дя  вновь
занятые окопы.
   Фуражка на нем была  прострелена  в  двух  местах,  лицо  залито  кровью.
Зажимая платком рану, генерал бодро обошел всю боевую линию.
   Назначив одного из офицеров комендантом горы, Кондратенко спустился вниз,
где его встретил обрадованный Семенов.
   - Роман Исидорович, как вы сюда попали? - попросту подошел он к генералу.
- Зачем вы так рискуете собой?
   - Плюнул на Артур и с дороги повернул обратно. Все равно не смогу  ничего
делать в крепости, пока здесь идет бой!
   Вскоре Кондратенко  с  перевязанной  головой  сидел  в  штабе  и  отдавал
приказания  полкам   своей   дивизии.   Стесселю   была   послана   короткая
телефонограмма, извещающая, что Кондратенко находится в отряде Семенова.
   Японцам потребовалось  несколько  часов,  чтобы  привести  свои  части  в
порядок и подготовиться к новому штурму.
   День выдался необычайно жаркий и томительно душный.
   К полудню с моря подошли суда порт-артурской эскадры и, отогнав  японцев,
принялись обстреливать противника. Хотя огонь этот и  не  приносил  особенно
большого ущерба врагу, но все же весьма затруднял японцам подготовку к новым
атакам.
   Обозленный  этими  неудачами,  командующий  японской  армией  барон  Ноги
потребовал от адмирала Того немедленного  принятия  решительных  мер  против
русских, после чего японская эскадра в  составе  четырех  броненосцев,  двух
броненосных крейсеров и нескольких канонерок появилась перед  Лунвантаньской
бухтой. "Ретвизан" и крейсера "Диана", "Паллада", "Баян" и "Новик"  вступили
с ними в неравный  бой,  прикрывая  отходящий  в  Артур  отряд  канонерок  и
миноносцев. С уходом русских кораблей  немедленно  возобновилась  подготовка
нового штурма.
   Около пяти часов  вечера,  вслед  за  сильным  артиллерийским  обстрелом,
японцы двинулись на штурм. Рассыпавшись в цепь, они быстро начали  наступать
одиннадцатью  последовательными  волнами  на  горы  Высокую  и   Семафорную,
являвшиеся ключом к позиции отряда Семенова.
   -  Рота,  пли!  -  ежеминутно  осипшим  от  команды  голосом   командовал
подпоручик солдатам, прикрывающим доступ на вершину одной  из  гор.  И  залп
следовал за залпом. Видно, как раненые японцы  падали,  ползли,  вскакивали,
пробовали бежать, опять падали и корчились в агонии. Цепь  быстро  растаяла,
но за ней тотчас же появилась другая.  В,  пылу  боя  никто  не  замечал  ни
шрапнели, ни раненых и убитых. Залпы сменялись  огнем  пачками,  за  которым
опять следовали залпы. Кругом стоял невероятный грохот и треск.  Подпоручика
уже никто не слушал, стрелки вели огонь  сами.  Махнув  рукой,  офицер  взял
винтовку убитого, лег в цепь и сам начал, стрелять в японцев. И опять японцы
не выдержали и начали отступать, только несколько человек добежало до самого
гребня. Один из них,  совершенно  ошалелый,  с  пылающим  лицом  и  горящими
глазами, вскочил на бруствер, крикнул:
   - Здравствуй, русски!
   - Прощай, японец! - ответил стрелок и пырнул его штыком.
   Бсаумец опрокинулся навзничь и полетел  с  крутизны.  Четвертая  за  день
атака была отбита. Но число защитников таяло с каждой минутой, - осталось не
больше одной трети, подпоручик давно был убит, никто и не видел,  когда  это
произошло. Офицеров больше нет, кто командует ротой, никто не знает, но зато
стрелки помнили, что где-то близко находится Кондратенко, который  велел  им
держаться до последней крайности, и они держались, День клонился  к  вечеру.
Солнце почти спряталось за горы. Сквозь насыщенный дымом и пылью воздух едва
пробиваются слабые кроваво-красные лучи.  Почти  незаметные  днем,  взблески
шрапнельных разрывов с каждой минутой становятся все ярче и  ярче.  На  фоне
темнеющего неба четко вырисовываются  отливающие  зеленью  вершины  покрытых
гаоляном  хребтов.  На  небе  вспыхивают  первые   звездочки,   предвестницы
надвигающейся ночи. День догорает, но воинственный пыл японцев еще не остыл.
Лишь только первые тени легли в долинах, как в  них  начали  скопляться  для
новой атаки свежие, еще не бывшие в бою части. Стрелки поручили  уходящим  в
тыл легкораненым доложить об этом самому Кондратенко. Вскоре  двое  из  них,
один с перевязанной окровавленной головой, другой  с  рукой  на  самодельной
перевязи, предстали перед генералом.
   - Кто у вас остался из офицеров? - справился Роман  Исидорович,  выслушав
доклад.
   - Почитай с полудня никого нет, всех побили!
   - Кто же вами командует?
   - Миром держимся, ваше  превосходительство.  Кто  раненый,  того  с  горы
отпущаем. А которые целы, те сидят - подмоги ожидают. Беда только -  патроны
на исходе, - докладывали солдаты.
   Кондратенко с нежностью смотрел на  добродушные  загорелые  лица  солдат,
доверчиво глядевших на него, видимо не сознавая всего героизма  совершаемого
ими там, на горе, подвига.
   - Я отправляюсь принять командование над теми, кто еще остался на горе, -
объявил он окружающим. Дайте мне две роты из резерва.
   Через минуту к штабу подошел резерв.  Оба  ротные  командира  явились  за
распоряжениями.
   - Вы должны занять и упорно оборонять гору Высокую, - приказал генерал. -
Нам надо удержать гору во что бы то ни стало, любой ценою!
   - За вами, Роман Исидорович, мы пойдем в огонь и в воду,  но  вам  нельзя
рисковать собой! Правда ли, ребята? - обернулся ротный к солдатам.
   - Так точно! Сами все обладим, не извольте  беспокоиться,  -  зашумели  в
ответ солдаты.
   - Тогда с богом! Я все же провожу вас, -  решил  генерал  и  двинулся  во
главе рот.
   Доведя отряд до половины горы, он пропустил солдат мимо себя,  напутствуя
их теплыми, ласковыми словами. Гора Высокая опять была занята стрелками.
   С наступлением темноты японцы подкрались и забросали  русских  гранатами.
То здесь,  то  там  слышался  негромкий  звук  их  взрыва,  сопровождавшийся
душераздирающими криками раненых. Это  нападение  было  неожиданно.  Стрелки
растерялись и не знали, как защищаться. Они пытались  отстреливаться,  но  в
темноте попасть в японцев было почти невозможно, а гранаты так и сыпались со
стороны засевших поблизости японцев.
   Когда же японцам удалось зайти с одного из флангов  и  с  тыла  забросать
русских гранатами, стрелки дрогнули и очистили вершину,  засев  на  половине
горы.
   Кондратенко направил к месту прорыва последнюю резервную полуроту с двумя
пулеметами и решил до утра контратаки не предпринимать.
   Утомленные боем, японцы тоже не стали развивать свой успех и остановились
на вершине.
   На фронте  наступило  затишье.  Взошедший  месяц  осветил  мягким  светом
примолкнувшие сопки.  По  артурской  дороге  потянулись  транспорты  раненых
вперемешку с обозами, патронными двуколками и китайскими арбами  с  казенным
имуществом.
   Семенов отводил в тыл все, что было ненужно на позициях.
   Кондратенко подсчитал потери сегодняшнего дня.
   - Около полутора тысяч, - докладывал ему исполняющий должность начальника
штаба отряда Семенова капитан.
   - Сколько же у нас осталось в строю?
   - Не больше трех тысяч, считая и моряков и пограничников. Двадцать шестой
полк назавтра сводим в два трехротные батальона. Двадцать пятый тоже  в  два
батальона,  плюс  рота  моряков  и  рота  пограничников.  Всего  шестнадцать
рот-полк нормального состава.
   - Если нас не поддержат, то завтра мы  не  удержим  своих  позиций.  Надо
немедленно запросить резервы в штабе района.
   - Генерал Стессель еще днем категорически отказал в этом.
   - А Фок?
   - Ответил бранью.
   Кондратенко хотел было что-то ответить своему собеседнику, по запнулся на
полуслове и,  откинувшись  на  спинку  стула,  захрапел.  Кликнув  денщиков,
Семенов бережно уложил генерала на походную койку.
   Проснувшись довольно поздно, Фок по обыкновению отправился на прогулку  в
штаб расположенного поблизости Четырнадцатого полка. По дороге  он  встретил
начальника штаба Дмитриевского и, выслушав его доклад о положении на фронте,
справился о Сахарове и приказал отправить в Артур все обозы с ранеными, всех
лишних людей, а саперов отослать к Волчьим горам.
   - Разве намечается отступление? - удивился начальник штаба.
   - На войне, да еще оборонительной, когда инициатива в  руках  противника,
трудно что-либо намечать. Но необходимо  обеспечить  свободу  действий  себе
заранее, а для этого нужно избавиться от всего лишнего,  -  объяснил  Фок  и
отпустил Дмитриевского.
   В штабе у Савицкого, справившись  о  потерях  в  полку,  он  обратился  к
полковнику с вопросом:
   - Каково ваше мнение о продолжении обороны Зеленых гор?
   Савицкий на минутку задумался, стараясь понять, какой ответ  будет  более
приятен начальнику дивизии. Вспомнив  часто  высказываемое  Фоком  мнение  о
желательности  скорейшего  отхода  в  Артур,  он  после  минутного  раздумья
ответил:
   - Чем скорее отойдем, тем лучше, ваше превосходительство!..  Здесь  полки
только зря несут большие потери от  артиллерийского  огня,  чем  ослабляется
будущий гарнизон крепости.
   - Я тоже так думаю, - довольно проговорил генерал. - Я уже  отдал  приказ
об отправке обозов и всей тыловой шушеры в крепость.
   В голове Фока давно уже созрел план, который он  тщательно  обдумывал  во
всех деталях, шагая по комнате.
   "Кондратенко, конечно, будет держаться до последнего, - думал Фок. - Я же
отступлю, как только японцы меня атакуют. В результате отряд Семенова  будет
охвачен с фланга, а быть может, и с тыла, и едва ли от него много останется.
Раз это  случится,  с  Кондратенко  будет  покончено.  Самовольно  уехал  из
крепости да еще потерпел поражение! Такие вещи никому не прощаются! Тогда  я
- единственный кандидат в начальники сухопутной обороны, и все будет в  моих
руках",
   При этой мысли Фок улыбнулся и весело потер руки.
   В тот же день, четырнадцатого  июля,  около  пяти  часов  вечера,  японцы
наконец рискнули атаковать  Тринадцатый  полк  Четвертой  дивизии,  но  были
отбиты с громадным уроном. Узнав  об  этом,  Фок  пришел  в  неистовство  и,
изругав площадной бранью  командира  полка,  приказал  ему  отвести  полк  с
передовых позиций, оставив на них лишь охотничью команду. Затем  был  вызван
Дмитриевский, которому генерал под строжайшим секретом  сообщил,  что  отряд
Семенова разбит и в беспорядке отступает к Артуру.
   - Я только что говорил с его штабом. Там все на месте,  -  возразил  было
подполковник, но тотчас замолчал под гневным взглядом своего начальника.
   - Сведения у меня от конного ординарца. Разошлите немедленно во все части
приказ об отходе.
   Дмитриевский  послушно  откозырял  и  вышел.  Вызвав  по  телефону   всех
командиров полков, он не замедлил им сообщить о разгроме  правого  фланга  и
предстоящем спешном отступлении дивизии на Волчьи горы.  В  полках  поднялся
переполох, еще более усилившийся, когда  японцы  снова  атаковали  некоторые
участки фронта. В воздухе стало попахивать новым Цзинджоу, но тут неожиданно
в дело вмешался Ирман, огнем своих батарей буквально  сметавший  противника,
как только он показывался на хребте.
   Узнав об этом, Сахаров опрометью бросился в штаб  к  Фоку  и  просил  его
обуздать расходившегося  начальника  артиллерии.  Генерал  разразился  самой
непечатной бранью по адресу идиотов, которые не понимают военной обстановки,
затем не в меру ретивому начальнику артиллерии было  послано  категорическое
приказание беречь снаряды.
   Это распоряжение и приказ об отступлении Ирман принял  с  негодованием  и
немедленно поехал объясняться в штаб.
   - Как отступаем? - накинулся он на Дмитриевского. - Японцы везде  отбиты,
снарядов осталось еще по двести  выстрелов  на  орудие,  с  ними  я  задержу
противника, по крайней мере, сутки.
   -  Семенов  отступает,  вернее,  даже  бежит  в  Артур,  -   начал   было
Дмитриевский.
   - Вас кто-то ввел в заблуждение! Командир второй батареи Лаперов  доносит
мне с правого фланга, что там все атаки отбиты и никто не отходит...
   - Приказ Стесселя...
   - Почему же вы не объясните ему, что нет никаких оснований для  отхода  с
позиций?
   - Обратитесь тогда к начальнику дивизии, он вам разъяснит.
   Но Фок ничего разъяснять не стал, он просто приказал немедленно отходить.
   -  Через  полчаса  жду  от  вас,  Владимир  Александрович,  донесений   о
выполнении моего приказа, - оборвал он Ирмана.
   - Кроме того, я не согласен с намеченной диспозицией расположения батарей
на Волчьих горах. Мои правофланговые батареи почему-то становятся  за  левым
флангом, и наоборот. Из-за этого они сделают лишних двадцать верст и вовремя
не смогут поддержать стрелковые части, - продолжал возражать Ирман.
   - Я вашего мнения не спрашиваю, полковник! Вы свободны! - кивнул  головой
Фок на дверь.
   Взбешенный Ирман полетел на телефонную станцию  и  пытался  связаться  со
Стесселем в Артуре, но связь уже была прервана, и, ничего не  добившись,  он
отправился к своим батареям Не успело еще зайти солнце, как полки  Четвертой
дивизии начали отход по всему  фронту,  прикрываясь  охотничьими  командами.
Заметив клубы пыли над  всеми  дорогами,  японцы  открыли  по  ним  яростный
шрапнельный огонь. Отступление все больше  принимало  характер  бегства,  и,
воспользовавшись этим, японцы прорвались во фланг и тыл  Двадцать  пятого  и
Двадцать шестого полков, сразу поставив их в критическое положение.
   Кондратенко был разбужен своим вестовым  как  раз  в  тот  момент,  когда
прорвавшиеся в тыл японцы с криками "банзай" атаковали  небольшую  китайскою
деревушку, где помещался штаб  Семенова.  При  первых  выстрелах  полковник,
собрав в штаб знаменитый взвод своего полка, конноохотничыо команду Двадцать
пятого полка, две морских десантных пушки с  десятком  матросов,  обозников,
денщиков, наскоро организовал оборону. Противник был  подпущен  вплотную,  а
затем расстрелян в упор залпами сборного отряда.  Кондратенко,  выскочив  из
фанзы на двор,  был  оглушен  ружейной  трескотней,  раздававшейся  со  всех
сторон. Крики "банзай" смешивались с криками "ура" и перекрывались короткими
выстрелами морских орудий. Пули роями летели в  разные  стороны.  Разобрать,
что происходит, в темноте было невозможно.
   - Где? Что за стрельба? Где полковник Семенов?  Почему  меня  так  поздно
разбудили? - забросал генерал вопросами своего вестового.
   - Ховайтесь у погреб. Роман Исидорович, а то, не дай  боже,  еще  зацепит
какая пуля! - вместо ответа советовал тот, хватая Кондратенко за рукав.
   За воротами на Кондратенко налетели  два  матроса.  Генерал  узнал  их  в
темноте по белой одежде.
   - Где начальник отряда? - справился он у них.
   - У околицы за заборами, - ответил один из них. - Японец сразу навалился,
чуть было не забрал нашего генерала, говорят, он сильно ранен.
   - Кого?
   - Генерала пехоцкого Кондратенкина. Стрелки страсть  рассерчали  за  это.
Насмерть бьют всех японцев и никого в плен не берут.
   - Да я жив и здоров!..
   Матрос  недоверчиво  приблизил  в  темноте  свое  лицо  к  Кондратенко  и
старательно стал разглядывать его погоны.
   - Никак, и впрямь генерал! - радостно воскликнул  он.  -  Вот  солдаты-то
обрадуются, что вы, ваше превосходительство, целы. Дозвольте, я вас  провожу
к ним. - И, не дожидаясь ответа, матрос пошел вперед. - Лети  духом  вперед,
доложи полковнику: идет, мол,  генерал  целехонек,  -  приказал  он  другому
матросу.
   Через несколько шагов их встретил спешивший навстречу Семенов.
   - Роман Исидорович, вы целы? - бросился к нему полковник. - Тут  какая-то
сука распустила слух, что вы ранены! Стрелки как узнали, так  прямо  ошалели
от злости, погнали японцев, как овец.
   - Что случилось-то? Почему могли попасть сюда японцы?
   - Фок ушел, а нам ничего об этом не сообщил, нас и обошли. Вы бы  все  же
побереглись, Роман Исидорович!
   Но Кондратенко ничего не хотел слушать. Подойдя к цепям,  он  громко,  во
весь голос, поблагодарил солдат за заботу о нем.
   - Рады стараться! Дай вам боже долгие дни!  С  вами  мы  не  пропадем!  -
радостно понеслось ему в ответ.
   Отбитые японцы  быстро  отступили,  исчезнув  в  темноте.  Кондратенко  и
Семенов вернулись в штаб. Там уже спешно наводил порядок адъютант.
   - Где же Фок? - спросил генерал.
   - Послан конный дозор выяснить местонахождение правого  фланга  Четвертой
дивизии, - доложил Семенов.
   - Что делается у нас на правом фланге в приморском районе?
   - Начальник пограничников подполковник Бутусов доносит, что, кроме слабых
атак с фронта, противник активности не проявляет.
   - Конный ординарец из штаба Фока, - доложил адъютант, когда в фанзу вошел
запыленный усталый стрелок и подал Кондратенко пакет.
   - Почему так долго ехал? - сурово спросил его генерал.
   - Ночью плутал, ваше превосходительство, и у нас в штабе мне сказали, что
Седьмая дивизия идет в Артур, я думал вас по дороге перехватить,  но  никого
не встретил, - оправдывался солдат.
   - Фок с вечера еще начал отход на Волчьи  горы,  -  сообщил  Кондратенко,
пробежав глазами бумагу. - Приказываю отступить в район крепости Порт-Артур,
- твердо проговорил он после длительного раздумья.
   Время шло, ночь была на исходе, надо  было  торопиться.  Вскоре  полки  в
полной тишине двинулись в дорогу, пользуясь ночным мраком.
   Кондратенко со штабом выехал к  одному  из  перекрестков,  мимо  которого
должны были  проходить  все  части.  Здесь  он  в  каждом  полку  и  команде
справлялся о потерях и благодарил стрелков.
   Уже совсем рассветало, когда прошли последние подразделения.
   - Прошу вас, Владимир Федорович, принять на  себя  общее  начальство  над
походной колонной, - обернулся генерал к Семенову, - а я  вернусь  и  объеду
оставшиеся в арьергарде охотничьи команды и батарею. Они много перенесли  за
эти дни. Надо их особенно поблагодарить за боевую работу.
   - Вас могут отрезать в темноте от главных сил, Роман  Исидорович.  Что  я
тогда доложу Стесселю? -  запротестовал  полковник,  по  Кондратенко  только
махнул рукой.
   - Не велика будет потеря для Артура. Меня  с  радостью  заменят  кем-либо
другим. Кстати, вас, Владимир Федорович,  можно  поздравить  с  наступающими
именинами. Завтра пятнадцатое число. Желаю вам во  всем  полного  успеха,  -
протянул руку Кондратенко.
   Через минуту он уже скрылся в темноте ночи.
   Объезд охотничьих команд занял довольно  много  времени.  Особенно  долго
генерал задержался в охотничьей команде Двадцать шестого  полка.  За  убылью
офицеров  ею  временно  командовал  унтер-офицер  Демьянов,   перешедший   с
Енджеевским из Четырнадцатого полка. Инициативный и  энергичный  солдат,  он
всеми силами старался задержать наступающие японские части. С этой целью  он
предложил заложить ряд самодействующих фугасов  под  мостами,  в  дефиле  на
дорогах и других местах, где можно было ожидать прохождения  крупных  частей
противника. Стрелки, в свою  очередь,  предложили  заминировать  оставляемые
окопы и блиндажи.
   -  Где  вы  достанете  нужное   количество   пироксилина?   -   усомнился
Кондратенко, узнав об этой затее.
   - В штабе бросили две двуколхи пироксилина, не на чем было их вывезти.  А
мы шашки разобрали по рукам и теперь хотим их использовать. Есть у нас  один
матросик с "Баяна - Бабушкин, минер по специальности.  Он  нас  научит,  как
надо ставить мины, - доложил Демьянов.
   - Где он? - справился генерал.
   - Легок на помине!  -  кивнул  Демьянов  на  подошедшего  в  этот  момент
матроса. Гигантского роста, косая сажень в плечах, он до военной службы  был
борцомтяжеловесом. Тяготясь  бездействием  артурской  эскадры,  он  вызвался
охотником в морской десант, приданный к дивизии Кондратенко.
   Бабушкин подробно рассказал генералу,  как  он  собирается  устанавливать
фугасы.
   - Закопаем фугасы в землю так, чтобы не было их  заметно.  В  темноте  не
больно разглядишь, где свежевыкопанная  земля.  Станет  японец  на  фугас  и
взлетит на воздух. Нарвется рота на такое минное поле, никто целым не уйдет.
Побоятся японцы дальше нас преследовать, а наши части тем временем устроятся
на н