Началась сильнейшая артиллерийская  канонада.
Японцы и русские довели свой огонь до предела.
   Нервно настроенные  пассажиры  "Монголии",  как  только  грохот  стрельбы
усилился, бросив завтрак, устремились на палубу. Напрасно  пытался  Охотский
задержать их внутри. Матросов, преградивших путь на палубу, оттеснили. Все с
тревогой стали следить за перипетиями морского боя. Рива опять устроилась на
капитанском мостике. Прежде всего она взглянула на "Севастополь".
   Броненосец был весь окутан дымом и вел стрельбу своим правым  бортом.  На
нем то и дело сквозь дым мелькали огненные языки.  Корабль  казался  пустым.
Наверху не было видно ни одного человека, только на мачте мелькали различные
сигналы.
   Во  главе,  окруженный  разрывами  снарядов,  шел  "Цесаревич".  На   нем
беспрерывно появлялись огромные черные  султаны  от  рвавшихся  снарядов.  В
бинокль было видно, как  на  корме  начался  пожар.  Огненные  языки  высоко
вздымались вверх.
   - Боже, какой ужас! "Цесаревич" горит! - воскликнула Рива,  показывая  на
адмиральский корабль.
   - Здорово нашим попадает! Смотрите, и на "Пересвете"  начался  пожар.  На
"Ретвизане" сбита половина мачты, - испуганно говорил Охотский.
   - У японцев что-то незаметно таких разрушений. Даже на  головном  корабле
видны лишь легкие дымки, не то от пожара, не то от разрыва наших снарядов...
   Капитан с тревогой смотрел на все приближавшуюся неприятельскую эскадру.
   - Совсем близко от нас падают снаряды, - озирался он боязливо на всплески
воды.
   В это время идущие впереди  миноносцы  по  сигналу  адмирала  отошли  еще
дальше от линии броненосцев. "Монголия" отстала  от  эскадры.  Японцы  круто
повернули "под хвост" русской эскадре и, недостижимые для пушек броненосцев,
всей силой огня обрушились на концевые крейсера. Море вокруг них закипело от
снарядов. Крейсера,  в  свою  очередь,  яростно  отстреливались,  окутавшись
густыми  облаками  черного  дыма.  Беспрерывный  гул  выстрелов  и  взрывов,
гигантские взметы воды создавали захватывающую дух  картину  стихийной  мощи
разрушения. Забыв в эту минуту обо всем, Рива не спускала глаз с крейсеров.
   Но  вот  на  переднем  из  них  -  "Аскольде"  -  взвились  на  мгновение
разноцветные флажки, и четыре концевых корабля, круто  повернув  в  сторону,
полным ходом вышли из-под обстрела.
   "Аскольд", густо дымя из  своих  пяти  труб,  летел  впереди,  а  за  ним
поспевали "Новик", "Паллада" и "Диана".
   - Молодцы, ловко выскочили! - восхищенно воскликнул Охотский.
   Рива облегченно вздохнула  и  перевела  бинокль  на  броненосцы  Они  уже
прекратили огонь. Пожар на "Цесаревиче" был почти  потушен.  На  "Пересвете"
тоже не было видно огня. На всех кораблях  стали  появляться  люди.  Матросы
суетились на палубе, наскоро исправляя  полученные  в  бою  повреждения,  но
крупных разрушений не было видно ни на одном из броненосцев.
   - Пока, слава богу, наши корабли не сильно пострадали, - заметила Рива.
   - Мы не видим бортов,  обращенных  к  японцам.  Там  должно  быть  больше
разрушений, - ответил капитан. - Но самое  главное  то,  что  мы  прорвались
через вражескую эскадру. Она осталась позади! - радовался капитан.
   - Она может еще вернуться и догнать нас.
   - Это не так просто. Мы ведь тоже не будем стоять на  месте,  -  возразил
Охотский.  -  Видите,  как  "Цесаревич"   прибавил   ходу?   Наши   старички
"Севастополь" и "Полтава" едва поспевают за ним.
   Японцы, продолжавшие идти прежним курсом, остались далеко  позади.  Можно
было надеяться, что русской эскадре с наступлением темноты удастся  укрыться
и прорваться на север. На всех кораблях усиленно  засемафорили.  Сигнальщик,
наблюдая в бинокль, сообщил окружающим их значение.
   - На  "Ретвизане"  убитых  нет,  раненых  десять,  повреждения  малы;  на
"Победе" трое убито, раненых двадцать, повреждений нет. "Пересвет" - нет  ни
раненых, ни убитых, ни повреждений.
   - Здорово! - удовлетворенно заметил Охотский.
   - "Севастополь" - потерь и повреждений нет. "Полтава" - большая  пробоина
в корме. Принято  около  трехсот  тонн  воды.  Пятнадцать  убитых,  двадцать
раненых.
   - Вот странно, а от нас казалось, что на "Полтаве" все благополучно!
   - "Аскольд" - сбита передняя труба, две пробоины. Убито:  один  офицер  и
десять матросов, ранено восемь  матросов.  На  "Палладе"  и  "Диане"  все  в
порядке, - сообщил сигнальщик.
   - Раненых сейчас будут доставлять к нам? - спросил поднявшийся на  мостик
главный врач лазарета Петров.
   - Едва ли! Это займет много времени, а нам надо удирать во все лопатки от
японцев. Видите, они опять повернули  за  нами.  Сейчас  начнется  настоящая
погоня, - показал биноклем назад капитан.  -  Вот  если  какой-либо  корабль
потонет, тогда мы подойдем к месту катастрофы и  будем  спасать  тонущих  из
воды.
   - Даст бог, этого не случится! - с чувством проговорила Рива  и  еще  раз
посмотрела в бинокль на "Севастополь", который мирно шел в общем строю.  Она
радостно улыбнулась сама себе: ее Андрюша был цел и невредим.
   Вскоре на кораблях пробили отбой, и с "Цесаревича" просигналили: "Команде
пить чай".
   - Теперь и нам можно идти кончать  прерванный  боем  обед,  -  проговорил
Охотский.
   На палубе стоял оживленный говор, смех, шутки. Настроение  у  всех  после
благополучно избегнутой опасности было повышенное.
   - Кажется, нам  сегодня  посчастливилось,  -  улыбался  главный  врач.  -
Прорвались через японскую эскадру и теперь можем двигаться во Владивосток.
   - Рано еще радоваться, -  охладил  его  восторг  капитан.  -  Того  может
вернуться, так как имеет большое преимущество в ходе.
   - Пока он догонит, наша  эскадра  сумеет  починить  повреждения  и  снова
соберется с силами.
   Пассажирки обменивались впечатлениями. Каждая говорила об интересующем ее
корабле, где находились либо муж, либо брат, либо возлюбленный.
   - Капитан, миленький,  узнайте  фамилии  убитых  и  раненых  офицеров,  -
обращались они к Охотскому.
   - Это не так  просто,  сударыня.  Мы  ведь  не  знаем,  какие  потери  на
кораблях.
   - Сигнальщик же говорил вам, и мы слышали, что на "Аскольде" есть убитые,
а на других нет.
   Чтобы отвязаться от назойливых приставаний, капитан обещал справиться  по
семафору на названном корабле.
   В кают-компании стучали ножи и стоял смутный гул общего  разговора.  Рива
следила, чтобы больные получили все, что им полагается.
   - Сестра Блюм! - окликнул ее главный врач и, отведя  в  сторону,  шепотом
сообщил: - К нам подходит японский крейсер. Очевидно,  они  хотят  захватить
"Монголию". Побудьте здесь, чтобы не произошло паники.
   Рива испуганно посмотрела на него и побледнела. Главный врач  понял,  что
она не - справится с его поручением.
   - Выйдите на палубу, - сказал он. - Там вам будет лучше.
   Спотыкаясь и вся дрожа от волнения, Рива поднялась на палубу.  Здесь  уже
собрался  почти  весь  медицинский  персонал:   врачи,   студенты-медики   и
перепуганные сестры. Ни капитана, ни его помощников не было. Все были  очень
взволнованы и с тревогой смотрели на быстро приближающийся японский крейсер.
Уже хорошо были видны стеньговые флаги с изображением восходящего солнца. На
мачте  то  и  дело  появлялись  различные  комбинации  флагов.  На   мостике
сигнальщик, переодетый в штатское, разбирал вместе с  молоденьким  вахтенным
начальником значение сигналов.
   -  Остановиться,  спустить  трап,  -  сообщали  они  с  мостика  японские
приказания.
   - Что с нами будет? - взволнованно допытывались все у Петрова.
   - Мы находимся под охраной Красного Креста, и, следовательно,  нам  ничто
угрожать не может, - успокаивал главный врач.
   - Вдруг они нас уведут в Японию? - спросила Рива.
   - Ну что ж. Будем сперва протестовать, а затем повинуемся: иле и  пойдем,
куда нам велят.
   - С какой же это стати? Мы хотим оставаться с русскими, а  японцы  пусть,
если хотят, устроят плавучий лазарет и следуют за своей эскадрой.
   Пока на палубе спорили,  крейсер  успел  подойти  к  "Монголии",  став  в
полукабельтове, бортом  к  ней.  Все  невольно  залюбовались  им.  Стройный,
чистенький, весь как выточенный из серой стали, он казался нарядной яхтой, а
не военным кораблем. Но направленные в сторону русских дула палубных  орудий
говорили о его враждебных намерениях.
   У  борта  крейсера  тоже   столпились   японские   матросы,   внимательно
разглядывая  невиданный  ими  плавучий  госпиталь,  рискнувший  сопровождать
эскадру в бою. От крейсера  отчалила  шлюпка.  В  ней  находилось  несколько
вооруженных матросов  и  офицеров.  Вахтенный  начальник,  приказав  боцману
выстроить команду, подошел к трапу для встречи японцев.
   - Может быть, кто-нибудь из вас хорошо говорит поанглийски? - спросил он,
обернувшись к медицинскому персоналу.
   - Ольга Александровна, - обратился  Петров  к  одной  из  сестер,  -  вам
придется взять на себя роль переводчика.
   Как только шлюпка подошла к трапу, на палубу легко поднялись два японских
морских  офицера  в  сопровождении   нескольких   вооруженных   матросов   с
примкнутыми к ружьям штыками-тесаками.
   Подойдя к группе врачей, оба офицера вытянулись  и  отдали  им  честь,  а
затем старший из них на чистом русском языке произнес:
   - Мы прибыли на ваше судно, чтобы удостовериться, не находится ли на  нем
военных чинов  или  какого-либо  военного  снаряжения.  Если  мы  ничего  не
обнаружим, то вы будете тотчас же отпущены.  В  случае  же  находки  военной
контрабанды пароход будет задержан как приз.
   - Смею вас заверить, господин офицер, что на "Монголии", кроме  имущества
Красного Креста, нет ничего, - ответил Петров.
   - Это надо еще установить, -  сказал  японец  и  отдал  приказание  своим
матросам.
   Второй японский офицер направился на мостик проверять  судовые  книги,  а
матросы спустились вниз.
   - Да это же парикмахер наместника, Жан! - узнала  японца  Рива.  -  Мосье
Жан, вы это или не вы? - спросила она.
   -  Я  сейчас  не  парикмахер  Жан,  а  капитан-лейтенант   императорского
японского флота Кабаяси, - сухо ответил тот.
   - Теперь и я вас узнала! И я! И я! - сразу раздалось несколько голосов.
   Японец с надменной улыбкой  раскланялся  со  своими  бывшими  клиентками.
Затем он подошел к  выстроенным  на  палубе  матросам  и  санитарам  и  стал
проверять их по списку.
   Охотский с перепугу запрятался где-то в трюме.  С  Кабаяси  остался  лишь
один  из  его  помощников.  Петров   со   своим   персоналом   спустился   в
кают-компанию,  где  среди  пассажиров  поднялась  паника.  Женщины   громко
плакали, дети вторили им, и все в один голос молили Петрова заступиться и не
допустить, чтобы их увезли в Японию. Старший  врач  и  сестры  поспешили  им
сообщить о заявлении японцев.
   - А вдруг они что-нибудь найдут? - тревожно спросила одна из пассажирок.
   -  Ничего  они  не  могут  найти,  ибо  у  нас  нет  никаких  грузов,  не
принадлежащих Красному Кресту.
   - Вы, Геннадий Николаевич, забываете,  что,  во-первых,  они  сами  могут
подбросить что-нибудь запрещенное, а во-вторых,  могут  объявить  незаконным
пребывание пассажиров на нашем судне, - скороговоркой взволнованно  произнес
Фейгельсон.
   - Гаагская конвенция не запрещает организациям Красного Креста брать  под
свою защиту женщин и детей, - возразил Петров.
   Вскоре Кабаяси спустился в кают-компанию и потребовал список  пассажиров.
Его пришлось наскоро составили.
   Прошло с четверть часа в томительном ожидании. Кабаяси  начали  подходить
его подчиненные с докладами о результатах досмотра.
   Капитан  выслушивал  их  с  невозмутимым   видом   и   отдавал   короткие
распоряжения.
   Все русские  с  нескрываемой  тревогой  следили  за  этими  переговорами,
стараясь по  выражению  лиц  говоривших  понять,  о  чем  идет  речь.  Вдруг
взволнованно влетел в кают-компанию провизор.
   - Помилуйте! - обратился он к Петрову. - Они считают даже селитру военной
контрабандой, а она положена по номенклатуре аптечных лекарств, и у  нас  ее
всего пятьдесят унций.
   Вслед  за  Фейгельсоном  вошли  двое  японцев,  неся  в  руках  банку   с
злополучной селитрой.
   Разобравшись, в чем дело, Кабаяси заявил, что селитра будет конфискована,
а "Монголия" отпущена, если это разрешит адмирал Того.
   Все облегченно вздохнули.
   - Мы строго соблюдаем правила Женевской и Гаагской конвенций, свидетелями
чего вы сейчас были, - обратился Кабаяси к русским перед уходом.
   Японская шлюпка отошла.  Вынырнувший  откуда-то  Охотский  приказал  дать
полный ход. Русская эскадра успела уйти за  это  время  довольно  далеко,  и
пароходу пришлось поспешить, чтобы поскорее догнать ее.
   Было около четырех, часов дня. Солнце уже заметно  склонялось  к  западу.
Море по-прежнему было спокойно, а горизонт ясен. Справа, с западной стороны,
японцы медленно нагоняли русскую эскадру, идущую полным ходом в  направлении
на мыс Шантунг. На артурских кораблях не было заметно повреждений, и они шли
на разных дистанциях друг от друга. Крейсера двигались параллельной колонной
с левой стороны, в десяти кабельтовых от  броненосцев.  Еще  левее  тянулись
цепочкой миноносцы. К ним в кильватер пристроилась и "Монголия".
   После посещения парохода японцами у  всех  настроение  резко  повысилось.
Собравшись на палубе, все население парохода  обменивалось  впечатлениями  о
только  что  пережигом  треволнении.  С  "Цесаревича"  запросили,   все   ли
благополучно на "Монголии", на  что  последовал  положительный  ответ.  Было
очевидно, что  на  флагманском  корабле  беспокоились  за  судьбу  плавучего
лазарета.
   Как только головной корабль японской эскадры вышел на траверз  броненосца
"Полтава",  грянул  выстрел  из   двенадцатидюймовки.   Примеру   броненосца
последовали остальные корабли. Японцы не замедлили ответить,  и  вскоре  бой
разгорелся по всей линии. Японские снаряды, перелетая через русские корабли,
начали падать невдалеке от "Монголии". Охотский поспешил отойти еще дальше в
сторону.
   С мостика были прекрасно видны обе сражающиеся стороны: ближе, в двадцати
кабельтовых - русские, а в шестидесяти - семидесяти -  японцы.  Обе  эскадры
окутались дымом от выстрелов и  взрывов,  но  японские  снаряды  при  взрыве
давали огромные столбы  густого  черного  дыма,  а  русские  -  малозаметный
зеленый дымок.  Поэтому  казалось,  что  русские  броненосцы  несут  гораздо
большие поражения, чем японцы.  Особенно  доставалось  флагманским  кораблям
"Цесаревичу" и "Пересвету", которые временами совершенно скрывались в черном
дыму.
   - Наших-то как шпарят! - взволнованно проговорил Охотский.  -  А  японцы,
словно заговоренные, ни одного попадания!
   - Вглядитесь повнимательнее, Измаил Дмитриевич, и увидите, что  и  у  них
есть поражения.  Видишь  зеленоватые  дымки?  Это  и  есть  попадания  наших
снарядов, - возразил вахтенный начальник.
   Все наличные бинокли  и  зрительные  трубы  были  пущены  в  ход.  Затаив
дыхание, все  следили  за  развертывающейся  перед  ними  трагедией.  Многие
женщины начали плакать, особенно когда снаряды попадали  в  те  корабли,  на
которых находились их близкие.
   - Не могу, не могу! - истерично закричала вдруг одна  из  пассажирок  при
виде огромного облака дыма, окутавшего "Победу". - Там, наверно, не осталось
ни одного живого человека!
   Но в следующее мгновение броненосец вновь стал ясно виден, и  на  нем  не
было заметно никаких повреждений.
   Разнервничавшихся дам пришлось чуть не насильно увести вниз.
   Рива мужественно продолжала следить за "Севастополем". Вот на нем взвился
вихрь огня и дыма, и тотчас начался пожар в носовой части.  Молодая  женщина
закрыла от ужаса глаза.
   Вслед за "Севастополем" загорелось на "Полтаве".  Огненные  языки  высоко
вздымались сквозь дым. В бинокль виднелись белые точки суетящихся на  палубе
людей.
   На "Пересвете" почти одновременно были сбиты стеньги на обеих мачтах.  На
"Ретвизане" снесло половину средней трубы.
   По мере сближения  эскадр  стали  яснее  видны  повреждения  на  японских
кораблях. Стрельба их заметно ослабевала.
   - Наши молодцами дерутся! - восхищался Охотский. -  Неизвестно  еще,  чья
возьмет.
   Японские газеты так описывали этот бой:
   "Получив известие о предстоящем  выходе  русской  эскадры,  адмирал  Того
поспешил сосредоточить на подступах  к  Артуру  все  находящиеся  поблизости
боевые суда своей эскадры -  всего  восемнадцать  боевых  кораблей,  из  них
четыре броненосца, шесть броненосных крейсеров и восемь легких. Кроме  того,
была подтянута миноносная флотилия в составе пятидесяти миноносцев.
   Но в генеральном сражении принимал участие лишь первый броненосный отряд,
в составе четырех броненосцев и двух броненосных крейсеров  новейшего  типа,
под начальством самого  адмирала  Того.  Около  полудня  он  увидел  русскую
эскадру, идущую курсом на  юго-восток,  в  десяти  милях  впереди  себя,  и,
пользуясь преимуществом хода, устремился ей навстречу.
   Во время первого боя в японские суда попало несколько  крупных  снарядов,
причинивших  значительные  повреждения.  Для  исправления  их  адмирал  Того
временно вышел из боя. Русская эскадра уже почти  скрылась  из  виду,  когда
наконец японцы смогли последовать за ней.
   Второй бой шел на параллельно сближающихся курсах на дистанции  пятьдесят
один кабельтов. Сражение велось  с  необычайным  ожесточением.  Невзирая  на
численное превосходство японцев в тяжелой и особенно в  средней  артиллерии,
русские упорно  продолжали  идти  вперед,  нанося  нам  весьма  значительные
повреждения".
   Адмирал Того находился в боевой рубке головного  флагманского  броненосца
"Микаса". Он напряженно следил за ходом боя  в  подзорную  трубу,  временами
отдавая отрывистые распоряжения. На его бледно-желтом, продолговатом,  почти
европейского типа лице, с небольшой коротко стриженной  полуседой  бородкой,
застыло сосредоточенное выражение. Внешне он  сохранял  полное  спокойствие,
ничем не выдавая все сильнее нараставшую тревогу за исход сражения.
   Никогда еще русские не проявляли в бою столько выдержки и  упорства,  как
сейчас. "Микаса" весь был окутан дымом  от  взрывов  и  возникающих  на  нем
пожаров; из-за дыма временами русских почти не было видно.  Грохот  стрельбы
смешивался с шумом разрывов попадавших в "Микасу" русских снарядов.
   Почти все верхние надстройки были разрушены и снесены,  на  исковерканной
палубе валялись неубранные трупы. Одно из орудий носовой башни было подбито,
другое могло действовать с трудом. Кормовая  двенадцатидюймовая  башня  тоже
была  выведена  из  строя,  половина  средней  артиллерии  левого  борта  не
действовала. Не хватало прислуги для орудий.
   Давно выбыл из строя командир броненосца капитан Хирота, были  отправлены
на перевязочный пункт почти все чины  адмиральского  штаба.  В  командование
броненосцем вступил третий по  старшинству  капитан-лейтенант.  От  главного
врача пришло донесение, что уже выбыло из  строя  десять  офицеров  и  около
двухсот матросов.
   Адмирал вышел на мостик и оглянулся  на  идущие  сзади  корабли.  Стоящий
рядом юнга-горнисг поспешил подать цейсовский бинокль. Вслед за адмиралом из
рубки вышли флаг-офицеры и два сигнальщика. В это время русский снаряд попал
в одну из дымовых труб,  осколки  застучали  по  броневой  рубке  и  палубе.
Адмирал  поморщился  и,  приказав  перейти  на  левое  крыло  мостика,  стал
разглядывать идущие сзади свои суда.
   Горел  "Асахи".  Сквозь  дым  пожара  были  видны  наполовину   снесенная
грот-мачта и развороченные  верхние  надстройки.  Тем  не  менее  броненосец
продолжал интенсивно вести огонь.  За  "Асахи"  чуть  выступал  "Фуджи".  По
медленной  стрельбе  можно  было  судить  о  наличии  на  нем   значительных
разрушении. На концевом крейсере "Якумо" еще были видны языки пожара. В  это
время четвертый от мателота броненосец "Шикишнма" сильно метнулся влево и на
мгновение стал отчетливо виден. Передний мостик был  ра