ит после ночного дежурства.
Зря его не буди, - предупредил Звонарев и зашагал к штабу  Надеина.  Там  он
застал Рашевского, комендантов фортов: номер два - капитана Двадцать  пятого
полка Рязанова, номер триштабс-капитана Булганова, укрепления  номер  три  -
поручика  Фролова.  Ожидали  только  прихода  Кондратенко,   чтобы   открыть
заседание.
   В большом, прочно построенном блиндаже Надеина на стенах  были  развешаны
карты восточного участка обороны и отдельные планы фортов номер  два,  номер
три и укрепления номер три. На последних были  нанесены  и  японские  окопы.
Звонарев удивился, увидев, как они близко подошли к фортам номер два и номер
три. Было очевидно, что  развитие  постепенной  атаки  крепости  быстро  шло
вперед.
   Появление начальника инженеров крепости  полковника  Григоренко  оторвало
прапорщика от созерцания планов и карт. Полковник сообщил,  что  Кондратенко
прислал его вместо себя.
   - Гошпода, прошу жанять мешта, - обратился Надеин к присутствующим и  сел
за стол.
   Генерал был в своем допотопном сюртуке с двумя рядами близко поставленных
медных пуговиц; его длинная  белая  борода  придавала  ему  вид  библейского
святого.
   Рядом с Надеиным поместились Григоренко и Рашевский, затем сел  начальник
штаба западного участка капитан Степанов, за ним,  по  чинам,  заняли  места
прочие офицеры. Звонарев оказался в самом конце.
   -  Шеводня  мы  должны  обшудить  вопрош  о  мерах  борьбы   с   японским
продвижением при помощи шап, - прошамкал  Надеин.  -  Шергей  Алекшандрович,
прошу.
   Рашевский подошел к карте и в нескольких словах объяснил свой план.
   - Японцы подошли к форту номер два  настолько  близко,  что,  конечно,  в
ближайшие дни начнут вести мину под контрэскарпную стенку форта. Бороться  с
этим мы можем лишь контрминами. К этой работе надо приступить немедленно.  К
сожалению, у нас очень мало обученных солдат-минеров.
   - Разрешите мне сказать, ваше превосходительство? - попросил Звонарев.
   Все обернулись в его сторону. Григоренко презрительно сощурился, глядя на
прапорщика. Остальные офицеры смотрели скорее удивленно, чем враждебно. Один
Рашевский  приветливо  улыбался,  стараясь  этим   подбодрить   смутившегося
молодого человека.
   - У нас на Залитерной есть солдаты, знакомые с рудничными  работами.  Они
сами просятся в минеры. Имеются, верно, такие же знатоки и в других  частях.
Надо только вызвать желающих заняться этим делом.
   - Командиры запротестуют. Эти солдаты нужны  всем,  так  как  они  обычно
прекрасно роют окопы, строят блиндажи и вообще отличаются сообразительностью
и инициативой, - возразил Булганов. Но Рашевский поддержал Звонарева:
   -  Прекрасное  предложение!  Убежден,  что  генерал  Кондратенко  с   ним
согласится.
   - Кроме того,  у  нас  почти  нет  шанцевого  инструмента,  -  проговорил
Рязанов.
   - Это я возьму на себя, - ответил  Григоренко.  -  Опасаюсь  только,  что
вызванные охотники из бывших шахтеров далеко  не  всегда  окажутся  хорошими
минерами, как  предполагает  прапорщик.  Да  и  роль  его  самого  на  нашем
совещании мне непонятна: артиллерист по роду службы, технолог по образованию
- он едва ли чтонибудь смыслит в минной войне...
   - Сергей Владимирович зарекомендовал себя при постройке фортов и  батарей
и лично известен генералу Кондратенко, - пояснил Рашевский.
   - Раз он протеже самого начальника сухопутной обороны, то я, конечно,  не
смею  возражать  против  мудрых  предначертаний  его  превосходительства,  -
иронически  отозвался  Григоренко,  опять   презрительно   прищуриваясь   на
Звонарева.
   Обсудили еще некоторые детали. Генерал закрыл собрание.
   - Мы с вами, Сергей Владимирович, и капитаном Рязановым направимся отсюда
на форт номер два, - предупредил Рашевский. - На Григоренко вы не  обращайте
внимания. У него прескверный характер. В любое  время  он  готов  наговорить
неприятностей младшим офицерам.
   Выйдя из  блиндажа,  Звонарев  неожиданно  увидел  одноногого  солдата  в
фуражке с красным околышем и с набором крестов и медалей на груди. Он  узнал
в нем машиниста, вместе с которым вел последний состав из Нангалина в Артур.
   - Здравствуй, дедушка, - приветствовал его прапорщик.
   - Здравия желаю вашему благородию, - сурово ответил  старик,  видимо,  не
узнавая его.
   - Забыл, как вместе на паровозе из Нангалина ехали четырнадцатого мая?
   - А и вправду вы! - обрадовался старик. - Запамятовал было совсем вас, да
вы будто и старше с лица стали.
   - Что делаешь здесь? - справился прапорщик.
   - Состою при их  превосходительстве  Митрофане  Александровиче  господине
генерале Надеине, - важно  ответил  солдат.  -  Мы  вместях  с  ним  были  в
Севастополе, на четвертом бастионе. В те  поры  они  были  еще  штыкюнкером,
затем прапорщиком, а теперь, вишь, до полного генерала дослужились.
   - А ты что в чинах отстаешь?
   - Даже вроде назад иду. Был о двух ногах, а остался при одной,  другую  в
крушении потерял.
   Вскоре Рашевский, Рязанов и Звонарев уже шагали по дороге к  форту  номер
два. День постепенно прояснялся, тучи поредели и поднялись вверх,  выглянуло
солнце,  смоченные  туманом  и  дождем  придорожные   кустарники   блестели.
Перестрелка  оживилась.  Со  стороны  гавани  раздались   громовые   раскаты
двенадцатидюймовых морских орудий броненосцев.
   - Стрельба разгорается, - заметил Звонарев. -  Хорошо  еще,  что  не  все
японские снаряды рвутся. Мы их собираем  и  отправляем  в  арсенал,  там  их
перезаряжают и вновь стреляют, благо у японских орудий обратная нарезка.
   Перевалив  через  скалистый  кряж,  офицеры  оказались  перед   Китайской
стенкой. Японцы тотчас же заметили их  по  светло-серым  шинелям,  блестящим
пуговицам и погонам. В воздухе  запели  ружейные  пули.  Прапорщик  невольно
ускорил свои шаги. Рашевский продолжал неторопливо объяснять  Рязанову  план
минных  работ.  Капитан  тоже  не  выказывал  признаков  волнения.  Звонарев
устыдился своей нервности и задержался, поджидая их.
   - Здесь останавливаться  не  следует,  Сергей  Владимирович.  Вы  служите
прекрасной мишенью для противника, - обратился к нему Рашевский. - Пойдемте,
господа, поскорее, не стоит искушать свою судьбу.
   И все  трое  поспешили  укрыться  за  бруствером  Китайской  стенки.  Она
достигала вместе с наложенными наверху  мешками  полуторасаженной  высоты  и
вполне прикрывала от взоров и  пуль.  Вдоль  стенки  глубоко  в  земле  были
устроены блиндажи для стрелков. Несколько обложенных досками ступенек вели в
их узенькие двери.
   Скоро офицеры добрались до форта номер два. В плане он представлял  собой
неправильный пятиугольник, расположенный на выдвинутой вперед возвышенности.
Передний фас его выходил на северо-восток, боковые - на восток  и  север,  а
два тыловые, так называемые горжевые фасы, или просто горжа, были обращены к
Китайской стенке. Форт со  всех  сторон  был  окружен  высеченными  прямо  в
скалистом грунте рвами глубиной до трех саженей. Рвы эти простреливались  из
расположенного тут же  бетонного  капонира.  От  последнего  вдоль  наружной
стенки  рва  шла  контрэскарпная  галерея,  которая  при  помощи  подземного
бетонного хода-погерны соединялась с задней частью  форта  и  с  двухэтажной
бетонной казармой. Здесь и помещался гарнизон крепости - две роты стрелков.
   Для того чтобы попасть на форт, необходимо было перейти через  деревянный
мост, расположенный на полторы сажени ниже, во рву. К мосту  была  проложена
стремянка.
   - Прошу  здесь  долго  не  задерживаться.  Сход  на  мост  обстреливается
пулеметным и ружейным огнем с редута номер один, - предупредил Рязанов своих
спутников.
   Как бы в подтверждение его слов, неожиданно в  воздухе  засвистели  пули.
Офицеры отскочили назад, выжидая конца стрельбы.
   - Заметили. Теперь будут следить, и без риска  на  мост  не  попадешь,  -
нахмурился Рашевский.
   - Оп-ля! - крикнул весело Звонарев и с размаху прыгнул, минуя  стремянку,
на мост. Несколько пуль свистнули рядом.
   - Целы? - крикнул сверху Рашевский.
   - Вполне.
   - Мы за вами, к сожалению, последовать не можем, нам не по возрасту такие
прыжки, - заметил Рашевский.
   - Сходите, прапорщик, в казарму и прикажите выслать сюда человек  пять  с
переносными железными щитами - ими прикроемся и пройдем, - решил Рязанов.
   Звонарев перешел через мост, вошел в сводчатые ворота казармы  и  первому
встречному стрелку передал распоряжение капитана.
   Через несколько минут солдаты с большими щитами в руках вышли на  мост  и
стали на стремянке.
   Заметив  этот  маневр,  японцы  открыли  учащенный  огонь.  Пули   звонко
защелкали по  железу.  Рашевский  и  Рязанов  быстро  спустились  вниз,  все
обошлось благополучно.
   - Сегодня же ночью устройте  скрытый  подход  к  мосту  и  прикройте  его
мешками, - приказал Рашевский.
   Офицеры направились к тыловому  капониру.  В  амбразуры  его  выглядывали
тонкие дула скорострельных малокалиберных морских пушек, предназначенных для
фланкирования заднего рва.
   Через  ворота  они  вошли  в  казарму.  Вдоль  стены   были   расположены
двухъярусные нары.  В  помещении  было  накурено,  душно.  Дежурный,  громко
скомандовав "смирно", подлетел с рапортом.
   - Не надо, - остановил его подполковник.
   Миновав казарму, спустились вниз в потерну.  Здесь  было  сыро  и  темно.
Впереди чуть светилась небольшая керосиновая лампочка, тускло освещая идущие
вниз ступеньки.
   - Да тут шею сломишь, - заметил Звонарев. - Надо устроить покатый  ровный
спуск без ступенек, затем усилить освещение.
   - Много надо сделать, Сергей Владимирович, да нет на это ни  времени,  ни
материалов, - возразил Рашевский.
   - Готов  взять  на  себя  спланирование  спуска  и  устройство  на  форту
электрического  освещения.  Кстати,  установим  и  прожектор,  -   предложил
Звонарев. - Электрические провода достанем у моряков.
   Миновав затем длинную, узкую  контрэскарпную  галерею,  слабо  освещаемую
лишь через узкие стрелковые бойницы, офицеры наконец попали в капонир.
   При входе офицеров стрелки вскочили на ноги.
   Поздоровавшись, Рашевский направился к тому месту, где в бетонной  стенке
были сделаны ниши, из которых намечалось выведение минных галерей в  сторону
противника.
   - Пробьем стену и поведем галерею прямо вперед по направлению к  японцам.
Работать будем укороченными лопатами и кирками, а скальные, работы  придется
вести  при  помощи  молотов  и  долот,  -  подробно  объяснял   подполковник
Звонареву.
   Рашевский  с  прапорщиком  пошли  назад.  Перед  уходом  Звонарев   решил
осмотреть внутренний дворик форта, окруженный двухсаженными валами. В  углах
имелись площадки для противоштурмовых орудий, обычно укрытых в блиндажах под
брустверами. Скалистое дно дворика было лишь спланировано землей, с  тыловой
стороны он прикрывался  невысоким  земляным  барбетом,  являющимся  запасной
тыловой позицией внутри форта. На брустверах  стояло  несколько  часовых,  у
пушек сидели артиллеристы.
   Прапорщик прошел к  площадке  для  противоштурмовых  орудий  и  осторожно
выглянул наружу. Прямо за рвами  форта,  у  самых  проволочных  заграждений,
виднелись линии японских траншей. От них в тыл зигзагами шли ходы сообщений.
Вправо,  за  батареей  литеры  Б,  синело   море,   влево,   внизу,   вилось
приспособленное к обороне полотно железной дороги.  Над  ней  навис  тяжелый
массив, увенчанный фортом номер три.
   - Вы бы, вашбродь, сховались, - обратился к Звонареву один из часовых.  -
Не ровен час, японец подстрелит.
   В подтверждение этих слов мелкий снарядик с шуршанием, похожим на  шелест
воробьиных крыльев, упал во дворике и негромко разорвался.
   Прапорщик вернулся в каземат Рязанова.  Здесь  он  нашел  Рашевского,  за
стаканом чая беседующего с капитаном и двумя молодыми офицерами.
   - Знакомьтесь, Сергей Владимирович,  ваши  будущие  соратники  по  минной
войне - прапорщик Берг и поручик Дебогорий-Мокриевич.
   Берг, румяный, рыжеватый блондин из немцев, приветливо  встал  навстречу.
Поручик, чуть кивнув своей волосатой головой, ограничился пожатием руки.  Он
сразу  не  понравился  Звонареву  манерой  держаться,  скрипучим  монотонным
голосом  и  неприятно  шепелявой,  речью.  Договорились,  что   через   день
артиллеристы с Звонаревым примут участие в рытье минных галерей.
   - В таком случае  завтра  я  нанесу  визит  морякам  в  порт.  Постараюсь
повидать самого адмирала  Григоровича  и  с  помощью  Белого  и  Кондратенко
раздобыть паровой котел, машину, динамо и нужную электрическую аппаратуру, -
решил Звонарев, поднимаясь с Рашевским из-за стола.
   Они благополучно миновали мост и направились вдоль  Китайской  стенки  по
направлению к батарее литеры Б.
   Пройдя с версту, офицеры оказались на  Куропаткинском  люнете  -  батарее
шестидюймовых полевых мортир. Пушки стояли совершенно открыто  за  невысоким
бруствером.
   -  Так  ставить  мортирную  батарею  просто  преступление!  -  возмутился
Звонарев. - Отчего бы ее не отнести саженей на двадцать в тыл, врыть  орудия
глубоко в землю и полностью использовать крутизну мортирной траектории?
   - Не собираетесь  ли  вы  перетащить  и  эту  батарею,  как  Саперную?  -
улыбнулся Рашевский.
   - Готов немедленно заняться этим, - пылко ответил прапорщик.
   - Жаль, что вы так поздно появились в Артуре. Год тому  назад  здесь  еще
ничего не было построено. Тогда ваши фортификационные  таланты  развернулись
бы полностью, - шутил Рашевский, - но  переделывать  надо  чуть  ли  не  всю
крепость, что сейчас, конечно, невозможно.
   За Куропаткинским люнетом они распрощались.
   На следующее утро, под проливным дождем, прапорщик через весь Артур шагал
в Управление артиллерии. Пелена дождя закрывала город  и  гавань  от  взоров
японцев и мешала обстрелу. Каскады  воды,  низвергаясь  с  окружающих  город
сопок, неслись к гавани, заливая тротуары и  мостовую.  Спасаясь  от  дождя,
Звонарев завернул в  Сводный  госпиталь.  Подойдя  к  длинному  одноэтажному
зданию, он спросил в вестибюле о Варе. Ждать пришлось довольно долго.
   Наконец Варя появилась. Она была сильно  утомлена  и  без  стеснения  все
время зевала.
   - Я не  спала  две  ночи,  -  объяснила  она,  -  к  нам  перевели  много
тяжелораненых из других госпиталей; беспрерывно идут операции  и  перевязки.
Раздам лекарства и уйду. Подождите меня.
   Через четверть часа они вместе вышли из госпиталя.
   - Зайдем по пути в Мариинскую больницу проведать
   Сахарова, - предложила Варя. - Он будет очень рад. Миновав  площадь,  они
подошли к большому двухэтажному зданию готической  архитектуры,  на  главном
фронтоне которого красовался большой красный крест. Варя  провела  Звонарева
до просторной  светлой  палаты  на  четырех  человек.  В  одном  из  больных
прапорщик узнал Сахарова. Капитан сильно осунулся,  пожелтел,  лицо  заросло
густой щетиной полуседых волос. Глубоко ввалившиеся темные глаза лихорадочно
горели.
   - Весьма рад видеть, - оживился  Сахаров.  -  Не  подаю  руки,  чтобы  не
передать заразы. Как мило с вашей стороны навестить болящего старика.
   - Вы получаете диетическое питание? - сразу приняла докторский тон  Варя.
- При лечении брюшного тифа главное-строгое соблюдение диеты. Это необходимо
для поддержания сил.
   - Пока  что  у  меня  есть  все,  за  исключением  хорошего  сердца.  Оно
износилось раньше времени...
   Варя взяла скорбный лист, просмотрела температурную кривую,  ознакомилась
с назначением. Сахаров пытливо следил за выражением ее лица.
   -  Насколько  я  понимаю,  все  идет  вполне  нормально,  даже  сердечные
лекарства назначаются вам в умеренных дозах, - значит, особой  надобности  в
них нет, - проговорила девушка, заметив взгляд капитана.
   Лицо больного просветлело.
   - Мне тоже говорили, что тиф в самой легкой форме,  авось  и  мое  сердце
выдержит.
   - Ни минуты в этом не сомневаюсь. Я принесла вам кизилового варенья.
   - Не знаю, как и благодарить вас за ваше внимание ко мне,  -  растроганно
ответил больной. - Что нового на фронте?
   Звонарев сообщил о положении на фронтах, о планах обороны.
   - Электропровод есть у моряков в порту. Я недавно сам им  продал.  Сейчас
черкну Григоровичу записку. По старому знакомству  он  должен  помочь  моему
другу.
   На прощанье Звонарев пожал сухую и горячую руку капитана, а Варя  обещала
навещать его ежедневно.
   - Не знаю, чем и как смогу отблагодарить вас обоих по  выздоровлении!  Во
всяком случае - свадебный подарок за мной, - обещал Сахаров.
   - Ой, что вы, мы об этом и не думаем, - за  себя  и  прапорщика  ответила
девушка.
   - Если сейчас не думаете, то скоро додумаетесь. Со стороны-то  виднее.  Я
прошу вас, милая Варя, - позвольте мне так называть вас,  -  зайдите  в  мою
контору, тут напротив, около мельницы, и  передайте  эту  записку  господину
Шубину. Он у меня является главным доверенным лицом во время моей болезни, -
попросил капитан.
   - С большим удовольствием, немедленно побываю там, - ответила девушка.
   - Врачи говорят, что Сахаров совсем плох, у него никуда не годное сердце,
- шепнула она Звонареву, когда они вышли из  палаты.  -  Интересно,  что  он
написал. - И она развернула записку.
   На ее лице выразилось полное разочарование.  На  бумаге  было  нарисовано
несколько иероглифов.
   - Надо попросить кого-нибудь ее прочитать, - сказала она.
   - Этого еще не хватало! - И, отобрав записку, Звонарев спрятал ее.
   Шубин оказался пожилым человеком с круглыми черепаховыми очками на  носу.
Он рассыпался в любезностях и сообщил, что все распоряжения  Сахарова  будут
немедленно исполнены.
   - А о чем он пишет? Я все хотела понять, что эти значки обозначают, и  не
могла! - улыбнулась Варя.
   - Господин Сахаров  хотел  сохранить  в  секрете  свои  намерения,  и  он
воспользовался китайской  письменностью,  тем  более  что  кое-что  касается
непосредственно вас.
   - Что именно, скажите, пожалуйста! Василий Васильевич никогда  не  узнает
об этом, - попросила Варя.
   - Дело очень щекотливое, и я не имею права ничего сообщить вам  при  всем
моем горячем желании исполнить вашу просьбу, - отказался Шубин.
   День прояснился, и японцы начали обычный обстрел города и порта.  Снаряды
падали у подножья  Золотой  горы.  Батареи  Тигровки  и  броненосцы  открыли
ответный огонь. Грохот временами доходил до того, что разговаривать на улице
было трудно.
   - Не придется мне сегодня идти домой, - вздохнула Варя.  -  Золотая  гора
своей пальбой так и не даст заснуть целый день. Проводите меня в  Пушкинскую
школу. Там, забравшись в подвал, я сумею отдохнуть.
   У Пушкинской школы они расстались. Звонарев обещал на  обратном  пути  на
Залитерную зайти к Варе и направился к Григоровичу.
   Командира порта он застал дома  и  изложил  ему  свою  просьбу  от  имени
Кондратенко.
   - Удивительное дело! Вы, сухопутные, все время на чем свет стоит  ругаете
нас, моряков, и в то же  время  за  всем  обращаетесь  к  нам!  Нет  у  меня
электрических проводов. Так и передайте генералу, - стукнул ладонью по столу
адмирал.
   Звонарев вспомнил о записке Сахарова и передал ее Григоровичу.
   - Как здоровье милейшего Василия Васильевича? Не  повезло  ему,  бедняге.
Обязательно побываю у него в больнице, - сразу переменил тон адмирал.
   Прапорщик подробно сообщил ему все, что знал.
   - Жаль, жаль! Такой хороший человек и  вдруг  может  умереть  от  тифа...
Сколько  же  и  чего  вам  нужно?  Только  из  уважения  к  просьбе  Василия
Васильевича в последний раз иду вам навстречу.
   Звонарев протянул ему заранее приготовленный список требуемого имущества.
Григорович, не просматривая его, положил резолюцию об отпуске.  Обрадованный
таким исходом дела, прапорщик поспешил откланяться.
   В этом районе на берегу моря было тихо, и Звонарев  отдыхал  от  обычного
грохота и шума передовых позиций. Электрический Утес, бывший в начале  войны
самой боевой батареей Артура, теперь обратился в спокойную тыло