и.
   И  когда  Бнджеевский  со  своими  охотниками  подошел  к  станции,   она
представляла собой сплошное море огня, оставалось только взорвать водокачку,
что и было тотчас же проделано.
   - Все? - спросил Звонарев, когда Стах подошел к эшелону
   - Все! Сейчас последние стрелки подойдут, - ответил поручик. - А  японцев
я так сегодня до самого вечера и не видел, смело бы наши полки  могли  опять
вернуться к самому Тафаншину.
   - Смелости-то этой самой, к сожалению, и не хватает у наших генералов,  -
ответил Звонарев.
   Через несколько минут  поезд  тронулся.  Звонарев  вместе  с  Капитонычем
поместился на паровозе, в последнем вагоне ехал Енджеевский  с  подрывниками
После каждого моста, который они проезжали, поезд  останавливался,  охотники
рвали мост, и поезд шел  дальше.  На  полпути  до  Ичендзы  эшелон  встретил
передовые заставы Четырнадцатого полка, которые никак не хотели верить,  что
это их же охотники.
   - Мы считали, что вы  все  давно  погибли,  -  заявил  начальник  заставы
Енджеевскому. - Сейчас пошлю радостную весть о вас Савицкому.
   - Скорее он будет огорчен, что ему не удалось  отделаться  от  меня,  чем
обрадован моим возвращением. Я доеду до Ичендзы,  там  переночую,  а  завтра
утром присоединюсь к полку, - ответил Стах.
   В Ичендзы артиллеристы сгрузили подобранные пушки и зарядные ящики. Здесь
же сошли и охотники Четырнадцатого полка; а эшелон двинулся дальше.
   Было около полуночи, когда наконец поезд пришел в Артур. Станция  была  -
едва  освещена.  Солдаты  железнодорожной  роты,  обслуживающие  вокзал,   с
фонарями в руках подошли к эшелону.
   - Никак, и в самом деле притопали до места, - выглянул из вагона  Блохин.
- Вылазить надо, Тимофеич, - обернулся он к Родионову, дремавшему в углу.
   -  Пошевели  народ,  Филя,  а  то  мне  что-то  недужится,  -   отозвался
фейерверкер.
   - Артиллеристы-стрикулисты,  стрелочки-дружочки,  катись  из  вагонов!  -
заорал Блохин, соскакивая на землю. - Живо свое добро выгружай!
   Сонные солдаты стали лениво вылезать из вагонов.
   Варя с  врачом  лазарета  отправилась  на  вокзал  вызывать  подводы  для
перевозки раненых.
   Заяц с Белоноговым и Мельниковым с  помощью  других  утесовцев  выгружали
свои  трофеи:  походные  кухни,  четыре  коровы,  три  лошади  и  санитарную
двуколку.
   Когда все было выгружено, артиллеристы и стрелки построились  на  площади
перед вокзалом.
   - Пересчитай людей, - приказал Звонарев.
   - Сорок два артиллериста и сто тридцать стрелков, - доложил Родионов.
   - Напра-во! Шагом марш! - скомандовал прапорщик.
   Солдаты, обрадованные возвращением в Артур,  с  места  двинулись  бодрым,
широким шагом.
   - Песельники, вперед! Белоногов, запевай! - распорядился Звонарев,
   Пошептавшись о чем-то с солдатами,  запевала  бодро  затянул  неожиданную
импровизацию:
   Артурские вершины,
   Я вас вижу вновь,
   Цзинджоуские долины -
   Кладбище удальцов.
   Тревожа спящий Артур, все дружно подхватили песню под молодецкий  посвист
Блохина. В ответ во всех концах города громко залаяли  обеспокоенные  собаки
да испуганно шарахнулся в сторону встречный ночной патруль.
   - Какая часть идет? - окликнули их из темноты подъехавшие всадники.
   - Сводная рота Квантунской крепостной артиллерии и стрелки  Пятого  полка
возвращаются из-под Цзинджоу, ваше превосходительство, -  ответил  Звонарев,
узнавший по голосу Кондратенко.
   - Смотрите, ваше превосходительство, какими они идут  молодцами.  Кто  же
скажет, что эти части только вчера потерпели тяжелое поражение? -  обратился
к Кондратенко его начальник штаба подполковник Науменко.
   - Я же все время говорю, Евгений Николаевич, что под  Цзинджоу  потерпели
поражение не наши полки, а наши  генералы  и  штабы.  Вид  этих  стрелков  и
артиллеристов целиком подтверждает мое утверждение, - ответил генерал.
   После  того  как  прошли  набережную  и  доки,  сводный  отряд  Звонарева
разделился: стрелки свернули налево в казармы Десятого полка, где они должны
были переночевать, артиллеристы, за  исключением  утесовцев,  направились  в
Артиллерийский городок, а оставшиеся утесовцы двинулись дальше.
   Звонарев повел  взвод  в  обход  Золотой  горы.  Солдаты  шли  с  трудом:
сказывалась усталость последних дней,
   - Чего примолкли, или  не  хочется  на  нашем  Утесе  сидеть?  -  спросил
прапорщик ближайших солдат.
   - Никак нет, соскучились мы по своему Утесу... - отозвался Кошелев.
   - Поди ждут нас там - поджидают. По Шурке Саввична слезы льет, -  вставил
Белоногов.
   - По нас... Ведьмедь, - перебил Блохин, подошедший сзади.
   - Это верно: денно и нощно поди по  батарее  ходит  да  нас  выглядывает,
особливо Блоху, - вставил Булкин.
   Когда обогнули Золотую гору и  в  темноте  стал  виден  прожектор  Утеса,
солдаты сразу оживились.
   - Светит, светит наш Утесик. Днем и  ночью  все  за  морем  наблюдает,  -
радостно проговорил Ярцев.
   - Подтянись! -  обернулся  Родионов  к  солдатам.  -  Должны  мы  героями
подойти, чтобы не подумали про нас, что мы из  Цзидджоу  бежали.  Затяни-ка,
Белоного!
   - Медвежью! Чтоб сразу он почуял, что мы идем, - предложил Блохин.
   Звонарев удивленно обернулся.
   - Это еще что за медвежья?
   - Какую поручик любит.
   Белоногов откашлялся и с чувством запел;
   Гай, чего, хлопцы, славны молодцы,
   Смуты я невеселы?
   Хиба в шивкарки мало горилки,
   Мало и меду и пива?
   Остальные подхватили сперва тихо, а затем все  сильнее  и  сильнее,  будя
тишину тихой летней ночи.
   По мере приближения к Утесу солдаты постепенно  убыстряли  темп  песни  и
ускоряли шаг.
   У самых казарм Звонарев скомандовал;
   - Взвод, стой!
   Солдаты с особой четкостью остановились и опустили винтовки к ноге,
   - Налево равняйсь!
   В то же мгновение широко распахнулась дверь  офицерского  флигеля,  и  на
крыльце появилась высокая фигура Борейко в одной рубахе, в брюках  и  туфлях
на босу ногу. Спрыгнув с крыльца, он на бегу  закричал  во  вею  силу  своих
легких:
   - Здорово, орлы! Спасибо за службу геройскую!
   Взвод тотчас так ответил, что зазвенели стекла в окнах. Борейко уже сгреб
в свои объятия Звонарева, затем Родионов  а,  а  потом  по  очереди  и  всех
солдат.
   - Не думал вас и в живых видеть! - взволнованно кричал поручик. -  Еще  в
одиннадцать часов вечера звонил в Управление артиллерии, справлялся  о  вас.
Мне ответили, что "служите, мол, панихиду за  упокой  душ  новопреставленных
воинов". АН, вы легки на помине, сами домой притопали живы и здоровы.
   - Не все, ваше благородие, - заметил Родионов.
   - Кого нет?
   - Убиты Купим, Люков, Гнедин, Жариков, -  перечислял  фейерверкер,  -  да
пропали без вести. Павлов, Копеико, Зых.
   Борейко глубоко вздохнул,
   - Помянем же их, братцы, добрым словом. Шапки долой! Запевай, Белоногов.
   - Ве-е-ечная па-а-мя-а-ать, - торжественно, грустно запели солдаты.
   Пение подхватили высыпавшие из казарм оставшиеся на Утесе артиллеристы, и
образовался хор в две с половиной сотни голосов.
   Около фельдфебельской квартиры  Саввична,  утирая  слезы,  целовала  свою
дочь.
   - Доню моя, родная, дитятко мое! Не чаяла  я  тебя  видеть  еще  на  этом
свете, - причитала она над дочкой.
   - Ой, мамо! Так я же вернулась. Зачем же вам плакать?
   - Плачу я с радости, доченька, что тебя увидела. Плачу по тем, кто  погиб
на войне, - ответила старая фельдфебельша.
   - Накройсь! - скомандовал  Борейко,  когда  пение  окончилось.  -  Теперь
рассказывайте, кто из вас самый большой герой?
   - Генерал-фельдмаршал Блохин! - выкрикнули  солдаты  и  наперебой  начали
рассказывать о его похождениях.
   - Выходит, что блоха не простая, а геройская. Иван! Подай сюда четвертуху
водки и стакан: надо за Блохина выпить. Кто же еще у нас герой?
   - Родионов, Заяц, Мельников, - перечисляли солдаты.
   - Софрон Тимофеевич,  представим  тебя  да  и  остальных  к  Георгиевским
крестам, - с чувством проговорил Борейко. - Что это у вас там за повозки?  -
пригляделся в темноту поручик.
   - Трофеи наши: санитарная двуколка, походная кухня,  три  лошади,  четыре
коровы,  хомуты,  -  перечислял  Родионов.  -  Все  Заяц  с  Мельниковым  да
Лебедкиным разжились.
   - Молодцы ребята! Поди соскучились там по своему  Медведю?  -  под  общий
смех спросил Борейко.
   - Мы сами из медвежьей породы, - отозвался Блохин.
   - Так я первый взвод буду звать медвежьим, - рассмеялся Борейко.
   Денщик принес водку, стакан и нарезанный на тарелке хлеб.
   -  Подходи  причащаться!  Софрон  Тимофеевич,  тебе  первому,  -   поднес
фейерверкеру стакан водки Борейко.
   Родионов залпом выпил водку, крякнул и закусил кусочком хлеба.
   - Сразу у тебя рана полегчает, Софрон, - заметил Блохин. - От водки кровь
сворачивается и тело заживает,
   - Ты и здоровый ее весьма обожаешь, - усмехнулся Родионов.
   - Ну-с, подходи, Блоха. Как тебя звать-то?
   - Филиппом поп крестил.
   - А по батюшке?
   - Иванович, ваше благородие.
   - Причащается раб божий Филипп, сын Иванов, чистейшей  русской  водкой  и
ржаным хлебом, - пошутил Борейко, поднося ему стакан.
   Блохин одним духом осушил стакан и с грустью посмотрел на пустое дно.
   - Мало, что ли? - спросил Борейко.
   - Надо бы еще чуток, а то глотка больно засохла,
   - Очумеешь и в драку полезешь.
   - Как перед истинным: отсюда прямо на свою койку пойду и завалюсь спать.
   - Ладно, пей уж за все твои геройства, - налил второй стакан Борейко.
   Угостив всех солдат водкой, Борейко вспомнил о Шуре Назаренко.
   - А где Шурка? Позвать ее сюда, - распорядился он.
   - У хату зашла. Сейчас  ее  покличем,  -  бросился  кто-то  из  солдат  к
фельдфебельской квартире
   - Как она вела себя в Цзинджоу? - спросил поручик.
   - Геройская девка, - ответил за всех Мельников.
   - Не в папашу уродилась, - вставил Родионов.
   - Вы меня шукали? - спросила, подходя, Шура.
   - Горилкой тебя хочу  угостить  за  твою  храбрость,  -  сказал  Борейко,
наливая стакан.
   - Так я ж не в жизни не пила, - испугалась девушка.
   - Ну, так я за твое здоровье выпью, чтоб тебе жених хороший попался, а ты
только пригубишь, - подал стакан Шурке поручик.
   Девушка чуть прикоснулась к водке губами.
   - Тьфу, какая горькая да противная! - плюнула она.
   В это время вышел на улицу разбуженный шумом Гудима.
   - Смирно! - скомандовал Борейко, увидев командира.
   Поздоровавшись  с  солдатами,  поздравив  их   с   возвращением,   Гудима
спохватился;
   - А Звонарев где?
   Все обернулись, ища в темноте исчезнувшего прапорщика.
   - Сергей Владимирович, ау! - заорал Борейко.
   - Они пошли к себе мыться, - сообщил Лебедкин. - Прикажете позвать?
   - Нет, пусть приведет себя в порядок. - И Гудима  с  Борейко  направились
осматривать привезенные трофеи.
   Мельников   вытаскивал   из   двуколки   хомуты,   цинкн   с   патронами,
медикаментами,  станционный  колокол,  оцинкованную  ванну  и  кучу  разного
тряпья. Кухня Зайца тоже оказалась набита различными солдатскими пожитками.
   Появление каждой новой вещи вызывало одобрительный гул среди столпившихся
вокруг солдат.
   - Не зря, значит, первый взвод под Цзинджоу  ездил,  разжились-таки  наши
там разным барахлишком, - завидовали в толпе.
   - Кто разжился барахлом, а кто и деревянным крестом, - отозвался Ярцев.
   - На войне без того не обходится, - возразил Лепехин.
   Приказав спрятать вещи до утра в  сарай,  Гудима  отправился  к  себе  на
квартиру.
   - Расходись по койкам, - распорядился Назаренко. - Завтра все  разглядеть
поспеете.
   Солдаты нехотя возвращались в казарму. Дежурный по  роте  Жиганов  охрип,
крича и ругаясь, пока все улеглись на свои места.
   Между тем Звонарен, вымывшись и переодевшись,  отправился  с  докладом  к
Гудиме. Здесь он застал и Борейко.
   - Прежде всего вам надо закусить с дороги, - предложил Гудима.
   - И выпить нам всем, - добавил Борейко, - за него и за Варю Белую.
   - Да перестань ты глупости  говорить,  Борис  Дмитриевич!  -  рассердился
Звонарев.
   - То-то, когда вы уехали в Цзинджоу, она нам покоя не давала: на день  по
пять раз спрашивала, нет ли у нас оттуда известий, - догадался Гудима.
   - Да она не только у вас, а как бешеная кошка носилась по всему Артуру  в
надежде получить сведения о Звонареве. И у Стесселя бывала, и у Кондратенко,
и даже к морякам  заглянула.  Успокоилась  только  тогда,  когда  потихоньку
удрала от родителей  вместе  с  Шуркой.  Переполох  тут  поднялся  страшный:
пропала генеральская дочка! Решили, что ее хунхузы похитили, нарядили  целый
отряд для розысков, но  тут  получили  телеграмму  от  Высоких,  что  она  в
Цзинджоу, и успокоились, а сегодня опять поднялась суматоха: решили, что она
вместе с вами пропала в бою  без  вести.  Белый  даже  ездил  к  германскому
военному агенту  при  штабе  Стесселя,  просил  его  навести  справки  через
германского посла в Японии, не попала ли Варя в плен, - рассказывал Борейко.
   - Да,  девушка  боевая,  того  и  гляди,  соберет  свой  отряд  и  начнет
партизанить в тылу у японцев и попадет к хунхузам в лапы.
   - Последняя новость, - не унимался Борейко.  -  Юницкий  получил  у  Кати
Белой полную отставку, изъят из адъютантов и сослан на постройку  батареи  у
Кумирненского люнета, верст за семь от Нового города.
   - Кто же теперь адъютантом?
   - Пока никого нет, а кандидатов всего один - это ты.
   - Ни за что не пойду в адъютанты.
   - Раз ухаживаешь за генеральской дочкой, значит, отказываться  нельзя,  -
шутил Гудима.
   - Да не я за ней ухаживаю,  а  она  за  мной!  -  в  отчаянии  воскликнул
Звонарев под хохот своих собеседников.
   - Вот так признание! Обязательно Варе расскажу, - смеялся Борейко.
   За ужином прапорщик  начал  подробный  рассказ  обо  всем  происшедшем  в
Цзинджоу, и было далеко за полночь, когда собеседники наконец - разошлись.
   На следующее утро все офицеры роты, включая и Чижа, сухо поздоровавшегося
с Звонаревым, собрались в  канцелярии.  Тут  же  присутствовал  и  Родионов.
Гудима зачитал написанную им реляцию о представлении  к  награждению  отряда
Звонарева. Прапорщик был поражен точностью изложения его ночного доклада.
   После полудня Звонарев отправился с докладом в Управление артиллерии. Там
его встретили как воскресшего из мертвых. Белый долго  пожимал  ему  руку  и
благодарил за работу под Цзинджоу и за заботы о дочери.
   - Поженить их надо, ваше превосходительство, - шутил Тахателов,  -  очень
хорошая пара будет.
   - Не время сейчас свадьбами заниматься,  да  и  молода  еще  Варя,  чтобы
думать о замужестве, - возразил Белый. - О вашей деятельности в бою,  Сергей
Владимирович, у меня имеется донесение Высоких и сообщение Третьякова.  Было
бы очень хорошо, если бы поручик Енджеевский также дал отзыв о вашей  работе
при отступлении. Это дало  бы  мне  возможность  представить  вес  к  высшей
награде, - обратился к прапорщику генерал.
   - Я весьма признателен вашему превосходительству за заботу обо мне, но  я
думаю, что есть много  других  лиц,  более  меня  заслуживающих  награды,  -
ответил Звонарев.
   - Скромность - красота юноши, но вы, несомненно, достойны  награды,  и  я
надеюсь, что генерал Стессель удовлетворит  мое  ходатайство  о  награждении
вас.
   Прапорщику оставалось только поблагодарить.
   - Теперь о деле. Я хочу вас взять с  Электрического  Утеса  на  работу  в
Управление крепостной артиллерии. Здесь,  правда,  вы  тоже  не  засидитесь.
Николая Андреевича Гобято и вас мне  придется  на  время  откомандировать  в
распоряжение  генерала  Кондратенко,  которому  поручено  общее  руководство
работой по укреплению сухопутной обороны.
   - Одним словом, душа мой, вы пошли в гору, - похлопал по плечу прапорщика
Тахателов.
   - Я лично предпочел бы остаться на Утесе, - возразил Звонарев.
   - Там вам сейчас делать нечего; теперь центр тяжести обороны  переносится
на сухопутный фронт. Вашей роте поручается вооружить  батареи:  литера  Б  и
Залитерную - все в районе  форта  номер  два,  -  пояснил  генерал.  -  Если
Кондратенко поручит вам наблюдение  за  работой  в  этом  секторе,  то  ваше
желание будет удовлетворено и вы с утесовцами не  расстанетесь.  Теперь  же,
господа, милости прошу ко мне на обед, - пригласил генерал.
   Гостей встретила Варя в белом нарядном платье и церемонно проводила их  в
гостиную.
   - Варя сегодня ведет себя совсем как фрейлина двора, - заметил, улыбаясь,
Тахателов.
   - Ох, и попало мне вчера, когда я домой вернулась, - вздохнула девушка. -
Мама плачет и ругает, папа хотя и не плачет, но тоже ругает, Катя и та шипит
от злости; боюсь еще и сегодня рот раскрыть.
   - Ненадолго у вас хватит смирения, - скептически заметил Звонарев.
   - Особенно если вы будете дразнить меня, несчастный трусишка. Как  он  от
японцев удирал! Пятки так и сверкали.
   - Вы, кажется, бежали со мной рядом?
   - Так ведь я женщина, а не офицер, мне можно и струхнуть.
   Через несколько дней Звонарев был зачислен  в  штаб  Кондратенко  и  стал
ведать вооружением батареи восточного участка  сухопутного  фронта.  На  его
обязанности лежало наблюдать за установкой артиллерийских орудий.
   Утесовцам были даны для вооружения и оборудования  батареи:  литера  Б  и
Залитерная, расположенные между фортами номер один и два.
   Жуковский по выздоровлении был  назначен  командиром  батареи  литера  Б,
Борейко  стал  его  заместителем  на  сухопутных  батареях,  а   на   Утесе,
по-прежнему оставшемся базой роты, были оставлены Гудима и Чиж.
 
 
   Глава четвертая
 
   Сухопутный фронт  Артура  стал  усиленно  укрепляться  уже  после  начала
военных действий. Тысячи солдат, матросов,  рабочих-китайцев  круглые  сутки
работали над созданием фортов, батарей, редутов и окопов.  Окружающие  Артур
со всех сторон горы хотя и облегчали создание  целого  ряда  прекрасных  для
обороны опорных пунктов, но в то же время, будучи беспорядочно разбросаны  и
отделены друг от друга глубокими ущельями, затрудняли  возможность  создания
единого сплошного фронта обороны.  Кроме  того,  характер  гор,  их  крутые,
обрывистые  склоны  создавали  у  подножий  много  мертвых  пространств,  не
доступных действию ни  артиллерийского,  ни  ружейного  огня  обороняющихся.
Чтобы ликвидировать этот крупный недостаток  обстрела  мертвых  пространств,
приходилось устраивать многочисленные мелкие батареи и  капониры  с  легкими
полевыми пушками.
   Вследствие  этого  получилась  весьма  сложная  система  большого   числа
различных укреплений и опорных пунктов, которые  надо  было  как-то  связать
между собой. Для этой  цели  использовали  старую  китайскую  стену  -  вал,
построенный германскими инженерами еще до  японо-китайской  войны.  Он  имел
почти саженную высоту при толщине в две-три сажени, с банкетом для  стрелков
около аршина шириной; он был отлично применен к  местности,  так  как  давно
зарос такой травой, которая  щедро  покрывала  всю  местность  перед  валом.
Начиналась эта стена на берегу моря  и  шла  на  версту-две  позади  фортов,
подходя вплотную к литерным батареям и второй линии обороны-до  долины  реки
Лунхе, прикрывая  Артур  с  северо-востока.  Все  впереди  лежащие  форты  и
укрепления соединялись с валом при помощи, ходов сообщения и шоссейных дорог
там, где их возможно было укрыть от взоров и огня противника.
   Форты и более укрепленные батареи имели бетонные сооружения  до  полутора
аршин толщиной, сверху  прикрытые  двухсаженным  слоем  земли  вперемешку  с
камнем. Однако большинство орудий на фортах и батареях оставалось совершенно
открытым, без всякой маскировки. Зная по опыту Цзинджоуского  боя,  чем  это
грозит батареям,  Звонарев  горячо  протестовал  против  открытой  установки
орудий и обратился с этим непосредственно к Кондратенко. Генерал внимательно
выслушал его и решил, запросив мнение Белого, созвать специальное  совещание
по этому вопросу.
   На  заседание  приехал  и  сам  Кондратенко  с   подполковнико