а обстреливали форты и батареи, перенеся  огонь
в тыл на город - и порт, но к  бомбардировкам  портартурцы  уже  привыкли  и
научились быстро покидать обстреливаемые участи.
   - Сегодня он бьет все время по району  Пушкинской  школы,  -  беспокоился
Борейко, оглядывая город в бинокль.
   - Теперь там работает Стах. Он занялся  вместе  со  своими  легкоранеными
охотниками  приведением  здания  в  оборонительное  состояние,   -   сообщил
Звонарев.
   - Не сообразишь даже, повезло ему или нет. Отставлен  от  наград  -  зато
оказался в тылу около жены, - задумчиво зпметил Борейко.
   - Тебе-то у Оли везет или нет?
   - Не знаю, что и ответить. Пожалуй, скорее удача, во  всяком  сяучае,  не
такая, как у тебя с Варей.
   - Варя, по крайней мере, оригинальна:  сперва  огреет  плеткой,  а  затем
крепко поцелует.
   К батарее подошел ординарец, ведя за собой лошадь под офицерским седлом.
   - Прапорщику Звонареву пакет, - протянул солдат.
   Эвонарев торопливо его распечатал и прочитал;
   - "Ввиду ранения  командира  Саперной  батареи  каштана  Вениаминова  вам
предлагается  срочно  принягь  когандование  этой  батареей.  Об  исполнении
донести. Генерал Белый".
   - Вот так фунт! Где находится эта Саперная батарея? - обернулся прапорщик
к Борейко.
   - В версте от Нового города. Строилась  еще  в  мирное  время,  бетонная,
пушки шестидюймовые, береговые. Место"  открытое  и  сильно  обстреливается.
Одним словом, нам там в случае атаки на Западный фронт будет весело.
   - Нельзя ли взять с собой несколько человек наших?
   Дело будет вернее.
   - Некого! Половина роты  ходит  перевязанная.  Может,  потом  кого-нибудь
подошлю, - пообещал Борейко.
   Простившись со своим другом  и  солдатами,  прапорщик  сел  на  лошадь  и
тронулся в путь. Ехать пришлось медленно, так как Старый город обстреливался
японцами, В Новом городе его из окна окликнул Андрюша. Узнав  о  назначении,
лейтенант предложил Звонареву пользоваться своей квартирой.
   - Отсюда тебе будет совсем близко.
   Расспросив Акинфиева о делах, офицер  двинулся  дальше  и  через  полчаса
прибыл на Саперную батарею. Матросы и  солдаты,  обслуживающие  батарею,  не
спеша приводили в порядок полуразрушенные брустверы и траверсы.
   При появлении прапорщика солдаты и матросы вытянулись.  Поздоровавшись  с
ними, он объявил о своем назначении командиром.
   - Нам про то ничего не известно, - сумрачно возразил унтер-офицер моряк.
   - Раз я довел до твоего сведения, значит, известно!
   А теперь марш по своим орудиям, да работать поживее! - приказал Звонарев.
   Батарея довольно сильно страдала от ежедневных обстрелов,  даже  бетонные
сооружения были полуразрушены. Действовали только морские пушки.
   После осмотра Звонарев решил замаскировать орудия или  хотя  бы  прикрыть
номерных щитами. Нуждались в усилении и бетонные  казематы.  Собрав  вечером
солдат и матросов, он  подробно  изложил  им  свои  намерения.  Артиллеристы
несколько усомнились в возможности  такого  переоборудования,  зато  матросы
сразу же поняли его мысль.
   - В порту наберем  броневых  листов  и  приклепаем  их  к  пушкам,  а  то
потребуем снять щиты с, негодных старых  судов  -  "Всадника",  "Забияки"  и
других, - предлагали они. - Вы бы, вашбродь, поговорили с капитаном  второго
ранга Клюпфелем, они у нас ведают всей морской артиллерией, которая  свезена
на сухой путь.
   Прапорщик решил на следующий же день заняться этим.
   Наблюдательный командирский пункт тоже был оборудован весьма  примитивно.
Во время стрельбы приходилось  высовываться  по  пояс  над  бруствером  и  в
бинокль наблюдать за падением своих снарядов.  Звонарев  велел  сделать  над
головой перекрытие из железных балок и мешков с землей.
   Утром, едва взошло солнце, приехал Белый. Легко  соскочив  с  лошади,  на
ходу расправляя пышные усы, он быстро подошел к батарее.
   - Вашбродие, наш генерал прибыли, - разбудили еще спавшего Звонарева.
   - Когда сюда явились? - спросил прежде всего прапорщика Белый.  -  Где  и
как столуетесь?
   - Вчера ел из солдатского котла.
   Выслушав затем предположения прапорщика о переустройстве батареи, генерал
коротко бросил:
   - Все это отлично, но японцы готовят новый  штурм,  проверьте  пристрелку
всех целей, сейчас не до переделок, а там  видно  будет,  что  и  как.  -  И
генерал отправился на соседнюю батарею.
   День  прошел  спокойно.   Звонарев   дал   несколько   выстрелов,   чтобы
ознакомиться с целями, по которым была пристреляна батарея.
   В это время к нему неожиданно подошел Блохин.
   - В ваше распоряжение прибыл, вашбродь! - гаркнул он.
   Офицер от неожиданности даже вздрогнул.
   - Тебя поручик прислал?
   - Так точно! Поди, грит, присмотри, чтобы  их  благородие  кто-нибудь  на
Саперной не обидел, - с добродушной усмешкой ответил солдат.
   - Ты пришел один?
   - Никак нет, со мной Ярцев-сказочник да Юркинтелефонист.
   Обрадованный   прибытием   своих,   прапорщик   посвятил   их   в   планы
переустройства орудий и батарей.
   Вскоре начался методический обстрел батареи сразу с нескольких сторон.
   - Будет теперь черт до вечера сюда стрелять, - бурчали солдаты.
   Разыскать хорошо укрытые  за  складками  местности  японские  батареи  не
удавалось. Саперная же с вновь насыпанными брустверами четко  вырисовывалась
на самой верхушке сопки.
   Японскими снарядами брустверы были снесены до основания, одно  из  орудий
подбито, завалился пустой пороховой погреб. Несколько снарядов  попало  и  в
командирский блиндаж, в своде которого появились зловещие трещины. Прапорщик
решил отвести людей с батареи в тыл.
   Отойдя с полверсты, Звонарев укрыл  людей  в  глубокой  промоине,  а  сам
отправил донесение в штаб Ирмана, начальствовавшего над этим участком.
   Началось томительное сидение на  солнцепеке.  Днем  на  минутку  появился
Кондратенко, указал место новой позиции батареи и уехал.
   Собрав вокруг себя матросов и солдат, прапорщик  сообщил  им  о  переносе
орудий и распределил работу между артиллеристами и моряками.
   С наступлением темноты все  дружно  принялись  за  дело.  Вскоре  подошли
саперы, а затем и моряки. С ними прибыл инженер-капитан  -  старый  знакомый
Звонарева по Цзинджоу.
   - Опять пришлось свидеться, - пожал  он  руку  прапорщику.  -  Я  займусь
фортификационными работами, а вы орудуйте с пушками, - предложил он.
   Звонарев согласился.
   Блохин, взявший на себя роль инструктора по оборудованию позиций,  громко
покрикивал на работающих, изощряясь при этом в такой виртуозной  брани,  что
даже видавшие виды матросы покатывались со смеху.
   - Ты, служба, часом, не плавал на "Новике" или не состоишь  в  родстве  с
тамошним боцманом Кащенко? - допытывались они.
   - Плавал я только по Волге-матушке, да и то с поверхности на дно.  Там  и
присказкам своим научился от волжских бурлаков и сам кое-что придумал.
   - У вас на Залитерной все такие весельчаки?
   - Без малого все. Забрался было япошка к нам на Залитерную, да как увидел
нас с банниками и гандшпугами, так и убег.
   - Один вид твой разбойничий в расстройство привести может, -  поддел  его
матрос Луговой и тотчас же был награжден оплеухой.
   - Потише, черт, кость сломаешь! - отмахнулся он.
   Ночь выдалась лунная, ясная. Можно  было  работать  без  фонарей.  Японцы
изредка стреляли по Саперной, что  несколько  затрудняло  работы.  Подъемных
механизмов  не  было,  и  приходилось  все  тяжести  поднимать  вручную.  По
исконному  русскому  обычаю,  моряки  затянули   "Дубинушку"   в   артурском
изложении:
   Японец-хитрец, чтоб работе помочь,
   Изобрел за машиной машину,
   А артурский матрос, коль работать невмочь,
   Так затянет родную "Дубину".
   Пели дружно, с явной издевкой,  но  Звонарев  делал  вид,  что  этого  не
замечает.
   - Вашбродь, до вас барышня приехали, - доложил Ярцев, хитро улыбаясь.
   Прапорщик вспыхнул, поняв, что разговор идет о Варе Белой.
   - Папа приказал привезти вам обед, чтобы вы тут не  умерли  с  голоду,  -
проговорила девушка, протягивая ему тяжелые судки с едой.
   Она умолчала, что все "приказание" отца состояло в коротко  брошенной  за
столом фразе: "Твой прапор сидит второй день не жравши  на  Саперной".  Хоть
Варя и запротестовала тогда: "Совсем он не мой, и поголодать ему полезно, не
будет таким мямлей",  -  тем  не  менее  вместо  отдыха  после  дежурства  в
госпитале она занялась стряпней и затем отправилась на батарею.
   Отойдя в сторонку, они расположились с судками. Проголодавшийся прапорщик
быстро проглотил борщ, котлеты и крем. Варя только вздыхала, что не принесла
больше.
   - Долго вы тут будете сидеть? - справилась она.
   - Пока не вернется Вениаминов, он лежит в десятом госпитале.
   - Он ранен легко и больше недели там не задержится. Где бы в Новом городе
можно заняться приготовлением для вас обедов?.. Уж больно далеко  добираться
сюда из дому.
   - Зачем вам утруждать себя?
   - А вдруг вы умрете с голоду, тогда меня замучит совесть. И батюшка нас в
институте учил: "Накорми осла алчущего!"
   - Не очень-то лестное для меня сравнение.
   - Я хотела сказать: вола алчущего, хотя вы больше походите  на...  зайца.
Серьезно, где тут можно найти кухню?
   - В домике Ривы, ныне Нади Акиифиевой. Совсем недалеко отсюда.
   - Меня туда пустят? Только на кухню...
   - Так и быть, замолвлю за вас словечко! - съязвил Звонарев.
   - В таком случае устраивайтесь сами, как  хотите,  -  обиженно  поднялась
Варя.
   - Смилостивьтесь над голодающим! - взмолился прапорщик. - Давайте завтра,
если около полудня будет спокойно, вместе и заглянем в домик Акннфиевых и  к
Вениаминову, - предложил он.
   Рассерженная девушка молчаливым кивком головы выразила  свое  согласие  и
направилась к застоявшейся Кубани.
   Усталость от предыдущей бессонной ночи заставила  прекратить  работу  уже
вскоре после полуночи из опасения несчастных случаев, так  как  при  подъеме
тяжелых пушек и лафетов они срывались иногда на землю  и  могли  кого-нибудь
придавить.
   Японцы молчали, ограничиваясь редкой ружейной стрельбой.  Наутро,  решив,
что предстоит спокойный день, Звонарев дал необходимые указания  солдатам  и
отправился в Новый город.
   Десятый госпиталь, где находился на  излечении  Вениаминов,  помещался  в
недостроенной  городской  гостинице.  Прапорщик  вошел  в  большой   светлый
вестибюль, поднялся по мраморной лестнице на  второй  этаж  и  быстро  нашел
палату, в которой лежал командир Саперной  батареи.  Он  застал  Вениаминова
играющим в карты со своими соседями.
   - Очень рад вас видеть, Сергей Владимирович. Зачем изволили пожаловать  в
эту юдоль печали и страданий? - приветствовал он Звонарева.
   Прапорщик объяснил причину своего посещения.
   - Жаль, жаль! Я полтора месяца продержался  на  старой  позиции.  Правда,
днем у меня не было никакого движения на батарее, и стрелял я лишь  изредка,
в крайнем случае. Постараюсь возможна скорее вернуться в строй.
   В палату вошла  сестра  -  высокая  стройная  блондинка.  Она,  улыбаясь,
подошла к капитану.
   - Пойдемте, я вас перевяжу в последний раз.
   - На позиции он умрет на другой же день от тоски по вас, Лолочка.
   Сестра улыбнулась и вышла. Вениаминов последовал  за  ней,  сразу  сильно
захромав. В дверь опять постучались.
   - Еще гости. Войдите! - отозвался уже немолодой офицер-стрелок.
   В палате появилась Варя.
   - Где Вениаминов? - обратилась она к Звонареву, ни с кем не здороваясь.
   -  Здравствуйте,  очаровательная  незнакомка!   -   подчеркнуто   вежливо
приветствовал ее пожилой офицер.
   - Прошу меня простить за мою невежливость.
   Я очень тороплюсь. - И Варя низко присела перед ним. -
   Пойдем в  перевязочную,  -  повернулась  она  к  прапорщику,  узнав,  где
капитан.
   По коридору о, ни прошли до самого конца.
   - Подождите здесь, а я загляну туда. - И девушка скрылась за дверью.
   Вскоре она появилась вместе с капитаном.
   - Я вас немедленно  бы  выписала,  вы  совсем  здоровы,  -  говорила  она
сердито, - а эту сестрицу в кавычках удалила бы из  госпиталя.  Такие  особы
только мешают работать.
   - Кто это так не понравился вам? - спросил Звонарев.
   - Наша Лолочка! Варя у нас человек строгих нравов и никакого  легкомыслия
не допускает, - ответил Вениаминов.
   - Здесь имеются врачи, которым предоставлено  судить  о  целесообразности
пребывания в госпитале той или иной особы... - заикнулся было прапорщик.
   - ...и которые сами  готовы  ухаживать  за  такими  "сестричками",  -  не
замедлила принять вызов Варя.
   - Пошли к  главному  врачу  получать  документы  и  деньги,  -  предложил
капитан. - Я решил вернуться на Саперную.
   Все трое отправились во двор, где помещалась канцелярия госпиталя.
   В коридоре они опять встретились с Лолой.
   - Я слыхала, что вы выписываетесь, Петр Ерофеич, и что косвенной причиной
этого являюсь я? - И она вскользь взглянула на Варю.
   - Я не могу быть на вас в претензии, очаровательное создание,  хотя  и  с
большой грустью расстаюсь с  вами,  -  рассыпался  Вениаминов,  но,  заметив
свирепый взгляд Вари, поспешно распрощался.
   Через полчаса все трое уже шли по набережной.
   С балкона вслед уходящему капитану махала платком Лолочка.
   - Не смейте оборачиваться! -  зло  прошипела  Варя  Звонареву,  когда  он
захотел ответить на прощальное приветствие.  -  К  вам-то  оно  ни  с  какой
стороны не относится.
   Пройдя несколько кварталов, Вениаминов свернул к своей квартире.
   - Теперь пойдем к Акинфиевым, - предложил Звонарев.
   - А если она там? - боязливо заметила девушка.
   - Вы же сами признали, что она исправилась.
   - Конечно, это так, но все же... - замялась Варя.  -  Я  как-то  не  могу
заставить себя относиться к ней, как к порядочной женщине, - призналась она.
   - При ближайшем знакомстве вы  быстро  измените  свое  мнение  о  ней,  -
убеждал Звонарев.
   Варя все же с некоторым смущением подошла к квартире Акинфиевых. Дома  их
не оказалось.
   Войдя в комнаты. Варя тотчас же принялась  внимательно  разглядывать  всю
обстановку, при этом на ее  лице  застыло  выражение  детского  любопытства,
смешанного с некоторой брезгливостью.
   - Грязь, беспорядок, надо все перемыть  и  перечистить,  -  распорядилась
она, осмотрев кухню.
   Матрос-денщик удивленно поглядывал на новоявленную хозяйку, но  возражать
не посмел.
   Заглянув затем в буфет, Варя окончательно рассердилась, обнаружив  и  там
полный хаос. Забыв обо всем, она принялась наводить порядок.  Денщик  только
поспевал выносить на двор мусор и грязную воду.
   - Жду вас в шесть  часов  вечера  к  обеду,  а  пока  можете  уходить,  -
приказала она Звонареву.
   Прапорщик повиновался.
   На батарее он застал прихрамывающего Вениаминова.  Окруженный  солдатами,
капитан подробно расспрашивал обо всем происшедшем в его отсутствие.
   Начавшаяся на фронте усиленная канонада отвлекла их внимание. Оба офицера
отправились на наблюдательный пункт.
   Полуденное солнце ярко освещало лежащие  впереди  сопки.  Простым  глазом
можно  было  разглядеть,  как  осадные  батареи   сосредоточили   огонь   на
Кумирненском и Водопроводном редутах.  В  этом  районе  начали  скапливаться
японские резервы. Была видна перебежка отдельных групп и цепей.
   - Попахивает новым штурмом, - заметил Вениаминов. - Мы  могли  бы  хорошо
обстрелять  отсюда  неприятельские  резервы,  но  батарея,  как  назло,   не
действует.
   - Пойдемте на Зубчатую,  может,  хоть  она  откроет  огонь,  -  предложил
Звонарев.
   - Командиром там некто Страшников, недавно переброшен с Тигрового Хвоста,
невероятный трус. Он скорее умрет, чем решится стрелять  без  приказания  из
Управления артиллерии.
   Когда нужное приказание было получено, Звонарев  отправился  на  Зубчатую
гору. Она находилась всего в нескольких десятках саженей от  Стрелковой,  за
неглубокой лощинкой. В отличие от последней,  фронт  ее  имел  вид  дуги,  и
орудия  смотрели  в  разные  стороны,  но  при  этом  она   была   прекрасно
замаскирована.
   За батареей под прикрытием обрывистого склона горы  виднелись  палатки  и
землянки стрелкового резерва. Тут же жил и сам Страшников. Он сидел у  входа
в свое убежище и грелся на солнце. Несмотря на летнее время, капитан  был  в
пальто и с шарфом на шее. Он любезно пригласил Звонарева выпить стакан  чаю.
В блиндаже даже днем горела керосиновая лампа. Прапорщик  разглядел  широкую
двухспальную кровать с горой подушек; на столе, сбитом из некрашеных  досок,
шипел самовар.
   "Совсем по-домашнему устроился", -  подумал  Звонарев  и  тут  увидел,  к
своему удивлению, моложавую пышную блондинку с энергичным лицом.
   - Знакомься, Нюсик, - обратился капитан к ней. -
   Известный тебе по рассказам прапорщик Звонарев.
   - Как же,  как  же!  С  Электрического  Утеса,  будущий  зять  Белого,  -
затараторила мадам Страшникова, бесцеремонно разглядывая  гостя.  -  Одобряю
Варин вкус: молод, здоров, румянец во  всю  щеку,  застенчив,  -  продолжала
капитанша.
   Офицер действительно покраснел, но не столько  от  смущения,  сколько  от
раздражения.
   - Зачем изволили к нам пожаловать? - деловито справилась Страшникова.
   - Нас заставляют стрелять, - ответил ей муж.
   - Этого еще только не хватало! Мало  вчерашнего  разгрома  Саперной,  так
хотят, чтобы и мы подверглись той же участи. И не подумаем открывать огня!
   - Что же мне сообщить в Управление артиллерии? - спросил Звонарев.
   - Доложите, что приказание передали, а остальное вас не касается. - И она
сердито повернулась к мужу. - Не правда ли, Миша?
   - Пожалуй, так лучше всего. Разреши чайку, Нюсик, предложи  рому,  у  нас
еще из довоенных запасов.
   Пока прапорщик пил чай, капитанша занялась ротными делами.
   - Фельдфебель тут никуда не годится, - жаловалась  она  мужу.  -  Смотрит
волком, что-то бурчит мне в ответ. Ты его  подтяни.  Затем  скажи  солдатам,
чтобы не смели ругаться в моем присутствии.
   Поблагодарив за чай, Звонарев встал из-за стола.
   - Разрешите мне взглянуть все же на батарею, - попросил он.
   - Только, чур, - не привлекать внимания японцев. Начнется обстрел,  я  же
женщина слабая, не выношу грохота, - за мужа ответила капитанша.  -  Я  сама
провожу вас.
   Под конвоем Страшниковой прапорщик прошелся
   вдоль орудий. Стоило ему взглянуть через бруствер, как  его  бесцеремонно
потянули за рукав:
   -  Не  высовывайтесь!  Пройдем  на  наблюдательный  пункт,  оттуда  можно
незаметно осмотреть японские позиции.
   Встречные солдаты вытягивались, отдавая честь.
   Страшникова милостиво здоровалась с ними.
   - Здравия желаю, барыня! - выкрикивали  артиллеристы,  по-уставному  дико
выпучивая глаза на мадам Страшникову.
   На командирском пункте Страшникова довольно  толково  указала  прапорщику
цели, какие батарея могла обстрелять днем и какие ночью.
   - В случае нужды вы, Анна Павловна, свободно можете заменить здесь своего
мужа, - заметил Звонарев.
   - Что вы, я совсем не знаю правил стрельбы! В хозяйстве другое дело.  Там
опытный женский глаз во всем разбирается скорее и лучше, чем мужской.
   - Не разрешите ли сделать хотя бы несколько выстрелов? Японские,  резервы
прекрасно видны отсюда, и с первого же выстрела им  можно,  нанести  большой
урон.
   - Не знаю уж, право. Разве для вашего удовольствия... Только не много.
   Одна за другой прогремели четыре пушки.
   Разрывы легли очень удачно. В бинокль было видно, как  резервы  бросились
врассыпную.
   - Ура! - закричал Звонарев. - Еще две-три очереди,
   и все разбегутся.
   - Довольно! Хорошенького понемножку! - решила капитанша.
   Вернувшись  на  Саперную,  Звонарев  со   смехом   рассказал   обо   всех
Вениаминову.
   - Бой-баба! Они, в сущности, поменялись ролями,
   Командует  ротой  жена,  а  дома  сидит  муженек.  В  общем  -  один   из
многочисленных артурских анекдотов, - резюмировал капитан.
   Вскоре на Саперную батарею неожиданно приехал
   Кондратенко.
   - Куда стреляют яп