Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
сли так пойдет и дальше, мне гарантировано психическое расстройство.
Я, жуткая соня, стопроцентная сова, вскакиваю ни свет ни заря, не поспав и шести часов - это для меня невероятно. Если бы дома был Хрюндик, то я бы тихонько встала, приготовила завтрак и в семь часов пошла бы его будить. Мы провозились бы до полвосьмого, я бы сначала уговаривала его подниматься, целуя в теплую макушку, потом стала бы стаскивать с него одеяло и щекотать пятки...
Но Хрюндика не было, и я бесцельно бродила по квартире, потому что в такую рань мне некуда было идти. Прокуратура была закрыта, даже наш жаворонок шеф еще не открыл дверь своего кабинета, экспертные учреждения еще не начинали свою работу, и Синцов сладко спал на своем продавленном диване в кабинете.
Мне казалось, что спали все, весь мир, несмотря на такое славное утро, тихое и солнечное, и только я одна зачем-то вскочила и не знаю, чем себя занять. Такого вселенского одиночества я не испытывала еще никогда. И даже не сразу поняла, что происходит, когда тихо и деликатно звякнул телефон. И тут сердце у меня ухнуло вниз. За время работы следователем я привыкла к тому, что звонки в шесть утра или в три часа ночи могут означать только одно: надо ехать на место происшествия. Неужели маньяк изменил своим правилам и стал убивать по пятницам? Нет, раз труп нашли только сейчас, значит, женщина, скорее всего, убита вчера. Вчера, пока я ездила по экспертизам и сидела у матери одной из потерпевших... Вчера, когда я считала, что у нас еще целые сутки в запасе и еще кусочек... Сердце бешено заколотилось, дрожащей рукой я сняла трубку.
- Алло, - тихо позвал знакомый голос. - Мария Сергеевна! Это Антон Старосельцев.
Я перевела дух.
- Господи, Антон, как вы меня напугали!
Старосельцев приглушенно засмеялся.
- Вам ли, следователю, бояться ранних звонков?
- А может, я спала, и вы своим звонком меня разбудили?
- Вряд ли. Трубку вы взяли сразу. И голос у вас не сонный. Не спится?
Ждете субботы?
- Шутка неудачная, - хмуро ответила я.
- Мне тоже не спится, - посерьезнел Старосельцев. - Хотите, я приеду, и мы сходим куда-нибудь позавтракать?
- Приезжайте, - сказала я.
- Буду через пятнадцать минут, - заверил он и положил трубку.
Я лихорадочно начала собираться. Ровно через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Застегивая манжеты на блузке, я открыла. На лестничной площадке, чуть покачиваясь на носках, стоял журналист Старосельцев.
- Мария Сергеевна, - спросил он вкрадчиво, - а почему вы не спрашиваете, кто за дверью?
Я пожала плечами:
- Ну, мы же договаривались...
- Вы же следователь, неужели вы не владеете правилами безопасного поведения?
- Вы что, меня пугаете? - удивилась я.
- Да ну, нет, конечно, но вдруг за дверью враги, которые хотят воспрепятствовать следствию?
- И поэтому в полседьмого утра звонят следователю в дверь, ожидая, что он доверчиво откроет? Самое время, чтобы его расстрелять или похитить.
- А вы что думаете? Что в полседьмого утра преступник не может позвонить в дверь следователю?
- Надеюсь, вы не себя имеете в виду? - ехидно спросила я.
От неожиданности журналист перестал покачиваться и резко опустился на пятки.
- Вы готовы? - спросил он после паузы. - Если да, то прошу! - И он выставил руку крендельком, приглашая меня на выход. - Тут за углом есть чудесная круглосуточная едальня. Блинчики, салатики и все такое.
Но не тут-то было. За моей спиной зазвонил телефон. И вздрогнули мы оба. Я повернулась на каблуках и бросилась к телефону.
- Не спит прокуратурка? Это РУБОПчик беспокоит. - В трубке раздалось знакомое покашливание.
- Что случилось, Леня?!
- Чего это вы так перепугались? - Он засмеялся и закашлялся.
- Ну ты звонишь ни свет ни заря...
- Так пора работать! Вы еще что, в постели валяетесь?
- Нет, я уже давно на ногах.
- Ну-у, хоть к старости стали понимать, что к чему! Сейчас приеду.
- Леня, я собралась пойти позавтракать...
- Не понял! Что, деньги лишние завелись? Уже и чай заварить не в состоянии? Деньги лучше мне отдайте.
- Может, я не одна...
- Тем более, мужику надо кофе в постель подавать, а не в столовку волочить. В общем, я приеду и научу вас жить.
- Заодно и посмотришь, с кем я завтракаю, так? - язвительно сказала я. - Говори лучше, что случилось?
- Приеду - расскажу. - И он повесил трубку. Я повернулась к терпеливо ожидающему меня журналисту:
- Завтрак отменяется.
- Что, совсем? - Он казался разочарованным.
- Нет, просто придется попить чай у меня на кухне. Сейчас Кораблев приедет. Это оперативник из РУБОПа.
- А-а. - Журналист заметно повеселел.
А я побежала на кухню готовиться к приходу придирчивого Кораблева, который наверняка отметит, что коврик перед входной дверью недостаточно стерилен, а сама дверь в пыли, и вообще соль у меня не соленая, а сахар не сладкий. В рекордные сроки из подсобных продуктов я соорудила канапе со шпротами и свежим огурцом, перелила в молочник сливки из бумажного пакета и только что не стояла с крахмальной салфеткой наперевес, ожидая высокого гостя. Антон снял ботинки и пошел за мной, но в процесс приготовления завтрака не вмешивался, позволив себе только спросить, как моя нога, и выразить удовлетворение по поводу моего полного выздоровления.
Меня удивило, что и Кораблев, как ранее Синцов, за руку поздоровался с журналистом, как со старым знакомым. В ответ на мой вопросительный взгляд Кораблев, наклонившись к моему уху, сообщил, что журналист пару раз выезжал с ними на реализации и вообще парень надежный. Такая рекомендация от Кораблева дорогого стоила, в моих глазах это выглядело равносильно тому, что Старосельцев отныне причислен к лику святых. Они, как старые знакомые, перекинулись несколькими фразами о делах, только им понятных, и я пригласила их к столу.
У Кораблева даже сомнений не возникло, можно ли обсуждать добытые им сведения в присутствии журналиста, ну а раз сам Кораблев счел Антона допущенным к секретной информации, то мне и сам Бог велел, я даже и не задумывалась об этом.
Но Кораблев не был бы Кораблевым, если бы сразу вывалил то, за чем приехал. Сначала он с чувством, с толком, с расстановкой попробовал канапе, высказал мне ряд рекомендаций, как в приличных домах положено заваривать чай, и попенял на то, что бумажные салфетки в салфетнице сложены поперек, а надо по диагонали. И только потом сообщил, что вообще-то он еще с вечера не ложился, поскольку без отдыха занимается оперативной работой по моему, между прочим, делу. При этом, глядя на свежевыбритого и отглаженного Леню, даже самому выдающемуся физиономисту не пришло бы в голову, что он бодрствует уже более тридцати часов. Хотя я в этом совершенно не сомневалась.
- В общем, Мария Сергеевна, пишите-ка письмо начальнику РУБОПа, что старшего оперуполномоченного по особо важным делам Кораблева Леонида Викторовича надо бы поощрить. - Леня изящно промокнул губы салфеткой.
- Хоть сейчас, - заверила я его. - Я даже не буду спрашивать, за что.
- Да за раскрытие, - лениво сказал Леня и шумно прихлебнул чай.
- Диктуйте, Леонид Викторович. - Я вытащила бумагу и ручку и приготовилась писать.
- Как же, дождешься от вас, - ответил Леня, вытаскивая из кармана микрокассету. - Журналист, у тебя ведь диктофон есть? Давай-ка, подсуетись.
Старосельцев достал диктофон, и через три секунды мы уже слушали, изо всех сил напрягаясь, отвратительную, судя по всему, оперативную запись, к тому же на три четверти состоящую из мата, но Кораблева это ни капли не смущало.
Разговаривали двое мужчин, один из которых уверял другого, что кого-то должны грохнуть в субботу, если еще не в пятницу.
"Да говорю тебе,... твою мать, там меры приняты, - сердился его собеседник. - Как бы его, ... не грохнули..." - "А вы-то дураки ...ные, что отказались, денег бы срубили", - пенял первый. "Надо идиотом быть, чтобы этот заказ взять, - объяснял второй, - там на этой ...ной Озерной народищу, что грязи". В этом месте разговора Антон нажал на "стоп".
- Подождите, - сказал он, - а ведь Озерная пересекается с Героев Комсомольцев, там, где был обнаружен один из трупов. Я читал в вашей обзорной справке.
- Да, труп Жени Черкасовой, - подтвердила я. - Значит, все-таки она не случайно оказалась в том доме? Было какое-то притяжение...
- Интересно, - Кораблев стал пытливо заглядывать нам в глаза, - вы и труп Черкасовой в серию записали?
- Записали, - кивнула я. - А ты откуда знаешь про труп Черкасовой, Леня?
Мы ж с тобой про него не говорили.
- Вы плохо знаете старого сыщика, - вздохнул Леня. - Что я должен был делать, получив эту запись? - Он кивнул на диктофон. - Получив эту запись, старый сыщик первым делом сводки посмотрел за последние месяцы, нет ли чего-нибудь интересного в окрестностях упомянутого места. ан, есть.
- Ну, Леня! - восхищенно сказала я. - И когда ты только успел?
- Ну так я ж работаю, Мария Сергеевна. - Леня сделал многозначительное лицо. - Не как отдельные следователи, не будем называть имен, которые только и ждут, когда старые сыщики подадут им раскрытие на блюдечке с голубой каемочкой...
Я сделала смиренное лицо, и Леня тут же отреагировал:
- Вот только не надо на меня так смотреть! Не заслужил! Антоша, нажми на кнопочку, поехали дальше.
Антоша нажал на кнопочку, и мы стали дальше слушать нецензурную брань, изредка перемежающуюся литературными словами. Но других жемчужных зерен в этой навозной куче мы, к сожалению, не выловили.
- Леня, я не спрашиваю тебя, откуда эта запись, - сказала я Кораблеву, - но хоть ответь, о какой субботе или пятнице идет речь?
- Ну, о грядущей, конечно. А пятница уже сегодня. Антоша, дай-ка кассету.
Леня еще раз промокнул салфеткой рот, запихал во внутренний карман протянутую Старосельцевым кассету и откланялся.
- Леня, - судорожно воззвала я к нему уже в дверях, - а что ты предлагаешь мне делать в связи со всем этим?!
- Ну, Мария Сергеевна, вы следователь, вы и решайте, - обернувшись, успокоил меня Кораблев. - А со своим дружком Синцовым договоритесь, пускай он организует в эту субботу патрулирование вокруг Озерной. И Героев Комсомольцев прихватит. Ну, пока.
- Леня! - в отчаянии крикнула я ему в спину, но отклика не дождалась.
Надо звонить Синцову, подумала я и направилась к телефонному аппарату, но он меня опередил. Только я протянула руку к трубке, аппарат звякнул, и, приложив трубку к уху, я услышала голос Синцова:
- Спишь?
- Завтракаю.
- А чая нальешь? Я сейчас подъеду.
Положив трубку, я поняла, что решительно заблуждалась насчет того, что в это ясное утро все спят. Все не только не спали, но и беззастенчиво стекались ко мне в квартиру, как будто у меня тут филиал дежурной части.
Старосельцев терпеливо сидел на кухне.
- Мария Сергеевна, - спросил он, когда я вошла с сообщением, что сейчас подъедет Синцов, - а мы будем предупреждать преступление? Я уже с телевидением договорился.
- Нет, Антон, - медленно ответила я. - Похоже, что не будем. Тут уже такой клубок заплелся, что никакие публикации никого не спасут.
- Ну вот, - вздохнул он, - а я уже материальчик набросал... Ну ладно, нет, так нет. - Он покладисто опустил стриженную ежиком голову.
- Еще чая, Антон?
- Да, если можно. - Он подвинул мне свою чашку. - Вы очень вкусно чай завариваете.
Я рассеянно налила Антону чая, думая о своем. От информации, привезенной Кораблевым, меня скрутило нервное напряжение. Я знала это состояние, когда и сердцем, и умом завладевает одна мысль, и все происходящее вокруг воспринимается всего лишь фоном. Я уже знала, что пока мы не раскрутим этот дьявольский клубок, я буду ходить, сидеть, участвовать в разговорах, даже смеяться, но через пять минут и не вспомню, почему смеялась и на что кивала.
Вот и сейчас журналист что-то говорит мне, а я вроде бы поддерживаю беседу.
- Вы хорошая хозяйка, у вас так уютно... Но до-мовушечка у вас обиженный...
- Что это значит?
- Про домовушечку? Просто в каждом доме есть такое существо, которое или охраняет хозяев, или ссорится с ними и пакостит. Да вы знаете, домовой. Просто не все понимают, что с домовым надо дружить, надо уважительно к нему относиться. Уложить в уголок, сказать: "Домовушечка, это тебе".
- И что, он съест?
- Съест - не съест, а ему будет приятно. Тогда и он что-то приятное хозяевам сделает.
- Хозяина вернет... - машинально сказала я.
- Это Сашу-то? Вполне возможно. Вы вообще со стороны кажетесь идеальной парой, вы очень подходите друг другу.
- Куда положить конфетку? - спросила я и взяла из вазы шоколадную конфету.
Антон показал на край подоконника за занавеской, и я послушно спрятала туда конфету, пробормотав: "Домовушечка, это тебе, угощайся".
- А что же мы тогда не вместе, раз мы такая идеальная пара? - спросила я журналиста, поправляя занавеску после жертвоприношения домовому.
- Размолвки бывают даже у идеальных пар. Но я не знаю, почему вы разошлись. Если вы считаете возможным со мной это обсудить, я попробую найти причину. Я немножко разбираюсь в психологии, имею кое-какое образование...
Странно, но я не возразила. Старосельцев представлялся мне человеком, которому хотелось рассказывать о своих проблемах. Есть такой тип людей, я сама такая. Сколько раз я слышала от своих подследственных - "Сам не понимаю, почему я вам все это рассказываю"; да и не только подследственные, просто знакомые и даже еле знакомые часто выплескивали на меня очень личные вещи, хотя я их об этом и не спрашивала.
Я стала собираться с мыслями, чтобы четко изложить суть размолвки со Стеценко, и меня снова захлестнула волна обиды. Я припомнила все, и меня как прорвало. Сбиваясь, жестикулируя, я стала рассказывать журналисту, почему мы с Сашкой разошлись, и сама не заметила, как уже давилась слезами. А журналист, не отвлекаясь от главной темы, успокаивал меня, поил чаем, даже промокнул мне слезу салфеткой, а потом тихо сказал:
- Мария Сергеевна, а может, это к лучшему? Я имею в виду то, что вы были инициатором разрыва. Ваш друг - мужчина деликатный, и к вам, несмотря ни на что, относится очень нежно. Я это сам видел. Может быть, он по каким-то причинам хотел прекратить с вами близкие отношения, но не решался на это. Вы человек очень чуткий, наверняка вы на уровне подсознания почувствовали: что-то не так, и сделали то, что сделали.
Я задумалась. В таком аспекте я на свою личную жизнь не смотрела. А что, если журналист прав? Тогда все понятно. И то, что Стеценко спокойно ушел, когда я его об этом попросила, и то, что он за пять месяцев так и не выбрал времени поговорить со мной о наших отношениях... Ну что ж, тогда не стоит и дергать лапами.
Да, в эту версию укладывается все. Только на душе стало еще поганее. И когда в дверь позвонили, я почувствовала облегчение - придет Синцов, отвлечет на себя журналиста, заговорит со мной о делах, и мое уязвленное самолюбие постепенно остынет.
Я подошла к двери и распахнула ее. На площадке стояли двое - Синцов и Горчаков.
- Вы что теперь, парой ходите? - спросила я, посторонившись и впуская их в квартиру.
- А что, нельзя? - спросил Горчаков.
- А почему ты в глазок не смотришь? - спросил Синцов.
- Твой визит для меня неожиданность, - сказала я Горчакову, а потом повернулась к Андрею:
- А чего мне в глазок смотреть, я же знаю, что это ты.
- Маша, хотя бы спрашивай, кто там, за дверью.
- Зачем?
- Затем, что придут злодеи, треснут по кумполу, а я потом твои дела расследуй, - доходчиво объяснил Лешка.
- Вот теперь понятно. Хорошо, буду спрашивать. А чего это вы вдвоем притащились?
- Да это я Лешку поднял, чтобы время сэкономить. Сейчас обсудим последние новости, разработаем план действий - и по коням.
Горчаков и Синцов прошли на кухню, и я прямо ощутила, как скрипнуло у них в мозгах, когда они обнаружили там журналиста. Старосельцев же весьма непринужденно их поприветствовал и даже налил чай. Сейчас в нашей теплой компании не хватало только доктора Стеценко. Пришлось открыть еще одну банку шпрот.
- Ну, говорите, чего приперлись? - ласково спросила я, сев за стол рядом с журналистом и подвинув тарелку с бутербродами поближе к Лешке. Они вцепились в пищу, как бомжи в бесплатной столовой.
- К тебе Леня заезжал? - спросил Синцов с набитым ртом.
- Кораблев-то? Только перед вами уехал.
- Мы с ним ночью пересеклись, - продолжал Андрей, прожевав бутерброд, - значит, ты уже знаешь про запись.
Я кивнула. Горчаков к тому времени, как Синцов прожевал кусок бутерброда, уже выпил свой чай, сожрал все, что было в тарелке, и стал бродить по кухне, ища съестное. Он даже заглянул на подоконник, за занавеску. Я не успела и рта раскрыть, как он со словами: "А это ты что, от Гошки, что ли, заныкала?" - схватил конфету, отложенную для домового, содрал с нее фантик и проглотил. Мы с журналистом только беспомощно переглянулись.
- Маш, ты извини, что мы так жрем, я просто уже сутки не спал и не ел, соответственно. - Синцов поднял на меня утомленные глаза.
- Мне даже стыдно, - ответила я. - Такое впечатление, что в эту ночь спала только я.
- Не волнуйся, я тоже спал, - сказал Горчаков и кинул в меня скомканный конфетный фантик. Я показала ему кулак.
- Ты спрашивала, чего мы приперлись, - продолжил Синцов. - Хочу внести предложение. Давайте задержим Антоничева.
- Кого?! - спросили мы с журналистом одновременно, но с разными интонациями.
- Папу Риты Антоничевой, - пояснил Андрей. - За организацию заказного убийства. Я перевела дух:
- Круто. А на чем мы его задержим, на каких доказательствах?
- Ты имеешь в виду, что у нас только оперативная информация? Легализуем, - заверил меня Синцов. - Я с Кораблевым уже переговорил.
- А что ты там будешь легализовывать? Агента рассекречивать? Так тебе и сдал Кораблев своего человека.
- Нет, и сам человек не согласится, - признал Синцов. - Мы запись легализуем, ты же слушала, есть запись магнитофонная.
- Андрей, я-то слушала запись, но ее можно трактовать как угодно, к тому же там никто не называет имени Антоничева. К тому же засветить запись равносильно тому, что засветить Ленькиного человека.
- Маша, легализовать можно абсолютно все. Ты же знаешь, как это делается.
- Ну как ты в данном случае это сделаешь?
- Как это делается обычно. Если, например, нельзя светить прослушивание телефонного разговора, допрашивается опер, который пересказывает содержание разговора, только заявляет, что разговор был не по телефону, а лично, и в его присутствии.
- Так. Одну минуту. Давайте начнем сначала. - Я занервничала и даже вскочила. - Ты ведь не зря притащил ко мне Горчакова. Я даже знаю, зачем.
- Не сомневался, - хладнокровно ответил Синцов.
- Ну так как?
- А никак. Я против.
- Маша, - встрял Горчаков, - а чего ты, собственно, против? Тебе предлагают готовое раскрытие, а ты кочевряжишься.
- А меня не устраивает раскрытие такими методами, - обернулась я к нему. - Если тебя устраивает, то давай, действуй. Тебя за этим и притащили, как осла на веревочке, показать, что вы и без меня справитесь.
- Я ведь могу и обидеться, - Лешка отвернулся.
- Извини. - Но я завелась уже так серьезно, что у меня показались слезы на глазах. Журналист очень вовремя тронул меня за плечо.
- Ребята, раз уж вы при мне этот разговор затеяли, объясните хоть, что происходит? Кого и за что вы собираетесь задерживать?
- Популярно объясняю, - заговорил Лешка. - У нас есть оперативные данные, что отец одной из потерпевших заказывает убийство, и это явно связано с преступлением в отношении его дочери. Выходит, он знает, кто убил, и хочет сам рассчитаться с убийцей. У нас также есть данные, что убийство должно произойти сегодня