вились оба моих спутника.
   - Сама не знаю, - ответила я, соображая, зачем прокурор города, лично
посетивший место  преступления,  что  бывает  крайне  редко,  заходил  в
квартиру на пятом этаже. Я-то, увидев, как он выходил из квартиры, и  не
засомневалась, что он бегал выражать соболезнование, но раз это была  не
бисягинская квартира - что он там делал? Странно... Конечно, у него  там
могут знакомые жить, и он, к примеру, зашел узнать, не пострадали ли они
от взрыва, но все-таки...
   Мы  деликатно  позвонили  в  дверь,  нас   долго   обозревали   через
видеоглазок, и наконец решились  открыть.  Войдя  в  необъятный  холл  с
шелковыми обоями, кожаными диванами и антикварными вазами, Мигулько тихо
сказал:
   - Ранние трупные явления...
   - Чего-чего? - не поняла я.
   - Такие жилищные условия - верный признак скорой  смерти  хозяина.  В
таких интерьерах долго не живут.
   - Что,  в  восьмикомнатной  коммуналке  с  ранее  судимыми  спокойнее
живется? - намекнула я на мигулькинские жилищные условия.
   - Я тебя уверяю!
   Держась за стену, к нам вышла вдова депутата. Я спросила, не позволит
ли она сотрудникам уголовного розыска осмотреть в общих чертах квартиру,
и в основном кабинет ее мужа, - возможно, они найдут что-то, что поможет
розыску преступников.
   - Ах, делайте что хотите!  -  махнула  рукой  вдова  и,  одной  рукой
придерживая на лбу мокрое полотенце, а второй опираясь на  стену,  ушла,
как я поняла, в спальню.
   Мы с Костей переглянулись: "Карт-бланш, батенька!" Хорошо, что  можно
обойтись без обыска и культурно оформить все осмотром.  Суть  та  же,  а
разница огромная, особенно с таким контингентом.
   Голицын предложил помочь  Костику.  Видно  было,  что  генерал  хочет
заняться чем-то дельным, вспомнить свое боевое прошлое. Я  со  спокойным
сердцем оставила их в квартире, подумав,  что  на  чердак  следует  идти
после осмотра места происшествия, и вернулась к станку,  в  смысле  -  к
протоколу. Криминалист  Болельщиков  показал  мне  в  углу  рассроченной
лифтовой кабины место, куда, судя по всему, было  вмонтировано  взрывное
устройство,  и  вскоре  уже  Лева  Задов  диктовал   мне   омерзительные
подробности. Осмотр  парадной  занял  у  нас  пять  с  половиной  часов;
скалывая скрепкой восемнадцатый лист протокола, заполняемый под копирку,
я с грустью подумала, что сегодня опять не проверю  у  ребенка  домашнее
задание, а у него, между прочим,  тройка  по  английскому;  и  опять  он
уснет, меня не дождавшись...
   Наконец Лева с треском содрал с рук окровавленные резиновые  перчатки
и швырнул их в угол лифта. Болельщиков, свою  часть  работы  завершивший
давным-давно и теперь сидевший без дела на ступеньке лестничного марша с
какой-то газеткой в руках, поднял голову и оживился:
   - Ну чего, пора подписывать - и по коням?
   - Ребята, сходите кто-нибудь за  понятыми,  они  на  улице  курят,  -
попросила я.
   Болельщиков даже обрадовался поводу размять старые кости  и,  кряхтя,
зашевелился, складывая газетку.
   - Что у нас за закон такой дурацкий, - заворчал он. - Зачем  какие-то
понятые нужны? Ну, я понимаю, если обыск делать, пусть будут понятые, но
труп-то зачем с понятыми осматривать. Мы все люди привычные, а  простого
гражданина и стошнить может. Если уж следователи  в  обмороки  падают...
Вон мы с Левкой давеча со стажерочкой какой-то ездили, она сдуру к трупу
подошла, а Левка руку трупа так приподнял и говорит: "Трупное окоченение
разрешилось", - и руку отпустил.
   Рука-то ей по коленке и мазнула. Она - хлоп, и рядом на пол. Колготки
порвала и шишку  себе  набила  на  башке.  Пришла  в  себя  и  бормочет:
"Правильно мне мама говорила  -  иди  в  юрисконсульты,  а  я  романтики
захотела"... Вот ты, Машка, падала в обморок на осмотрах?
   - Не падала,  я  выродок.  Между  прочим,  американцы  нам  завидуют:
говорят, у вас понятые есть, а у нас такое не предусмотрено, поэтому нам
никто не верит.
   - Выродок Швецова, а ты  почему  закон  нарушаешь,  понятых  с  места
происшествия выпустила?
   Это доктор Задов решил меня подразнить, вот еще один контролер на мою
голову. Прекрасно он знает почему: конечно, закон требует, чтобы понятые
находились туг неотлучно и видели все, что видит следователь;  но  мы-то
перебираем  эти  кровавые  куски   человеческого   мяса   по   служебной
необходимости,  а  чем  вознаградить  законопослушного  пенсионера   или
учителя, который пришел домой после  трудового  дня  с  мечтой  о  тихом
отдыхе  и  имел  неосторожность  открыть  дверь   участковому?   Жестоко
заставлять людей, ничем закону не обязанных,  в  течение  многих  часов,
зачастую ночами, рассматривать изуродованные трупы,  дышать  нестерпимой
вонью разложившейся плоти... Да и свежие трупы - не подарок, манипуляции
судмедэксперта  с   ними   для   неподготовленного   человека   выглядят
кощунством.
   На освобожденное Болелыциковым  место  плюхнулся  доктор  Задов  и  с
наслаждением вытянул длинные худые  ноги.  Но,  как  деятельная  натура,
долго сидеть молча он не смог.
   -  Где  участковый?  -  стал  громко  спрашивать   он,   одновременно
разворачивая брошенную Болелыциковым газетку.
   Появились  два  опера  из  убойного  и   начальник   территориального
отделения милиции, немногословный подполковник Бурачков. Он,  в  отличие
от большинства лиц начальствующего состава, на  местах  происшествий  не
распекал во всеуслышание своих подчиненных и не суетился, зато на  любой
вопрос дежурного следователя  мог,  открыв  свою  папочку,  обстоятельно
ответить.
   - Участковый дворничиху опрашивает, а что, надо что-нибудь? - спросил
он.
   - Надо, -  заявил  Лева.  -  Что  за  человек-то  был  покойный,  чем
занимался?
   Бурачков с сомнением оглядел ступеньки, но придраться было не к чему,
и он присел  рядом  с  Задовым.  Леву  он  знал  и  его  любопытству  не
удивлялся. В принципе, и вопрос-то был по существу. Я не стала  задавать
его только потому, что понимала - нашему району дело такой  общественной
значимости не расследовать, завтра сдам материалы  осмотра  в  городскую
прокуратуру, и привет: леди с дилижанса, пони легче.
   Бурачков раскрыл свою папочку и стал  рассказывать,  что  дом  вообще
очень спокойный, квартиры только отдельные и  только  приватизированные,
некоторые жильцы занимают по целому этажу.
   - Первое происшествие в этой парадной в мою бытность, -  с  некоторым
даже удивлением сказал он. - А  фамилию  Бисягина  я  сегодня  только  в
первый раз услышал. Какой-то тихий был депутат, на  экране  не  мелькал,
фамилия не на слуху.
   По политической принадлежности - умеренный, демократ.
   - Кому же он на хвост наступил? - задумался Лева.
   - Черт его  знает,  генерал  Голицын  с  Думой  уже  связывался,  там
сказали, что Бисягин был одним  из  авторов  законопроекта  об  оказании
населению банно-прачечных услуг, законопроект был подготовлен  два  года
назад, до сих пор не рассмотрен, но  Бисягин  никакого  беспокойства  по
этому поводу не проявлял и вообще не нарушал регламента. Исправно  ездил
в Москву на заседания  Думы,  а  здесь  у  него  офис,  где  он  граждан
принимал. Может, конечно, все это и не так, да разве нам правду скажут?
   Болельщиков привел измаявшихся понятых. Пока  те  подписывали  каждую
страницу протокола с двух  сторон,  Задов  углубился  в  чтение  Жениной
газеты.
   Бурачков с папочкой сидел рядом с ним,  я  попросила  его  подождать,
имея в виду поход на чердак трехэтажного дома.
   - О! Император Тит организовал водные бои гладиаторов, - громко  стал
читать Лева, - и приказал обучить плавать быков  и  лошадей.  Интересно,
как можно научить плавать быков и лошадей?
   - Ты, Лева, не понял, что ли?  -  рассудительно  сказал  подполковник
Бурачков. - Тит велел. Велит завтра министр,  чтобы  участковые  летали,
будут летать.
   - Жень, - спросила я Болелыцикова, - у тебя переноска есть? Освещение
дотянем до чердака?
   - До какого чердака? -  испуганно  вскинулся  Болельщиков.  -  Осмотр
закончен.
   Пора на базу. Лева, слышишь? Она еще на какой-то чердак прется!
   - Одно слово, выродок, - откликнулся Задов. - Какой еще чердак?
   - Да мы недолго, ребята, только  глянем  одним  глазком.  Может,  там
пульт управления  взрывным  устройством  валяется  и  визитная  карточка
исполнителя. Всем операм по медали, Задову резиновые перчатки на меху, а
Женьку пожизненно возят на происшествия в трейлере.
   - Я не собираюсь пожизненно  ездить  на  происшествия!  -  возмутился
Болельщиков.
   - А я бы не отказался от резиновых перчаток на меху,  а  то  зима  на
носу, а на морозе так холодно осматривать, - мечтательно вздохнул Задов.
- А тебе что?
   - А мне выговор, как обычно.
   - За что?
   - Найдут за что. Между прочим, не понимаю ваших  претензий:  вы  оба,
насколько я знаю, в двадцать один не меняетесь, до утра дежурите. Вы  бы
лучше меня пожалели, мой рабочий день кончился несколько часов назад.
   - Ас кем твой ребенок? - посыпал мне соли на рану Левка.
   - С сожителем, - вздохнула я.
   - Ой, Машка, не называй его сожителем. Знаешь, как  это  мужикам  уши
режет!
   - Ну хорошо, а как его называть?
   - Спутник жизни, гражданский муж.
   -  А  можно:  лицо,  с  которым  я  нахожусь  в  фактических  брачных
отношениях?
   - Можно.
   - Ну, спасибо, отец родной. Так вот, сожитель  -  это  то  же  самое,
только на восемь слов короче. Ладно, если тебе от этого легче, я, так  и
быть, буду употреблять эвфемизм "любовник и друг". Где постовой, который
будет ошметки труповозам сдавать?
   Как из-под земли вырос постовой и взял у меня копию протокола осмотра
и прочие бумажки для морга.
   - А Голицын где?
   - Поехал  в  главк,  в  Москву  докладывать.  Возвращаться  вроде  не
собирался.
   - Крошки мои, за мной!
   Я решительно направилась к  выходу  из  парадной,  игнорируя  сопение
дуэтом у меня за спиной.
   Мы втроем, а за нами начальник отделения Бурачков  перешли  дорогу  и
остановились перед трехэтажным особнячком. Дверь парадной  была  заперта
на какой-то замок с секретом, даже не кодовый. Темень  вокруг  уже  была
непроглядная; Болельщиков бубнил,  не  переставая;  в  ответ  на  робкие
намеки Задова о том, что хорошо бы подсветить чуток, он злобно  рявкнул,
что Задов небось  на  свои  кровные  лучше  пива  себе  купит,  чем  ему
батарейки,  а  вот  он,  Болельщиков,  вместо  личного  пива   батарейки
покупает; а когда Задов упомянул переноску, тот разъярился еще больше  и
завопил:
   - Переноску подключить куда-то надо, а куда я ее сейчас включу?  Тебе
в...
   - Ну ладно вам, все равно в парадную не попасть. Борис  Владимирович,
выручайте, - обратилась я к Бурачкову.
   - Схожу домой к мастеру РЭУ, - кивнул  Бурачков.  -  У  нее-то  ключи
должны быть, хотя бы на случай пожара, тьфу-тьфу. Подождете?
   - А куда мы денемся?
   Я  как-то  отстраненно,  даже  без  досады  подумала,  что  на  таких
происшествиях жизнь клубится и кипит  только  первое  время,  потом  все
куда-то испаряются, остается жалкая кучка  людей,  ниже  которых  только
дворник, - в данном случае к ним я причислила себя да бедолаг-экспертов,
- и которые пусть как хотят, так и выпутываются. Пусть  околачиваются  в
темноте, голодные и холодные, лбом стучат в  запертые  двери,  а  в  это
время где-то в теплых кабинетах  телетайпы  вовсю  трещат  и  телефонные
трубки раскалены  от  заверений  милицейско-прокурорских  боссов  об  их
готовности расшибиться в лепешку для раскрытия страшных  преступлений  и
лично лечь костьми на поле брани...
   Болельщиков все-таки зажег фонарь, зашел за угол и сообщил, что  если
нам надо на чердак, то тут имеется пожарная лестница, которая  ведет  на
козырек крыши перед чердачным окном, достаточно широким, чтобы  даже  он
туда пролез. Я присоединилась к нему и стала  с  сомнением  разглядывать
эту самую пожарную лестницу и  чердачное  окно.  Через  некоторое  время
перед  запертой  парадной  остановился  милицейский  "уазик",  из   него
выгрузился милицейский капитан, в свете фар "уазика" я  разглядела,  как
он о чем-то переговорил с Левой, после  чего  к  нам  подтянулся  доктор
Задов с сообщением, что начальник отделения прислал участкового  -  мол,
мастер двери не открывает, поэтому не целесообразнее ли  осмотр  чердака
отложить до утра. Вот тут мне  уже  вожжа  под  хвост  попала:  понятно,
только мне это надо, а всем остальным - лишь бы быстрее  закруглиться  и
на базу? Нет уж, работу надо доводить до конца. Меня не насторожило даже
то, что Бурачков сам не явился отчитаться, участкового прислал...
   Тем временем эти двое с фонарем выразительно на меня смотрели, цокали
языками и требовали наконец определиться - лезем мы на чердак  или  нет?
"Ну нет, сачки несчастные, - остервенело подумала я, -  не  удастся  вам
отлынить от работы!" И решительно постановила, что лезем!
   - Давай, Машка, я тебя подсажу! любезно предложил сразу  смягчившийся
Болельщиков; мне показалось, что он  даже  облегченно  вздохнул.  Тут  я
задумалась, как же я залезу по пожарной лестнице в своей Длинной юбке  и
на высоченных каблуках?
   - Ничего, Машка, не сомневайся, - подбодрил  меня  Болельщиков,  -  у
тебя же разрез на юбке  высокий,  лезть  будет  легко.  Ты  же  когда-то
спортивной гимнастикой занималась?
   - Когда это было... А может, вы с Левой сначала, а?
   - Ну вот, здрасьте! Почему это мы должны  лезть  раньше  следователя?
Нет уж, давай сначала ты. Кто тут главный, в конце концов?!
   Поскольку я всю свою следственную жизнь доказывала окружающим, что  в
соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом,  а  также  с  основными
положениями криминалистики главным на месте происшествия является не кто
иной, как следователь, не могла же  я  сейчас  ударить  в  грязь  лицом.
Болельщиков подставил свое мощное колено, и я полезла.
   Наглый ветер тут же совершенно  неприлично  задрал  мою  юбку  вверх,
металлические перекладины оказались ржавыми, и руки мои сразу тоже стали
ржавыми; в довершение ко  всему,  добравшись  до  середины  лестницы,  я
уронила с ноги туфлю. В тот момент, когда моих ушей достиг  глухой  стук
упавшей на землю туфли, я серьезно задумалась - а женское  ли  дело  это
следствие? Даже для тех, кто занимался спортивной гимнастикой... Задов и
Болельщиков, задрав головы и с нескрываемым удовольствием заглядывая мне
под  юбку,  подбадривали  меня  и  советовали  не   останавливаться   на
полдороге.
   Они бы, может, и дальше надо  мной  издевались,  если  бы,  глянув  в
очередной раз вниз, я не обнаружила рядом с ними Бурачкова, который,  по
их примеру, тоже задрал голову и наблюдал за моим вознесением.  Заметив,
что я смотрю на него,  он,  придерживая  фуражку,  чтобы  не  свалилась,
крикнул:
   - Мария Сергеевна, а вы чего, решили ключей не ждать?
   - Что?! - переспросила я, холодея от обрушившегося на меня прозрения.
   - Вы решили по лестнице забраться? Я же ключи принес! И от  парадной,
и от чердака!
   Я застыла, вцепившись в ржавые  перекладины,  лихорадочно  соображая,
что для меня более приемлемо - долезть все-таки до крыши или  спуститься
вниз; спускаться тяжелее, но там, внизу, люди; а если я влезу на  крышу,
мне придется ждать в темноте, холоде и одиночестве, пока  туда  прибудут
остальные участники следственного действия. Нет  уж,  пусть  меня  внизу
ловят! И я стала перебирать перекладины лестницы в обратном направлении,
задыхаясь одновременно от  злости  и  от  смеха  -  невозможно  было  не
признать, что разыграли меня классно...
   - Прости, Машенька! - заголосили эти  гады  хором,  испугавшись  моей
реакции.
   - Прыгай, не бойся, Машенька, я тебя поймаю! - добавил Болельщиков.
   Мне уже было все равно, я немного  повисела  на  нижней  перекладине,
откуда земля казалась далекой, как из иллюминатора самолета, и спрыгнула
прямо в руки Болельщикову, постаравшись как можно больнее его  при  этом
лягнуть.
   Задов уже стоял наготове с моей  туфлей,  как  исстрадавшийся  принц,
нашедший после долгих мытарств Золушку.  Я  передохнула  и,  держась  за
Болелыцикова, протянула ему  ногу,  на  которую  он  благоговейно  надел
туфлю; его мне  тоже  удалось  лягнуть.  После  этого  нас  всех,  кроме
Бурачкова, одолел  такой  приступ  смеха,  что  на  третьем  этаже  дома
зажглось окно и кто-то загремел рамой с явным намерением призвать нас  к
порядку. Вспомнив шефа с его теорией о необходимости  расслабляться  для
нейтрализации следственных перегрузок, я, Давясь  от  хохота,  подумала,
что  расслабилась  как  минимум  на  месяц  вперед,  только  вот   жалко
загубленных колготок и юбку придется стирать.
   Открыв дверь ключом, мы вошли  в  парадную  и  поднялись  к  чердаку.
Бурачков  отпер  висячий  замок   чердачной   двери   и   сделал   жест,
долженствующий означать:
   "Добро пожаловать!" Я  заглянула  туда,  на  чердаке  горела  тусклая
лампочка и озаряла картину, которую даже далекий  от  следствия  человек
идентифицировал бы не  иначе,  как  обстановку  борьбы.  Заглянувший  на
чердак через мое плечо Бурачков даже присвистнул.
 
*** 
 
   Посыпанный песочком пол чердачного помещения олицетворял собой  мечту
следопыта. Мысленно я вознесла хвалу  дальновидному  генералу  Голицыну,
никому, кроме меня, не сказавшему о своих  догадках  относительно  места
наблюдения за лифтом. Будь он более болтлив,  к  моему  появлению  здесь
остались  бы  только  следы  работников  милиции  и,  может  быть,   для
разнообразия, еще прокурора города.
   И правда, до смешного доходит; в начале  года  у  нас  на  территории
среди бела дня расстреляли крупного преступного авторитета, а через  две
недели в кафе-забегаловке на глазах  у  персонала  поссорились  гопники,
устроили поножовщину и разбежались. И там, и сям мы нашли  следы  обуви,
пригодные    для    идентификации,    и    отправили    их     в     наш
экспертно-криминалистический  отдел.  Чуть  погодя  звонит  возбужденный
эксперт и кричит, что на обоих местах происшествия следы одной и той  же
обуви, днем зарплаты клянется! Горчаков стал ломать голову: какая  может
быть связь между ножевым ранением местного гопника и заказным  убийством
крутого мафиози? Созвали методсовет, который по-простому зовется еще  "В
мире  мудрых  мыслей",  поскольку  на   этом   мероприятии   надзирающие
прокуроры, в лучшем случае подержавшие дело в  руках  пять  минут,  дают
мудрые советы следователю, который выезжал на место происшествия,  лично
составил все бумажки и уже два месяца  пытается  преступление  раскрыть.
Начальник надзорного отдела Будкин закричал,  что  дела  надо  соединять
производством и выдвигать версии о связи этих двух преступлений; все его
горячо поддерживали, пока не выступил наш шеф, Владимир Иванович,  и  не
сказал, что, с его точки зрения, связь между этими преступлениями только
одна: на оба места происшествия еще до прибытия туда прокуратуры выезжал
один и тот же сотрудник милиции, а поскольку речь идет о  преступлениях,
совершенных на территории разных отделений  милиции  нашего  района,  то
это,  скорее  всего,  кто-то  из  руководителей  районного   управления.
Впоследствии версия  нашего  прокурора  блестяще  подтвердилась,  и,  по
слухам,  этому  руководителю   лично   генерал   Голицын   объяснил,   с
использованием непереводимых идиоматических выражений,  как  надо  вести
себя на месте происшествия и куда можно лезть, а  куда  не  стоит,  даже
если ты начальник РУВД.
   Еще раз окинув взглядом чердак, я посторонилась, пропуская на  первый
план криминалиста Болелыцикова со всеми причиндалами.
   - Женечка, давай: сначала на видео, потом фото. Отсюда сможешь, чтобы
там не топтаться?
   - Попробую, - пробормотал Болельщиков, включая аппаратуру  и  осветив
все закоулки чердака своим мощным фонарем. -  Смотри,  Марья,  вон  там,
возле окошка, натоптано, но там спокойно натоптано, человек просто ждал.
Вот с этого следа можно будет слепочек взять. А вот тут,  перед  входом,
уже дрались. Левка, готов