му именно наши вещи? - чуть не заплакала я, разлученная со своим синим свадебным платьем. Ребенок вяло попытался меня утешить, но у него это плохо получилось, поскольку он лишился спортивных фенечек, с таким трудом, в единоборстве с Шерлоком Холмсом, закупленных на Оксфорд-стрит.
     Когда я обратилась к проходившей мимо сотруднице аэропорта со своими претензиями, она повела меня в крошечную каморку, где сидели две веселые девушки, выспросившие у меня все про утраченный багаж, и разочаровавшие меня тем, что если сумки не найдут, они выплатят мне скромную сумму. Они посожалели, что багаж не был взвешен, поскольку размер компенсации зависит от веса, а невзвешенный багаж возмещается по усредненным расценкам...
     Вот так меня встретила Родина. Оставалось только отвлечься расследованием дела о вампирах.

***

     "Бендеря", между тем, третьи сутки сидел в изоляторе временного содержания и чувствовал себя прекрасно.
     Когда я пришла к нему, первое, что он сказал:
     - Ой, только не надо адвоката! Ему ж платить надо, а мне нечем...
     Он стоял на своем, даже когда в дверях следственного кабинета появился дежурный адвокат, который, впрочем, не расстроился, расписался в протоколе и был таков.
     А "Бендерю", видимо, распирало, и он зачастил так, что я не успевала записывать.
     - Ой, и набегался я по подвалам, - сыпал он словами, - ой, и настрадался! В квартиру-то вы приходили, и сказали, еще придете. А дедок-то уже ноги отбросил, уже трупом лежал; не рассчитал я немного последний раз, когда кровушку из него цедил. Вот и ушел я в подвалы. А когда ваши за мной погнались, так сразу и понял: не судьба мне бегать больше. Пойду, думаю, сдамся, хоть кушать буду горячее и спать в тепле...
     Настоящее имя его было Бендеря Василий Ильич. Своим западэнским говорком он рассказал, что старший брат его, Степан Ильич Бендеря, уехал в Питер из Львова двадцать лет назад. Калымил на стройках, жил в общежитии, потом получил ту самую халупу в выморочном доме, и Василий решил, что самое время к нему приехать погостить. Собрал свои манатки и прибыл. В подарок братцу он привез свою ручную летучую мышь, которую поймал в Карпатах совсем маленькой, и выкормил. Несмотря на трехлетнюю разницу в возрасте, они с братом действительно были похожи, как две капли воды.
     И в первую же ночь родный брат набросился на него, сонного, с какими-то непонятными целями, норовя, как показалось Василию, поцеловать его в шею. Василий с трудом отбился, заподозрив что-то нехорошее с братниной сексуальной ориентацией, но действительность оказалась куда страшнее.
     Поутру старший брат признался, что на стройке на него упало ведро с краской, и начались проблемы с головой. Он систематически лежал в психиатрических больницах, и в последний раз познакомился там с несчастным человеком, у которого было какое-то сложное заболевание, что-то с генами и с кровью, он не запомнил название.
     Человека звали Герман Иванович Орлов, на вид он был страшен, как смертный грех, весь в язвах, с тонкой коричневой кожей, то и дело лопающейся, что причиняло Герману невыносимую боль.
     Как-то ночью в палате на пятнадцать человек, где лежали Степан и его новый знакомец, случился переполох: шум, крики, возня. Когда дежурная нянечка включила свет, Степан с ужасом увидел лежавшего на полу изможденного старика, их соседа по палате, шея у него была окровавлена, а сам старик, похоже, был без сознания. А над ним на четвереньках стоял Герман, и Степана самого чуть не хватил кондратий от жуткого зрелища: глаза Германа горели красным огнем, зубы, и без того обнаженные из-за стянутой кожи, казались длиннее и острее, и весь рот был запачкан кровью. Подняв на тусклую лампочку оскаленное лицо, Герман издал утробное рычание, и Степан похолодел от ужаса. Санитары подняли и увели Германа, его не было в палате двое суток, а потом он появился, притихший и повеселевший.
     Забившись со Степаном в уголок, Герман рассказал, что заболел внезапно - прямо утром, после серьезного злоупотребления, проснулся больным. Его ломало от дневного света, болели кости, вдруг стало трескаться лицо, кожа становилась все тоньше и тоньше и потом начала лопаться, образуя ужасно болезненные язвы. Поначалу он грешил на некачественное спиртное и похмелье; неделю не пил, а ему становилось все хуже и хуже. Тогда он стал грешить на СПИД и ЗППП<Заболевания, передающиеся половым путем.>, поскольку был молодым интересным мужиком, на которого женщины вешались чуть ли не на улице.
     Он сходил последовательно к венерологу, наркологу и дерматологу. Каждый специалист открещивался от него, а ему становилось все хуже. Он натурально начал сходить с ума от боли и страха. И то сказать, если человек по утрам вместо своего красивого лица видит чудовищную маску из бурой бугристой кожи, с красными глазами и зубами, и все это сопровождается жуткими болями, которых он, как ему кажется, не заслужил, можно с ума сойти.
     И сумасшествие началось. Он решил, что он вампир, и сам поверил в это. И как-то, приведя к себе дешевую проститутку, не погнушавшуюся его непрезентабельным видом, дождался, пока она забылась тяжким сивушным сном, и впился зубами ей в шею.
     Насмерть перепуганной женщине удалось отбиться от него и сбежать, но вкус человеческой крови он успел почувствовать. И почему-то наутро наступило улучшение, или ему так показалось.
     Однако девушка привела к нему милиционеров. Его притащили в отделение, но видя, что он неподдельно страдает, списали его вампирский поступок на алкогольное опьянение и отпустили.
     Из осторожности, да еще опасаясь, что неудовлетворенная проститутка напустит на него своих сутенеров, которые вряд ли окажутся такими же добренькими, как милиция, он съехал со своей жилплощади и стал снимать квартиру у парня, завербовавшегося на Север.
     И поскольку он уже был заражен непреодолимым желанием пить человеческую кровь, а в съемную квартиру приводить проституток боялся, однажды ночью он напал на прохожую девушку на улице, ударил ее по голове, чтобы преодолеть сопротивление, и впился зубами в ее тоненькую шейку. Ему опять полегчало, а судьбой девушки, оглушенной и брошенной им посреди улицы, он так и не поинтересовался. Он стал часто выходить на охоту, насмерть, конечно, никого не загрызал, но в одну лунную ночь его все-таки поймали. Возбудили дело по факту хулиганства, странности в его поведении заставили дознавателя назначить ему психиатрическую экспертизу - "пятиминутку", как называют ее обследуемые. Тем не менее за пять минут врачи определили у Орлова психическое расстройство, но поскольку степень общественной опасности содеянного им была невелика, - всего лишь легкий вред здоровью, дело прекратили, а его отправили лечиться по месту жительства.
     И только доктор в психиатрической больнице заподозрил, что ухудшение физического состояния больного может быть связано с патологией крови.
     Когда Орлову объявили диагноз, он решился спросить у врача, поможет ли ему теплая кровь. Врач обтекаемо ответил, что если ему кажется, что средство помогает, то надо его использовать. Оба они, неизвестно из каких соображений, не упоминали, о чьей крови идет речь.
     Я потом допросила этого врача. Честь и хвала ему за правильный диагноз; но он уверял меня, что речь шла о свиной крови.
     Так или иначе, Герман получил своего рода индульгенцию на питие крови. А Степан Бендеря решил тоже попробовать, - а вдруг кровушка и ему поможет. В общем-то Степана мало интересовали россказни сопалатника о нелегкой вампирской жизни; но его зацепило одно обстоятельство: Герман уверял, что мучительные головные боли отступают, если попьешь теплой крови.
     Поначалу Бендеря-старший тоже пробавлялся проститутками да случайными прохожими, и был к тому же менее удачлив, чем Орлов: Степану редко удавалось вкусить человечьей крови, его чаще били, и один раз избили так, что его застарелая черепно-мозговая травма усугубилась.
     Все это несчастный страдалец рассказал младшему брату Василию.
     И Василий успокоил его:
     - Я же во Львове в морге работал, у меня вообще среднее медицинское образование, фельдшер я. Я ему и говорю - мол, зачем тебе на людей по ночам нападать. Давай, я в морг устроюсь, и буду у покойников свежих кровушку выцеживать, никто и не заметит, и безопасно. Да еще и заработаю.
     И он действительно устроился в морг, и с чисто хохляцкой обстоятельностью стал в блокнотиках вести записи о том, сколько товара он добыл; мерил и стаканами, и миллиграммами. Бывало, руки дрожали и кровь проливалась на блокноты.
     О бесславном конце этой эпопеи я уже знала. Василия застукали, когда он с помощью донорской иглы набирал во флаконы кровь мертвецов. Но до подробностей, к его счастью, докапываться не стали, просто выгнали.
     Ушлый Вася, между прочим, времени зря не терял и действительно сделал дубликаты ключей от помещений морга. Охрана не особо вдавалась в детали, видя знакомое лицо, им и не сообщили, что Бендеря уволен. А руководства и экспертов по ночам в морге, за редкими исключениями, не бывало. И он долго резвился там, постепенно и сам привыкая к мысли, что он происходит из семьи вампиров, и добывает кровь для своего брата, заслуженного вурдалака.
     Но еще до увольнения Василия из морга, Степан поделился способом добычи крови с Орловым. И тот взмолился - мол, буду платить, хорошо платить, только достаньте кровь.
     Василий обеспечивал кровью и брата, и Орлова, но тут его выперли с места службы, и проблема добычи крови зазвучала с новой силой.
     Бойкому Василию пришла в голову спасительная мысль - а почему бы не использовать для этой цели бессловесных соседей по квартире брата: лежачего старика и умалишенную клушу. И он наладил изъятие крови у этих убогих, которые и пожаловаться-то не могли никому. Цедил понемножку, но зато и подкармливал доноров, как мог. И однажды показал Орлову, как управляться с донорской иглой. Орлов кивал головой, а потом перестал приходить за кровью.
     Василий догадался, что отныне Орлов, которому надоела мертвая кровь, и даже кровь живых, но убогих, стал обеспечивать себя сам - не только кровью, но и острыми ощущениями, которых требовала его психически больная натура.
     А самое страшное, что в конце концов взбунтовался и старший брат, Степан. То ли он пообщался с Орловым, то ли у самого уже окончательно заехали шарики за ролики, но он повадился тоже ходить на охоту в лунные ночи, но только не на улицу, как раньше, до приезда брата, а в подвал, где ночевали местные бомжи.
     И однажды братец вернулся домой с окровавленным ртом, в разорванной и залитой кровью одежде, и поделился с Василием, что бомж, из которого он пытался выпить кровь, оказал ему сопротивление, и как-то так получилось, что он, Степан, убил этого бедолагу.
     Труп они не решились оставить в подвале, перетащили его в квартиру. Василий, используя свои медицинские познания, расчленил тело в ванне, они упаковали его в большую сумку и вывезли за город вместе с топором. И идя по весеннему лесу по колено в воде в поисках укромного места, где можно оставить труп, Василий вдруг подумал, что его старший брат не остановится. И когда-нибудь убьет и его. Решение пришло мгновенно. Вытащив из сумки топор, Василий одним взмахом отрубил брату голову, подсознательно помня, что вампира можно убить только так - обезглавить или вогнать в сердце осиновый кол.
     Сумку с трупом он бросил у станции под платформу, когда возвращался с места убийства брата. Сам не заметил, что после того, как отрубил брату голову, подхватил сумку с расчлененным бомжом и тащил ее до самой станции. Спохватившись, он сунул туда топор и избавился от ноши.
     Как ни странно, эта сумка так и лежала под платформой до тех пор, пока мы не поехали и не изъяли ее. От расчлененного трупа там осталась одна склизкая каша, а вот топор прекрасно сохранился, и на нем нашлись следы крови, идеально совпадающие с кровью старшего Бендери.
     - Но ничего, зато брата я по-человечески похоронил, из морга забрал и похоронил, - сощурил глазки Бендеря. - Ой, вообще смешно вышло! Мне Макар проболтался, что следователь приходил, значит, брата нашли. Я в морг пошел, говорю - родственник я, паспорт предъявил. Мне паспорт брата отдали, чтоб я свидетельство о смерти оформил. А я когда за труп расписывался, нечаянно паспорт брата показал. Смотрю, парень там в канцелярии пишет - забрал Степан Бендеря. Мы ж похожи были со Степой, ужас как...
     - А Орлова как вы убили? - спросила я в лоб, поскольку Бендеря весело посматривал на меня своими кругленькими глазками и не испытывал, похоже, особых угрызений совести.
     - А вот так и убил, - спокойно согласился он. - Достал он меня. Я же ему еще полгода после этого кровь приносил. А он, сволочь, не платил ни копейки. Надо было с ним решать вопрос.
     Вот он и решил. Вызвал Орлова в полнолуние к расселенному дому, поболтал с ним. Орлов ему сообщил, что ночь удалась, ему подвернулся ханыга, который даже не пикнул, когда Орлов стукнул его по башке доской. А накануне он заловил какую-то девчонку в расселенном доме, ударил по голове и с помощью донорской иглы нацедил стакан теплой крови. Губы у Орлова были окровавлены, и он плотоядно посматривал на Василия, так, что у того сердце нехорошо зашлось. Он уже больше не колебался и, непринужденно подведя Орлова к разрытой канаве, поднял заранее приготовленный кол и всадил тому в сердце. Топор-то он бросил в Токсово, а сам знал только еще один надежный способ борьбы с вампирами.
     - А зачем же вы потом в морг пришли? - спросила я, записав откровения этого борца.
     - А по привычке, - ответил он после непродолжительной паузы. И, похоже, сам задумался над тем, зачем он притащился в морг, когда уже умерли все те, для кого он добывал кровь. - И правда, я ведь даже этого вашего сотрудника по голове хряснул и у него крови нацедил, - с удивлением вспомнил он. - Вот что значит привычка!

***

     Больше мне поговорить с Бендерей не удалось. Его сразу отправили на психиатрическую экспертизу, которая с ходу признала его невменяемым. Процесс по делу о вампирах прошел на удивление тихо, за закрытыми дверями, все его фигуранты были либо психами, либо мертвецами.
     Судебно-медицинский эксперт, Георгий Георгиевич, долго смеялся, когда узнал, что я всерьез подозревала его в вампиризме. Он сказал, что с гораздо большим удовольствием пьет коньяк, хотя не отрицал факта употребления крови парного порося, - как он объяснил, в целях борьбы с авитаминозом.
     Багаж мой так и не нашелся. И замуж я выходила в форме, прибежав в ЗАГС прямо из тюрьмы. В конце концов, наша форма тоже синего цвета. Почти королевского.


Библиотека OCR Альдебаран:  http://www.aldebaran.ru/
1




   Елена ТОПИЛЬСКАЯ
   ЛОВУШКА ДЛЯ БЛОНДИНОВ

OCR Leo's Library


Анонс

   Дотошный следователь прокуратуры Маша Швецова углубляется в очередное
расследование. В городе орудует серийный маньяк. Его  жертвы  -  молодые
светловолосые  мужчины.  Единственная  улика,  которую  удается   добыть
следствию, -  отпечаток  ладони  убийцы.  Но  по  данным  угрозыска  эти
отпечатки принадлежат человеку, умершему  два  года  назад  на  зоне  от
отравления неизвестным ядом...

   - Девушка, имейте же совесть! Вы мне совсем на голову сели! Да еще  и
сумку свою поставили!
   - Извините, пожалуйста. - Я отодвинула свою сумку от пожилой дамы,  к
которой меня притиснула  пассажирская  толпа,  хлынувшая  в  трамвай  на
остановке.
   Но дама не успокоилась:
   - Вы что, пьяная, что ли?! На ногах не держитесь...
   - Извините, - еще раз сказала я, стараясь  сохранять  спокойствие,  -
если бы не давка, я бы близко к вам не подошла.
   - Что у вас там, кирпичи? -  продолжала  негодовать  дама,  поправляя
прическу и отпихивая мою сумку еще дальше.
   - Книги, - кротко сказала я.
   Еще пять остановок впереди, а стоять уже  совсем  невыносимо:  давка,
жара, несмотря на сентябрь; сзади кто-то уперся мне  в  спину  рюкзаком,
колготки под угрозой, потому что к ним прижимается "челночная" клетчатая
сумка, и невольно подгибаются ноги на  десятисантиметровых  каблуках.  А
мадам сидит себе у окошечка и еще недовольна тем, что я покушаюсь на  ее
личное пространство. Еще "пьяной" обзывается.
   - Какие книги?! У вас там что-то железное... - Она шлепнула по  сумке
рукой и потрясла ушибленными пальцами.
   Мне стало смешно. Я наклонилась к ее уху и прошептала:
   - Только вы меня не выдавайте...
   Она изогнула шею, чтобы  смерить  меня  высокомерным  взглядом,  а  я
приоткрыла сумку и показала ей лежавший сверху пистолет.
   После этого взгляд утратил высокомерие, дама стремительно выкрутилась
со своего места и растворилась в толпе пассажиров. А я, презрев приличия
и  даже  не  оглядевшись  в  поисках  более  достойного   кандидата   на
освободившееся  место,  плюхнулась  к  окошку  и   пообещала   себе   не
поддаваться больше на провокации друга и коллеги Горчакова. Свои вещдоки
пусть сам с экспертизы забирает и в трамвае возит. Но тут же устыдилась:
он все-таки тоже мне помогает, вот месяц назад череп для меня забирал из
областного бюро судмедэкспертизы и на метро отвез  в  Военно-медицинскую
академию.
   Интересная  была  экспертиза:   на   черепе   две   линии   переломов
пересекались, вернее, одна из линий прерывалась, упершись в другую,  что
давало нам  возможность  совершенно  точно  определить,  какой  из  этих
переломов образовался первым, а значит,  и  в  какой  последовательности
наносились удары, эти переломы причинившие. А  это  было  принципиально,
так мы разбили версию злодея, который утверждал, что нанес  только  один
удар по голове потерпевшему и ушел, а уж кто его добил - это наша задача
установить. Поскольку злодей сдуру показал, куда  именно  ударил  он,  я
легко  парировала,  выложив  на  стол  заключение  экспертизы:  там,   с
рисунками и фотографиями, весьма наглядно разъяснялось, что первый  удар
был нанесен как раз в другое место, а  вот  линия  перелома,  шедшая  от
указанной злодеем точки приложения травмирующего орудия, образовалась от
второго удара, поскольку упиралась в первую линию и дальше не шла. Вывод
ясен  даже  детям  -  наука  умеет  много  гитик,  а   следователь   это
обстоятельство должен использовать по максимуму.
   Задумавшись, я чуть не проехала свою остановку. С трудом  продравшись
к выходу, прижимая к себе сумку с драгоценным вещдоком, я вывалилась  из
трамвая  на  раскаленный  асфальт  прямо  в  объятия  друга  и   коллеги
Горчакова.
   - Как ты вовремя, подруга, - поприветствовал он меня,  -  сходи-ка  в
РУВД, там тебе работенка подвалила.
   - Леша, ты обалдел? - возмутилась я. - Да  я  на  ногах  не  стою,  с
другого конца города на  общественном  транспорте  и,  между  прочим,  с
твоими вещдоками! На, забирай. - И  я  полезла  в  сумку,  но  Горчаков,
испуганно оглядевшись, схватил меня за руку и засунул пистолет обратно.
   - Да ну тебя, еще пристрелишь, - проговорил он, продолжая  удерживать
мою руку.
   - Отпусти. И не мечтай, что я пойду за тебя работать.
   - Ну чего ты  взъелась-то?  Сейчас  спасибо  скажешь.  Потерпевший  с
черепно-мозговой травмой, из парадной.
   Я перевела дух. Да, действительно, работенка моя.  За  последние  две
недели это четвертый потерпевший с черепно-мозговой травмой из парадной.
Из предыдущих трех один  еще  жив,  но  в  критическом  состоянии,  двое
умерли. Ничего не похищено. У всех расстегнуты брюки.
   Показаний  никто  из  них  дать  не  смог,  но  определенную  картину
составить удалось. Все - молодые мужчины примерно одного возраста, около
тридцати; все светловолосые,  прилично  одетые,  не  похожие  на  людей,
которые собирались помочиться в парадной, хотя бы потому, что  двое  шли
домой, а один только что вышел из квартиры.
   И  следов  сексуального  насилия  -  никаких.  Да  и   брюки   только
расстегнуты, но не сняты и даже не спущены. Не  знаешь,  что  и  думать.
Маньяки и те обычно преследуют какую-то цель, кроме удара колотушкой  по
голове. Если бы это был маньяк, зацикленный на проломах черепов, то ему,
скоре