ю. Им также сохранено право  на
ношение оружия,  на  денщиков  и  определенное  количество  вещей.  Государь
император разрешил господам офицерам по своему усмотрению идти либо в  плен,
либо возвращаться на родину. Нам следует теперь побеседовать на эту тему.  Я
лично, конечно, возвращаюсь в  Россию  вместе  со  своим  начальником  штаба
полковником Рейсом для  непосредственного  доклада  его  величеству  о  всех
обстоятельствах  артурской  обороны.  Кто  желает  высказаться,   прошу   не
стесняться, - закончил Стессель.
   - Позвольте мне, - с кавказским акцентом проговорил полковник  Тахателов,
приглаживая рукой свою  пышную  полуседую  шевелюру.  -  Мы  все,  как  один
человек, должны разделить участь наших солдат и вместе с ними идти  в  плен.
Как мы будем потом смотреть им в глаза,  если  в  настоящую  трудную  минуту
бросим их на произвол судьбы? Я иду в плен и  считаю,  что  все  здоровые  и
легкораненые офицеры должны сделать то же самое.
   Затем шумно поднялся со своего места Вамензон. Он успел привести  себя  в
порядок после вынужденного купанья.
   - В течение всей осады мы делили с нижними чинами все невзгоды и лишения.
А как они нам отплатили за это? Оскорблениями, угрозами и даже  нападениями,
чему мы были свидетелями вчера и сегодня в городе.  Что  может  быть  общего
между мною и этими, извините за выражение, скотами,  которые  понимают  лишь
матерную брань и зуботычины? Нет, господа, я считаю: ничто нас не  связывает
с этой бандой неблагодарных животных, и, конечно, отправляюсь в Россию.
   - Правильно! Нечего связывать свою судьбу  с  этим  хамьем,  -  раздались
голоса.
   - Таким офицерам, как вы, капитан, не место в армии, - вскочил  полковник
Мехмандаров. - Вы позорите нашу среду!
   - Прошу, ваше превосходительство, оградить меня от  оскорблений,  -  весь
красный от злобы, обратился Вамензон к Стесселю.
   - Побольше спокойствия, господа! Полковник Мехмандаров,  призываю  вас  к
порядку.
   Начались горячие споры, мнения офицеров разделились.  Часть  поддерживала
Вамензона, остальные - Мехмандарова.
   - Каково твое мнение, Василий Федорович? - спросил Стессель,  обернувшись
к Белому.
   - Я перестал бы уважать себя, если  бы  вернулся  до  окончания  войны  в
Россию, - коротко бросил генерал.
   Сидящие поблизости офицеры зааплодировали.  Стессель  сердито  фыркнул  и
отвернулся.
   Было довольно поздно, когда собрание закрылось,  не  придя  ни  к  какому
определенному решению. Раздраженный Белый вместе с Звонаревым уехали домой.
   - Анатоль, я велела  перевезти  к  нам  все  ценные  вещи  из  артурского
казначейства, - сообщила мужу Вера Алексеевна. - У нас они будут целее.
   - И прекрасно сделала, - одобрил  Стессель.  -  Там  ведь  их  что-то  на
восемьсот тысяч рублей.
   - Я думаю, что мы можем их вывезти из Артура  вместе  со  своими  вещами.
Японцы не  посмеют  осматривать  твой  багаж.  Только  смотри,  Ачатоль,  не
проболтайся кому-нибудь об этом, - предупредила генеральша.
   - Буду нем, как могила, - понимающе кивнул головой генерал-адъютант.
   - Папочка, мы с Сережей хотим пожениться, - вошла в кабинет отца Варя.
   - Нашла время глупостями заниматься, - сердито буркнул генерал. - Ты  еще
слишком молода, подождешь, пока выйдет замуж Катя, а  Звонарев  вернется  из
плена.
   - Но, папочка... - начала было Варя.
   - Никаких но. Сказано нельзя, значит, нельзя! - повысил голос Белый.
   Разобиженная девушка поспешила выйти и направилась  к  жениху  поделиться
своим горем.
   - Василий Федорович, конечно, прав, придется  подождать,  когда  кончится
война, - вздохнул прапорщик.
   - Значит, ты меня совсем не любишь? - вспыхнула
   Варя и хотела уйти.
   Звонареву пришлось долго успокаивать ее.
   В этот вечер Варя рано отправилась в свою комнату  и  тотчас  улеглась  в
постель,  но  заснуть  не  могла.  Она  была  сильно  озабочена.  Предстояла
продолжительная разлука с  любимым  человеком.  Она  долго  обдумывала,  как
добиться согласия родителей на немедленную  свадьбу,  пока  наконец,  приняв
решение, не соскочила на пол и вышла в коридор.  С  минуту  она  постояла  у
двери родительской спальни. Убедившись, что отец с матерью спят, девушка,  с
минуту поколебавшись, с  сильно  бьющимся  сердцем  на  цыпочках  подошла  к
комнате Звонарева и бесшумно проскользнула в нее...
   Утром она тормошила заспавшегося Звонарева:
   - Вставай, вставай. Папа тебя уже ждет в кабинете.
   - А? Что? - протирал  глаза  Звонарев.  -  Зачем  я  понадобился  Василию
Федоровичу?
   - Как зачем? Я рассказала маме, что, ты теперь совсем мой... - И  девушка
несколько раз поцеловала его...
   Через несколько минут прапорщик уже сидел перед Белым.
   - Я хотел поговорить с вами... Мы с Варей хотели... Разрешите нам с Варей
пожениться, - наконец выдавил он из себя.
   Генерал с напускной суровостью посмотрел на него и проговорил:
   - Рано ей еще замуж; но коль скоро у вас  зашло  так  далеко,  то  делать
нечего. Фоминична! - окликнул он жену, поднимаясь с места.
   Варя, которая подслушала у дверей, прошмыгнула в комнату и встала рядом с
Звонаревым. Белый с женой по очереди благословили иконой молодую чету.
   - Ну, теперь надо двигаться в Управление, - промолвил генерал.
   - Он, папа, еще  чай  не  пил,  -  потащила  Варя  за  рукав  в  столовую
Звонарева. - Я уже все обдумала, - затараторила она, наливая жениху  чай.  -
Тахателов будет посаженым отцом, Мария Петровна - посаженой матерью.  Оля  и
Леля - подружки, а Стах и Сойманов - шафера, Вася же понесет впереди икону.
   - А почему ты не упоминаешь об Андрюше? - удивился Звонарев.
   - Он, бедняжка, убит еще позавчера, - вздохнула Варя. - Я  позабыла  тебе
об этом сказать.
   - Значит, Надя опять овдовела, - грустно проговорил прапорщик.
   - Ты уже кончил пить чай? - по-родственному обратился Белый к Звонареву.
   - Сию минуту. - И прапорщик спешно допил свой стакан.
   - Дай безымянный палец, надо  снять  мерку  для  обручального  кольца,  -
подбежала уже в переднем Варя к Звонареву. - Я сейчас закажу их и договорюсь
с батюшкой о свадьбе.
   В   Управлении   артиллерии   собрались   все    офицерыартиллеристы    и
прикомандированные  моряки.  Белый,  поблагодарив  их  за  службу,  разрешил
морякам вернуться в распоряжение флотского начальства и дал  указание  своим
офицерам о порядке передачи орудий японцам. После этого Звонарев с Гудимой и
Андреевым отправились на Утес.
   Едва они появились на батарее, как их окружила возбужденная толпа солдат.
Звонарев еще никогда не видел на лицах своих артиллеристов столько недоверия
и злобы, как сейчас.
   - В чем дело? - удивился он.
   - Дозвольте, вашбродь, без утайки спросить вас, неужто мы пойдем в  плен,
а господа офицеры  поедут  прохлаждаться  домой  в  Россию?  -  обратился  к
прапорщику Родионов.
   - Желающим офицерам разрешено вернуться на родину.
   Солдаты возмущенно зашумели. Звонареву показалось, что они сейчас кинутся
на своих офицеров.
   - Не шуми, ребята, - остановил солдат Родионов. - Вы-то, вашбродь, с нами
останетесь? - обернулся он к прапорщику.
   - Конечно, с вами. Вместе воевали, вместе и в плен пойдем.
   - Я же вам говорил, что Сергей Владимирович завсегда с нами,  как  и  наш
Ведмедь, - торжествующе сказал Блохин.
   - А штабс-капитан Гудима и капитан Андреев? - спросил Родионов.
   - Они тоже идут в плен.
   - Ура! Качай, братцы, наших офицерей! - подхватили солдаты на руки  своих
командиров.
   Добрых четверть  часа  подлетал  Звонарев  в  воздух,  пока  наконец  его
отпустили.
   Вскоре на Утесе появился японский офицер с двумя  солдатами.  Приседая  и
вежливо шипя, он просил передать ему все личное оружие.
   - Мы артиллеристы, у  нас  давно  все  отобрали  стрелки,  -  невозмутимо
ответил Андреев. - Остались две учебные винтовки да поломанные наганы.
   Разочарованные японцы поспешили уйти.
   - Куда же, вы девали винтовки? - удивился Звонарев.
   - Дерево пожгли, а дуло поломали и побросали в море, - весело  осклабился
Блохин. - У меня, вашбродь, имеется к вам просьба, - сразу посерьезнел он.
   - Говори, в чем дело.
   - Дозвольте мне вступить в закон с Ликсандрой Назаренко.
   Прапорщик открыл рот от удивления.
   - Так ведь ребенок...
   - Мой, вашбродь, - строго проговорил Блохин.
   Звонарев понял, что Блохин решил помочь Шуре, все приняв на себя.
   - Хорошо! Я доложу капитану. Только надо  торопиться.  Завтра  или  самое
позднее послезавтра мы уйдем из Артура, - предупредил он.
   Вечером того же дня состоялась скромная  свадьба  Вари.  Кроме  двух-трех
знакомых и близких друзей, никого не было. Варя была в простеньком беленьком
платье, Звонарев в сюртуке, за неимением мундира. В церкви присутствовали  и
представители утесовцев.
   Вслед за Звонаревым венчался Блохин с Шурой.
   - Я и не знала, что ты такой хороший человек, - крепко  расцеловала  Варя
солдата. - Не беспокойся, мы с Сережей не оставим вас, поможем, если  нужно,
Шуре.
   - Филипп Иванович  первеющий  человек  в  мире,  -  убежденно  проговорил
Родионов.
   С утра 23 декабря русские войска  со  всех  сторон  двинулись  к  большой
площади под фортом номер пять, за Новым городом. Стояла прекрасная солнечная
погода. Чуть тянул с моря теплый влажный ветер.  Японцы  уже  заняли  Старый
город, и по улицам маршировали их патрули, наблюдая  за  порядком.  Рота  за
ротой, батальон за батальоном, полк за полком непрерывным  потоком  медленно
текли русские части по разбитым артурским мостовым. Среди  них  были  тысячи
раненых, выписанных и просто убежавших из госпиталей. Тяготы и лишения осады
сблизили всех, и расставаться друг с другом не хотелось. Некоторые из солдат
были так слабы, что товарищи вели их под руки. Офицеров почти не было видно,
а у тех, которые шли в  строю,  был  изможденный,  болезненный  вид;  многие
сильно хромали и опирались на палки.
   Но вот на солнце блеснула  медь  оркестра,  и  раздались  бодрящие  звуки
военной музыки. Это шел Восточносибирский стрелковый полк. Несмотря  на  то,
что в полку было очень много раненых, все же солдаты  твердо  держали  ногу,
сохраняя равнение в рядах, и двигались бодрым широким шагом. Впереди  полка,
по-старчески  семеня  ногами,  шел  Надеин,  а  за   ним,   прихрамывая,   с
перевязанной головой и рукой, следовал Стах Енджеевский. По тротуару ковылял
неизменный Капитоныч.
   Как только оркестр  смолк,  Енджеевский  подал  знак  рукой,  и  тысячный
солдатский хор грянул:
   Как ныне сбирается вещий Олег
   Отметить неразумным хазарам,
   Их села и нивы за буйный набег
   Обрек он мечам и поларам.
   Японцы сразу встревожились, с их лиц исчезли улыбки, они  забегали,  и  к
месту сдачи тотчас же подошла из ближайшей казармы рота пехоты.
   - Какая часть? - подлетел японский офицер к полку.
   - Двадцать пятый Восточносибирский генерала Кондратенко полк, - отчеканил
Стах. - Надеюсь, вам имя этого генерала известно?
   Японец заулыбался и, смешно приседая, зашипел.
   Двадцать пятый полк отвели несколько в сторону и окружили плотным кольцом
часовых.
   - Посадили под арест сразу весь полк, - шутили солдаты.
   За  стрелками  шли  артиллеристы.  Утесовцев  вел   Звонарев.   Совершить
шестидесятиверстный переход пешком до Дальнего он, конечно, был не в  силах,
но все же решил проводить своих солдат до границ Артура, а затем его  сменил
Гудима. Шествие замыкали  моряки  в  черных  бушлатах,  в  лихо  заломленных
набекрень бескозырках. Но лица матросов и офицеров были хмуры и суровы.  Они
не спускали глаз  со  своих  затопленных  на  мелководье  внутреннего  рейда
кораблей, на которых уже, как муравьи, копошились  японцы.  Едва  вступив  в
Артур, они сразу же кинулись в порт и приступили к осмотру судов, ликвидации
пожаров, где они были, водолазы приступили к работам по подъему  захваченных
кораблей.
   - Эх, отдали мы японцам наши кораблики! Взорвать даже их как  следует  не
сумели!
   - Говорят, генерал Стесселев нарочито до  самого  конца  нашим  адмиралам
ничего не сообщал, чтобы, значит, корабли мы не испортили заранее.
   - Дали бы нам, матросикам, волю, зубами  бы  на  части  суда  порвали,  а
японцам не дали! - ворчали моряки.
   К Звонареву, стоявшему с утесовцами несколько поодаль, подошел,  опираясь
на палку, Сойманов.
   - Рад тебя видеть на ногах, - приветствовал он прапорщика, -  а  равно  и
поздравить с законным браком, - кивнул лейтенант на  обручальное  кольцо  на
руке Звонарева.
   - Спасибо. Быть может, и ты заглянешь к  нам  с  Варей  в  Артиллерийский
городок. Тесть мой что-то заболел, и я еще на  несколько  дней  задержусь  в
Артуре.
   - Кораблики-то наши скоро воскреснут  под  японским  флагом,  к  великому
нашему стыду и позору, - грустно кивнул лейтенант на гавань.
   - Сейчас мне сказали, что  Григорович  сдал  японцам  большое  количество
продовольствия, а как оно нам было нужно последнее  время!  Это  он,  верно,
сохранял  к  рождественским  праздникам.  Ведь  завтра  уже  сочельник.  Мы,
артиллеристы, тоже не успели уничтожить всего. Одних  снарядов  сдаем  свыше
двухсот тысяч, - правда, годных к  стрельбе  из  них  всего  около  двадцати
тысяч, да и то мелких калибров.
   - Но остальные-то японцы быстро  исправят  и  могут  использовать  против
Маньчжурской армии.
   - Да, наше начальство, как морское, так и  сухопутное,  оказалось  не  на
высоте, - примирительно произнес Звонарев.
   - По-моему, просто преступным. И прежде всего Стессель и наши адмиралы, -
пылко произнес Сойманов.
   Невдалеке стояла  небольшая  палатка,  на  которой  красовалась  надпись:
"Место клятвы".  Здесь  давали  подписку  о  дальнейшем  неучастии  в  войне
офицеры, возвращавшиеся в Россию.
   Когда появился Надеин, японский офицер пригласил его зайти  в  палатку  и
протянул ему бланк для подписи. Разобрав, в чем дело, старик возмутился.
   - Я пятьдешят лет шлужу в армии и никому никогда не давал таких  пожорных
обещаний. Я не Штешшель. - И рассерженный генерал вышел из палатки.
   Несмотря на солнце, ему было холодно, и он подсел к  одному  из  костров,
разведенных стрелками.
   - Надо погреть штарые кошти, - улыбнулся он беззубым ртом.  -  Капитоныч,
ты бы хоть водочки разжилшя!
   Кавалер тотчас исчез.
   К месту сдачи гарнизона никто из генералов, кроме Надеина, не прибыл.
   У Стесселя в это время собирались гости  на  торжественный  банкет.  Вера
Алексеевна в парадном  шелковом  платье,  затянутая  в  корсет,  со  сложной
прической, последний раз зорким хозяйским взглядом окидывала накрытый стол.
   В  гостиной  сам  генерал-адъютант  вместе  с   "истинными   друзьями   и
помощниками" - Фоком, Никитиным, Рейсом и Водятый -  занимал  гостей.  Ждали
"самого победителя Артура" - генерала Ноги и начальника его  штаба  генерала
Идзити, но они что-то запаздывали. Стессель нетерпеливо посматривал на часы.
Опоздание уже принимало  явно  оскорбительный  характер.  Но  вот  подкатила
парная коляска, и из нее легко  выскочили  два  военных  в  японской  форме.
Генерал-адъютант и его супруга  ринулись  в  переднюю  встречать  гостя.  Но
вместо Ноги они неожиданно увидели  перед  собой  расплывшуюся  в  радостной
улыбке физиономию генерала Танаки.
   - Ваше  превосходительство,  генералы  барон  Ноги  и  Идзити  просят  их
извинить, по оба они не совсем здоровы и поэтому  не  могут  воспользоваться
вашим любезным приглашением, а поручили мне представительствовать их  особы,
- расшаркался Танака.
   Супругам Стессель ничего не оставалось, как  выразить  свое  сожаление  и
пригласить гостей к столу. Чтобы заполнить свободные места за  столом,  были
приглашены два-три случайно попавшихся на улице японских  офицера.  Один  из
них оказался артурским часовщиком Ито, а другой - бывшим куафером наместника
Жаном, превратившимся в капитан-лейтенанта Кабаяси. Не прибыли также к обеду
без всяких объяснений Горбатовский,
   Балашов  и  Костенко.  Стессель  впервые  почувствовал,  что  его  звезда
начинает закатываться.
   Чтобы поднять настроение, Никитин изрядно подливал вино в бокалы. Один за
другим следовали тосты за русского и японского императоров, за  обе  воюющие
армии, за Ноги и Стесселя. Начались взаимные комплименты.
   - Я бесконечно счастлив, что мне пришлось еще  раз  встретиться  с  вашим
превосходительством в более удобной обстановке,  чем  в  предыдущий  раз,  -
рассыпался Танака. - Я твердо помню, что  обязан  вашему  превосходительству
жизнью, и буду до гроба хранить в своем сердце самурайскую  благодарность  к
вам.
   Господин Шубин, ставший майором Тодзима, вел деловой  разговор  с  Фоком,
который, как всегда, ничего не пил, кроме воды. Попросив разрешения  встать,
они отправились в кабинет.
   - Имею честь передать  вашему  превосходительству  чек  на  обусловленную
сумму на японский банк. На нем вы увидите подпись самого принца Коноэ, члена
нашей божественной императорской фамилии, - протянул он  листок,  исписанный
иероглифами.
   - Хотя бы небольшой аванс наличными, - попросил генерал.
   - В счет аванса мы засчитали те золотые вещи, которые хранились в  Артуре
после китайского похода и которые сейчас упакованы вместе с вещами  генерала
Стесселя, - бесстрастно ответил японец.
   - В первый раз слышу, - удивленно пробормотал Фок.
   - Наведите справки у Веры Алексеевны, - предложил Тодзима.
   "Обжулили", - возмущенно подумал Фок, но возражать не посмел.
   После обеда гости перешли в соседнюю комнату, и  тут  Стессель  вспомнил,
что сейчас гарнизон покидает Артур.
   - Я хочу проститься с солдатами, - проговорил  он.  -  Быть  может,  ваше
превосходительство  пожелает  посмотреть  на  наших  артурских   героев?   -
обратился он к генералу Танаке.
   - Я на них вдоволь насмотрелся в свое время, - ответил японец,  вспоминая
полученные им при аресте тумаки и подзатыльники.
   - Тебе нельзя туда ехать, Анатоль. Солдаты так  разнуздались,  что  могут
тебя и убить, - вмешалась Вера Алексеевна.
   - Ваш супруг находится уже  под  охраной  императорской  японской  армии,
следовательно, ему  не  грозит  никакая  опасность,  -  высокомерно  ответил
Танака.
   Прощаться с гарнизоном от имени Стесселя отправился полупьяный Никитин.
   Части еще продолжали стоять на прежнем месте, когда он подъехал к  пятому
форту. Приказав им построиться, генерал поздоровался с солдатами  и  пожелал
"веселого плена". Стрелки зашумели.
   - Пьян в стельку,  поэтому  тебе  и  весело,  а  нашего  брата  вчера  за
полбутылки японцы расстреливали на месте! - кричали солдаты.
   - Доберемся мы еще до генерала Стесселя и его дружков!
   Никитин поспешил уехать.
   К солдатам подошел Капитоныч. Старик был сильно  выпивши,  шапка  сбилась
набекрень, и единственная  нога  вместе  с  деревяшкой  выписывала  мыслете.
Заметив унылые лица солдат, Капитоныч заорал:
   - Смирно! Слухать меня, как самого генерала Стесселева!
   Стрелки захохотали.
   - Не журись, ребята! Я в Севастополе воевал  с  англичанами,  французами,
турками, сардинцами и знаю, что супротив русского  солдата  никто  не  может
устоять! Купили японцы Артур у генерала, а  русского  солдата  им  вовек  не
победить!
   Несколько японских солдат из караула тотчас  же  набросились  на  него  и
поволокли, не обращая внимания на уговоры Надеина.
   Белый и Звонарев уезжали, из Артура в сумрачный серый день 29 декабря. До
разъезда на девятнадцатой версте они должны были ехать в экипаже,  а  дальше
по железной дороге через Дальний и  морем  в  Японию.  Проводить  их,  кроме
родных, пришли учительницы Пушкинской школы, Шура и Надя  Акинфиева,  вся  в
черном. Тут же вертелся Вася, окончательно переселившийся к Белым.
   Генерал поцеловал жену и дочерей, пожал остальным руки и  сел  в  экипаж.
Звонарев, простившись со всеми, подошел к Акинфиевой.
   В это время подбежала, опираясь на костыль, Оля Селенина. Лицо  ее  сияло
радостью, и на ходу она размахивала каким-то листком бумаги.
   - Жив, жив! - уже издали кричала она свои