дальше:  угрозы  в   адрес   Чванова,   поступавшие   от
неустановленных лиц в последнее время, не были связаны с деловой  жизнью
Чванова. Ему удалось выяснить, что  угрозы  были  инспирированы  матерью
Чванова и связаны с отказом ее невестки сожительствовать с ней.  Однако,
чтобы отвести от себя подозрение, Редничук организовала угрозы  в  адрес
сына якобы от преступных группировок, затем заключила договор с охранной
фирмой на оказание Дмитрию Чванову охранных услуг.
   По условиям  договора,  охранники  должны  были  приступить  к  своим
обязанностям  с  10  октября,  понедельника.  Она  взяла  в  свои   руки
заключение договора с той  целью,  чтобы  Чванов,  успокоенный  наличием
такого  договора,  до  нужного  ею  срока  оставался  без  охраны.   Эта
аудиозапись, пояснял Скородумов, сделана 10 октября в больнице,  где  он
находится в связи с сердечным заболеванием, обострившимся после известия
об убийстве  его  работодателя,  сделана  на  случай  его,  Скородумова,
смерти, для  передачи  правоохранительным  органам,  заинтересованным  в
раскрытии убийства семьи Чвановых.  Правда,  в  настоящее  время  он  не
намерен передавать имеющиеся материалы в распоряжение правоохранительных
органов в  связи  с  их  недостаточностью  для  привлечения  Редничук  к
уголовной ответственности.
   Следующая запись на той же кассете  была  сделана  через  два  месяца
после  первой.  Скородумов  рассказывал,  что  ему   удалось   раскопать
страховой договор, заключенный якобы Чвановым, о котором самому  Чванову
ничего известно не было.
   Страховую сумму по завещательной записи получила Редничук и потратила
ее на приобретение ювелирного изделия - креста, украшенного драгоценными
камнями, который передавала, с неустановленной целью, на три дня  одному
из руководителей Института радиологии, посещавшему  ее  фитнесс-клуб.  В
настоящее  время,  говорил   Скородумов,   им   проводится   работа   по
установлению лица, исполнившего убийство.
   Третье сообщение на той же кассете относилось к лету этого года.
   Скородумов ровным голосом отчитывался, что исполнитель убийства им до
сих пор  не  установлен,  однако  Нателлой  Редничук  при  реконструкции
загородного   дома   было    обнаружено    место    установки    скрытой
видеозаписывающей аппаратуры, и  она  заподозрила,  что  в  распоряжении
Скородумова имеется видеозапись происшествия седьмого октября. В связи с
этим  у  него  есть  основания  полагать,  что  обыск  по  постановлению
следователя прокуратуры города Денщикова  был  предпринят  не  только  в
целях обнаружения компрометирующих его  материалов,  но  и,  по  заданию
Редничук, в  целях  обнаружения  и  изъятия  материалов,  относящихся  к
убийству семьи Чвановых. Поэтому в настоящее время  он  занят  тем,  что
устанавливает возможную связь между Денщиковым и Редничук.
   - А что, - сказала я Василию Кузьмичу, -  вполне  возможно:  Редничук
пожаловалась Вертолету на Скородумова,  а  тот  подтянул  Денщикова  для
исполнения задания, тем более что его интересы с Нателлиными совпали.
   - Нет, Машечка, - покачал головой Кузьмич, -  не  стала  бы  Редничук
подставляться перед Вертолетом и  фактически  признаваться,  что  где-то
есть на нее компромат. Вертолет бы этот компромат сам к  рукам  прибрал,
если бы нашел.
   Думаю, она скорее нашла выход на Денщикова через Анджелу.
   - Похоже, - согласилась я.
   - Тем более что Анджела что-то лепетала, что  Игорек  Вертолету  слил
какую-то  важную  информацию,  помимо  того,  что   Вертолета   москвичи
заказали, что-то такое ценное, с компроматом  связанное,  что  Вертолету
могло пригодиться...
   - Да? А когда это было?
   - Да незадолго до дня рождения Вертолета, за месяцочек примерно.
   - Да? Василий Кузьмич, а не могло  быть,  что  Нателла  действительно
вышла на Денщикова со своими проблемами, а  тот  именно  эту  информацию
слил Вертолету? А Вертолетик ею воспользовался и подписал себе приговор:
стал  Нателлу  шантажировать,  но  не  на  ту  напал,  и  польстился  на
подарочек... Мне, кроме этого варианта, что-то больше ничего в голову не
приходит, зачем Нателла отправила своего дружка закадычного на тот свет,
двухсот тысяч не пожалела.
   - А может, он ей и без компромата стал руки  выкручивать,  он  же  ее
"крышей" был?
   - Нет, Василий Кузьмич, раз  Нателла  пошла  на  такой  шаг,  значит,
ситуация могла разрешиться только полным устранением Вертолета.
   - Ну хорошо, покопаемся еще в этой куче.
   - Так что, на следующей кассете видеозапись убийства?
   - Давай посмотрим, - Кузьмич тоже волновался.
   Да, на кассете  оказалось  записанным  убийство  Ольги  Чвановой.  На
убийце действительно была куртка один в один с кораблевской.  Не  такая,
как была изъята у Пруткина. Лица преступника не было видно под маской из
черных колготок, но фигура была как на ладони. Одно можно было сказать с
очевидностью: это не маленький и худосочный Пруткин.
   У меня закололо сердце.
   - Василий Кузьмич, родненький, остановите, - взмолилась я.
   Одно дело - читать об  этом  в  протоколах  и  даже  осматривать  уже
мертвое тело. Но видеть, как преступник методично  наносит  удары  ножом
отчаянно борющейся с ним женщине, отпихивая при этом детей, и знать, что
это не кино, а настоящее убийство - невыносимо.
   Когда пленка остановилась, Кузьмин тихо сказал:
   - Где бы стакан водки опрокинуть...
 
*** 
 
   Ожидая в следственном кабинете, пока  мне  приведут  Пруткина,  я  не
испытывала торжества от того, что я знаю, как все было. И вообще  ничего
я не испытывала - чувство опустошения было моей единственной эмоцией.  И
Пруткин это уловил.
   - Я опять без адвоката, Владлен Ильич.
   - Это хорошо, - отозвался  он.  -  Такие  вещи  лучше  обсуждать  без
посторонних.
   Мы помолчали. Потом я нехотя достала из сумки фотоотпечаток,  который
мне на японской аппаратуре сделали с видеозаписи, и положила  его  перед
Пруткиным.
   Он не стал брать его в руки, глянул и перевел глаза на меня.
   - Я же предупреждал, что поверить в это трудно. Что Ельцин, что он, -
Пруткин кивнул на снимок мужчины  с  ножом  в  руке,  -  у  меня  шансов
никаких.
   - Зачем согласились? - спросила я для проформы.
   - Таким людям не отказывают. Я же его знал  двадцать  пять  лет,  еще
тогда был его человеком, в вашем районе.  Дружил  я  тогда  с  милицией,
иначе сидел бы уже не четвертый, а сто четвертый  раз.  Подсвечивал  ему
кое-что, ну и он мне, чем мог, помогал. Я же понял сразу,  зачем  я  ему
нужен. Если бы взяли нас прямо там, он  бы  меня  подставил,  а  сам  бы
выкрутился, - мол, поймал на месте преступления. Один он не мог пойти. А
кому он, кроме меня, мог довериться?
   Только мне, потому что я у него в кулаке сидел. Он столько  про  меня
знает, что я ему не страшен.
   - Он и так вас подставил.
   Мы с Пруткиным говорили тихими голосами, без выражения, как будто оба
обессилели.
   - Нет, на меня вышли без него, случайно. А тут все совпало, кражи  из
дач, куртку нашли с кровью. Я до сих пор  не  знаю,  как  на  ней  кровь
оказалась.
   - Нож он вытер о вашу куртку. И в вашу печку лезвие бросил.
   - Ну, это случайность, что на меня вышли. Он, как узнал, прилетел.
   Посидишь, говорит, от силы полгода, потом все развалится,  только  не
рыпайся.
   Ну, я смотрю,  за  полгода  зашкаливает,  ну  и  отказался  от  своих
признаний. Я тогда действительно под дурью был.  Но  про  него  я  нигде
никогда не скажу.
   - Уже сказали.
   -  Это  не  имеет  значения,  -  махнул  Пруткин  рукой.  -  Разговор
неофициальный.
   Даже если он будет сидеть передо мной и  признаваться,  я  все  равно
отопрусь. Я вообще его не знаю.  Наше  сотрудничество  документально  не
оформлялось.
   - Ну ладно. Мне только интересно, зачем он это сделал?
   - Да, это интересно. Мне он, знаете, что сказал? Что эти люди, муж  и
жена, развращают своих детей, ну, развратные  действия  в  отношении  их
совершают, там мальчик и девочка, так вот оба, и муж,  и  жена,  с  ними
такое вытворяют. И чем дальше, тем больше. И надо это  остановить.  А  в
тюрьму их нельзя: во-первых, не доказать,  а  если  дети  на  них  будут
показания давать, они детей убьют. А во-вторых, каково детям будет, если
мама с папой в тюрьме сгниют за то, что с ними совершали? Им же житья не
будет... Так что выход только один...
   Нателла Редничук, подумала я, ее легенда, бесспорно. "Какая  жизнь  у
девочки будет, если мама в тюрьме за то, что убила папу?" - вспомнила  я
Нателлочкину тетю.
   Из изолятора я поехала в главк. Чем дальше, тем муторнее  становилось
у меня на душе.
   - Сергей Сергеевич на месте? - спросила  я  у  пожилой  секретарши  в
приемной.
   - На месте. Как вас представить?
   - Швецова из прокуратуры.
   - Минуточку. - Она  нажала  на  кнопку  внутренней  связи.  -  Сергей
Сергеевич, Швецова из прокуратуры.
   - Пусть заходит, - раздался голос Голицына из динамика.
   Я вошла в кабинет и притворила за собой дверь.  Генерал  встал  из-за
стола, обошел вокруг него и принял от меня куртку.
   - Присаживайтесь. Кофе хотите?
   - Нет, спасибо.
   По предложению генерала мы сели не к столу, а в  угол  кабинета,  где
стояли два кресла и журнальный столик.
   - Сергей  Сергеевич,  я  раскрыла  убийство  Чвановых,  -  бесцветным
голосом сказала я.
   - Поздравляю.  -  Его-то  голос  был  не  бесцветным,  а  очень  даже
насыщенным модуляциями.
   - Особо не с чем.
   - А что такое?
   - Я не знаю, что делать дальше, - призналась я. - Посоветуйте.
   - Нужна помощь, люди? - Он внимательно на меня посмотрел.
   - Нет. Я только хочу знать, чем она вас купила. Вы же знали, что  она
собой представляет.
   - О чем вы? - Он еще по инерции улыбался.
   - Почему вы не отказались?
   - Я вас не понимаю, - но улыбка уже исчезла, у губ сложилась  жесткая
складка.
   - Вы же знали, что Нателла собой представляет. Она не человек, у  нее
нет человеческих чувств. Неужели вам в голову не  пришло,  что  она  вас
использует?
   Голицын молчал.
   Я достала из сумки фотографию парочки на фоне РУВД.
   - Узнаете?
   Рядом я положила фотоотпечаток с видеозаписи убийства.
   - Узнаете?
   Следующей на столик легла выписка из прокурорского журнала - про  то,
что профилактику  поведения  Редничук  Н.  И.,  освободившейся  из  мест
лишения свободы 18 февраля 1971  года,  осуществляет  оперуполномоченный
Голицын С. С.
   - Помните?
   Голицын молчал.
   Из сумки я  достала  диктофон  с  кассетой  из  "прослушки".  Включив
воспроизведение, я услышала голос Голицына: "Але! А Романа можно?  Рома?
Живой еще? Ну, с наступающей тебя годовщиной!.."
   - Узнаете? Вы же практически при мне туда звонили, разговор в  четыре
часа.
   Вот распечатка ваших переговоров с мобильного телефона. Помните  день
взрыва?
   Вот ваш исходящий звонок - аккурат по домашнему телефону Вертолета.
   - Схулиганил, - неожиданно сказал Голицын. - Я  знал,  что  Вертолета
слушают, а тут подвернулся такой удобный случай еще раз  подставить  его
под убийство Чвановых. Я  ведь  и  год  назад  понимал,  что  он  первый
кандидат под подозрение, он ведь Чванову угрожал.
   - По просьбе Нателлы Ивановны.
   - Просто Нателлы, - машинально поправил он меня и осекся. -  Чего  вы
хотите?
   - Не знаю, - честно ответила я. - Наверное,  отдать  кому-нибудь  это
дело и забыть о нем. Она правда сказала, что ее сын и невестка совершают
развратные действия в отношении детей?
   - Хуже. - Голицын  достал  из  кармана  пачку  сигарет,  зажигалку  и
закурил. - Не возражаете? - запоздало спросил он.
   - Что вы, что вы, чувствуйте себя совершенно свободно...
   - Не ерничайте. Судя по всему, вы знаете о наших отношениях?
   - Я знаю, что они были. -Маша... Можно мне вас так называть? Вы мне в
дочки годитесь.
   Я кивнула.
   - Я очень виноват перед Нателлой. У нее  была  тяжелая  жизнь.  Зона,
смерть  мужа,  ребенок,  который  не  узнал  ее,  когда  она  вышла   из
заключения... Да еще и я. Ничего хорошего я ей не  смог  дать  и  ужасно
обидел. Она чуть не умерла из-за меня. Выгнала меня потом,  и  правильно
сделала. А я до сих пор не могу себя простить. Мы не виделись много лет.
Когда она меня нашла в прошлом году и сказала,  что  только  я  могу  ей
помочь, у меня язык не повернулся ей отказать.
   Она рассказал мне о ситуации, и  я  согласился  с  ней,  что  другого
выхода нет, детей можно спасти только так.
   - И вы ей поверили?
   - Да, Маша, я ей поверил. Я ей привык верить еще тогда.  Мне  до  сих
пор бывает тошно, когда я думаю о  Нателле  и  нашей  с  нею  совместной
жизни. Она была на три года меня старше, я был еще сопляк и вел себя как
сопляк. Я принимал как должное то, что она корячится на каких-то показах
в тьмутаракани, чтобы денег заработать, меня обеспечить.  Она  ведь  мне
даже рубашки и дезодоранты покупала.
   Я, бугай, занимался только своей работой,  денег  ей  практически  не
отдавал, но жрать и пить любил. Она меня обслуживала, а я это  принимал.
А ведь я должен был ее на руках носить. Я больше никого в жизни  так  не
любил, как ее. И до сих пор ее люблю. Как я с нею жил! Как  свинья,  как
скотина последняя. Ну ладно, это вам неинтересно. Что делать будем?
   - Не знаю, Сергей Сергеевич, - повторила я.
   - Вы ведь понимаете, что вряд ли докажете...
   - Наверное, вы правы. Да я и не  хочу  доказывать.  Я  напишу  рапорт
прокурору с просьбой передать это дело другому следователю. И отдам  ему
все материалы, которые у меня есть. Сделает он из этих материалов те  же
выводы, что и я, - тогда готовьтесь к разговору с другим человеком.
   - Вряд ли, - Голицын усмехнулся. - Пруткин вам что-нибудь сказал?
   - Пруткин сказал, что то, что было на самом деле, так же  невероятно,
как участие в преступлении президента Ельцина.
   - Это вам он такое сказал, а больше никому даже сотой части этого  не
скажет. Чем-то вы ему понравились, наверное.
   - А если другой следователь ему еще больше понравится?
   - Посмотрим. Поживем - увидим.
   - До свидания, Сергей Сергеевич. - Я поднялась  с  кресла  и  собрала
свои документы.
   - До свидания, Мария Сергеевна, было приятно с вами поболтать.
   Голицын тоже поднялся и галантно подал мне куртку.
   Как я хотела раскрыть это убийство, думала я, бредя  по  проспекту  и
наступая на корочки льда, затянувшие лужи. Зачем? Кому от  этого  лучше?
Кто это сказал: "Чем больше я  узнаю  людей,  тем  больше  мне  нравятся
кошки"?
   В РУБОПе меня должен был ждать Денщиков с адвокатом, для предъявления
обвинения. Арестовывать его прокурор города запретил,  санкцию  на  него
мне никто не даст, спасибо хоть обыск в его квартире санкционировали.  Я
писала протокол допроса своего бывшего коллеги,  и  мне  очень  хотелось
напиться.
   Подписывая протокол, Денщиков сказал:
   - С обыском вы можете ехать куда угодно, только залезть туда,  где  я
живу сейчас, у вас ручки коротки.
   - То есть? - не поняла я.
   -  Вам  санкционировали  постановление  на  обыск   по   месту   моей
регистрации, у бывшей жены, - после предьявления ему обвинения мы с  ним
стали общаться исключительно на "вы", - но я сейчас живу  не  там,  а  у
сотрудницы прокуратуры города Петровской Татьяны  Васильевны.  Вот  туда
попробуйте суньтесь. Быстро вам по ручкам  нашлепают.  Санкцию  на  этот
обыск вам никто не даст.
   - А зачем нам обыск у Петровской? Вы теперь там живете,  и  все  ваше
имущество там?
   - Да, - подтвердил Денщиков.
   - Значит, там и наложим арест на имущество.
   - Но там и ее имущество!
   - Мы опишем все, а она может обратиться в суд с иском  об  исключении
имущества из описи. Потерпевшим причинен крупный материальный ущерб, и я
обязана принять меры к  обеспечению  гражданского  иска.  Поехали  прямо
сейчас, для наложения ареста на имущество санкции не требуется.
   - Поехали, - усмехнулся Денщиков.
   И мы поехали туда, где он жил  теперь  с  Таней  Петровской.  Адвокат
Денщикова отправился на своей машине и вскоре пропал из виду. У меня еще
хватило ума заехать в прокуратуру города, но Тани не было в приемной. Мы
поискали ее в здании, но не нашли и поехали в адрес.
   - Дайте ключи, - сказала я Денщикову, но он ухмыльнулся и ответил:
   - А у меня нет ключей. Ключи у Петровской.
   - Когда она должна прийти?
   - Не знаю. - Он явно издевался. - Может, и вообще не придет сегодня.
   Понятые, пожилые соседи с нижнего этажа, спросили:
   - Ломать будете?
   Я поколебалась:
   - Будем.
   Опер из РУБОПа недоверчиво на меня посмотрел,  но  принес  из  машины
ломик и, еще раз потребовав подтверждения, ковырнул  обвязку  двери,  от
нее отлетела щепка, и треск ее вернул меня к действительности.
   - Нет! - сказала я. - Стоп! Будем ждать. Это же не обыск, а наложение
ареста на имущество.
   Шел третий час ожидания на лестничной площадке; понятые, которых я не
отпускала,  извелись  и  прокляли  все  на  свете.  Денщиков  сидел   на
корточках, прислонясь спиной к шахте лифта.
   Лифт загудел, кабина лифта остановилась на нашем этаже. Из нее  вышли
гуськом Таня Петровская, адвокат Игоря Денщикова и, замыкающим  шествие,
- начальник отдела прокуратуры города Будкин.
   - Что здесь происходит? - закричал Будкин, не успев выйти из лифта.
   - Ждем хозяйку, чтобы наложить арест на имущество, - ответила я.
   Петровская зашипела как рассерженная кошка.
   - Открывали?! - истерически спросила она, увидев валяющуюся на полу у
двери щепку.
   - Пытались, но не стали, - ответила я.
   - Вон отсюда! - закричал Будкин рваным фальцетом.
   - Что-о? - тут я уже возмутилась.
   - Вон, уйдите отсюда! Вам нечего тут делать! Зачем вы сюда пришли без
согласования с прокурором города?!
   Я посмотрела на часы. Был восьмой час вечера.
   - А вы, Андрей Иванович? - задала я встречный вопрос.
   - Я здесь по поручению прокурора города, - ответил он так же  нервно.
-  Я  требую,  чтобы  вы  ушли.  Это   квартира   сотрудника   городской
прокуратуры. Какие у вас правовые основания находиться здесь?
   Я подошла к нему и помахала  перед  ним  постановлением  о  наложении
ареста на имущество.
   - Вот наше правовое основание.  А  какие  у  вас  правовые  основания
выгонять меня отсюда и запрещать проводить следственное действие?
   Стоя перед Будкиным, я  явственно  ощутила  запах  алкоголя,  причем,
похоже, не пива...
   Он помолчал.
   - У меня нет правовых оснований вас выгонять, - наконец признал он. -
Но лучше бы вам отсюда уйти.
   - А если я не уйду?
   - У вас будут неприятности.  Вы  уже  их  заработали.  Почему  вы  не
подчиняетесь приказам вышестоящего руководителя?!
   Он меня разозлил.
   - Потому что я  не  считаю  возможным  подчиняться  приказам  пьяного
руководителя, - отчетливо ответила я.
   Понятые и работники милиции, затаив  дыхание,  следили  за  развитием
событий.
   Будкин нервно передернулся и, схватив меня за рукав, утащил за лифт.
   - Зачем вы это сказали? - зашипел он мне на  ухо,  и  я  отшатнулась,
поскольку на таком близком расстоянии запах алкоголя был невыносим.
   - Что?
   - Что я пьян.
   - А что, нет? - удивилась я. - Разве я не правду сказала?
   - Зачем вы это сказали? - повторил Будкин. -  Понимаете,  я  вынужден
был выпить, так сложились обстоятельства...
   - Андрей Иванович, я не ваш начальник, - сказала я проникновенно. - И
мне абсолютно все равно, где и с кем  вы  пьете,  добровольно  вы  рюмку
опрокидывали или вас заставили. Но подчиняться я вам не буду, пока вы  в
нетрезвом состоянии.
   - Что же делать? Что делать? - забормотал Будкин. - У  меня  указание
прокурора города вас отсюда убрать...
   - Я не уйду, пока не сделаю то,  зачем  пришла.  Дайте  мне  наложить
арест на имущество, и я сразу уйду.
   - Но почему здесь?
   -  Потому  что  Денщиков  назвал  именно  этот  адрес  местом  своего
жительства и сказал, что все его имущество  здесь,  а  в  квартире  жены
ничего, ему принадлежащего, нет.
   Будкин высунулся из-за лифта.
   - Игорь Алексеевич, - по