отвечал. А у ювелира возникло новое осложнение: заказчица
его тоже испарилась и на связь не выходила.
   - Что же делать? - тоскливо спрашивал он. Как я поняла, оплата должна
была последовать за вручением заказчице предмета  заказа,  и  оттягивать
этот миг ему не хотелось. Я поставила его перед фактом: я забираю  крест
с  собой,  а  он  направляет  Наталью  Леонидовну  ко  мне,   и   я   ей
засвидетельствую, что заказ был выполнен в срок и  качественно.  Спорить
он не стал.
   Прибыв на работу, я сунула  конверт  с  украшением  в  сейф  и  снова
попыталась найти Леньку. Безуспешно. А у меня  уже,  помимо  покупателей
креста, накопилось для Леньки заданий.
 
*** 
 
   Хоть  мы  с  шефом  и  достигли  консенсуса  по  поводу   возбуждения
уголовного дела о вымогательстве, а не о незаконном  обыске,  надо  было
уже всерьез браться за работу по Денщикову, и  я  собиралась  поклянчить
Леньку у Василия Кузьмина еще и в это дело, тем более  что  определенные
параллели с убийством Чванова все навязчивее прослеживались.  Позвонить,
что ли, Кузьмину домой? А может, Ленька воспользовался тем, что шеф -  с
суток, и закосил? Тяжелый отходняк после дня рождения? А я ляпну, что не
могу его найти, и его подставлю.
   Набрав домашний номер Василия Кузьмича, я услышала в трубке  приятное
контральто его  супруги,  адвокатесы  из  нашей  районной  консультации,
которую я довольно хорошо знала. Вроде бы она ко мне неплохо  относится,
во всяком случае, мне казалось, что она при общении испытывает такое  же
удовольствие, что и я.
   Дама она эффектная, остроумная и  даже  резковатая  на  язык,  причем
может в разговоре с посторонними - да хоть со  следователем  в  перерыве
между допросами своих подзащитных -  весьма  язвительно  пройтись  и  по
собственному  мужу.  Недавно  в  очереди  в  следственный  изолятор  она
театрально  живописала,  какой  Кузьмич  аккуратист:  "Он  работает,  вы
знаете, с утра до ночи. Себя не щадит. А как домой войдет, у него  сразу
ноги подкашиваются, и он еле до дивана добредет - и рухнет.  Мне  иногда
кажется, что он сознание теряет. Телевизор включит и лежит  с  закрытыми
глазами, без движения. Не шелохнется. Иногда только всхрапывает.  А  как
только телевизор выключу, сразу реагирует: зачем, говорит, ты выключила,
я смотрел? Но чистюля! И, главное, какой бдительный! Тут  пришел,  упал,
лежит, а я на кухне что-то готовлю.  Вдруг  слышу  из  комнаты  истошный
крик: "Га-аля!" Все бросаю, с поднятыми руками, вся в муке, бегу, думаю,
плохо мужику. Прибежала, запыхавшись: что,  любимый?  А  он  протягивает
руку и указывает в глубину книжной полки, стоя-то туда не  заглянешь,  и
говорит: "У тебя там... пыль!""
   Люди, которые видят их с Василием  Кузьмичом  вместе  в  первый  раз,
удивляются - что  между  ними  общего.  Аристократическая  гранд-дама  в
норковых палантинах и простоватый Кузьмич с его хохляцким выговором.  Но
это только на первых порах, а потом поражаешься, как же они похожи между
собой и как хорошо понимают друг друга, какой дуэт!
   - Галина  Павловна,  здравствуйте,  это  Швецова  из  прокуратуры.  А
Василия Кузьмича можно услышать?  Я  из  морга  только  что,  он  просил
позвонить ему домой по результатам. Он не спит?
   - Может быть, и спит, дорогая, я не знаю. Его нету.
   - Еще с работы не пришел? - удивилась я.
   - Он в бане, дорогая. Обещал скоро быть.
   - Я тогда позвоню ему попозже, с вашего разрешения?
   - Ради Бога!
   Я вытащила из  сейфа  жалобу  Скородумова  и,  просмотрев  ее,  нашла
упоминание о милиционерах, производивших обыск: Сиротинский и  Бурдейко.
Вот, без Леньки как без рук! Он бы мне сразу и узнал,  где  эти  деятели
подвизаются, в каких  подразделениях,  что  собой  представляют,  и  так
далее... Заодно и этого, братца липового,  подтянуть  не  мешало  бы,  -
Сиротинского, который за вещичками приходил.
   Раскрыв свой рабочий календарь, из  которого  выпала  мне  на  колени
визитная карточка Нателлы Редничук, я чертыхнулась:  надо  же  и  к  ней
ехать, скоро по  убийству  Ивановых  срок  закончится,  а  еще  конь  не
валялся. Где это чудовище Кораблев,  который  обещал  мне  выяснить,  не
состоял ли Пруткин у кого-нибудь из оперов на  связи?  К  Пруткину  тоже
надо  ехать,  разговаривать.  Почему-то  я  надеялась,  что  сумею   его
разговорить. По крайней мере, не особо он и отрицал, что был там, и  был
не один. К моему следующему приезду любопытство  его  замучает-откуда  я
про это знаю? И что я вообще знаю, в каком объеме? Труп из Токсова  пока
на мне висит, равно как и взрыв в  лифте.  Не  сегодня-завтра  городская
завопит: а подать сюда Тяпкина-Ляпкина с  уголовным  делом!  Почему  так
мало допросов? Ах, дежурили да по другим делам работали? Это  никого  не
интересует... Как у Жванецкого: "Почему не  выполнен  план?  -  Смежники
подвели...
   - Нет, вы по существу отвечайте, почему не выполнен план?! - Смежники
сырье не вовремя поставили... - Нет, вы  по  существу  отвечайте,  а  не
отговорками..." Как сказал мне когда-то зональный прокурор, нету  такого
процессуального основания для отсрочки по. делу - "большая  нагрузка  по
другими делам". Но не будем о грустном.
   Пришел Горчаков, тяжело отдуваясь. Положил передо мной  на  стол  две
карточки травматика на имя Анджелы Ленедан, из разных травматологических
пунктов. Одну я уже видела, вторую Горчаков нашел сегодня, причем не  за
этот, а за прошлый год, сентябрь.
   - Лешечка! - нежно сказала я. - Ты лучший в мире друг  и  коллега!  Я
горжусь тобой.
   - Да уж, - пробурчал он, падая на стул и вытягивая ноги. - Это вам не
перед журналистами хвост распускать. Герои невидимого фронта умирают, не
жалуясь, и их хоронят в братских  могилах.  А  лавровые  венки  проносят
мимо. - И он швырнул на стол газету "Криминальный обзор",  раскрытую  на
развороте с моей фотографией.
   - А, - сказала я, заглянув  в  газету,  -  это  про  дело  Пряниковых
наконец-то   написали.   Вернее,   написали   давно,   просто   приговор
только-только вступил в силу, вот и статья сразу вышла.
   - Ну что, Швецова, опять нескромно себя ведешь? -  Горчаков  с  шумом
подъехал  на  стуле  к  моему  рабочему  столу  и,   глядя   в   статью,
процитировал:
   - "Следователь Швецова одернула элегантно сидящий на стройной  фигуре
форменный китель и  вошла  в  следственный  изолятор..."  Я  эту  газету
использовал для установления контакта в  травматологических  пунктах.  С
порога показывал газету и говорил, что мы с тобой  в  паре  работаем,  я
твой доктор Ватсон. Доктора и медсестры млели и таяли  и  создавали  мне
режим наибольшего благоприятствования.
   - Например?
   - Например, любезно предлагали мне пойти погулять, а они,  мол,  сами
поищут, что мне надо. Для хороших людей  ничего  не  жалко.  Поэтому  я,
погревшись в лучах твоей  славы,  за  сегодня  сделал  все  остававшиеся
травмпункты. А по дороге заехал в городскую  прокуратуру,  так  вот  там
это, - он потряс газетой, - воспринимают гораздо более критически.  Там,
как в серпентарии, слышно только шипение. Отдельные личности уже втыкают
в эту фотографию булавки.
   - Ну да, конечно, кое-кому было бы гораздо приятнее прочитать:
   "Следователь Швецова неловко одернула мешковато  сидящий  на  грузной
фигуре китель..."
   - ...Почесала все свои бородавки и задумчиво погладила багровый шрам,
пересекающий лицо от глаза до подбородка... - подхватил Лешка.
   - ...и поковыляла по делам, опираясь на костыль,  -  закончила  я.  -
Ладно, хватит, а то ты вошел во вкус. А кто шипит-то?
   - Дамье аппаратное, а громче всех Таня Петровская.
   Я  расстроилась,  услышав  это.  Тане,  несмотря   ни   на   что,   я
симпатизировала.
   И мне было обидно, что опять про меня говорят гадости люди, которым я
ничего плохого не сделала.
   - Тане-то что до меня? - спросила я с досадой.
   - Ты что, расстроилась? - Лешка поднял брови. - Брось  ты.  Она  ради
Игорька старается.
   - Ты думаешь, уже пошел слух по городской про жалобу на Игорька?
   - Не знаю, пошел ли слух по городской, но у Тани свои каналы.
   - Не понимаю я женскую душу, - в сердцах бросила я. - Он же  прилюдно
над ней издевается. Ведь вся прокуратура, в том числе и  она,  понимает,
что жену он не бросит, водит Петровскую за нос...
   - А чего тебе не понятно? Надежда умирает последней. Он все-таки отец
ее ребенка. Ирину  Андреевну,  супругу  законную,  с  ней  не  сравнить,
Танечка у нас и по молодости, и  по  красоте  первая,  и  умом,  и  всем
взяла... Вот она и рассчитывает, что когда-нибудь здравый смысл победит.
   -  Ладно,  Бог  им  судья.  Ты  молодец,  Лешенька,  вон  сколько   в
травмпунктах накопал. Давай теперь прикинем, что у нас на повестке дня.
   - Давай. А поесть ничего нету?
   - Да уже скоро домой идти.
   - Не дойду.
   Лешка развалился на стуле, свесив до пола  руки,  и  стал  изображать
умирающего.
   - Сходи к Лариске, - посоветовала я. - Ей Кораблев должен был супчики
растворимые привезти, может, она тебе отсыплет пакетик.
   - А где сам-то Кораблев? - встрепенулся мой коллега.
   Я в красках  рассказала  Горчакову  про  день  рождения  в  китайском
ресторане и посетовала, что, по всему видать, Леонид Викторович  загулял
всерьез и надолго.
   - И как раз тогда, когда он больше всего нужен. Смотри, сколько у нас
накопилось: надо найти Анджелу, этих двоих пострадавших  надо  вытащить,
ради которых я в травмпунктах ковырялся... Ты, кстати,  права  была,  по
месту прописки эта Анджела сто лет не появлялась, и  в  обеих  карточках
написано: "временно не работает". Где ее искать, ума не приложу.
   - Наверное, надо ее как-то через Денщикова вычислять.  Он  же  у  нас
радиотелефоном пользуется, вот и надо запрашивать распечатки  телефонных
переговоров и проверять все номера, может, там Анджела и  вылезет.  -  А
может, и не только Анджела, но и еще что-нибудь  интересное,  -  вставил
Лешка. - Между прочим, вот эта карточка травматика на имя  Анджелы,  где
написано, что ее изнасиловал некий Алик, весной изымалась из травмпункта
следователем прокуратуры, а в  конце  полугодия  травмпункт  ее  обратно
стребовал, для отчетности.
   - Замечательно, значит, уголовное дело точно было.
   - Было, там даже номер дела указан.
   - Ладно, займемся и этим. Милиционеров надо уже подтягивать,  которые
делали обыск у Скородумова, и братца одного из них - Сиротинского, он на
меня наезжал. Личность трупа из Токсова не установлена, по Пруткину Леня
мне кое-что обещал, и еще с Вертолетом - новый  виток.  -  Я  рассказала
Горчакову  про  загадочную  смерть  Вертолета.  .  Мой  рассказ  прервал
телефонный звонок. Звонили из морга, дежурный эксперт мне сообщал, что в
коридоре танатологического отделения, возле каталки с  трупом  Лагидина,
застукан  молодой  человек,  назвавшийся  врачом   четвертой   городской
больницы Балабаевым Назарбаем Янаевичем, который пытался что-то с трупом
сделать.
   - Господи, час от часу не легче, - вздохнула я. - Он один там?
   - Один, гад, - сказал мне дежурный эксперт.
   - Ну, выгоните вы его оттуда. Предупредите охрану, чтобы он мимо  них
обратно не проскочил. А еще лучше  милицию  вызовите,  пусть  с  него  в
местном отделении объяснение возьмут. А я с ним  завтра  поговорю...  Не
поеду я туда, - сказала я Лешке, положив трубку. - Хотя, наверное,  надо
съездить. Что ему там надо от трупа.
   - Ты же сказала, что он тебя просил пустить его на вскрытие.
   - Ну с какой стати, Леша? Слушай, а может, он так суетится, поскольку
приложил руку к безвременной кончине Вертолета? А теперь ему надо  следы
замести?
   - Может, может...
   Дверь моего кабинета распахнулась от мощного толчка ягодиц - это наша
завканцелярией Зоя так входила в помещение, поскольку руки  были  заняты
внушительной пачкой дел, из-за которой и лица-то ее не было видно. Задом
дойдя до моего стола, она подбородком  спихнула,  с  самого  верху  кипы
томов и папок, маленькую бумажку, которая слетела прямо мне в руки.
   - Зоя, - простонала я, - это что, все мне?!
   Зоя помотала головой.
   - Что, мне?! - перепугался Горчаков.
   - Спи спокойно, дорогой товарищ  Горчаков.  Машка,  тебе  только  вот
это...
   Она подбородком показала на бумажку. После чего вышла из  кабинета  и
потащила свою кипу дальше, оставив мою дверь нараспашку,  поскольку  тем
же манером, что и на входе, прикрыть ее не  могла.  Лешка  оторвался  от
стула, захлопнул дверь и сунул нос в бумажку.
   Бумажка оказалась планом методсоветов по нераскрытым убийствам,  и  в
ней черным по белому  значилось,  что  послезавтра  мы  с  шефом  должны
прибыть  в  городскую  прокуратуру  на   заслушивание   хода   раскрытия
умышленного    убийства    неустановленными    преступниками    депутата
Государственной Думы Бисягина Ю. П. и его помощника Гольчина В. В.
   - Леша, - тут же вцепилась я в Горчакова, - подшей мне дело о взрыве.
Я тебе сложу в станочек, а ты только дырки просверли и нитками сшей, как
ты умеешь. А, Лешечка? - Если бы у меня был хвост, я бы  повиляла  перед
Лешкой хвостом.
   - Швецова, я тебя умоляю! Ты сколько лет  следователем  работаешь?  А
дела шить не научилась.
   - Лешечка! - я молитвенно сложила перед собой  руки.  -  Разве  можно
сравнить мое корявое шитье с работой мастера? Так,  как  ты  шьешь,  мне
никогда не научиться, - Веревки ты из меня вьешь, Швецова.
   - Ты это уже говорил.
   - Ну, где станок, где дрель?
   У нас, как  и  во  всех  прокуратурах,  имеется  специальный  станок,
сконструированный,  наверное,  еще  в  те  времена,  когда   прокуратуру
возглавлял сталинский птенец  Андрей  Януарьевич  Вышинский,  и  любовно
передаваемый  из  поколения  в  поколение.  В  деревянный   ограничитель
складываются поочередно листы дела, выравниваются специальной  досочкой,
еще одной  досочкой  накрываются  и  сверху  прижимаются  прессом,  сила
давления которого регулируется двумя гайками.
   Сбоку дрелью (обязательно механической, электрическая  дрель  уже  не
то, "тут ручная работа нужна", - шутит Лешка) сверлятся дырки, в которые
потом продеваются суровые нитки.
   Воспользовавшись  тем,  что  коллега  дал  слабину,  я  помчалась   в
канцелярию за станком и дрелью. Станок нашла  сразу,  а  про  дрель  Зоя
сказала, что ее кто-то унес домой дырки для гвоздей в  стенах  сверлить,
на выходные, и до сих пор не вернул.
   - На тебе шило...
   Она протянула мне агрегат с узловатой деревянной  рукояткой,  который
больше смахивал на орудие убийства, а не на мирный инструмент.  Пришлось
брать, а что делать.
   Я, бережно прижимая к себе станок и держа наперевес шило, вернулась в
кабинет.
   - Господи, что это? - Горчаков выхватил у меня шило и стал  фехтовать
им, как шпагой.
   - Леша,  дрели  нету,  а  шилом  дырки  прокрутишь?  -  ворковала  я,
складывая в станок материалы, наработанные мной  по  взрыву  несчастного
депутата в лифте; все сложив и подровняв, я уступила место мастеру.
   - Ты в морг ездила, а трупных иголок догадалась  натырить?  -  строго
спросил мастер, придирчиво оглядывая фронт работ.
   - Обижаешь, начальник...
   Я вытащила из сумки полиэтиленовую упаковку кривых игл с  треугольным
сечением для зашивания разрезов на трупах. Может, конечно, они и еще для
чего-нибудь в медицине используются, я не знаю, но в морге ими шьют кожу
на трупах после вскрытия, а мы в прокуратуре сшиваем ими уголовные дела;
за счет их треугольного рельефа  небольшие  дела  можно  шить,  даже  не
пользуясь шилом, эти  иглы  легко  протыкают  нетолстые  стопки  бумаги.
Эксперты это знают и делятся с нами инструментами.
   Пока Лешка работал, я набрала домашний номер Василия Кузьмича. С  тем
же успехом, что и несколько  часов  назад.  Контральто  Галины  Павловны
поведало мне, что он все еще в бане.
   - Звоните позже,  дорогая,  -  посоветовала  она.  -  Лучше  ближе  к