я наблюдал за моими телодвижениями.
     - Понимаю. У трупа, который я вскрыл по твоей просьбе, зубы имеют полость. По крайней мере, клыки.
     - А почему ты мне ничего не сказал при вскрытии?
     - О Господи, да я вообще не придал этому значения. Вот ты завопила, я и вспомнил. Это же никак не связано с причиной смерти, согласись.
     - А где этот труп? Еще в секционной?
     - Нет, уже зашили и убрали в холодильник, а что?
     - А нельзя его вытащить?
     - Знаешь, Маша, - вздохнул Щеглов, - когда ты тут клубишься, я перестаю понимать, на что я сдался. Мне кажется, что это ты руководишь моргом, а я так, зашел случайно. Не была б ты членом семьи сотрудника бюро...
     Я схватила его за руку и потащила из-за стола.
     - Юрочка, миленький, пойдем, посмотри на труп, который Панов вскрывает.
     - Да зачем? - вяло сопротивлялся Юра, пока я волокла его по коридору, благо до первой секционной было не очень далеко.
     - Посмотришь и скажешь, могли ли повреждения на трупе быть причинены полыми зубами вампирюги.
     - Маша, ты бы сказок на ночь поменьше читала, - посоветовал Щеглов, уже входя в секционную.
     Теперь за кожный лоскут с шеи схватился Юра, они с Пановым буквально выдирали его друг у друга и в конце концов приняли решение отсепаровать его к чертовой бабушке совсем и отправить медико-криминалистам на третий этаж.
     - Ну что? - спросила я, не поняв, к какому выводу они пришли.
     - Нет, Маша, в данном случае действовал более острый предмет, - покачал головой Юра. - Но в принципе похоже.
     - А на повреждения на шее криминалиста похоже? Ты же их видел, Юра, а?
     - Видел. Похоже. Но криминалист, слава те, Господи, пока не умер, и его шейку мы на исследование не пошлем. Когда ты успокоишься?
     - Ладно, - я не желала успокаиваться, - а теперь скажите мне, столпы науки, каким образом эти люди теряют огромное количество крови, не имея на теле никаких серьезных ран? И куда эта кровь девается, раз ее нет на месте происшествия?
     Панов и заведующий моргом переглянулись.
     - Напрашивается одно, - наконец вымолвил Юра. - Через эти ранки кровь можно только высосать.

***

     С Мариной Маренич мне удалось поговорить обо всем, кроме моего свадебного туалета. Вернее, не то чтобы "обо всем"; наша светская беседа вертелась, конечно, вокруг судебно-медицинских тем.
     Повреждения на трупе девушки, который вскрывала Марина, были похожи и не похожи на то, что выявил Панов. По крайней мере, дырочки на шее, когда с них смыли засохшие капельки крови, были абсолютно идентичными. Прибежал Боря с кожным лоскутом в руках, они пристраивали его к шее трупа девушки для сравнения и чуть не подрались в ходе высоконаучной дискуссии о механизме причинения данных повреждений. Боря настаивал на том, что это следы зубов, а Марина доказывала, что проколы причинены инструментом.
     - Ты что, не видишь, слепня клиническая, - орала она на Борю, - эти дырки один в один. Форма ран, размер один и тот же!
     - А если это инструмент, - вопил в ответ Боря, - почему тогда расстояние между ранами не совпадает?
     - Да потому что это четыре укола одним и тем же инструментом, балда стоеросовая!
     Они пихали друг другу в нос кожные лоскуты, и сопровождали свои действия непереводимой игрой слов, поскольку оба имели репутацию тонких лингвистов, виртуозно владеющих даром убеждения. Но так ни до чего и не договорились, порешили дождаться вердикта медико-криминалистов. А потом с чудовищным энтузиазмом - я только крякала на особо заковыристые речевые обороты, привести которые нет возможности из цензурных соображений, - принялись обсуждать судебно-медицинский диагноз. И вот тут-то полезли противоречия в картине смерти двух объектов исследования, зато отмечалось небывалое единство мнений двух непримиримых авторитетов судебной медицины.
     У девушки, помимо повреждения мягких тканей теменно-затылочной области головы, обнаружились еще и повреждения черепа, а затем и внушительный ушиб головного мозга. И смерть несомненно наступила именно от этих повреждений. А я-то уже рассчитывала, что и тут имеет место острая кровопотеря...
     - Ничего не понимаю. А как же колотые раны? Тоже ведь в сонную артерию? - обратила я растерянный взор к экспертам.
     - Не переживай, Машенька. Из этого тельца тоже кровушки повыцедили, вон, сосуды пустые, - утешила меня Марина.
     - Но смерть-то не от острой кровопотери?
     - Нет, и я тебе больше скажу - кровь она потеряла посмертно. Литра полтора, уже после того, как ее по головушке приложили.
     - Ничего не понимаю, - искренне призналась я и зашелестела страничками протокола осмотра трупа. Покойная девушка прибыла в морг после осмотра, сделанного следователем прокуратуры с участием судебно-медицинского эксперта, поэтому протокол, в отличие от предыдущего, написан был не на одном листе - аж на пяти. Из него явствовало, что найдено было тело несчастной в расселенном доме. Ну, понятно, обстановку расселенного дома в протоколе надо описывать или на двадцати листах, или двумя словами. Девица лежала на лестнице - разбитой, с провалившимися ступеньками, вниз головой. Если она падала сверху, и ударилась затылком, то, скорее всего, так и осталась бы лежать лицом вверх; но лежала ничком. И ее мешковатая одежда была запачкана серой пылью только спереди. И эти колотые раны на шее - откуда они?
     - Я тебе объясню, откуда они, - решился наконец Боря Панов. - На них обоих напал вампир и выпил кровь.
     - А по голове зачем?.. - уточнила я.
     - Я ж тебе сказал - наркоз. Ты попробуй, выпей кровь у живого человека, который еще и сопротивляется. Это только в кино возможно, - подхватив Марину под талию, он запрокинул ее, как партнер в танго, и сделал вид, что сейчас укусит за шею; Маренич закатила глаза и изобразила сладкий обморок. - А в реальной жизни вампир свою жертву по чайнику тресь, жертва с катушек долой, вампир кровь выпивает и был таков. У-у! - для пущей убедительности он теперь навис надо мной, пугая скрюченными пальцами.
     Марина, приняв вертикальное положение, согласно кивала головой. Я вспыхнула.
     - Ты понимаешь, что ты несешь? "Вампир", "в реальной жизни"... Какие еще вампиры в реальной жизни, а?
     - На тебя не угодишь, - обиделся Боря, и, похоже, собрался повоспитывать меня на тему моей неблагодарности, но меня позвали к телефону.
     Сдрейфив почему-то, что шеф передумал и требует обвинительное заключение сегодня, я на дрожащих ногах потащилась в кабинет заведующего, где улыбающийся и Юра сунул мне телефонную трубку со словами:
     - Суженый звонит.
     - Сашка? - я прижала трубку к уху.
     - Если невесты нет ни дома, ни в прокуратуре, значит, она где? В морге, - раздался жизнерадостный голос моего любимого мужчины. - Ну что, вышла на тропу войны с потусторонними силами?
     - Приезжай скорей, Сашуля, хоть помоги мне, а то все эти некомпетентные докторишки в простейших случаях разобраться не могут, - говоря это, я кинула вредный взгляд на Щеглова; он вздохнул и отгородился от меня бланком экспертизы.
     - Приеду, конечно, весь из себя усовершенствованный, такому и жениться не грех, - заверил меня Стеценко. - А у вас что там, правда, вампиры?
     - Вампиры и их жертвы, - подтвердила я. - Ужасное страшилище, весь в язвах, и обескровленные трупы.
     - Приеду, разберусь, - пообещал Сашка. - Говоришь, весь в язвах? Радиоактивное поражение исключили?
     - Костный мозг в норме, - отрапортовала я, как студентка-отличница; такое в моей практике уже было, и я усвоила признаки радиоактивного поражения.
     - А системное заболевание?
     - Системное? А что это такое?
     Щеглов закатил глаза по поводу моего невежества, отобрал у меня трубку и отчитался перед доктором Стеценко сам:
     - Как ты можешь жениться на женщине, которая понятия не имеет, что системное заболевание затрагивает иммунную систему? Вам просто не о чем будет поговорить в постели. Нет, Саня, на ВИЧ непохоже; я было подумал про сочетанное действие токсичного вещества... Ну, хотя бы компонент ракетного топлива, но потом отбросил. А это никак не проявляется.
     - Ну все, отчитался? Можно теперь мне с женихом поговорить? - я завладела трубкой и продолжила. - Ты бы видел этого выходца из преисподней!
     - Я так понял, что там у вас полный набор? И выходец из преисподней, и обескровленные трупы?
     - Да-а, а у этого выходца клыки в ультрафиолете светятся! - пожаловалась я.
     - Он-то хоть не обескровлен?
     - Вроде нет.
     - Последнее дело ставить судебно-медицинские диагнозы по телефону, но вы бы взяли у него из крупных сосудов жидкую кровь и сделали бы хороший клинический анализ, - ну там формула крови, морфология эритроцитов; скажи Юре, он сделает. Ты платье себе сшила?
     - Нет еще, мне некогда, - застыдилась я.
     - Поговори с Маринкой, у нее портниха есть.
     - Точно, я как раз собиралась, но мы заспорили про механизм образования колотых ран.
     - Это святое, - я прямо увидела, как мой любимый усмехается. - Как Хрюндик? Я звонил, он жаловался, что ты его притесняешь.
     - На него где сядешь, там и слезешь, - пробормотала я.
     - Приеду, займусь им, - пообещал - Сашка. - Между прочим, он мне успел поведать,
     Что Лермонтов был декабристом и женился на Анне Карениной. Ты бы его просветила немножко, а?
     - Да, у него удивительная каша в голове, - согласилась я. И хотя Сашка, конечно, не ставил целью меня пристыдить, я почувствовала, как заливаюсь краской.
     Закончив разговор и положив трубку, я отчетливо поняла, что на сегодня морга с меня хватит. Домой, к ребенку. И уехала, забыв поговорить с Мариной про портниху.
     Домой я добралась часам к пяти. Ребенка еще не было, насколько я помню, у него сегодня восемь уроков. Я заглянула в его комнату и привычно содрогнулась, не понимая, как можно жить в такой помойной яме.
     У телефона лежала записка: "Ма, тебе звонили из Англии, приглашали потусоваться. Сказали, что можно со мной, будут звонить еще. Утром Саша звонил, я сказал, что ты не ночевала". Добрый мальчик, подумала я; это он так прикалывается над родительницей. Приглашать потусоваться могли только мои старые знакомцы из Скотленд-Ярда, с которыми я встретилась пару лет назад на семинаре в Колчестере.
     До прихода сына я успела сварить макароны, имея в виду присланный нам из Италии настоящий соус песто из томатов и базилика. Соус прислал мой старый кореш, итальянский полицейский Пьетро Ди Кара, когда-то преданно за мной ухаживавший, а теперь ограничивающийся продуктовыми посылками, а по важным датам - еще и открытками с видами упущенной мной выгоды: белоснежных пляжей Сицилии и разноцветных итальянских базаров.
     Как только я начала тереть сыр, затрезвонила междугородка. Сняв трубку, я услышала размеренный, глуховатый баритон Йена Уоткинса:
     - Рад, что застал вас, Мария. Мы хотели бы пригласить вас на небольшую конференцию в Лондон, а потом будет культурная программа по вашему выбору. Вчера я имел честь познакомиться с вашим сыном, он блестяще говорит по-английски.
     Я зарделась от удовольствия, лихорадочно соображая, в чем дело. - в подлинно британской галантности Йена, который искренне хочет сделать мне приятное и выдает желаемое за действительное, или в каких-то потаенных талантах моего сыночка, который скрыл от меня блестящее владение английским языком. (Впрочем, скрыл не только от меня, но и от учительницы английского, поскольку последней виденной мной оценкой была тройка.)
     - Йен, спасибо, очень хочу вас повидать, а когда?
     - Конференция восемнадцатого, согласие от вас нужно получить не позднее завтрашнего дня.
     - А условия? - ребенок упоминал, что приглашали и его, поэтому мой ответ зависел от суммы, в которую обойдется его поездка.
     - Вы, Мария, будете на полном обеспечении, а сыну оплатите дорогу. Проживание и питание за счет принимающей стороны для вас обоих.
     Йен принялся рассказывать, что конференция по вопросам борьбы с организованной преступностью пройдет в Лондоне в отеле "Ройял Ланкастер", с видом на Гайд-парк, а потом участникам конференции предлагается культурная программа с посещением достопримечательностей старой Англии, в основном - университетских центров. Я могу высказать свои пожелания, небольшие отклонения от основной программы предусмотрены.
     Согласие я выразила сразу. Черт с ним, влезу в долги, но такая возможность показать ребенку Англию вряд ли еще представится. Что касается меня, то после ООНов-ской учебы в Эссекском университете приглашения сыплются на меня, как золотой дождь; я уже поняла, что тут главное попасть в обойму, в конце концов, на таких мероприятиях мелькают одни и те же лица.
     Правда, учитывая некоторую стесненность в средствах (ха-ха, мягко говоря), я вынуждена отказываться от заманчивых приглашений, но прямо говорить об этом зарубежным коллегам стесняюсь, и валю обычно на безумную загруженность работой. Один раз мне прислали приглашение на международный семинар по соблюдению прав человека в сфере уголовной юстиции, который должен был проходить в Швейцарских Альпах. В проспекте красочно описывался пятизвездочный отель на берегу хрустального озера, экскурсии к швейцарским водопадам, и только в конце мелким шрифтом ненавязчиво упоми-. налась необходимость внести в фонд семинара по тысяче долларов от каждого участника. Я даже не стала отвечать на это приглашение, бросила его где-то. По слухам, оно долго болталось по различным юридическим структурам, и, по-моему, туда не поехали даже адвокаты.
     Что касается Англии, - основная проблема заключалась в том, чтобы успеть на собственную регистрацию брака. И еще одна проблема, но о ней я вспомнила не сразу, - покупка новых сапог. Мои, испачканные мазутом, не для Европы. И, кстати, хорошо, что я не успела договориться с Мариной насчет портнихи; там, в Лондоне, и прибарахлюсь. Не в "Хэрродсе", конечно, есть в английской столице магазины и подешевле...
     Йен с невероятной быстротой произвел подсчет необходимой мне суммы, назвав ее и в долларах, и в фунтах, и я, как всегда, испытала жгучую зависть к коллегам из зарубежных правоохранительных органов, - у них такая сумма не вызывает печеночных колик.
     Горчаков недавно, накопив бешеные деньги - пятнадцать тысяч рублей, компенсировавшие ему какие-то недоданные прокуратурой за восемь лет плащи и шапки, заявил, что хочет отдохнуть, как белый человек, и поэтому собирается потратить все нажитое непосильным прокуратурским трудом на поездку за границу. Я-то, уже наученная горьким опытом, недоверчиво хмыкнула, прекрасно отдавая себе отчет, что даже на всем готовом ты неизбежно потратишь за границей энную сумму, но Лешка, отвергнув советы бывалых, гордо отправился в ближайшую турфирму и довольно быстро вернулся оттуда, как побитая собака, выяснив, что его авуаров в лучшем случае хватит на трехдневный круиз Швеция - Финляндия, и то если не покупать сигарет на пароме.
     Мечта об отдыхе, достойном белого человека, развеялась как дым. Лешке опять предстояло сгребание снега на дачном участке Ленкиных родителей, поэтому единственным, кто выиграл в этой ситуации, оказался наш районный прокурор: как только впереди замаячат сельхозработы, Горчаков сразу оказывается по макушку загружен уголовными делами и вынужден даже в выходные просиживать за бумажками у себя в кабинете. А если еще учесть, что в выходные прокуратура закрыта для посетителей, и просто так с улицы в нее не попасть, Горчаков в полной безопасности от бдительной жены строчит обвинительные заключения, попутно объедаясь деликатесами из рук нашей секретарши Зои.
     Конечно, там не обходится и без других деликатесов, но учитывая, что Горчаков является примерным семьянином, - пуркуа бы ему и не па составить счастье сразу двух достойных женщин? Как оно принято на Востоке: до четырех жен можно иметь, если только ты в состоянии прокормить, одеть и удовлетворить каждую следующую жену, не говоря уже о ее многочисленных родственниках. В нашей Азиопе, правда, женщины в состоянии сами себя одеть и прокормить, так что речь идет только об "удовлетворить", но видимо, в этом и состоит суть прогресса. Правда, размышляя о тернистом половом пути коллеги Горчакова, я всегда прихожу к выводу, что ему, конечно, надо поклониться в пояс, но я бы лично не хотела оказаться на месте ни одной из его женщин.
     Как-то на дежурстве я наткнулась на забытый предшественниками глянцевый журнал и зачиталась: редакция прикалывалась тем, что предлагала уважаемым людям что-нибудь рекламировать, и публиковала отчет о реакции уважаемых людей. На фоне базаров о цене услуг выделилась известная писательница, автор детективов про сотрудницу уголовного розыска; она отказалась рекламировать детективное агентство, объяснив, что ничего не имеет против съемок в рекламе, но только если это касается других. Вот так и я, ничего не имею против любвеобильного мужского сердца, только если это касается не меня.
     Как-то я даже высказала Горчакову собственное мнение, не особо заботясь о его чувствах, и он, негодяй, стал меня упрекать в необъективности и тыкать мне в нос мои собственные адюльтеры. Толстокожий чурбан так и не врубился, что мои адюльтеры имели место не от хорошей жизни, и с мужем я развелась как раз из-за того, что не способна, как Горчаков, одинаковые чувства испытывать и к законному супругу, и к любовнику. Ну да ладно...
     Последний вопрос Йен задал мне по поводу культурной программы, и я неожиданно для себя заявила, что меня интересует все, что касается вампиров.
     Услышав такое, Уоткинс озадаченно замолчал, видимо, соображая, правильно ли он меня понял, но я обозначила ему по буквам предмет моего интереса, и он, как истинный британец, невозмутимо заметил, что вполне возможно разработать программу с учетом моих запросов. Более того, он добавил, что может походатайствовать о допуске меня к материалам дела Джона Хейга, известного под именем Лондонского вампира, который после войны убивал в Лондоне женщин и пил их кровь. Любезность моего британского приятеля не имела границ, он, конечно, понял, что мой интерес вызван служебной необходимостью, и был рад оказаться полезным.
     Мы тепло распрощались, и я тут же задумалась, откуда взять деньги. Занять у Лешки так и не потраченные им пятнадцать тысяч? Ну ладно, это пятьсот долларов; Гошкин билет на самолет будет стоить около четырехсот, в Англии мне надо, во-первых, побаловать ребенка - сводить его в музеи, рестораны и магазины, а во-вторых, купить себе свадебный туалет. В сотню не уложиться; ладно, перехвачу у кого-нибудь по чуть-чуть...
     Как раз в этот счастливый момент, с легким привкусом финансовой торчинки, явился домой мой малолетний разгильдяй. Глядя на него, и тихо зверея от его грязнущих кроссовок, широких рэперских штанов, болтающихся на краю попы, и старательно поставленной новомодными пенками челки, я почувствовала, что желание чем-нибудь побаловать этого типа тает на глазах.
     Свиненыш пока не понял моего настроения и доверчиво подсунул ведомость с отметками за неделю, предлагая расписаться в том, что я вырастила тупоумного ленивца, не способного к наукам и отличающегося бандитским поведением. Скрипя зубами, я расписалась и, сама сатанея от гнуснейшего звука своего голоса, начала воспитательный процесс.
     Процесс закончился швырянием на пол посуды, ревом и взглядами, обжигающими ненавистью. Причем исключительно с моей стороны. Со стороны оппонента наблюдалось полнейшее безразличие как к собственной судьбе кандидата в отбросы общества, так и к судьбе несчастной матери, хватающейся за сердце в отчаянии от своего педагогического бессилия.
     Оппонент мрачно удалился в свое захламленное логово и врубил на всю мощность какую-то омерзительную какофонию, естественно, желая поглумиться над несчастной матерью еще больше. Я тут же приняла решение не брать его ни в какую Англию, но, заглянув в берлогу, чтобы злорадно сообщить ему об этом, с удивлением увидела, что он и не думает глумиться, а забившись в уголок дивана, глотает слезы. Тут же мое материнское сердце растаяло; я готова уже была кинуть к его ногам весь мир,