л.
   Постовой скучал возле каре  из  пустых  ящиков,  которые  огораживали
место приземления  брошенного  через  забор  пистолета.  Тут  же  бродил
успевший принять на грудь свидетель - грузчик, которому пистолет чуть не
на голову свалился. Тетеньки, припасенные мною в качестве понятых, мягко
его пожурили. Я пристроилась на одном из перевернутых  ящиков  и  быстро
настрочила  протокол.  А  пока  понятые  внимательно  читали  его,  тихо
переговариваясь, я успела в том же хорошем темпе допросить свидетеля. На
территории хлебозавода  одуряюще  пахло  свежим  хлебом,  и  этот  запах
казался абсолютно несовместимым ни с каким злодейством. Понимаю  оперов,
которые ездят сюда обедать на трамвае, несмотря на то, что рядом с  РУВД
есть несколько бистро и пирожковых.  Войдя  через  проходную  в  царство
сдобы,  мягких  буханок  и  бубликов,  забываешь  про   страсти-мордасти
современной  жизни,  про  производственные  проблемы  и  даже  про  свой
преклонный  возраст;  вдыхаешь  этот  непередаваемый  хлебный  аромат  и
начинаешь любить ближних...
   Подошел криминалист, успевший в ожидании изъятия вещдока перекусить в
местной столовой. Оттуда он предусмотрительно прихватил  коробку,  ловко
запаковал в нее пистолет, причем брался за него в  резиновых  перчатках,
что, впрочем, меня совершенно не убедило  в  перспективе  найти  на  нем
отпечатки пальцев. За все годы моей работы такого еще не было, пальцы на
оружии почему-то никогда не находились.
   Сделав на коробке необходимые надписи,  криминалист  заверил  меня  в
том, что по прибытии медика они  вместе  сделают  смывы  и  отпечатки  с
ладоней, запястий, из ноздрей и ушей  задержанного,  для  обнаружения  и
фиксации следов продуктов выстрела,  если  человек  незадолго  до  этого
применял  огнестрельное  оружие.  Положительно,  запах   свежего   хлеба
пробуждал в людях лучшие  чувства.  Этот  криминалист  никогда  не  имел
репутации старательного работника и обычно не  дело  пытал,  а  от  дела
лытал. Тем приятнее было услышать такое из его уст, без всяких понуканий
с моей стороны.
   С сожалением покинув территорию хлебозавода, я с коробкой под  мышкой
подошла к группе оперов, взиравших на расстрелянное тело. Они порадовали
меня тем, что медик уже в пути, и в принципе я могу  начинать  описывать
пейзаж.
   Мы  с  ними   обсудили,   какие   дела   могли   привести   господина
Белоцерковского на место расстрела и какими делами он вообще зарабатывал
себе на жизнь. Пока ясности не было. За разговорами незаметно  пролетело
время до прибытия дежурного медика, его "карета" подкатила  одновременно
с Костиком Мигулько, а на хвосте Костика  Мигулько,  естественно,  сидел
хорошо знакомый всем  присутствующим  доктор  Стеценко.  С  прибывшим  в
качестве врача-специалиста в области судебной медицины доктором  Пановым
они просто обнялись и расцеловались; при этом, утопая в могучих объятиях
толстого, но милого Панова, Стеценко из-за его спины  корчил  мне  рожи,
изображал эротическую томность и вообще вел себя  совершенно  неуместно.
"Тут все-таки место происшествия, - строго подумала я, - и труп лежит  в
крови".
   Стеценко отцепился от Панова и пошел ко мне. Я хотела  высказать  ему
все про  неподобающие  манеры,  но  близость  хлебозавода  оказала  свое
облагораживающее воздействие. Язвить расхотелось совершенно.
   - Саша, извини, пожалуйста, - проговорила я, вдыхая неотвязный аромат
свежевыпеченного хлеба. - Меня выдернули на происшествие...
   - Да мне Костик все рассказал, - кивнул Стеценко. - Помочь?
   - А как ты мне поможешь? Да у тебя и своих дел хватает...
   Стеценко наклонился к моему уху:
   - Маша, твои дела важнее.
   - В смысле - следовательские дела важнее экспертных? - прикинулась  я
дурочкой; уж очень хотелось услышать продолжение.
   - В смысле - дела любимой женщины.
   Услышала, теперь моя душенька довольна. Все-таки мой бывший  сожитель
- редкостная обаяшка, тем приятнее от него слышать такие  признания.  Но
сейчас тратить время на любезности неприлично, и  так  я  разрываюсь:  в
данной ситуации осмотр трупа и допрос задержанного одинаково  неотложные
вещи. Ну и что же мне предпочесть? Меня уже потряхивала знакомая нервная
дрожь,  сопровождающая  необычные  дела,   интересные   профессиональные
ситуации. Конечно, на такого профи, как наш сегодняшний киллер, ребят из
убойного отдела маловато. Синцова бы сюда, он бы его развалил от носа до
позвоночника за полчаса. Но, к сожалению, реалии таковы, что Синцову тут
делать нечего. Он теперь раскрывает сексуальные убийства, которые, не  в
пример нашим вшивым заказникам, гораздо драматичнее. А то, что  я  этого
клиента сама не развалю, ясно с первого взгляда. Не то, чтобы я была  не
уверена в своих силах, просто трезво  оцениваю  обстановку.  Есть  вещи,
которые не для меня. Что называется,  оперу  -  оперово,  следователю  -
следователево.
   - Ну хочешь, я сам съезжу в больницу, поговорю с  доктором?  -  Сашка
почувствовал, что меня уже закручивает профессиональный озноб.
   - Без меня доктор с  тобой  разговаривать  не  будет.  Может,  завтра
выберемся? Ты как?
   Сашка кивнул. Во время разговора я не могла отделаться  от  какого-то
неприятного ощущения, что-то  царапало  мне  нервы,  и  не  выдержав,  я
обернулась. В окошечке  патрульной  машины,  стоявшей  за  моей  спиной,
мелькнула тень. "Ерунда, - подумала я, - это  просто  мнительность".  Но
поежилась. Спину мне жег взгляд  из  окошечка,  я  готова  была  в  этом
поклясться.
   Прибыв на базу, в РУВД, ребята из убойного, все до  единого,  сначала
сходили и  внимательно  обозрели  клиента,  посаженного  в  продавленное
кресло в наиболее приличном  кабинете  (джентльменский  жест,  с  учетом
того,  что  работать  в   кабинете   придется   женщине),   после   чего
беззастенчиво предложили мне  самой  разговаривать  с  задержанным.  Все
корифеи сыска сошлись на том, что колоть его бесполезно. Да особо  и  не
нужно, поскольку доказательств даже  больше,  чем  достаточно.  Конечно,
хотелось бы узнать про мотивы убийства, а также про  заказчика,  что,  в
общем, взаимосвязано, но это  вопрос  стратегический,  вопрос  будущего,
долгой кропотливой работы с применением спецтехники и спецприемов.
   - Ты его в камеру оформи, - строили они планы,  -  а  там  будем  его
слушать и анализировать.
   - А вы думаете, он в камере будет говорить? - сомневалась я.
   Опера пожимали плечами. А что еще они могли предложить?
   Так  что  пришлось  мне  заниматься  клиентом.  Труп  осматривать   я
высвистала   Горчакова,   вернувшегося   из   городской.   Клиент    без
удовольствия, но достаточно спокойно перенес процедуру получения  смывов
и отпечатков; юридическое оформление этой процедуры оставили  на  потом,
поскольку мы с задержанным отъезжали к месту допроса, а медик  оставался
с Горчаковым на осмотре трупа.
   После короткого совещания, в ходе которого были определены тактика  и
стратегия расследования, а именно: я занимаюсь клиентом,  а  подчиненные
Кости Мигулько пробивают личность  потерпевшего,  Костик  отвел  меня  в
кабинет, где мне предстояло работать.
   Задержанного охраняли  два  опера,  руки  у  него  так  и  оставались
застегнутыми сзади, а еще одной парой на ручников он  был  пристегнут  к
батарее, но даже несмотря на это, я с трудом удержалась от просьбы  дать
мне охрану для допроса. Со мной такого давно не бывало.
   Пожалуй, за всю мою  богатую  следственную  жизнь  мне  повстречались
только  два  человека,  с  которыми  я  боялась  оставаться  наедине   в
следственном кабинете.
   Но оба они были тупейшими отморозками, а у этого  был  вид  неглупого
человека. И все же от него исходила такая волна опасности, что  меня  не
могла  обмануть  его  расслабленная  поза.  Эта   расслабленность   была
показной, на самом деле он был собран  и  напряжен,  и  его  собранность
лишний  раз  доказывала,  что  он  использует  любую,   даже   эфемерную
возможность уйти.
   - Здравствуйте, - сказала я, остановившись у  двери  и  примериваясь,
куда  лучше  сесть,  чтобы  занять,  во-первых,  безопасную  позицию,  а
во-вторых, чтобы удобно было с ним общаться; если, конечно,  он  захочет
общаться.
   Охранявшие  его  опера   даже   не   стали   вставать,   уловив   мою
нерешительность; судя по всему, они были не прочь поохранять клиента  во
время допроса. Им он, похоже, тоже не внушал доверия.
   Сам клиент даже не переменил позу, только чуть шевельнулся,  и  опера
тут же напряглись. Он приподнял тяжелые веки и посмотрел на  меня  снизу
вверх. Потом медленно перевел взгляд на Костика и мрачно спросил:
   - А что у вас, кроме бабы, других следаков нет?
   Костик не нашелся, что ответить.
   -  С  бабой  разговаривать  не  буду,  -  так  же  мрачно   продолжил
задержанный, и я с трудом удержалась, чтобы не  сказать  ему  что-нибудь
вроде "а куда ты денешься", но вовремя поняла, что он  провоцирует  меня
именно на это, на конфликт, выводит меня из себя, и подумала, что он еще
более непрост, чем кажется.  Если  я  на  это  клюну,  никакой  полезной
информации  из  допроса  я  не  извлеку,  допрос  сведется  к   взаимным
колкостям.
   - Баба пусть идет, под мужика ляжет, - добавил убийца  и  внимательно
посмотрел на меня, просчитывая эффект от провокации.
   Я  стиснула  зубы.  Отшутиться?  Обидеться?  В  конце  концов,  пусть
Горчаков  его  допрашивает;  но  ничего  достойного  я  не  придумала  и
промолчала.
   - Да она меня боится, - протянул задержанный. - Она щас описается.  -
И снова, прищурившись, уперся в меня глазами.
   - Отстегните его, - сказала я Косте. Костя хмыкнул.
   - Маша, побыть на допросе? - спросил он тихо.
   Я покачала головой:
   - Не надо. Побудьте в коридоре.
   - Ты уверена?
   - Уверена. Ничего со мной не случится,  -  ответила  я,  краем  глаза
наблюдая за задержанным.
   Мне  показалось,  или  в  его  взгляде   действительно   промелькнула
усмешка?
   Опера  не  торопились  отстегивать   задержанного,   ожидая   команды
начальника. Костик вопросительно посмотрел на меня, и я  вынуждена  была
подтвердить свое решение.
   - Давайте, ребята, время не ждет.
   Но и после этого опера еще посомневались,  и  только  когда  Мигулько
кивнул им, начали отстегивать киллера от батареи. Когда  наручники  были
сняты, киллер положил на стол затекшие руки.  Перед  тем  как  выйти  из
кабинета, Мигулько посмотрел на меня и еле заметно покачал головой. А  я
глазами показала ему  на  дверь.  Он  пожал  плечами  и  вышел.  За  ним
потянулись опера, поминутно оглядываясь и проверяя, не захватил ли  меня
клиент в качестве заложника, пока  они  протискиваются  между  столом  и
сейфом. Но клиент меня не захватил,  и,  оглянувшись  в  последний  раз,
опера закрыли за собой дверь.
   А мы с задержанным  остались  наедине,  и,  сидя  напротив  меня,  он
наблюдал, как я достаю из дежурной папки протоколы  и  ручку.  Выражение
его лица было очень неприятным, но как только закрылась дверь кабинета и
за ней  стихли  обычные  для  любого  милицейского  коридора  звуки,  он
изменился. И даже приветливо улыбнулся мне. Но при этом не стал казаться
мне менее опасным, скорее наоборот.
   - Вот теперь здравствуйте, - начал он первым. - Вы следователь?
   Я машинально отметила, что, обращаясь  ко  мне,  он  употребил  слово
"следователь", а не "следак", как в присутствии  оперов,  и  подивилась,
как он преобразился. Еще минуту назад он мрачно смотрел  из-под  тяжелых
век, и взгляд его причинял почти  физическое  неудобство,  а  сейчас  он
становился легким и обаятельным.
   - Да, я следователь  прокуратуры,  Мария  Сергеевна  Швецова.  Сейчас
придет дежурный адвокат...
   - Зачем? - Он широко улыбнулся и  махнул  рукой.  -  Адвокат  мне  не
нужен.
   - Вы хотите давать показания  без  адвоката?  -  удивилась  я,  а  он
улыбнулся еще шире.
   - А с чего вы взяли, что я хочу давать показания? Я этого не  сказал.
Я хочу воспользоваться пятьдесят  первой  статьей  .
   -  Все  равно,  пусть  дежурный  адвокат  подойдет  и  распишется   в
протоколе.  Я  хочу  зафиксировать,  что  вы   отказались   от   реально
предоставленного  вам  защитника.  -  Ушлые  задержанные,   знакомые   с
юридическими тонкостями, любят потом заявлять, что следствие их  пытало,
допрашивая без адвоката, вводило в заблуждение относительно их права  на
защиту, и это дезавуирует их показания, данные в ходе таких допросов.
   - Зачем нам с вами адвокат? - спросил задержанный. - Лучше мы  вдвоем
побеседуем, - и расправил на столе руки со следами от наручников.
   -  Но  если  вы  не  собираетесь  давать  показания,  нам  не  о  чем
беседовать. -  Я  тоже  постаралась  улыбнуться,  но  такой  безмятежной
улыбки, как у подследственного, у меня не вышло.
   - Да найдем о чем поговорить. -  И  задержанный  подмигнул  мне.  Его
оскал мне страшно не понравился.
   В дверь постучали. Мои нервы были так напряжены, что я вздрогнула,  и
клиент  это  заметил.  В  дверь  просунул  голову  дежурный  адвокат,  я
обратилась к задержанному с вопросом, не передумал ли он насчет  участия
адвоката и дачи показаний, но  задержанный  твердо  отказался  от  услуг
защитника. Защитник же с видимым облегчением швырнул мне на стол  ордер,
выписанный ему  на  участие  в  деле,  как  дежурному  адвокату,  быстро
черканул свою фамилию в незаполненном еще бланке протокола и  отбыл.  Мы
опять остались с задержанным одни.
   Я положила перед собой бланк протокола, который начинался с данных  о
личности допрашиваемого.
   - Как вас зовут? - спросила я.
   Опера, естественно, обыскали его, никаких документов при нем не было,
и вообще ничего не было. Ни денег,  ни  сигарет,  ни  телефонной  карты.
"Какие выводы?" - поинтересовалась я у Мигулько. "Либо машина его  ждала
за поворотом, либо лежбище рядом".
   - Петров Игорь Юрьевич, - с готовностью ответил задержанный.
   - Где вы живете?
   - Я не местный, приехал из  другого  города,  хотел  хату  снять,  не
успел.
   - Не местный? А вещи ваши где?
   - А вещи в камере хранения на вокзале.
   - И документы тоже?
   - А документы у меня украли в поезде.
   - А вещи на каком вокзале? Можем съездить забрать, а?
   - А я забыл ячейку. А что! Вас  бы  так  заломали,  вы  бы  тоже  все
позабыли. - Задержанный на глазах преображался, лепил из  себя  простого
деревенского парня, и довольно удачно, я бы  поверила,  если  бы  десять
минут назад  не  наблюдала  в  этом  кресле  жесткого  бойца  с  хорошей
реакцией, плюс к тому и недюжинного психолога  -  вон  как  он  со  мной
разделался, в шесть секунд заставил меня освободить его от наручников  и
выпроводить всех присутствующих.
   Темп беседы между тем нарастал крещендо.  Но  мы  еще  не  ссорились,
просто двигались на ощупь, он в свою сторону, я в свою.
   - А вокзал помните?
   - Не-а.
   Я даже не могла упрекнуть его в том,  что  он  откровенно  издевался,
столько искренности было во взгляде и в интонации.
   - Ну а приехали-то откуда?
   - Да я же сказал, у меня от страха все отшибло, ничего не помню.
   - А имя свое помните?
   - А имя свое помню.
   - А что еще про себя помните?
   - А что я еще должен помнить? - простодушно удивился он.
   - Зачем приехали сюда, где работали, кто ваши родственники?
   - Знаете, гражданка следователь...  -  Он  замялся,  делая  вид,  что
вспоминает, как меня зовут, хотя я понимала, что он  прекрасно  запомнил
не только мое имя-отчество, но и фамилию. - Знаете, Мария Сергеевна, шел
я себе, никого не трогал, как вдруг слышу - стреляют. Я и побежал, а  за
мной - трое бугаев. Ну, я и подумал, что  это  те,  кто  стрелял,  хотят
свидетеля убрать, я же как раз там мимо проходил, мог все видеть. А  что
бы вы на моем месте сделали?
   - Хорошо, - терпеливо сказала я,  подперев  рукой  подбородок.  -  Вы
знаете, зачем у вас смывы взяли с ладоней? И с запястий?
   - Смывы? А что это?
   - Это вам ладони обтерли и в конвертик положили марлечку.
   - Буду знать. - Он с интересом смотрел на меня.
   - На этой марлечке найдут  крошечные  частички  пороховой  копоти,  а
может, еще и микроскопическую стружку с гильзы, и  это  будет  означать,
что вы совсем недавно стреляли. На пистолете, который  вы  выбросили  за
ограду хлебозавода, есть  ваши  отпечатки  (это  я  сказала  без  особых
угрызений - если эксперты их не найдут, это еще не значит, что их там не
было).
   - Та-ак. -  Он,  сидя  напротив  меня,  тоже  положил  подбородок  на
сложенные руки. - И что же?
   - А то, что на фоне показаний тех, кто вас  задерживал,  ваши  сказки
про "шел мимо, упал, очнулся, гипс" никого не убедят.
   - Как вы сказали? - Он  на  секунду  посерьезнел,  но  тут  же  сразу
заулыбался.
   - Господин Петров, -  его  фамилию  я  произнесла  с  изрядной  долей
иронии, поскольку не была убеждена, что так его  звали  от  рождения,  -
глупо отпираться от очевидного.
   - Тут вы правы, - легко согласился он. - А можно мне в туалет?
   "Началось", - подумала я. Почему-то я  все  время  ждала  подвоха  от
своего подследственного.
   Я встала и выглянула в коридор. Два опера,  сидевшие  на  скамейке  у
двери, сразу поднялись и вытянулись в боевой готовности.
   - Отведите подозреваемого в туалет, - сказала я и  добавила,  понизив
голос:
   - Только смотрите в оба.
   Оба сотрудника отдела  по  раскрытию  умышленных  убийств  изобразили
мимикой, что предупреждать их об этом излишне в связи с огромным  опытом
по  конвоированию  киллеров  в  нужник  для   отправления   естественных
надобностей, а также в связи с нечеловеческой бдительностью, в силу чего
никаких непредвиденностей быть не может. Я посторонилась.  Один  из  них
зашел в кабинет и ловко нацепил на задержанного  наручники,  сковав  ему
руки за спиной, а я пока пошепталась со вторым, краем глаза отмечая, что
в присутствии оперов клиент снова стал жестким  и  угрюмым.  Оперативник
вытащил его из-за  стола  к  двери  и,  подталкивая  в  спину,  повел  в
направлении  туалета.  В  коридоре  клубился  народ  -  на  скамейках  у
противоположной стены сидели какие-то гопники в  густых  бородах,  возле
открытого окна,  как  раз  напротив  туалета,  курил  молодой  парень  -
наверное, свидетель, вызванный в отдел. Двери в кабинеты  были  открыты,
туда-сюда сновали сотрудники с бумагами в руках, стоял неясный гул.
   Мой клиент и конвоирующий его оперативник двигались  по  коридору,  а
второй опер поотстал от них и  по  моей  команде  тихо  сказал  в  спину
киллеру:
   - Игорь!..
   Как я и ожидала, задержанный никак  не  отреагировал  на  оклик.  Еще
выходя из кабинета, он цепким взглядом  охватил  коридорное  многолюдье.
Если бы народу вокруг не было, он бы обернулся, ища, кого  это  позвали,
просто машинально, как и  девяносто  девять  процентов  всех  нормальных
людей. Но в его  мозгу  отложилось  наблюдение,  что  в  коридоре  полно
мужчин, звать могли кого угодно. Конечно, это к делу не подошьешь, но  я
лишний раз убедилась в том, что имя Игорь для  него  неродное,  впрочем,
как и фамилия Петров.
   Перед самыми дверьми туалета задержанный остановился. Я слышала,  как
он лениво сказал сопровождающему:
   - Штаны мне ты расстегнешь?
   Конвоир непонимающе дернул плечами, а задержанный для наглядности, не
оборачиваясь,   пошевелил   руками,   закованными   в   наручники.   Да,
действительно, пописать с руками за спиной ему  было  бы  проблематично.
Конвоир обернулся и кивком позвал на помощь напарника. Все трое скрылись
в туалете,  а  я  напряженно  ожидала  их  возвращения,  стоя  у  дверей
кабинета. Что-то у меня было неспокойно на душе.
   Туалет в  убойном  отделе  представлял  собой  каморку  с  расколотым
унитазом. Как они все втроем туда утолкались - для меня  было  загадкой,
но раз уж там оказалось двое охранников, значит, они  решились  снять  с
задержанного наручники. И значит,  один  каким-то  непостижимым  образом
поместился рядом с задержанным, а второй должен перекрывать собой выход.
Как раз в т