Праздник хризантем начался.
   Японцы энергично приступили  к  артиллерийской  подготовке  атаки.  Но  у
Семенова  все  было   заранее   предусмотрено:   стрелки,   за   исключением
наблюдателей, отведены в прочные блиндажи, батареи тщательно замаскированы в
гаоляне, резервы подтянуты, весь  отряд  сжался  в  кулак,  подготовляясь  к
ответному удару. После двухчасовой стрельбы густые цепи японцев двинулись на
штурм. Японцы шли стройно, в полном порядке, как на маневрах, поддерживаемые
огнем своих батарей и эскадры с моря. Хорошо пристрелявшиеся батареи русских
сметали наступающие цепи противника, но  на  смену  тотчас  являлись  новые,
продолжавшие двигаться вперед. Стрелки  встречали  их  ружейными  залпами  и
пулеметным огнем. Скоро все поле, по которому  двигались  наступающие,  было
усеяно трупами японцев.
   В полдень, подведя новые полки и  приведя  в  порядок  отхлынувшие  назад
части, противник с особой  силой  обрушился  на  русских.  Ни  ружейный,  ни
пулеметный, ни артиллерийский огонь не могли его остановить. Все выше и выше
взбирались по горе темные линии японских цепей. Казалось, еще  мгновение,  и
они вплотную доберутся до русских позиций. Но вот крики "банзай" смешались с
русским "ура", стрелки  выскочили  на  бруствер  и  с  винтовками  наперевес
ринулись на японцев. Японцы дрогнули и обратились в бегство, теряя по дороге
оружие и амуницию. Удар русских был так силен и стремителен, что большинство
наступавших японцев погибло под их штыками.
   Настало затишье. Артиллерия с обеих сторон почти совсем  замолчала,  лишь
изредка обмениваясь одиночными выстрелами. В это время у  берега  показались
русские суда отряда береговой обороны и начали обстреливать японцев во фланг
из Лунвантаньской бухты.
   - После ужина горчица, - возмутились стрелки. - Когда японец лез,  моряки
прохлаждались в Артуре, а теперь развоевались в пустой след.
   Было начало шестого  часа  вечера.  После  дождя  чувствовалась  приятная
прохлада, в долинах начинал клубиться вечерний туман. Длинные,  но  все  еще
яркие лучи теперь стали падать  в  лицо  русским,  затрудняя  наблюдение  за
местностью. Японцы, оправившиеся после отбитых атак, решили еще раз  в  этот
день попытать  счастье.  Подведя  к  берегу  тяжелые  крейсера,  они  начали
методически обстреливать русские  позиции  с  фланга  и  тыла.  Одновременно
крупные гаубицы начали громить  окопы  мелинитовыми  бомбами.  В  прозрачном
воздухе то и дело вырастали  черные  столбы  дыма  взрывов  снарядов.  Через
полчаса почти все укрытия были разрушены этой  бомбардировкой,  и,  лишенные
защиты окопных блиндажей, стрелки отошли  с  хребта,  укрывшись  в  складках
тылового склона. Воспользовавшись этим, японцы вновь бросились на  штурм,  и
на этот раз им удалось водрузить свои знамена над линией русских окопов.
   Но тут взвод одной из батарей,  пробравшись  под  прикрытием  гаоляна  во
фланг, неожиданно обстрелял  на  картечь  скопившиеся  в  узкой  ложбине  за
хребтом японские резервы. Каждый  снаряд  вырывал  из  сомкнутого  строя  по
нескольку десятков человек. Объятые паникой,  забывая  о  своей  самурайской
доблести, сыны богини Аматерасу стремительно отступили. Увидев это,  стрелки
по собственной инициативе ринулись  на  врага,  засевшего  в  окопах.  После
короткой  рукопашной  схватки  японцы  бежали,   попадая   по   дороге   под
уничтожающую картечь русских пушек.
   - Первый день праздника хризантем остался за нами, - доносил вечером того
же дня генералу Кондратенко полковник  Семенов.  -  Мы  сохранили  все  свои
позиции и нанесли огромный урон противнику.  Наши  потери  достигают  тысячи
человек. Потери же японцев в три-четыре раза больше.
   Тринадцатого июля генерал Фок, разбуженный утром усиленной  канонадой  на
правом фланге, справился, в чем дело, и, узнав,  что  японцы  атакуют  части
Седьмой дивизии, приказал полкам подтянуть свои резервы к передовым-позициям
и все обозы и тыловые учреждения направить в Артур. Затем он  сел  верхом  и
отправился к расположенному  в  резерве  Четырнадцатому  полку.  Подъехав  к
солдатам, он, как всегда с бранью, поздоровался  с  ними.  Стрелки  ответили
хмуро, но четко.
   - Японец дурак или нет? - обратился он к ним.
   - Так точно, дурак, ваше превосходительство, - хором ответили солдаты.
   - А почему японец дурак?
   - Потому что ходит в атаку  густыми  цепями,  -  последовал  ответ  давно
заученной фразой.
   Генерал  медленно  проехал  вдоль   фронта,   брезгливо   поглядывая   на
запыленных,  грязных  солдат.   Толстый   полковник   Савицкий,   задыхаясь,
вприпрыжку бежал за лошадью начальника  дивизии,  на,  что  Фок  не  обращал
никакого внимания.
   В этот день против Четвертой дивизии японцы развили  лишь  незначительные
операции: потеснили казаков у деревни  Ичензы  на  левом  фланге;  атаковали
выдвинутые вперед высоты, занятые охотничьими командами, и обстреляли редким
артиллерийским огнем основные позиции полков.
   К полудню в штаб прибыл Сахаров.
   - Как идет постройка тыловых позиций на Волчьих горах? - справился у него
генерал.
   - Работы развернуты по всему  фронту  согласно  точным  указаниям  вашего
превосходительства, - ответил капитан и  провел  рукой  по  карте,  указывая
линию укреплений. Фок с минуту посмотрел на Сахарова и затем спросил:
   - Чем объяснить, что противник так сильно атакует части Седьмой дивизии и
бездействует против меня?
   - Ноги, очевидно, хорошо знает, кто такой  генерал  Фок,  -  двусмысленно
ответил Сахаров.
   - А генерал Фок еще лучше знает, кто такой капитан Сахаров, - не меняя ни
голоса, ни позы, ответил начальник дивизии.
   - Я  всегда  и  всюду  покорнейший  слуга  вашего  превосходительства,  -
поспешил заверить инженер.
   - Пока что я в этом не сомневаюсь,  -  смягчился  генерал.  -  Долго  еще
Семенов, по-вашему, задержится на перевале?
   - От вашего превосходительства зависит поторопить его.
   - Так почему же японцы так пассивны на моем участке? Не могу же я в самом
деле ни с того ни с сего сняться и уйти в Артур. Мне нужны для этого  веские
данные, и я попрошу вас озаботиться этим.
   - В таком случае разрешите мне сейчас же уехать в Артур.
   - Поезжайте!
   Около пяти часов вечера Сахаров прибыл в город и тотчас же  отправился  в
штаб Седьмой дивизии, где был встречен  далеко  не  любезно.  Науменко  сухо
осведомился,  чему  он  обязан  присутствием  капитана.   Роман   Исидорович
поморщился при виде его и поздоровался с ним  только  тогда,  когда  Сахаров
начал громко восторгаться героизмом, проявленным частями Семенова.
   - Что предпринял Фок, чтобы помочь Семенову? - задал  Кондратенко  вопрос
капитану.
   - Энергичная поддержка артиллерийским и ружейным огнем...  -  начал  было
капитан.
   - То-то по  приказанию  начальника  Четвертой  дивизии  с  левого  фланга
Семенова был убран в самую трудную минуту взвод мортир поручика Дударева!  -
перебил его Науменко и спросил в упор  капитана;  -  Вы  зачем,  собственно,
приехали?
   - Генерал Фок хотел бы получить точную карту  артурских  укреплений,  так
как он собирается отходить на крепостные верки.
   - Когда отход будет решен начальником района, тогда ему и  будут  указаны
батареи и форты, которые предназначены для занятия частями его  дивизии.  До
тех пор ему необходимо заботиться не о том, куда отступать,  а  о  том,  как
задержаться на занимаемой позиции, - резко ответил Кондратенко.
   Прибывший от Семенова офицер-ординарец отвлек внимание генерала.  Он  сам
принял пакет, быстро его разорвал и стал читать бумагу.
   - Отбито четыре штурма! Передовые позиции все за нами.
   - Молодцы пограничники, отстояли Семафорную  гору,  несмотря  на  сильный
огонь с моря, - бросал короткие фразы  Роман  Исидорович,  пробегая  глазами
донесение Семенова. - Нужна помощь людьми, артиллерией, главное - флотом.  Я
сейчас  же  отправлюсь  к  Стееселю  и  Витгефту.  Звонарев  здесь?   Сергей
Владимирович, идемте. - И генерал вышел из штаба.
   - Ну и горячка же у нас начальник дивизии! Так весь огнем  и  пышет,  как
юноша! - сказал Сахаров, глядя вслед Кондратенко.
   - Поневоле здесь запорешь горячку, когда окружен субъектами  вроде  Фока,
Витгефта и других, - пробурчал Науменко, дипломатично умалчивая о  Стесселе.
- Надеюсь, я вам больше не нужен, капитан?
   Сахарову ничего не оставалось, как откланяться. Вечером он укатил обратно
в штаб Фока.
   Кондратенко  застал  генерала  Стесселя  настроенным  весьма  благодушно.
События на передовых позициях беспокоили его мало:  ведь  там  орудовал  его
верный друг Фок, на которого он привык вполне полагаться.
   - Фок придумает, Фок не выдаст, Фок устроит! -  любил  повторять  генерал
всем своим подчиненным и верил этому сам.
   - Зря вы волнуетесь, Роман  Исидорович,  -  лениво  проговорил  Стессель,
выслушав нервный доклад Кондратенко. - Отбили сегодня за день  четыре  атаки
японцев - честь и хвала! Отобьют завтра еще столько же, если японцы сунутся.
У Фока почти  тихо.  Следовательно,  Четвертая  дивизия  Фока  в  целости  и
сохранности. Не вижу причин к беспокойству.
   - Зато у Семенова потери до тысячи человек, а всего  у  него  около  пяти
тысяч, окопы разрушены, снарядов нет, части измотаны, необходимо  пополнение
из Артура людьми и боевыми припасами.
   - Ни одного человека и ни одного снаряда из Артура я не  дам!  -  отрезал
Стессель. - Нам сейчас здесь дорог каждый солдат.
   - Я хотел выехать к отряду Семенова, - просил  Кондратенко.  -  Разрешите
мне хотя бы на ночь съездить туда, чтобы с рассветом я был в крепости.
   - Зря измотаетесь только. Роман Исидоровнч! Нам  нужна  ваша  неукротимая
энергия, - отказал все же Стессель.
   Простившись  со  Стесселем,  Кондратенко  с  Звонаревым  отправились   на
"Цесаревич". Витгефт принял  их  с  распростертыми  объятиями,  рассказал  о
гибели  миноносца  "Лейтенант  Бураков"  и  других  авариях  во  флоте.  Оба
превосходительства поохали  и  повздыхали.  Затем  адмирал  мягко  проехался
насчет Стесселя. Кондратенко еще более осторожно  поддакнул  ему.  Чокнулись
поданной марсалой, пожелали друг другу  многих  лет  и  доброго  здоровья  и
наконец перешли к делу.
   Роман Исидорович похвалил флот и его всегдашнюю готовность помочь  армии.
Вильгельм Карлович рассыпался в комплиментах полкам Седьмой дивизии и назвал
их своими неизменными друзьями.
   - Так, значит, можно надеяться, что завтра суда с  рассветом  появятся  у
Лунвантаня и весь день будут поддерживать наш правый фланг  своим  огнем  во
фланг и тыл японцам? - спросил Кондратенко.
   - Сейчас же отдам об этом распоряжение Лощинскому. Для охраны канонерок и
миноносцев направлю "Баяна", "Аскольда", "Цесаревича",  прикажу  вывести  на
рейд "Ретвизана" и быть готовым прийти  им  на  помощь  в  случае  нужды,  -
согласился Витгефт. - Корабли до вас доберутся не раньше десяти часов  утра,
пока им протралят дорогу до Лунвантаня.
   - И на этом спасибо, Вильгельм Карлович, - поблагодарил Кондратенко.
   Как только вопрос о времени  выхода  судов  был  решен,  он  тотчас  стал
прощаться и уехал.
   - Я через час выеду к  Семенову  и  наутро  постараюсь  быть  обратно,  -
сообщил генерал Звонареву. - Поставьте об  этом  в  известность  Науменко  и
никого больше. Даже от Смирнова это должно быть секретом. Поняли?
   - Так точно, ваше превосходительство, - ответил прапорщик.
   Было около полуночи, когда Кондратенко в сопровождении  одного  ординарца
прибыл в штаб Семенова.  После  тяжелого  боевого  дня  все  уже  спали,  за
исключением самого начальника отряда,  бодрствовавшего  в  своей  фанзе  при
тусклом свете коптящей свечи.
   - Роман  Исидорович,  -  обрадовался  он  при  виде  генерала,  -  какими
судьбами?
   - Я совершил самовольную отлучку и удрал из Артура, чтобы проведать  вас.
Рассказывайте все по порядку.
   Полковник  начал  подробно  излагать  события  минувшего   дня.   Генерал
внимательно слушал его, снимая время от времени нагар с гаснущей свечи. Лицо
его хмурилось, и он грустно  вздыхал,  когда  назывались  фамилии  убитых  и
раненых.
   - Вы думаете,  что  с  рассветом  атаки  возобновятся?  -  спросил  Роман
Исидорович, выслушав доклад Семенова.
   - Убежден, ваше превосходительство!  Перед  закатом  наблюдалось  большое
движение в тылу противника. Боюсь, как  бы  они  еще  ночью  не  возобновили
штурма. Резервы наши подтянуты почти вплотную к передовой линии.  Артиллерия
с вечера все  подготовила  к  открытию  заградительного  огня  на  важнейших
участках.
   - Имейте в виду, что на помощь  из  Артура  рассчитывать  нельзя.  Только
моряки  обещали  выслать  суда  в  Лунвантаньскую   бухту,   -   предупредил
Кондратенко.
   - На генерала Фока я тоже совершенно не надеюсь: он пальцем не  пошевелит
для того, чтобы помочь нам в случае нужды.
   - Я хочу сейчас объехать позиции. Вы не беспокойтесь  меня  сопровождать,
Владимир  Федорович.  Вам  предстоит  еще  завтра  тяжелый  день.   Ложитесь
отдыхать, - распорядился  Кондратенко  и  вышел  во  двор.  Окликнув  своего
ординарца, генерал выехал к передовым позициям.
   На  дворе  стояла  тихая  лунная  ночь.  Изредка  доносился  сухой  треск
случайного выстрела,  и  опять  наступала  тишина,  только  цикады  усиленно
звенели в прохладном ночном воздухе. Лагерь, где были расположены резервы  и
тыловые учреждения, был погружен в глубокий сон, и одни  часовые,  борясь  с
усталостью, медленно бродили между палаток.
   Генерал в глубокой задумчивости  ехал  по  хорошо  знакомой  дороге.  Его
крепкий вороной конь, чуть подфыркивая на ходу, мягко ступал по пыли. Вскоре
встретили длинную вереницу повозок,  нагруженных  ранеными.  В  тишине  ночи
особенно резко звучал скрип плохо смазанных колес и стоны страдающих людей.
   -  Спасибо,  родные,  за  службу.  Дай  вам  бог  скорее  поправиться!  -
приветствовал раненых Кондратенко, подъезжая к каждой повозке.
   - Рады стараться! - оживились некоторые. - Поправимся, отомстим японцам.
   - Много тяжелых? - спросил генерал у подъехавшего к нему врача.
   - Огромное большинство,  -  не  надеюсь  до  Артура  довезти  в  живых  и
половины, - шепотом ответил тот. - Легкораненые почти все вернулись в строй,
иных просто не удержишь на перевязочном пункте, так и рвутся в бой.
   В это время с ними поравнялась запряженная  лошадью  китайская  рикша,  в
которой везли двух раненых стрелков.
   - Два пограничника, - указал на  них  врач,  -  едва  добрели.  У  одного
прострелены обе ноги и задета  кость,  другой  ранен  в  грудь  навылет.  И,
представьте себе, долго отказывались от  перевязки  на  том  основании,  что
"есть, мол, более тяжелые".
   - Фамилии?
   - Одного - Ядринцев,  из  двадцать  первой  роты  пограничной  стражи,  а
другого - Сухенко, рядовой той же роты.
   Кондратенко подъехал к рикше, поблагодарил раненых за службу,  справился,
откуда родом, и поздравил с награждением крестами.
   - Рады стараться, покорнейше благодарим,  ваше  превосходительство!  Даве
думали, осилит нас япошка, ан, дело-то у него не вышло. А  теперь,  коль  вы
сюда приехали, ему и подавно супротив нас не устоять, - ответил один из них
   - Я один многого сделать не могу!
   - Вы один, ваше  превосходительство,  стоите  целого  полка.  Кто  в  бою
сробеет, увидит вас и застыдится, а у другого сил прибавится. Знаем,  -  наш
генерал с нами! - растроганно проговорил другой раненый, делая  ударение  на
слове "наш".
   Простившись с ними, Кондратенко  широкой  рысью  поехал  дальше.  Миновав
ближние резервы, он выехал на линию окопов. Здесь  сотни  людей  в  глубоком
молчании при лунном  свете  спешно  поправляли  разрушенные  днем  блиндажи,
насыпали брустверы, откапывали засыпанные ходы сообщения.
   Заметив начальника дивизии, к нему поспешно подошел руководивший работами
капитан Зедгенидзе и доложил о ходе работ на участке.
   - К утру надеюсь восстановить все наши основные укрепления, благо  японцы
нам не мешают.
   - Люди откуда?
   - Полковник Семенов прислал сюда всех тыловиков, музыкантов, артельщиков,
хлебопеков, обозников - весь нестроевой люд, а  полки  отвел  для  отдыха  в
резерв, оставив здесь лишь часовых из охотников. К утру японцы найдут  перед
собой вновь возведенные окопы и в них хорошо отдохнувших защитников.
   Проехав  по  линии  обороны,  Кондратенко  везде  нашел  ту  же   картину
интенсивной ночной работы под руководством инженеров Зедгенидзе,  Рашевского
и других. Тепло поблагодарив их за проявленную инициативу и энергию, генерал
вернулся в штаб Семенова и, разбудив полковника, дал указания на  завтрашний
день.
   Ночь кончилась, восток начинал заметно сереть. Одна за  другой  гасли  на
небе звезды. Наступил второй день праздника хризантем. Кондратенко  поспешил
в Артур. Но не  проехал  он  и  нескольких  верст,  как  сзади  на  позициях
загремела артиллерийская  канонада;  сперва  в  утреннем  воздухе  отдавался
каждый отдельный выстрел, многократно повторяемый эхом в сопках,  затем  они
слились в один сплошной, все нарастающий гул. Генерал сразу же  насторожился
и замедлил ход своей лошади: беспокойство  за  судьбу  полков  росло  в  нем
вместе  с  усилением  артиллерийской  стрельбы.  Он   начал   оборачиваться,
прислушиваясь к звукам сражения, затем остановил лошадь и задумался: с одной
стороны, он должен был немедленно вернуться в Артур,  откуда  уехал  вопреки
запрещению Стесселя, а с другой - он всей душой рвался к своим  полкам,  где
он знал почти всех офицеров и многих солдат.
   - Поедем назад, - коротко приказал он наконец  ординарцу  и,  преодолевая
усталость бессонной ночи, галопом поскакал навстречу все усиливающемуся шуму
боя.
   За  ночь  японцы  подвезли  большое  количество  тяжелых   орудий   и   с
наступлением  дня  начали  усиленно  обстреливать  окопы  русских.   Снаряды
взрывались со страшным  грохотом,  снося  козырьки  и  брустверы,  заваливая
окопы. Вначале стрелки, укрывшиеся в  тыловых  блиндажах,  потерь  почти  не
несли и ожидали атаки, но подошедший с моря японский флот  открыл  огонь  по
тылам русских позиций. Блиндажи  вскоре  оказались  уничтоженными,  и  тогда
стрелки отошли. Заметив это, японцы бросились в атаку  и  захватили  вершины
сопок. Кондратенко подъехал как раз в это время  к  месту  боя.  Момент  был
опасный. Под орудийным и ружейным  огнем  на  тыловом  склоне  сопок  быстро
отходили цепи стрелков. Генерал подскакал к  ним,  не  обращая  внимания  на
рвущиеся вокруг снаряды.
   - Стой! Куда вы? Где офицеры? Что  случилось?  -  замахал  он  руками  на
солдат, загораживая им дорогу.
   К нему подбежал еле дышавший офицер.
   - Ва... ва... ваше превосходительство! Там ужас, ужас! Держаться нельзя в
этом аду! - доложил он, прикладывая дрожащую руку к козырьку.
   - Вам уже послана поддержка, идет подкрепление! Стрелки, ко мне! - сложив
ладони рупором, во весь голос закричал генерал.
   Солдаты остановились  и,  сбившись  в  кучу,  не  знали,  что  дальше  им
делать... Кое-кто из них кинулся обратно на  гору  и  стал  звать  за  собой
других.
   - Ребята, за мной! - скомандовал Кондратенко и с криком "ура" поскакал на
сопку. Стрелки кинулись за ним.
   - Рассыпься в цепь, прячься за камни и за кусты!  Приготовиться  к  общей
атаке! Господам офицерам следить за мной! - приказал генерал.
   Японцы, заметив, что русские оправились, открыли  беспорядочный  ружейный
огонь. Пули целыми роями запели  в  воздухе.  То  там,  то  тут  вскрикивали
раненые и валились на землю убитые.
   - Стрелки, умрем за родину, за нашего царя! С богом! Ура-а! - И, выхватив
шашку из ножен. Кондратенко дал шпоры коню.
   Воодушевленные примером, горнисты нескольких рот принялись трубить  атаку
и бросились за генералом. Стрелки лавиной двинулись за ним, и  не  прошло  и
нескольких минут, как японский флаг был сорван, японцы сброшены с вершины, а
уцелевшие остатки их беспорядочно бежали вниз.
   - Спасибо, орлы, за службу геройскую! - благодарил генерал, обхо