н,  просил  перевести  его  на  Утес,  совсем  его
замордовал Вамензон. Я тут от вашего имени заготовил генералу  рапортишку  с
просьбой о переводе Блохина. Подпишите, доброе  дело  сделаем,  человека  от
истязаний спасем.
   Звонарев подписал бумагу и заторопился с новостями на Утес.
   - Честь имею явиться, ваше благородие,  -  прохрипел  Блохин,  подойдя  к
Звонареву, разговаривавшему с  Борейко  во  дворе  казарм  на  Электрическом
Утесе.
   - Здорово, Блоха! - приветствовал его Борейко и хлопнул по плечу.
   - Здравия желаю! Ой! - скривился солдат.
   - Что с тобой? По чиряку, что ли, попал? - спросил поручик.
   - Никак нет! Это Зон на прощание мне шкуру отполировал.
   - Какой такой Зон?
   - Капитан Вамензон.
   - Вамензон! За что же он тебя так отодрал?
   - Характер мой хотел переломить В бараний  рог  сулился  согнуть,  да  не
вышло, хотя я и без шкуры остался.
   - А ну-ка, покажи, как он тебя изукрасил?
   - Соромно при людях, ваше благородие!
   - Ишь ты какой застенчивый стал! Пойдем к Мельникову, там и разденешься
   Звонарев внимательно посмотрел на Блохина. Он еще  более  похудел,  глаза
ввалились. На две головы ниже Борейко, он был как же широк в плечах,  как  и
поручик, что придавало его фигуре квадратный  вид.  Длинные  руки  кончались
огромными кистями, в которых чувствовалась большая сила.
   Когда Блохин разделся, то вся  его  спина  оказалась  покрытой  багровыми
рубцами и кровоподтеками.
   - Плохо твое дело, Блоха! Знатно тебя отделал Зон. Придется тебя  дня  на
три-четыре освободить от работы.
   - Мне бы спирту стаканчик, ваше благородие, живо бы все как рукой  сняло!
- попросил Блохин.
   - Буянить начнешь с непривычки. Дай ему, Мельников, немного.
   - Покорнейше благодарю! - радостно сказал Блохин.
   - Пойдем на рыбалку, - предложил Борейко Звонареву.
   Пользуясь отсутствием  японской  эскадры,  рота  вышла  на  хозяйственные
работы. Все мало-мальски пригодные под огороды площадки на  склонах  Золотой
горы были очищены от  камней,  вспаханы  и  теперь  засаживались  различными
овощами. Около сотни солдат, под  руководством  Яраева,  усердно  высаживали
рассаду. Одетые уже по-летнему, в белых рубахах и белых фуражках, солдаты  с
увлечением занимались этой работой.
   - Как прикоснулся рукой к теплой землице, прямо дрожь  пробирает!  Теперь
бы у себя в деревне за сохой походить! Самое время землю-матушку  пахать  да
бороновать! - восторженно говорил Булкин, разминая в руках комок  глинистой,
неплодородной артурской земли.
   - Бывало, я дома как вспашу да пробороню  разокдругой  -  земля  как  пух
делается, - вторил ему Кошелев. - Зерно в ней как дите малое в люльке лежит!
   - Уродились бы только кавуны! Давно их не едал! - вздыхал  Воловой.  -  У
нас если бахчу засадишь, то земли от кавунов не видать! И все  наливные,  по
пуду без малого весом, что наши бомбы!
   - Придет японец да своими бомбами все наши огороды и бахчи перекопает,  -
опасливо заметил Гнедин.
   - А ты лучше орудию свою наводи, чтобы  враз  всех  японцев  потопить,  -
советовали ему.
   - Ведмедь не допустит! Япошка его страх боится. Тогов, адмирал  японский,
награду по флоту объявил, кто Ведмедя нашего убьет.
   - Убьешь такого! Разве цельный снаряд попадет.
   - И тот поди отскочит.
   - Здорово, огородники! - рявкнул, подражая Борейко, незаметно  подошедший
Заяц.
   Солдаты вскинулись и хотели было уже отвечать, но, увидев  Зайца,  крепко
выругались по его адресу.
   - Спужались поди? - обрадованно проговорил Заяц, заметив смещение солдат.
- Работай, работай, ребята, бог труды любит, зимой  с  овощами  да  капустой
будем.
   - Гречу бы посеять, а то без нее скушно!
   - Не растет здесь греча, жарко ей. Заместо ее чумиза произрастает.
   - Чумиза - еда китайская, нам не с руки, как и рис: брюхо набьешь, а  сыт
не бываешь!
   - Рис - еда барская, его господа очень даже одобряют!
   - Потому и одобряют, что не работают!
   - А китаец день-деньской спину гнет, а, кроме рису, ничего не ест.
   Солдаты продолжали свою работу. На берегу больше всех хлопотал Денисенко.
Купленную сеть надвязали, увеличили крылья, сменили веревки и сегодня решили
попробовать ловить рыбу. Отплыли в море на двух  лодках  и,  раскинув  почти
стосаженную сеть, поволокли ее к берегу. Когда лодки подошли, солдаты начали
выбирать крылья, В неводе засверкала серебристая рыбешка. Ее быстро вынимали
и бросали в заранее приготовленные на берегу бочки.
   - Как бы нам акулы не вытащить, а то за  ноги  еще  схватит,  -  боязливо
заметил Белоногов.
   - Акула не собака, по земле бегать не может! - успокоил его Денисенко.  -
Она бы всю сеть давно изорвала.
   - Черт с ней, с акулой, не вытралить бы нам ненароком  мину!  Это  похуже
всякой акулы будет! - проговорил Борейко. - Смотри, ребята, в оба, не видать
ли в неводе металлического предмета, - предупредил он солдат.
   Невод шел все тяжелее, и когда наконец был вытащен на берег, то  оказался
набитым самой разнообразной рыбой.
   - Рыбу, что покрупнее, тащу сюда  -  чистить  да  солить  будем.  Которая
сонная да вялая, на уху пойдет, а мелочь  да  погань  всякую  морскую  кидай
обратно в воду, чтобы не протухла и не завоняла! - командовал Назаренко.
   Денисенко выбрал одну рыбу покрупнее и выбросил ее далеко в море.
   - Сдурел ты, что  ли,  добро  выкидывать  зазря?  -  набросился  на  него
Назаренко
   - Морскому царю жертва, чтобы и впредь хорошо ловилась  рыба,  -  ответил
матрос.
   -  Сам-то  Христос  из  рыбаков,  слыхать,  был,   должен   поэтому   нам
содействовать! - вставил Лебедкин.
   - Замолчи, Лебедкин, командиру доложу про такие слова!
   - Да я из Егангелия, Денис Петрович!
   Всего выловили свыше сочни пудов. Пудов  двадцать  оставили  на  обед,  а
остальное решили засолить.  Тут  проявил  свое  искусство  Блохин,  когда-то
работавший на рыбных промыслах на Каспии. Он устроил ряд  столов,  расставил
за ними солдат и показал, как потрошить и засаливать рыбу.
   - Оказывается, ты блоха морская, - смеялся Борейко, глядя на него, - а  я
тебя считал за земляную.
   - И по земле и по воде прыгать приходилось помалости, ваше благородие!
   Перед самым обедом на  Утес  неожиданно  приехал  Белый  вместе  с  новым
комендантом крепости генералом Смирновым.  Солдат  наскоро  построили  около
казармы. Комендант подошел к ним петушиной прыгающей походкой и, вытянувшись
перед фронтом в струнку, отрекомендовался:
   - Комендант крепости Порт-Артур, генерал-лейтенант Смирнов!
   Часть  солдат,  приняв  это  обращение  за  приветствие,  гаркнула  было:
"Здрав... ", - но, не поддержанная другими, тут  же  сконфуженно  замолчала.
Генерал сердито бросил Белому:
   - Плохо дисциплинированны и не понимают русского языка!
   Насупившись  и  поглаживая  рукой  закрученные  вверх  седенькие  усы   и
жиденькую эспаньолку, он молчаливо прошел по фронту.
   - Это еще что такое? Что у вас в роте, солдаты или рыбаки? - накинулся он
на Жуковского, заметив на некоторых солдатах рыбью чешую.
   Капитан от волнения лишился языка и только мигал глазами.
   - Сегодня день  постный,  и  солдаты  чистили  рыбу  на  обед,  -  вместо
Жуковского ответил Борейко.
   - Вы адвокатом, что ли, состоите при вашем ротном  командире?  -  спросил
его Смирнов.
   - Поверенным в делах, ваше превосходительство! - отрезал Борейко.
   - Поручик Борейко исполняет должность старшего офицера в роте, и так  как
капитан Жуковский заикается от волнения, то поручик и отвечает вам за  него,
- пояснил Белый.
   Смирнов с сожалением взглянул на Жуковского, с недоумением на  Белого  и,
не сказав более ни слова,  пошел  дальше.  Белый  за  его  спиной  пригрозил
пальцем едва сдерживающему смех Борейко. Но тут  внимание  генерала  привлек
сложенный в штабеля уголь.
   - Что это, батарея или угольный склад? - обернулся он к Белому.
   Борейко объяснил ему происхождение угля и указал,  что  им  снабжаются  и
соседние батареи.
   - Убрать отсюда весь уголь! - приказал комендант.
   Потом его неудовольствие вызвали огороды, разведенные около Утеса.
   - Солдат должен быть солдатом, а не огородником, - заявил генерал.
   - А дурак должен быть дураком,  а  не  комендантом,  -  буркнул  Борейко,
обращаясь к Звонареву.
   Увидя на батарее щиты при орудиях, комендант совсем вышел из себя.
   - Этим вы понижаете боевой дух солдат.
   - Но сохраняем его плоть, - возразил Белый.
   - Плоть может быть немощна, но дух бодр, - настаивал генерал.
   - Это хорошо для монахов, а у солдат всегда  в  здоровом  теле  бывает  и
здоровый дух, - возражал Борейко.
   - У вас, поручик, не по чину слишком длинный язык.
   - Слушаюсь! - смиренно заметил Борейко, сраженный генеральской логикой.
   Осмотрев батарею, Смирнов зашел на электрическую станцию.
   - Кто заведует? - спросил он.
   Звонарев вышел вперед.
   - Почему у вас грязно и плохо пахнет? - допрашивал генерал.
   - Так запылились, а пахнет  обыкновенным  машинным  маслом.  Это  обычный
запах около паровых машин.
   - Я окончил две академия - артиллерийскую и военную, но не слыхал,  чтобы
на электрических станциях пахло  маслом.  Убрать,  проветрить  и  впредь  не
допускать! - кричал генерал.
   В котельной внимание Смирнова привлек манометр.
   - Сколько же у вас давления?
   - Сто двадцать футов на один квадратный дюйм.
   - Почему так мало? Увеличить до ста шестидесяти футов.
   - Котел может не выдержать.
   - Обязан выдержать, раз я  приказываю!  -  отрезал  генерал  и  вышел  из
котельной.
   - Это еще что за чудак такой? - спросил  у  Звонарева  Лебедкин,  вытирая
паклей руки.
   - Комендант новый! Окончил две академии.
   - То-то и видать, что учился и переучился!
   Когда наконец генералы отбыли  и  Жуковский  опять  обрел  дар  речи,  он
разразился упреками Борейко:
   - Борис Дмитриевич! И зачем вы гусей дразните? Смирнов мне  теперь  вовек
сегодняшнего посещения не забудет. Надо немедленно  убрать  уголь,  снять  с
орудий щиты, прекратить рыбную ловлю и ликвидировать огороды.
   - Заодно отравить вас в нервную больницу, -  докончил  Борейко.  -  Пусть
Смирнов чудит как хочет, а у нас все должно остаться по-старому.
   - Вы меня без ножа режете, Борис Дмитриевич. Меня отрешат от командования
ротой! - плакался капитан.
   Тем  не  менее  после  генеральского  посещения  на   Утесе   все   пошло
по-прежнему, и только Жуковский иногда боязливо  поглядывал  на  дорогу:  не
видно ли на ней  страшного  "врага  внутреннего  с  красными  отворотами  на
шинели".
   Рыбная ловля давала хорошую свежую пищу и  позволяла  сделать  запасы  на
зиму. Огороды зеленели на радость всей роте. Борейко ежедневно обходил  свое
хозяйство и весело покрикивал на солдат.
   В один из таких дней Блохин вернулся из города сильно пьяным и  забуянил.
Он накинулся на фельдфебеля с руганью, а потом налетел на Борейко.
   - Ты где нализался? Марш в казарму! - приказал ему офицер.
   - Ах ты, я доберусь до тебя... - бросился было солдат к поручику, но  тут
же был сбит с ног ударом кулака.
   Подоспевшие солдаты связали его веревками и посадили в  пустой  пороховой
погреб для вытрезвления.
   - Никому не рассказывать о происшествии, - предупредил поручик солдат.
   Поняв, что он хочет замять дело, артиллеристы обещали молчать.
   На следующее утро Борейко приказал позвать к себе Блохина.
   - Здорово, Блоха! - приветствовал он солдата.
   - Здравия желаю, - прохрипел бледно-зеленый с перепою солдат.
   - Здорово башка гудит?
   - Так и трещит, вашбродие.
   - Ступай проспись, а потом я тебе, курицыну сыну, придумаю  наказание,  -
уже добродушно проговорил Борейко.
   На этом инцидент был исчерпан. Солдаты были удивлены таким исходом дела и
усиленно судачили между собою по этому поводу.
   - Медведь человека нутром чувствует, кто ему  друг,  а  кто  враг.  Блоха
теперь по гроб жизни должен быть благодарен поручику за то, что спас его  от
тюрьмы, а то и расстрела.
   Почти ежедневно перед Артуром появлялась японская эскадра. Она  проходила
вдоль берега вне досягаемости береговых  батарей  и,  выпустив  по  крепости
несколько  выстрелов,  скрывалась  за  горизонтом.  Борейко  каждый  раз  по
дальномеру замерял путь движения вражеских кораблей и наносил их  на  карту.
Звонарев с недоумением наблюдал, как тщательно вычерчивалась ежедневно новая
кривая на большой карте в комнате поручика.
   - Что ты, Боря, колдуешь? - спросил он.
   - Выясняю степень глупости адмирала Того, - ответил  поручик,  еще  более
озадачив Звонарева.
   Наконец как-то вечером он позвал Звонарева в комнату и, ткнув  пальцем  в
карту, на которой красовались почти  совпадающие  линии  движения  вражеской
эскадры, пробурчал:
   - Того большой таки дурак, и мы его хорошенько хлопнем за глупость.
   - Мы же до него не достанем, - недоумевал Звонарев.
   - Достанем! Не сверху, так снизу. Поставим на пути японцев букеты из мин,
авось какой-нибудь броненосец и напорется на них, как наш "Петропавловск".
   - План твой, Боря, не лишен остроумия,  насчет  мин  надо  сговориться  с
моряками. После смерти Макарова не знаю, с кем из адмиралов можно говорить!
   - А мы обойдемся без адмиралов, переговорим с командирами миноносцев  или
минных транспортов и обдумаем, как подстроить добрую  шкоду.  Помнить  будут
поручика Борейко!
   Через полчаса - оба друга, отпросившись у Жуковского, шагали  по  городу.
Сначала они заглянули на "Баян", стоявший  у  стенки,  и  посвятили  Павлика
Сойманова в свой план.
   - Боренька, тебе бы эскадрой командовать вместо Вили! - восторженно обнял
поручика Сойманов.
   - Только вам надо обратиться не на миноносцы, а на минные транспорты.  На
миноносцах много мин не увезешь, а транспорт поднимает сразу несколько  сот,
- советовал лейтенант.
   - Командиры транспортов  штаб-офицеры,  а  я  никого  не  знаю  из  этого
высокого общества, - с сомнением говорил Борейко. - Да  и  мозги  тут  нужны
посвежее, не заросшие мхом.
   Сойманов предложил сейчас же побывать  на  минном  транспорте  "Амур",  у
капитана второго ранга Иванова.
   Там он представил своих друзей Иванову и рассказал о цели  их  посещения.
Капитан, высокий худощавый полуседой шатен, с тонким умным лицом,  молчаливо
их выслушал, затем хитренько улыбнулся и вынул из  шкафа  свернутую  рулоном
карту. Когда она была развернута, то на лицах  всех  трех  друзей  появилось
глубокое удивление: вдоль берега были прочерчены такие же точно линии, как и
на карте Борейко.
   - Откуда вы получили копию моей карты? - справился поручик.
   - Ниоткуда, я сам ее вычертил на основании своих наблюдений за  движением
японской эскадры с Золотой горы, - ответил Иванов.
   - Очевидно, нам обоим пришла в голову одна и та  же  мысль,  -  сообразил
Борейко.
   - Совершенно верно, - кивнул Иванов.
   Затем карты сверили, кое-что уточнили и исправили.
   - Что же вы дальше предполагаете делать? - спросил Борейко.
   - То же, что вы и предполагали: незаметно от японцев  поставить  мины  на
пути обычного движения их эскадры. Сделать это нетрудно.  Главная  опасность
заключается в том,  что  мины  придется  ставить  вне  пределов  трехмильной
полосы, которые являются территориальными водами. Следовательно, мины  будут
установлены в нейтральной международной зоне, - пояснил Иванов.
   - Но японцы из этой зоны бомбардируют ПортАртур, не считаясь ни с  какими
международными правилами. Почему же мы не можем ставить мины в этом  районе?
- недоумевал Звонарев.
   - От бомбардировки Артура никакие нейтральные суда пострадать не могут, а
на  минах  легко  может  подорваться  любой  английский   или   американский
купеческий корабль. Это может послужить предлогом к  военному  вмешательству
Англии или Америки, - продолжал Иванов.
   -  Они  и  так  во  всем  помогают  японцам,  и  мы  фактически  воюем  с
триумвиратом из Англии, Америки и Японии. Чего же еще с ними церемониться? -
возражал Борейко.
   - Вступивший в командование эскадрой  после  отъезда  наместника  адмирал
Витгефт больше всего боится международных осложнений. Тут его трудно сбить с
этой позиции, - сомневался Иванов.
   - Быть может, обратиться к Белому  и  попросить,  чтобы  он  поговорил  с
Витгефтом? - предложил Звонарев.
   - Едва  ли  это  поможет.  Как  бы  Витгефт  еще  не  обиделся  за  такое
вмешательство в его морские дела, - предупредил Иванов.
   -  Двум  смертям  не  бывать,  а  одной  не  миновать.  Попросим  Василия
Федоровича переговорить с вашим Вилей. Может, это и придаст ему храбрости  в
международных делах. Будем понастойчивее, и уверен, что наше дело увенчается
успехом, - решительно тряхнул на прощание руку Иванова Борейко.
   Сначала Белый совсем не захотел вмешиваться в это дело.
   - Дело морское, и нам, артиллеристам, нечего в него  путаться,  -  сказал
он.
   Но тут неожиданно  Борейко  и  Звонарев  встретили  горячую  поддержку  у
Тахателова.
   - Прекрасная мысль! Приложу все усилия, чтобы уговорить генерала съездить
к Витгефту, и сам поеду с ним, - пообещал полковник.
   Через день он вместе с Белым уже сидел в просторном адмиральском  салоне.
Попали они к Витгефту перед самым обедом, и адмирал не захотел и слушать  ни
о каких делах, пока дорогие  гости  не  отобедают  вместе  с  ним.  Пришлось
согласиться с просьбой радушного хозяина.
   Как истый гурман, Витгефт ел и пил не торопясь, тщательно  смакуя  каждое
блюдо, запивая их изысканными винами, специально хранящимися у него.
   Разговор шел о чем угодно, кроме того вопроса, ради которого артиллеристы
прибыли к адмиралу.
   Когда наконец священнодейственная трапеза кончилась и  Витгефт  вместе  с
гостями перешли в соседний салон, где их ждал кофе и ликеры, Белый приступил
к изложению целей своего посещения.
   - Не отрицаю, что идея постановки минного заграждения на  путях  японской
эскадры весьма заманчива, но и достаточно рискованна во  многих  отношениях.
Представьте себе, что подорвется не японский  военный  корабль,  а  паршивый
американский или английский купчишка. Скандал  на  весь  мир.  Международные
осложнения вплоть до объявления нам войны! - горячо возражал адмирал.
   - Японцы каждую ночь забрасывают  внешний  рейд  десятками  мин.  Морским
течением их всегда может отнести  в  море  за  пределы  трехмильной  полосы.
Доказать, что это наша шаровая мина,  будет  просто  невозможно.  Значит,  и
никаких международных осложнений бояться не приходится, - доказывал Белый.
   - Японцы обычно проходят в одиннадцати-двенадцати милях от берега. Трудно
предположить, что туда попала одна из мин, поставленных под  берегом.  Да  и
постановку мин будет трудно скрыть от японцев.  Они,  конечно,  не  преминут
оповестить весь мир о том, что русские минируют нейтральные  воды,  создавая
этим угрозу мировой торговле и мореплаванию, - не сдавался адмирал.
   - Конечно, надо хорошенько все обдумать. Но риск не так  уж  велик,  если
удастся скрыть операцию от японцев, зато успех может  быть  огромным  и  при
этом без потерь для нашего флота, - уговаривал Белый.
   - Зачем думать об англичанах и американцах? Подорвутся на минах, туда  им
и дорога. Все равно они с нами уже сейчас воюют  японскими  руками,  снабжая
Японию оружием, боеприпасами, деньгами, продовольствием, - чем только могут!
В японской армии и во флоте имеются английские и  американские  инструкторы.
Почему нам не топить ихние пароходы, раз все они возят военную  контрабанду?
Ваше превосходительство, не смущаясь топите все  английские  и  американские
корабли. Русский народ вам только спасибо скажет, - горячо убеждал  адмирала
Тахателов.
   - Нельзя без разбора топапь сюда! Надо сначала  их  осмотреть,  установив
наличие военной контрабанды и только тогда пускать его ко дну, а команду  во
всех случаях полагается спасать. Нельзя так просто решать сложные вопросы! -
спорил Витгефт.
   - Можно поставить мины на границе береговой  полосы,  в  шести  милях  от
берега, а течением их  может  отнести  и  дальше  в  море.  Т