рельбы,  ответил
китаец.
   - Поехали вперед, - решил Кондратенко и вместе с Агапеевым и  несколькими
разведчиками поскакал по шоссе.
   За поворотом перед ними открылась широкая панорама моря с четко  видимыми
километрах в пяти от берега японскими кораблями. Ни на море, ни у берега  не
было ни одной лодки.
   - Где же десант? - в один голос воскликнули все.
   - Его нет и не было! - убежденно ответил Бутусов. - Китайцы давно об этом
бы знали, конечно, находились бы в большом страхе.
   Неожиданно в стороне от дороги раздался резкий свист, и тотчас  затрещали
ружейные выстрелы. Испуганные лошади бросились в сторону.
   - Что за черт! Стреляют, а пуль нет! - удивился генерал.
   - Я сейчас узнаю, в чем дело!  -  И  Агапеев,  перескочив  через  канаву,
поскакал  напрямик  по  сжатому  полю.  Скоро  он  увидел  стрелковую  цепь,
совершавшую перебежку. Сзади нее спокойно ходил поручик и поправлял солдат.
   -  Помни,  ребята,  когда  соседний  взвод  побежит,  усиленно   стреляй,
поддерживай его своим огнем, - пояснил он и громко свистнул.
   Цепь побежала, сопровождаемая частым огнем.
   - Кто вы такой? - подлетел к офицеру Агапеев.
   - Начальник команды разведки Четырнадцатого полка поручик Енджеевский.
   - Это вы с утра здесь стрельбой занимаетесь?
   - Так точно! Сейчас буду кончать занятия, - взглянул Стах на часы.
   - Разве вы не знаете, что японцы бомбардируют Артур?
   - Они мне не мешают, господин полковник. Если бы  они  вздумали  высадить
десант, то у меня для  наблюдения  высланы  разведчики.  Пока  на  море  все
спокойно.
   - Что бы  вы  могли  сделать,  имея  только  учебные  патроны,  в  случае
появления десанта?
   - У меня есть целая двуколка боевых. При появлении  японцев  рассыпал  бы
команду в цепь и открыл по ним огонь. Одновременно послал конного  ординарца
с докладом о действиях японцев в штаб крепости. Думаю, что продержался бы до
подхода подкреплений из Артура, - спокойно отвечал поручик.
   -  Заварили  вы  кашу!  В  штабе  Седьмой  дивизии  решили,  что   японцы
высаживаются в этом районе и двинули сюда всю Седьмую дивизию.
   - Об этом мне ничего не известно! Я провожу занятия, согласно расписанию,
утвержденному командиром полка, - оправдывался Енджеевский.
   - Прекратите огонь и отправляйтесь к генералу Кондратенко. Он ждет вас на
шоссе, - распорядился Агапеев.
   Узнав о причине переполоха, Кондратенко громко расхохотался.
   - Вот что значит, у страха глаза велики!  Вместо  этого  чтобы  направить
сюда хорошую разведку, двинули всю дивизию. На будущее время  такие  занятия
необходимо все же согласовывать со штабом крепости, - решил генерал.
   - Вы не видели разведчиков Двадцать пятого полка? - спросил у подошедшего
поручика Рейс.
   - Так точно, видел! Они отправились  по  берегу  моря  и  не  хотели  мне
верить, что японцами здесь и не  пахнет.  С  ними  были  и  артиллеристы,  -
пояснил Стах.
   Тем временем японские корабли, усиленно задымив,  прекратили  стрельбу  и
начали отходить в море.
   Когда Стессель узнал о причине переполоха,  то  пришел  в  неистовство  и
приказал посадить Биджеевского на десять суток на гауптвахту.
   - Да за что же, Анатолий Михайлович, вы хотите наказать  этого  чрезмерно
старательного юношу? Он только выполнял приказ  своего  командира  полка,  -
заступился за Енджеевского Кондратенко.
   - За глупость!
   - Последняя по уставу не наказуема, - усмехнулся Кондратенко.
   Но Стессель был неумолим, и в тот же день Водяга водворил Стаха на губу.
   Вечером, после бомбардировки,  Макаров  созвал  экстренное  совещание  на
"Петропавловске" с участием всего генералитета крепости.
   К семи часам в приемной адмирала собрались уже все адмиралы  и  командиры
судов, а также Стессель, Никитин, Кондратенко и Белый со своими адъютантами,
- всего человек около тридцати.
   Макаров, поглаживая бороду, открыл совещание  коротким  анализом  событий
минувшего дня.
   - Вчера у коменданта крепости я указал, что Ляотешань  наиболее  уязвимое
место  в  обороне  Артура.  Не  прошло  и  суток,  как  все   мои   опасения
подтвердились. Сегодняшняя бомбардировка наглядно показала,  где  именно  мы
наименее защищены, вернее - совершенно не защищены, - продолжал  Макаров.  -
Самое верное средство раз и  навсегда  отучить  японцев  от  стрельбы  через
Ляотешань - это установить на нем орудия. Но этого скоро не сделаешь. Нужен,
по крайней мере, месяц для постройки  батарей.  Поэтому  я  решил  пока  что
устроить  там  лишь  наблюдательный  артиллерийский  пост  и  соединить  его
телефоном с эскадрой.
   - Этот вопрос нужно еще обсудить у меня в штабе.
   - Пока  мы  его  будем  обсуждать,  японцы  могут  повторить  сегодняшнюю
бомбардировку. Действовать надо немедленно,  -  пытался  урезонить  Стесселя
Макаров.
   - Если флот будет и впредь прятаться в гавани, то  японцы  смогут  каждый
день упражняться в такой стрельбе.
   - Эскадра, ослабленная еще двадцать шестого января, пока не  в  состоянии
принять бой с японцами в открытом море, стоя же на якоре в порту, она сможет
отвечать тем же перекидным огнем через Ляотешань.
   - Как твое мнение, Василий Федорович? - спросил Стессель у Белого.
   - Предложение адмирала Макарова можно только  приветствовать,  -  ответил
генерал.
   - По-моему, не следует этого делать, - вмешался  Никитин.  -  Если  нужен
наблюдательный пункт на Ляотешане, то пусть его обслуживают наши  крепостные
артиллеристы.
   -  Крепостные  артиллеристы  незнакомы  с  нашими  орудиями  и  правилами
стрельбы, - возразил Молас.
   - Нехитрая штука и научиться, - бросил Никитин.
   - Быть может, мы пошлем туда представителя и от флота,  и  от  крепостной
артиллерии? - вставил Кондратенко.
   - Я считаю, что довольно будет и одних моряков, - ответил Белый. -  Пусть
они наблюдают и отвечают за результаты стрельбы.
   - Присоединяюсь к мнению генерала Белого, - сказал Стессель.
   - Итак, морякам разрешается иметь свой наблюдательный  пункт  на  вершине
Ляотешаня, - иронически резюмировал прения  Макаров.  -  Перейдем  теперь  к
вопросу о сооружении батарей.
   - Тут надо договориться с крепостным инженером и  нашими  артиллеристами.
Первый даст саперов для проведения дороги, а вторые  помогут  технически,  -
уже миролюбиво проговорил Стессель.
   - Поручим полковнику Агапееву согласовать все связанное с этим  вопросом,
- решил Макаров.
   - Мы от себя выделим или капитана Гобято,  ила  прапорщика  Звонарева,  -
предложил Белый, - они и проведут эту работу.
   - Что может в артиллерии понимать прапорщик? - удивился Никитин.
   - Он весьма успешно вел  переделку  лафетов  на  Электрическом  Утесе,  -
ответил Белый. - Сейчас я ему поручил ту же работу и на других батареях.  На
Ляотешане он вполне справится.
   Когда перешли к  обсуждению  вопросов  связи  берега  с  флотом,  Макаров
предложил выделить матросов-сигнальщиков на все батареи. Стессель решительно
запротестовал.
   - Нам такой связи не надо.  Сами  разберем,  что  делается  у  нас  перед
глазами, и будем сообразно действовать.
   Макаров предложил Агапееву договориться об  этом  со  штабом  крепости  и
крепостной артиллерии.
   Под конец заседания Макаров сообщил, что наутро он  намеревается  вывести
всю эскадру в морей попробовать поискать отдельные небольшие отряды японцев.
   - Нынешняя война прежде всего война за обладание морем. В настоящее время
мы значительно слабее японцев, и,  чтобы  выровнять  наши  силы,  необходимо
нападать на их отдельные корабли или маленькие отряды. В заключение не  могу
не выразить горячей надежды, что наши  отношения  с  крепостью  наладятся  в
ближайшее время, - закончил адмирал свою речь.
   После заседания Макаров пригласил всех ужинать  на  корабль.  Стессель  и
Никитин демонстративно отказались и уехали, а Белый  и  Кондратенко  приняли
приглашение.
   В дружеской беседе они очень быстро договорились по всем пунктам и решили
на будущее время действовать сообща, минуя по возможности штаб крепости.
   - С момента своего визита к Стесселю я чувствую себя крайне  расстроенным
враждебным отношением ко мне крепостного начальства, -  говорил  Макаров.  -
Поскольку мы заняли Артур только для того, чтобы иметь  стоянку  для  флота,
вполне естественно, что и крепость создана для его защиты. Тем приятнее  мне
было так легко и просто договориться с вами, господа.
   - Я вполне разделяю вашу точку зрения, Степан Осипович, - ответил  Белый,
- и прошу завтра же прислать матросов-сигнальщиков хотя бы на наши важнейшие
батареи - Золотую гору и Электрический Утес.
   - В свою очередь, я прошу вас также помочь мне на Ляотешане,  -  попросил
Макаров.
   - Я повидаю начальника инженеров крепости полковника Григоренко, - сказал
Кондратенко, - и в ближайшие же дни вместе  с  ним  и  Василием  Федоровичем
выберу там места для установки батарей; наметим попутно и направление  новых
дорог.
   - Я надеюсь, господа, что вы позволите  мне  отныне  считать  вас  своими
союзниками в деле обороны ПортАртура, - закончил адмирал.
   Макаров  проводил  генералов  до  самого  трапа  и  приказал  Дукельскому
сопровождать их до пристани. Когда шлюпка отошла, Макаров стал прохаживаться
по палубе. Он понял, что сегодня он нашел себе точку опоры в Артуре.
   Утром Звонарев был вызван  в  Управление  артиллерии.  Вместе  с  ним  на
линейку села и Шурка Назаренко, отправлявшаяся на курсы сестер. День выдался
ясный, солнечный, слегка ветреный. Море расстилалось перед глазами до самого
горизонта. Ни одного корабля, ни одного дымка не было видно.
   - Хорошо сегодня, - заметил Звонарев.
   - Должно, японцы в обед явятся. Они всегда, как только ясно,  обязательно
приходят к Артуру.
   - Вы уже привыкли к обстрелу, Шура?
   - Привыкла, только когда близко снаряды рвутся, то страшно бывает.  Тогда
я в погреб ховаюсь, и там мне совсем не страшно.
   - Будете сестрой, придется вам и  на  позициях  бывать,  -  там  страшнее
будет, чем у нас.
   - Папаня намедни сказывал, что по Утесу бьют самые что ни на есть большие
пушки у японцев. Хотят они его вконец разбить, чтобы он им на море не мешал.
Хоть бы эта война поскорей кончилась да опять помирному жить!
   - Замуж торопитесь?
   - Об этом я и не думаю. Учиться хочу.
   - Зато Пахомов, верно,  ждет  не  дождется,  когда  вам  шестнадцать  лет
исполнится.
   - Пусть ждет, все равно я за него не пойду, - угрюмо проговорила девушка.
- Противен он мне.
   Разговаривая, они  незаметно  доехали  до  Управления  артиллерии.  Шурка
Назаренко пошла к Варе, а Звонарев к  генералу.  Белый  встретил  его  очень
радушно.
   - Я хочу поручить вам одно важное  дело-установку  орудий  на  Ляотешане.
Работа спешная и в  двухнедельный  срок  должна  быть  окончена,  -  сообщил
генерал.
   - Боюсь, что я не справлюсь с этой работой. Я ведь еще очень мало понимаю
в артиллерийском деле.
   - Зайдите сейчас к Гобято, я ему уже говорил об этом.
   Звонарев откланялся и пошел в мастерские. Он не застал Гобято  там,  зато
встретил в механическом цехе очень утомленного Братовского.
   - Сильно устаете? - спросил его Звонарев.
   - Не столько от работы, сколько от стояния под ранцем да от  внеочередных
нарядов. Нельзя ли мне к вам, ваше  благородие,  на  Электрический  Утес?  -
попросил Братовский.
   - Сегодня же об этом переговорю с капитаном.  Только  вам  делать  у  нас
сейчас нечего. Работы по переделке закончились, сам я назначен на  установку
орудий на Ляотешане, на Электрическом, верно, не буду вовсе бывать.
   Звонарев вернулся в Управление, где наконец застал Гобято.
   - С Ляотешанем ерунда какая-то получается. Мы отдаем морякам свои  пушки,
они их с помощью пехоты устанавливают, а обслуживать батареи будем мы, а  не
моряки. Пока все это не разъяснится, к этой работе приступать нечего. Вас же
попрошу сейчас побывать на Двадцать второй батарее у Вамензона.  Посмотрите,
в каком состоянии у них орудия и лафеты, можно ли  им  увеличить  заряд  для
получения большей дальности. Что же касается углов  возвышения,  так  они  и
сейчас стреляют при предельном возвышении. Лошадь вам сейчас подадут, я  уже
об этом распорядился.
   Двадцать  вторая  батарея  шестидюймовых  береговых   пушек   Канэ   была
расположена на самом левом фланге берегового фронта, на стыке  с  сухопутной
линией обороны. Благодаря этому она была  приспособлена  почти  к  круговому
обстрелу и в сторону моря и в сторону суши. Дорога туда шла в объезд Золотой
горы с севера, где ее отроги значительно понижались. По  пути  они  миновали
так называемые дачные места, куда переезжали в летнее время  семьи  офицеров
порт-артурского гарнизона.  Здесь  берег  спускался  к  морю  более  полого,
растительность  была  сравнительно  богаче  и,  наконец,  имелось  несколько
небольших пляжиков для купанья. Сейчас все дачи были  заколочены,  заборы  у
палисадников поломаны, и  только  собаки  уныло  бродили  между  строениями.
Дальше до батареи шло шоссе, по которому пришлось ехать около часа.
   В складках прибрежных сопок расположились казармы для артиллеристов.  Тут
же вблизи в небольшой делянке находился офицерский  флигель,  к  которому  и
подъехал Звонарев.
   Командир батареи капитан  Вамензон  был  предупрежден  Гобято  о  приезде
прапорщика и встретил его, как жданного гостя,
   - Милости прошу! Очень рад вас  видеть.  Я  столько  наслышался  о  ваших
успехах по переделке  орудий,  что  давно  хотел  познакомиться  с  вами,  -
рассыпался он, крепко пожимая руку Звонареву. -  Быть  может,  перекусите  с
дороги? Я только что сел за стол, - пригласил Вамензон.
   - Не откажусь, так как  сегодня  еще  ничего  не  ел  с  самого  утра,  -
согласился Звонарев.
   Капитан ввел его в маленькую столовую, в углу которой  виднелась  большая
икона с горящей перед ней лампадкой. В комнате уже был накрыт  стол  на  две
персоны, стояли миски с борщом и кашей.
   - Прошу садиться, - подставил стул капитан. - Питаюсь  я  из  солдатского
котла. "Щи да каша-пища наша", как говорит наша  русская  пословица.  Это  и
дешевле и лучше в отношении контроля за солдатской едой. Артельщики все воры
и жулики, за ними всегда нужен глаз да глаз.  У  меня  на  этот  счет  очень
строго; как начнет плохо кормить,  проворуется,  -  долой!  Кашевару,  кроме
того, задницу полирую время от времени, - распространялся капитан. - Золотой
народ наши солдатики: неприхотливы,  терпеливы,  богобоязненны,  царябатюшку
любят до самозабвения. Конечно, есть отдельные прохвосты, но с ни  ми  я  не
церемонюсь. Кулак и розга прекрасно исправляют самых строптивых.  Выпьем  же
за наш великий русский народ, - налил капитан две большие рюмки водки.
   Звонарев с ним чокнулся.
   Щи были жирные, наваристые, с крошеным мясом. Каша, поджаренная с  салом,
так и таяла во рту. Хлеб был хотя и черный, но хорошо выпеченный.
   - У вас прекрасно кормят в роте, - похвалил Звонарев. - На  Электрическом
Утесе, к сожалению, гораздо хуже.
   - Воруют сильно, потому и пища у вас плохая У  Жуковского  жену  и  детей
из-под носа украдут, он и то не заметит: витает где-то  в  облаках.  Все  со
своей культурностью носится: "Я против порки и мордобоя, я  за  развитого  и
образованного солдата... - а на деле у вас, простите, - кабак, -  критиковал
Вамензон. - Из вашей роты по  всей  артиллерии  либеральная  зараза  ползет.
Солдаты-то у вас чуть ли не газеты читают. Это  же  полный  разврат!  Начнет
солдат газеты читать, начнет думать, - мало ли до чего  он  додумается!  Нет
уж, я предпочитаю иметь у себя неграмотных. Да и  на  что  это  солдату?  Он
должен только выполнять приказания начальства, думать ему  совершенно  не  о
чем и незачем; за него обо всем начальство подумает. Право,  я  считаю,  что
хорошо было бы иметь солдат совсем даже  без  головы.  В  сущности,  она  им
совершенно не нужна, разве только для украшения!
   - А как же фейерверкеры, наводчики, писаря?
   - Этим, пожалуй, можно было бы оставить  головы  вроде  органчика,  чтобы
заводить их, когда нужно.
   - Я не разделяю вашей точки зрения, господин капитан. Современная военная
техника, насколько я с  ней  познакомился,  требует  известного  культурного
уровня.
   - К сожалению, вы  во  многом  правы.  В  этом  все  наше  несчастье.  Но
образованный солдат всегда в то же  время  будет  и  развращенным.  Избежать
этого очень трудно, если не невозможно. Всегда  найдутся  подлые  агитаторы,
которые сумеют  быстро  развратить  любого  солдата.  С  этими  подлецами  я
расправлялся бы беспощадно, - всех вешал бы,  как  бешеных  собак,  особенно
проклятых жидов. Ненавижу это иудино племя!
   - Вы преувеличиваете значение евреев как агитаторов. Русские в  такой  же
мере причастны к пропаганде, как и евреи, - сказал Звонарев.
   - Это все  жндовствующие  русские,  нигилисты,  анархисты,  социалисты  и
прочая сволочь. Вырезать бы всех до единого. Очистить нашу Россию от них раз
и навсегда! - кричал Вамензон, возбужденный и красный, азартно размахивая  в
воздухе столовым ножом и, видимо, воображая себя участником погрома.
   - Едва ли мы с вами, господин капитан, убедим друг друга.  Разрешите  вас
поблагодарить за хлеб-соль, - поднялся Звонарев, - я двинусь на батарею  для
осмотра пушек.
   - Жаль, жаль, что вы не разделяете  моих  взглядов.  Впрочем,  вы  у  нас
человек временный и случайный. У настоящих офицеров русской армии  ненависть
к евреям должна быть в крови. С детства нужно будущих офицеров воспитывать в
этом духе, - продолжал Вамензон. - Я пройду вместе с вами на батарею.
   Проходя по дороге мимо казармы, Звонарев увидел человек тридцать  солдат,
стоящих под винтовками. На лицах многих были синяки, ссадины и кровоподтеки.
Капитан подошел к ним и стал внимательно оглядывать каждого из них.
   - Голову выше! - крикнул он на низкорослого, но необычайно  широкоплечего
солдата, с мрачной злостью смотрящего на него. Солдат чуть-чуть поднял вверх
подбородок.
   - Выше, чертов сын! - И Вамензон с силой ударил его по  подбородку  снизу
вверх, так что у того стукнули зубы. - Я тебя  научу,  как  у  меня  в  роте
служить, всю дурь твою из тебя выбью.
   Звонарен вздрогнул, увидев,  с  какой  ненавистью  посмотрел  избитый  на
своего командира.
   - Он вас убьет когда-нибудь, - заметил прапорщик, когда они пошли дальше.
   - Кто? Блохин? Я прикажу его выпороть завтра, как Сидорову козу, шелковый
станет. Хамье это я знаю: чем их больше бьешь, тем они тебя больше любят.
   - Боюсь, что вы ошибаетесь.
   - На то вы и, простите за выражение, шпак, чтобы бояться этой скотины.  Я
в бараний рог согну любого солдата, он же мне потом будет руки  целовать,  -
презрительно проговорил капитан.
   На батарее в  стену  бетонного  траверса  между  средними  орудиями  была
вделана большая икона. Перед ней горела неугасимая лампада. Подойдя к иконе,
Вамензон набожно снял фуражку и широко перекрестился.
   - Это наши небесные  покровительницы,  святые  Вера,  Надежда,  Любовь  и
матерь их София, - пояснил капитан. - В честь Веры Алексеевны Стессель.  Она
нам и лампадку к ней поднесла фунтов в пять чистого серебра.  Не  хотите  ли
полюбоваться?
   Звонарев осмотрел массивную лампаду, на которой было вырезано  славянской
вязью "Дар батарее N 22 от ее превосходительства В. А. Стессель. 17 сентября
1903 г.".
   -  Значит,  ваша  батарея  имеет  не  только  небесных,   но   и   земных
покровительниц, к тому же весьма влиятельных?
   - Я сообщаю Вере Алексеевне обо всем происходящем на батарее. У нас  было
двое раненых двадцать седьмого января, и оба получили от нее именные  кресты
и подарки. Кроме  того,  с  начала  войны  она  прислала  всем  солдатам  по
нательному кресту и свое благословение, - рассказывал Вамензон.
   "Интересно знать, что получил ты сам?" - подумал Звонарев.
   - Солдаты очень чтут своих небесных патронесс? - вслух спросил он.
   - Каждый вечер человек двадцать можно видеть около иконы;  пришлось  даже
сделать деревянный настил, чтобы молящиеся не