ик диктует, я протокол пишу.  И  вдруг  раз  -  и  дверь
открылась из комнаты, где псих живет. И он раз - и  вывалился  прямо  на
нас. Ну псих, одно слово, непредсказуемый. Уголовный  розыск  ему  сразу
руки закрутил, а мы заглянули в комнату, а там... А там его сожительница
- задушенная. Оказывается, пока мы протокол  осмотра  трупа  писали,  он
свою женщину убил, она еще  теплая  была,  когда  мы  вошли  в  комнату.
Представляешь? Я буквочки на бумажке корябаю, а за  тоненькой  стеночкой
человека убивают. Вот я тоже тогда решил уволиться. И что бы вы, мелюзга
следственная, без меня делали, а?
   Я улыбнулась. И шеф, увидев, что я расслабилась, улыбнулся тоже.
   - Вот какие бывают потрясения. А твоя история с отпечатками пальцев -
подумаешь. Ну в конце концов, что такого произошло? Ну не представишь ты
пальцы потерпевшего эксперту. Ты же  и  не  предполагаешь,  что  там  на
стенах  следы  рук  именно  Коростелева,  так?   Там   наверняка   следы
преступника. Значит, это просто формальность. А из-за  формальности  так
убиваться - никаких нервов не хватит. Ну все? Дать платок или не надо?
   - Спасибо, Владимир Иваныч. Пожалуй, я не буду увольняться.
   - Ну и молодец. Иди работай.
   Открылась дверь, и на пороге появилась Зоя:
   - Владимир Иванович, извините, там  убойный  отдел  требует  Швецову.
Кужеров на проводе, аж телефон раскалился.
   - Переключи на мой, - кивнул ей шеф, и я, дождавшись  сигнала,  сняла
трубку. Зоя была права, Кужеров, судя по всему, аж  приплясывал  на  том
конце провода.
   - Марья, - заорал он, - я реабилитирован! Пальцы Коростелева  есть  в
ГИЦе, он и вправду был судим.  Если  хочешь,  мне  ребята  из  Москвы  с
поездом отправят, завтра дактилокарта будет у тебя. Хочешь? А то  почтой
долго.
   Я усмехнулась; пока я распускала нюни, Кужеров связался с Москвой,  с
уголовным розыском, те сходили в ГИЦ и нашли  данные  Коростелева.  Ага,
значит, Фужер чувствовал себя виноватым и переживал.
   - Ну что, - спросил шеф, внимательно  наблюдавший  за  мной,  пока  я
говорила по телефону, - ситуация перестала быть смертельной? Никогда  не
надо принимать скоропалительных решений.
   Дав ценные указания Кужерову, я собралась  было  идти,  но  шеф  меня
остановил.
   - Мария Сергеевна, возьмите недельку за свой счет.  Отдохните,  чтобы
мысли глупые в голову не лезли. А там, глядишь, и  беглецы  найдутся,  и
жизнь наладится.
   - Спасибо, Владимир Иванович.
   Я  прижала  руки  к  груди  в  благодарности,  потом  повернулась   и
вприпрыжку поскакала к двери, услышав, как за моей спиной  тихо  хрюкнул
шеф.

***

   Через день я встречала Пьетро в аэропорту. Конечно,  он  увидел  меня
первый и начал махать через стекло  свободной  рукой.  Другой  рукой  он
прижимал к себе охапку белых роз. Я как-то обмолвилась, что у меня  дома
лучше всех стоят именно белые розы, а он запомнил.  А  Сашка  все  время
дарил мне розовые...
   Когда он  получил  багаж,  прошел  паспортный  контроль  и  вышел  на
территорию России, мы обнялись, розы перешли мне в руки.
   - Ты становишься все красивее и красивее, -  сказал  он,  разглядывая
багровый след от шишки на моем лбу.
   - Да, Пьетро, я из тех женщин, которым идет возраст.
   - Я забронировал номер  в  гостинице  "Октябрьская",  сейчас  поедем,
бросим там мои вещи, и я приглашаю тебя на обед.
   Мы сели в такси, и я в который раз подумала о дьявольской  разнице  в
материальном положении наших и зарубежных сотрудников правоохранительных
органов. Я, хоть и занимаю, по представлениям Пьетро, высокую ступень  в
юридической иерархии - шутка ли, старший следователь прокуратуры,  -  но
даже и помыслить не могу о том, чтобы непринужденно слетать к  другу  на
Сицилию, забронировать там на неделю номер в гостинице да еще и питаться
в  ресторанах;  да  мне  даже  на  "Макдоналдс"  не  хватит.  А  простой
полицейский - вот поди ж ты...
   В гостинице я умышленно не стала подниматься в номер вместе с Пьетро,
отговорилась тем, что подожду его в кафе в холле.  По-моему,  он  понял,
что дело не в моем желании выпить  чаю  именно  сейчас,  а  в  нежелании
оставаться с ним наедине в обстановке, которая располагает  к  близости.
Улыбнувшись и проговорив привычное "нет проблем", он  скрылся  в  лифте,
предоставив мне возможность задуматься над тем, почему, по  каким  таким
дурацким причинам мне не  выйти  замуж  за  красивого,  умного,  тонкого
итальянца, к тому же в каком-то смысле коллегу, который влюблен в меня и
терпит уже достаточно долго. В самом деле, какого черта! Но  как  они  с
Сашкой похожи. Даже улыбка Пьетро кажется родной из-за этого сходства.
   Мой чай давно остыл. К тому моменту, как  Пьетро  спустился  вниз,  я
собралась с духом, чтобы расставить точки над "и"  и  сказать  ему,  что
если бы не Сашка, я  не  раздумывала  бы  ни  секунды  в  ответ  на  его
предложение, сделанное полгода назад. Но сердцу не прикажешь... Конечно,
это было не совсем так. Выйти замуж  за  Пьетро  означало  необходимость
либо мне уехать в Италию, либо Пьетро переезжать сюда; и  то,  и  другое
практически  было  неосуществимо.  Я,  правда,  заикнулась  о  возможном
переезде ребенку, в период, когда Стеценко особенно долго не звонил,  но
Хрюндик отверг эту идею сразу и безоговорочно. "Во-первых, - сказал  он,
- там MTV не показывают, во-вторых, как же я уеду от папы и от бабушки?"
Крыть было нечем, да я всерьез эту идею и не рассматривала.
   Я уже открыла было рот, но Пьетро меня опередил:
   - Мария, если ты чувствуешь себя христианской девственницей,  ведомой
на заклание, то напрасно. Я же не могу жениться  на  тебе  против  твоей
воли. Хотя иногда жалею, что мы не в средневековье, перебросил бы я тебя
через седло - и в уединенный замок, - засмеялся он, и я увидела, что ему
вовсе не так весело, просто самообладание у него на высоте.
   Он переоделся в открытую рубашку, и я разглядела торчащий  из  выреза
кусок пластыря, закрывающий плечо.
   - Пьетро, а что у тебя на плече за заплатка? - спросила я,  осторожно
коснувшись его руки, и он вздрогнул, как от электрического разряда.
   - Прости. Это, как вы говорите, "бандитские пули".
   - Как это? - Я испугалась и расстроилась.
   - Так. У нас была операция, я повел себя не совсем профессионально...
   Глядя  на  его  мужественное  лицо,  рельефные   мускулы   и   осанку
голливудского героя,  поверить  в  то,  что  он  повел  себя  не  совсем
профессионально, было невозможно. Конечно, я вцепилась  в  него  мертвой
хваткой, требуя подробностей. Но Пьетро, посмеиваясь, отказался сообщить
мне подробности. Единственное, что мне удалось выяснить, -  на  плече  у
него след от ножа. А я отчетливо осознала  наличие  у  себя  еще  одного
идиотского качества. Раненый мужчина вполне способен свести меня с  ума.
Впрочем, это не мой персональный бзик, русские женщины исторически  этим
страдали, художественная литература просто пухнет от таких  сюжетов,  не
говоря уже о народных песнях. "Весь израненный, он жалобно стонал..."
   "А Пьетро-то хорош, - вдруг подумала я, - ведет  себя,  как  записная
кокетка. Именно так, чтобы подогреть мой интерес к  нему".  Но  обвинять
его в этом у меня язык не повернется. Однако и ставить точки над  "и"  в
данный момент, когда я только что узнала о его ранении - тоже.
   А он добил  меня  тем,  что  положил  свою  загорелую  руку  на  мою,
задушевно посмотрел мне в глаза и сказал:
   - Мне очень хочется увидеть своего счастливого соперника. Мне хочется
понять, почему ты предпочла его мне. Познакомь нас.
   "Ход конем", - подумала я.
   - Видишь ли, Пьетро, назвать его счастливым соперником я не могу.  Он
не делает мне предложения, и я не уверена, что хочу жить с  ним  вместе.
Просто выяснилось, что мы уже родные люди, и если я не смогу жить с ним,
то, наверное, не смогу уже ни с кем. Все не так однозначно.
   Наверное, я употребила неверное слово, потому что Пьетро наморщил лоб
и спросил:
   - Что такое "однозначно"? Я не могу понять в контексте любви.
   Я  улыбнулась,  вспомнив  семантические  коллизии  с  англичанами   в
"Вивенхоу хаус". Вот уж действительно, иностранцу  русского  никогда  не
понять; не понять, как это: одна бутылка - много, две - нормально, а три
- мало. В последний вечер перед отъездом из Англии  мы  как-то  стихийно
собрались  в  баре  нашей  интернациональной  компанией,   и   один   из
скотланд-ярдовцев угостил меня коктейлем. Когда  коктейль  кончился,  он
спросил, хочу ли я выпить еще. Я, как истинно русская женщина,  стараясь
вести себя прилично, прошептала: "Не знаю", надеясь, что меня  поймут  в
контексте старого анекдота: если военный говорит "да", то это "да"; если
военный говорит "нет", то это "нет"; если военный говорит "не знаю",  то
это не военный. Если дипломат говорит  "да",  то  это  "не  знаю";  если
дипломат говорит "не знаю", то это "нет"; если дипломат  говорит  "нет",
то это не дипломат. Если девушка говорит "нет", то это "не  знаю";  если
девушка говорит "не знаю", то это "да". Если девушка  говорит  "да",  то
это... не девушка. Я, конечно, намекала отнюдь не на свою девственность,
а  на  то,  что  прямо  согласиться  выпить  я  считаю   неприличным   и
рассчитываю, что джентльмены должны меня уговорить.
   Однако англичанам такие тонкие движения души остались недоступны. Йен
наморщил лоб и честно признался: "Я не понимаю, что значит "не знаю". Вы
можете сказать прямо, хотите вы выпить или нет?" Я  перестала  ломаться,
рявкнула: "Да", Йен тут же принес мне коктейль, и взаимопонимание  между
народами было восстановлено.
   - "Неоднозначно" в контексте любви, Пьетро, надо понимать так, что  я
не могу ни вместе с этим человеком, ни без него.
   - Бедная Мария, - покачал головой Пьетро, - тогда тебе надо лечиться.
   - А ты хочешь сказать, что  у  вас  в  Италии  так  не  бывает?  -  Я
обозлилась.
   -  Бывает.  Но  тогда  человек  идет  к  психоаналитику  и   лечится.
Психоаналитик объясняет, что надо либо быть вместе, либо  вообще  забыть
про своего партнера.
   - И вы так слушаетесь психоаналитика?
   - Мужчины слушаются.
   - А женщины?
   - А женщины влюбляются в психоаналитика. И с той же проблемой  -  что
они не могут ни с ним, ни без него, бегут к другому психоаналитику.
   - Замкнутый круг.
   - Да, именно так. Я хочу познакомиться с твоим загадочным мужчиной. Я
ведь тоже немножко психоаналитик, как и любой итальянский полицейский, и
кто знает, вдруг я вам помогу.
   - Договорились, - решительно сказала я. - Могу познакомить вас  прямо
сейчас.
   Я подошла к стойке бара и попросила разрешения позвонить.  Вернувшись
за столик, я сообщила Пьетро, что загадочный мужчина будет  здесь  через
двадцать минут.
   Все эти двадцать минут  я  волновалась,  как  мамаша,  представляющая
жениху  дочку  на  выданье.  Почему-то  мне  казалось,   что   от   этой
исторической встречи зависит очень многое.  Может,  и  у  нас  с  Сашкой
что-то сдвинется, и я опять  захочу  жить  с  ним,  и  Пьетро  не  будет
несчастен.
   Наконец в холл гостиницы вошел Сашка,  и  Пьетро  почему-то  на  него
сразу среагировал. Он повернулся к Сашке и помахал ему рукой.
   Когда Стеценко присел за наш столик, я сказала несколько  вежливых  и
необязательных фраз в качестве интродукции к решающей беседе,  а  дальше
предоставила мужчинам плыть по воле волн. Я даже как-то  отключилась  от
их общения, краем  уха  слушая  чудовищную  смесь  тарабарского  инглиша
Сашки, не менее тарабарских попыток итальянца Ди Кара говорить по-русски
и каких-то  англо-латинских  терминов,  которыми  они  взаимно  пытались
объясняться. И надо сказать, что у них это очень  хорошо  получалось.  Я
поздравила себя с тем, какая это была удачная идея - их  познакомить,  и
хоть Пьетро меня опередил, высказав ее, все-таки  в  голову  она  первой
пришла мне.
   Полопотав, они пожали друг другу руки; дальше больше - они  обнялись.
Потом заказали по пятьдесят  граммов  водки  и  выпили.  Потом  Стеценко
предложил поехать куда-нибудь поиграть в бильярд. Ди  Кара  с  восторгом
воспринял это предложение и попросил швейцара вызвать такси. Через  пять
минут такси стояло у парадного подъезда гостиницы. Меня под руки провели
к машине и усадили на лучшее место.
   Дальнейшее напоминало рапид из кино -  итальянского  неореализма.  Мы
ехали с ветерком по Приморскому шоссе, причем Пьетро и Сашка  на  заднем
сиденье пели итальянские народные песни. Начали, правда,  с  "О,  белла,
чао", а после углубились  в  какие-то  сицилийские  напевы.  Никогда  не
знала, что мой бывший сожитель настолько музыкален.  По-моему,  он  даже
спел  какую-то  арию  на  итальянском  языке.   Пьетро,   отдавая   долг
вежливости, исполнил песню  советского  композитора  Мокроусова  "Хороши
весной в саду  цветочки",  уверяя,  что  это  хороводная  песня  русских
крепостных девушек. На мой вопрос, с чего он это взял, он  ответил,  что
эту чудную песню (с чем я спорить не  стала)  исполняла  сестра  Татьяны
Лариной в фильме британских кинематографистов "Онегин".
   Прибыв в один из прибрежных пансионатов,  мы  втроем  пробежались  по
песчаной тропке к главному корпусу, держась за руки. Ну чем не  "Римские
каникулы"? Потом два  моих  кавалера  старательно  вытряхивали  из  моих
туфель песок. Пьетро изъявил желание  посмотреть  на  залив,  который  и
вправду был великолепен в солнечную погоду, к  сумеркам.  Потом  мы  все
спрыгнули с парапета на пляж  и  побежали  к  воде.  За  нами  увязалась
какая-то косматая собачонка, которая подпрыгивала и  переворачивалась  в
воздухе, видимо, желая нас повеселить. Я  подвернула  ногу,  и  Сашка  с
Пьетро оспаривали право понести меня на руках, причем  Сашка,  настаивая
на своей кандидатуре, апеллировал к Пьетриному ранению и беспокоился  за
здоровье гостя. В  конце  концов  они  понесли  меня  вместе.  Я  начала
понимать восточных монархов с их  пристрастием  к  гаремам.  А  как  бы,
интересно,  назывался  гарем,  состоящий  из  мужчин,  и   принадлежащий
женщине-монархине? И были ли такие прецеденты в истории?
   Причем оба этих мужчины удивительно совпадают со  мной  во  вкусах  и
пристрастиях, поэтому нам легко получать удовольствие от общения друг  с
другом. В моей прежней жизни, до встречи со  Стеценко,  мне  встречались
совсем другие мужчины, я не совпадала с  ними  по  всем  без  исключения
параметрам. Если мне  хотелось  романтического  ужина  при  свечах,  мой
кавалер вел меня в дегустационный зал коньячного завода (прекрасно зная,
что я не люблю коньяк, но  это  не  имело  особого  значения,  поскольку
коньяк любил он), где надо было пить стоя;  раз  я  любила  классическую
литературу, то он обязательно подсовывал мне плоды гнойного  воображения
авторов сортирного авангардизма,  где  герои  поедают  испражнения  друг
дружки и совокупляются сквозь карту Советского Союза.  Весь  парадокс  в
том, что отношения именно с такими людьми обычно затягивали меня всерьез
и надолго. За одного такого человека я даже вышла замуж...
   В этот вечер до бильярда мы так и не  дошли.  В  город  мы  вернулись
очень поздно, я уже умирала от усталости.  Сначала  мы  отвезли  Пьетро,
высадили его у гостиницы, но он заявил, что должен проводить меня домой,
поскольку это не город, а какие-то опасные джунгли, где за каждым  углом
меня подстерегает опасность, и один Саша не в состоянии  защитить  меня;
Пьетро,  как  профессиональный  полицейский,   к   тому   же   чувствует
ответственность и за него тоже. Они потащились провожать меня вдвоем,  а
возле моей парадной Стеценко заявил, что согласен с определением  нашего
города, как  страшных  джунглей,  и  по  законам  гостеприимства  должен
убедиться, что Пьетро добрался до гостиницы в целости и  сохранности.  В
дальнейшем они каждый вечер разыгрывали этот  спектакль  с  провожанием,
бдительно следя, чтобы ни один из них не оставался  со  мной  наедине  и
чтобы не вышло так, что последним у моей парадной окажется кто-то один.
   Придя домой, я  свалилась  тут  же,  не  найдя  сил  даже  расстелить
постель.
   Следующее утро началось с серенады, звучащей под моими окнами на  два
голоса. Странно, но жильцы нашего дома не кидались в певцов кирпичами  и
старыми ботинками, а, напротив, с удовольствием слушали, высунувшись  из
окон, и подбадривали их криками.
   Пришлось приглашать Ди Кара и Стеценко  к  себе.  Пока  они  пели,  я
приняла душ, причесалась и накрасилась. Когда они поднялись  ко  мне,  я
напоила их чаем, накормила завтраком, и продолжилась бильярдная  эпопея.
Собственно, до бильярда мы не добрались и на  этот  раз.  Сначала  долго
спорили, куда двинуться, потом двинулись в том  же  направлении,  что  и
вчера, по Приморскому шоссе  в  сторону  пансионата,  где  у  Сашки  был
знакомый главврач.
   Дело кончилось выпивкой в сауне с последующим  купанием  в  бассейне.
Причем Пьетро весьма органично вписался в эту забаву - и пил  не  меньше
Сашки, и плескался, как тюлень. Я даже слегка приревновала  их  обоих  и
стала подкалывать их на тему, не мешаю ли я их счастью.
   Правда, на следующий день с утра Пьетро охал, нацепив солнечные очки,
и требовал выключить солнечный свет.
   Я тихонько спросила у Стеценко, не нужно ли ему на работу...
   - Я в отгуле, - ответил он.
   - Ну как тебе Пьетро? - приставала я.
   - Я бы на твоем месте выходил за него замуж, не раздумывая.
   Услышав такое от Сашки, я была поражена в самое сердце.  Все-таки  мы
прожили  вместе  несколько  лет,  расстались  исключительно  из-за  моих
амбиций, в том смысле, что подлостей друг другу не делали.  Несмотря  на
то, что мы расстались, Сашка постоянно утверждал,  что  продолжает  меня
любить. И вдруг услышать от него такое! Благословил, можно сказать!
   Но как только я открыла рот, чтобы сказать ему что-нибудь чрезвычайно
язвительное, чтобы он понял,  что  из-за  этой  фразы  он  потерял  меня
безвозвратно, как он продолжил:
   - Только не надейся, что я тебе это позволю. Именно  поэтому  я  взял
неделю за свой счет. И буду третьим в вашей теплой компании,  и  не  дам
вам оставаться наедине до тех пор, пока ты не поймешь, что  должна  быть
только моей.
   "Вот и пойми этих мужиков", - ошалело подумала я. Но, придя  в  себя,
решила, что и особям мужского пола ничто  человеческое  не  чуждо.  Одно
дело любить меня в свободное  от  профессиональных  обязанностей  время,
будучи уверенным, что я никуда не денусь, даже при наличии какого-то там
мифического итальянца-воздыхателя. И совсем другое дело - увидеть  этого
воздыхателя воочию, убедиться, что он существует на самом деле и что  он
является реальным соперником, а не жалким и убогим вариантом бегства  от
самой себя.
   И осмыслив это, я  даже  на  минутку  испытала  злорадство.  А  потом
устыдилась. Получается, что Пьетро выступает заложником в наших с Сашкой
любовных  игрищах.  Я-то,  третий  день  существуя  в  компании   обоих,
отчетливо понимаю, что при всех невероятных  достоинствах  Пьетро,  даже
несмотря на национальный барьер, буду  с  ним  несчастна,  поскольку  на
свете есть Сашка.
   Да и с кем угодно я буду несчастна, поскольку на  свете  есть  Сашка.
Может, он хоть что-то понял за время, что мы не вместе? И если мы начнем
сначала, то учтем свои ошибки?
   Когда вечером мои кавалеры довели меня до дому  и  стали  трогательно
прощаться  со  мной  во  дворе,  к   великому   удовольствию   окрестных
пенсионеров, перед окнами которых, можно сказать,  разворачивалась  своя
Санта-Барбара, из открытого окна  своей  квартиры  я  услышала  истошные
трели телефона. Позвонив, он затихал, и  тут  же  начинал  трезвонить  с
новой силой.
   Забыв о кавалерах, я понеслась наверх. Пока я открывала дверь, звонки
прекратились, но через полминуты снова раздался трезвон,  и  я  схватила
трубку.
   - Маша, - раздался в ней голос Кужерова,  -  наконец-то!  Целый  день
тебя не найти нигде! Давай быстро в РУВД!
   - А что случилось? - спросила я, переводя дыхание. - Нашли беглого?
   - Нет. Тут вс