,   где   нужно,
необходимые исправления, поэтому я поеду обратно.
   - Не смею задерживать, ваше превосходительство. Но, конечно, очень  жаль,
что вы не сможете взглянуть на "заячьи  норы",  в  которых  расположены  мои
части.
   - Вы снимите несколько фотографий и потом покажете их  мне  и  Александру
Викторовичу, - мудро решил Стессель и тронулся в  обратный  путь  вместе  со
своей свитой.
   Кондратенко, Наумеяко и Звонарев двинулись дальше.  Вскоре  их  встретили
начальник правофлангового  участка  полковник  Семенов,  участковый  инженер
капитан Зедгенидзе и начальник  артиллерии  участка  полковник  Мехмандаров.
Поздоровавшись с ними, генерал направился на позиции. В отличие  от  участка
Четвертой дивизии окопы здесь  были  прекрасно  оборудованы,  имели  прочные
блиндажи, были хорошо применены к местности.
   - И это Фок смеет называть заячьими норами! - возмущался Кондратенко.
   Уже совсем в темноте Кондратенко добрался до штаба Семенова и решил здесь
заночевать. Вскоре один за другим подъехали вызванные по телефону начальники
боевых участков левого фланга. Кондратенко приветливо с  ними  здоровался  и
заставлял каждого  подробно  рассказывать  о  положении  на  участке.  Затем
началось совещание  о  возможности  перехода  в  наступление  в  направлении
Дальнего. Эта мысль была с энтузиазмом поддержана присутствующими.
   - Только бы Фок не подвел, а мы сумеем прорвать расположение  японцев,  -
резюмировал мнение собравшихся Семенов.
   - Завтра сменим Четырнадцатый полк и  попробуем  выйти  в  тыл  Хунисану,
пусть они нам дадут хотя бы одного-двух проводников из охотничьей команды, -
проговорил Кондратенко. - Попрошу об этом прямо Савицкого.
   Записка была написана, генерал вручил  ее  Звонареву  и  велел  доставить
командиру Четырнадцатого полка.
   - Теперь всего половина десятого. Через час вы будете у него. Можете  там
и остаться на ночлег, - распорядился Кондратенко.
   - Я постараюсь разыскать Енджеевского  и  у  него  останусь  до  утра,  -
ответил прапорщик.
   - Прекрасно. Сообщите ему о наших намерениях и спросите совета.  Было  бы
очень хорошо, если бы он с утра повидал меня.
   Через час Звонарев был уже в штабе Четырнадцатого  полка.  После  отъезда
Стесселя там продолжали пьянствовать.
   Полковник, с красным лицом, без кителя, сидел  за  столом  в  палатке  на
своем прежнем месте. Около него собралась довольно большая компания.
   Прапорщик, растолкав толпу, подошел к полковнику и протянул пакет.
   Все находившиеся в палатке обернулись в сторону своего командира.
   - Выступать куда-нибудь? Тревога? Японцы прорвались? - засыпали вопросами
прапорщика.
   - Кукиш дам я ему своих охотников! Если хочет, может  брать  это  золотце
Енджеевского. Свечку поставлю своему святителю, когда от него  избавлюсь!  -
проговорил полковник, ознакомившись с запиской Кондратенко. - Завтра передам
позицию у Хунисана Семенову, а второй батальон оттяну в тыл. Ваш же  генерал
может там чудить как хочет! У меня есть приказ Фока - никакой поддержки  ему
ни в чем не оказывать.
   - Так и прикажете передать генералу Кондратенко? - поставил вопрос ребром
Звонарев.
   - Что вы? Еще и в самом деле вздумаете ему дословно передать все,  что  я
говорю. Сейчас я продиктую ответ...
   "Ваше превосходительство, высокоуважаемый Роман Исидорович! При всем моем
искреннем  желании,  я,  к  великому  моему  сожалению,  лишен   возможности
удовлетворить вашу просьбу, хотя горячо сочувствую вашему начинанию и твердо
убежден в его несомненном успехе под вашим мудрым руководством. Единственно,
что я могу сделать, - это откомандировать  в  ваше  распоряжение  начальника
моей охотничьей команды поручика Енджеевского.  Срок,  командировки  его  не
ограничиваю временем. Остаюсь вашего превосходительства  преданнейший  слуга
Владимир Савицкий".
   Взяв письмо, прапорщик вышел из палатки и отправился к месту расположения
охотничьей команды. По  дороге  к  нему  присоединился  Али-Ага  Шахлинский,
который, по поручению Ирмана, должен был объехать батареи и  предупредить  о
предстоящем уходе с занимаемых сейчас позиций.
   - Как, и артиллерия снимается с этого участка? - удивился Звонарев.
   - Фок приказал убрать  все  орудия,  а  инженерам  разобрать  блиндажи  и
материалы использовать на других участках позиции.
   - Короче, Кондратенко предоставляется  голое  место,  на  котором  прежде
всего надо будет вновь возводить укрепления.
   - Весьма возможно, что японцы, заметив, что наши разбирают блиндажи, сами
перейдут в наступление раньше нас.
   - Надо срочно об этом предупредить генерала, -  решил  Звонарев  и  хотел
было ехать назад в штаб Семенова, но капитан предложил туда заехать лично.
   - Особенно не беспокойтесь. Мой командир бригады, полковник Ирман,  решил
правофланговые батареи вопреки приказу Фока пока оставить на месте. Я  лично
повидаюсь с полковником Мехмандаровым. Мы с ним старые друзья и  с  полслова
поймем друг друга. Какие бы приказания ни отдавал Фок, батарея подполковника
Лаперова, где я старшим офицером, никогда не бросит без помощи полки дивизии
Кондратенко, - пылко проговорил  Шахлинский.  -  От  правофланговой  батареи
Романовского до штаба Двадцать шестого полка всего три-четыре версты,  я  за
полчаса доберусь до него и передам все, что нужно. Вы же поезжайте  прямо  к
Енджеевскому.
   Стах уже спал, когда Звонарев вошел в  его  палатку,  но  будить  его  не
пришлось: он тотчас же проснулся и,  натянув  сапоги,  присел  к  столу,  на
котором стояла зажженная свеча. Выслушав Звонарева, он тихонько свистнул.
   - Ясно, что Фок хочет подложить свинью Кондратенко. Но мы еще  посмотрим,
что из этого выйдет. Я, конечно, с удовольствием перейду к Семенову,  а  что
касается моих охотников, то постепенно я их всех перетащу за собой. Денисов!
- крикнул поручик, приподняв полу палатки.
   - Чего изволите?  -  отозвался  голос  из  темноты,  и  в  палатку  вошел
коренастый стрелок с перевязанной головой.
   - Надо всех больных и раненых отправить в тыл, - начал было поручик.
   - Они, ваше благородие, не хотят. И здесь, говорят, переможемся.
   - Я перевожусь в Двадцать шестой полк, - объявил ему поручик.
   Унтер-офицер с удивлением посмотрел на поручика.
   - Как же мы без вас-то будем, Евстахий Казимирович? - спросил  он.  -  За
вами мы и в огонь и в воду пойдем, потому что вас  знаем,  -  зря  людей  не
поведете, а новый начальник неизвестно какой еще попадется.
   - Пусть, то нездоров, отправляется в госпиталь, а там просится в Двадцать
шестой полк.
   - Смекнул, ваше благородие! Только половина команды сразу уйдет. Много  у
нас легкораненых, которые в  строю  остались.  Есть,  кроме  того,  больные,
особенно животом, ревматизмом и куриной слепотой.
   - Всем сразу уходить нельзя: человек по пятнадцати в день, не больше.
   - Понял! Созову взводных, мы мигом это дело обмозгуем. - И унтер  скрылся
из палатки.
   Вскоре лагерь зашумел. Послышались споры, кому прежде идти к  поручику  в
Двадцать шестой полк.
   - Кондратенко очень хотел, чтобы вы оставили на месте часть своих  людей,
- напомнил Звонарев.
   -  Хорошо.  Сразу  у  десятка-другого  стрелков  заболят  животы.  Они  и
останутся на месте, когда  полк  будет  уходить.  По  прибытии  же  Двадцать
шестого полка они чудодейственным образом все  поправятся.  Эту  комедию  мы
разыграем легко. Одним словом, совсем облапошим эту жирную свинью Савицкого!
- радостно проговорил Стах.
   Звонарев громко зевнул, сказывалась дневная усталость.
   - Ложитесь-ка вы на мою постель, Сергей Владимирович, мне  сейчас  не  до
сна. Слишком много надо сделать за ночь, - предложил Стах.
   Едва Енджеевский вышел из палатки, как Звонарев, не раздеваясь, повалился
на постель и тотчас уснул.
   Проводив Стесселя, Фок и Сахаров направились в свой штаб, расположенный в
Кумирненской импани. Лошади осторожно  шли  по  темной  дороге.  Фок  громко
вздыхал и чертыхался, когда его конь оступался в темноте.
   - Вы, верно, очень устали, ваше превосходительство? -  участливо  спросил
Сахаров.
   - Чертовски! Скорей бы эта проклятая война кончилась, сейчас же  выйду  в
отставку и уеду куда-нибудь подальше.
   - Если не секрет, то куда же вы собираетесь уехать?
   - За границу! В Южную Германию. Мы, Фоки, родом из Тюрингии. Хотелось  бы
приобрести там дачку и пожить до  конца  дней  на  покое  у  себя  в  родном
фатерланде.
   - Вы заслужили полное право на спокойную старость.
   - В России не умеют ценить по заслугам людей!  Стессель  моложе  меня  на
семь лет, а уже метит в полные генералы, я же дальше не пойду  и  через  год
буду уволен со службы по возрастному цензу.
   - Вам самим следует уже сейчас позаботиться о своей старости.
   - Не от меня это зависит.
   - От вас, ваше превосходительство! Войну надо кончать поскорее, ибо она в
тягость русскому народу. Может быть, я пессимист,  но  как-то  мало  верю  в
освобождение Артура, - вздохнул Сахаров.
   - Так вы считаете, что чем Артур скорее будет занят японцами,  тем  лучше
для русских?
   - Не совсем так, ваше  превосходительство,  но  коль  скоро  ему  суждено
пасть, пусть это совершится поскорее; меньше будет человеческих жертв.
   - Да, капитан, вы правы:  упорное  сопротивление  на  передовых  позициях
совершенно излишне, чего не хочет понять Кондратенко. Только  зря  проливают
солдатскую кровушку.
   - По-видимому, он надеется на благоприятный исход войны.
   - Не такой он дурак! Просто хочет прослыть артурским героем.
   - Надеюсь, Стессель не разделяет его взглядов?
   - Стессель собственного мнения не имеет, это для него слишком сложно.
   - Тогда пусть он усвоит мнение вашего превосходительства!
   - Вы, Василий Васильевич, человек коммерческий. Хотите услугу за  услугу?
Я буду поддерживать у Стесселя ваше мнение об осаде... Мог бы я  участвовать
в вашем предприятии?
   - Разрешите на ваше имя записать акции шанхайского банка тысяч на  десять
- пятнадцать?
   - Только, чур! Договора с вами я, конечно, заключать не буду.
   - Слово вашего превосходительства дороже денег!
   Сахаров оживился и весело замурлыкал что-то себе под нос.
   - Много вам платят японцы? - неожиданно обернулся к нему Фок.
   - Мне? Японцы? За что? -  похолодев  от  страха,  воскликнул  Сахаров.  -
Шутить изволите,  ваше  превосходительство!  Что  же  касается  этого  купца
Тифонтая, то я с трудом выжал из  него  три  процента  с  чистого  дохода...
вообще - купцы народ коммерческий.
   - А японцы - дальновидный!
   - Вполне согласен с вашим превосходительством.
   - Тогда все в порядке, - закончил разговор генерал.
   Утром к Фоку явился полковник Дмитриевский с целым ворохом бумаг.
   - Прежде всего разрешите доложить  вашему  превосходительству,  что  ваше
распоряжение о  снятии  с  позиций  Четырнадцатого  полка  выполнено  только
наполовину:  стрелки  ушли,  но  разбирать  блиндажи   и   укрытия   генерал
Кондратенко не разрешил.
   - Савицкому надо было не спрашивать разрешения  у  Кондратенко,  а  точно
выполнить мое приказание. Объявите ему выговор в приказе по дивизии.
   - Генерал Кондратенко под угрозой ареста приказал все оставить на  месте.
Кроме того, в расположении Четырнадцатого полка появилась не то  холера,  не
то  дизентерия.  В  охотничьей  команде  сразу  заболело  двадцать  человек,
некоторые тяжело. Ввиду этого полковой врач,  во  избежание  распространения
заразы, не рекомендовал что-либо уносить с бывшего участка полка.
   - Это другое дело! Пусть себе  там  Кондратенко  на  здоровье  возится  с
эпидемией, мы вовремя убираемся отсюда.
   Вскоре приехал Савицкий  и  стал  оправдываться  в  невыполнении  приказа
начальника дивизии. Фок дал ему выговориться и затем спросил:
   - Правда, что у вас обнаружилась холера?
   - В охотничьей команде поручика Енджеевского. Я,  кстати,  откомандировал
его в распоряжение Кондратенко.
   - Это тот умник, который уверял под Цзинджоу, что японцы уходят на  север
и в нарушение подчиненности, помимо меня, прямо донес  об  этом  Стесселю  и
почему-то Кондратенко?
   - Он самый, ваше  превосходительство.  Я  с  удовольствием  бы  и  совсем
избавился от его присутствия в полку.
   -  Подайте  рапорт  по  команде.  Я  поддержу  ваше   ходатайство   перед
начальником района. Заодно пусть он забирает с собой всех этих  холериков  и
разводит заразу в Седьмой дивизии.
   - Слушаюсь! Сам Енджеевский тоже является нравственной заразой для  всего
полка - нигилист и критикан!
   - Тем больше оснований от него  избавиться!  Посмотрим,  как  Кондратенко
справится со своей затеей, - злорадно проговорил Фок.
   - Ваше превосходительство!  -  доложил  генералу  вошедший  Ирман.  -  По
просьбе генерала Кондратенко я оставил на месте две правофланговые батареи.
   - Совершенно напрасно! Немедленно снимите их,  они  мне  нужны  на  левом
фланге завтра к утру.
   - Но там  и  так  уже  имеется  три  батареи,  а  у  Хунисана  почти  нет
артиллерии.  Там  намечается  наступление  Двадцать  шестого  полка,  и  без
артиллерийской подготовки полк понесет значительные потери...
   - До Седьмой дивизии, с ее умником Кондратенко, мне нет дела! К  вам  она
тоже не имеет никакого отношения, и вам незачем о ней беспокоиться.
   Ирман в волнении поднялся во весь рост перед Фоком и задыхающимся голосом
проговорил:
   - Вашего распоряжения по долгу службы и чести своего мундира я  исполнить
не могу. Прошу освободить меня от командования бригадой!
   Фок  с  удивлением  смотрел  на  своего  всегда   дисциплинированного   и
выдержанного начальника артиллерии. В таком состоянии он его еще никогда  не
видел.
   - Какой же вы горячка, Владимир Александрович! Как  будто  вы  не  совсем
лишены нашей спокойной и уравновешенной  германской  крови.  Из-за  пустяков
пыль поднимаете!
   - Человеческие жизни для меня никогда не были пустяками.
   - Я вас, полковник, больше не задерживаю, - вновь повысил  голос  Фок.  -
Если  вы  больны,  подавайте  рапорт  и  уезжайте  в  Артур,  но  дальнейших
препирательств по поводу отданного мною приказа я не потерплю.
   Ирман  повернулся  по-уставному  и,  щелкнув  шпорами,  вышел.  Выйдя  от
начальника дивизии, Ирман быстро написал рапорт о болезни и подробное письмо
Кондратенко. Письмо он вручил Али-Ага Шахлинскому и приказал ему  тотчас  же
ехать к генералу.
   - От вас многое зависит, Али-Ага, - напутствовал капитана Ирман.
   - Не беспокойтесь, Владимир Александрович. АлиАга еще никогда  никого  не
подводил и не предавал в жизни. Если Фок задумал  подвести  Седьмую  дивизию
под удар японцев, то это ему не удастся. Приложу все силы, чтобы  расстроить
его козни и помочь генералу Кондратенко. - И, вскочив  на  коня,  Шахлинский
широким галопом поскакал по дороге.
 
 
   Глава седьмая
 
   Звонарев вместе с Кондратенко обходил линию окопов,  которые  должен  был
занять Двадцать шестой Восточносибирский стрелковый полк. Генерал осматривал
мелкие окопчики с небольшим земляным бруствером, едва прикрывавшим  сидящего
на дне человека.
   - Надо удивляться ничтожности потерь  в  Четырнадцатом  полку  при  таком
отвратительном устройстве окопов, - раздраженно сказал он.
   - Японец тут совсем не стреляет, можно хоть  на  бруствере  сидеть,  ваше
превосходительство, -  доложил  Денисов,  оказавшийся  в  числе  "заболевших
холерой и внезапно поправившихся" охотников.
   - Очевидно, здесь никого нет, кроме редких цепей для наблюдения за  нами,
- окончательно решил Кондратенко.  -  Пока  займемся  улучшением  позиции  и
подготовкой к глубокому поиску в тыл, который может  привести  и  к  прорыву
всего японского расположения.
   - Если только Фок и Стессель, не помешают, - вставил Семенов.
   - Наверное, помешают, - добавил Енджеевский. - Наш начальник  дивизии  из
кожи вылезет, чтобы напакостить вам.
   Около полудня стремительно прискакал  Али-Ага  Шахлинский  с  письмом  от
Ирмана.
   Ознакомившись с содержанием письма, генерал сделался мрачным.
   - Батареям уже передано приказание об уходе? - спросил он у капитана.
   - Никак нет, но от вас я еду к ним.
   - Попросите обоих командиров батарей ко мне. Я лично  побеседую  с  ними.
Пока что надо хотя бы до вечера задержать здесь батареи, а затем  я  попрошу
вас, Сергей Владимирович, махнуть отсюда прямо в Артур к  Стесселю,  -  часа
через два с половиной вы будете там. Я прошу его немедленно выслать  мне  из
крепости    пятидесятисемимиллиметровую     ездящую     батарею,     батарею
семидесятипятимиллиметровую китайских пушек и хотя  бы  взвод  шестидюймовых
полевых мортир, - всего двенадцать орудий и две мортиры. С  этими  силами  я
еще смогу обойтись. Только большая просьба, Сергей Владимирович:  по  дороге
не мешкать. Сейчас десять утра,  к  завтрашнему  утру  батареи  должны  быть
здесь.
   Звонарев немедленно велел седлать себе лошадь.
   - Моряков я прошу одновременно выслать  канонерки  и  миноносцы  к  бухте
Лунвантань. Пусть обстреляют берег с севера от Семафорной  горы,  -  добавил
Кондратенко, вручая прапорщику пакет.
   Звонарев без особых приключений добрался  до  Артура  и  прямо  с  дороги
направился с докладом к Стесселю.
   Генерал был удивлен его появлением.
   - Что там стряслось, что вас  погнали  с  позиций  прямиком  в  Артур?  -
спросил он у Звонарева.
   - Когда  я  уезжал,  все  было  благополучно,  за  исключением  некоторых
разногласий между генералами Фоком и Кондратенко.
   - Опять началась генеральская грызня, - раздраженно  проговорил  Стессель
и, разорвав пакет, стал читать донесение. - Я приказал Фоку убрать  полк,  а
не батареи, кроме того,  смена  намечалась  на  завтрашний  день,  а  не  на
сегодня. Тут уже, очевидно, Роман Исидорович, как всегда,  поторопился.  Что
за человек! Ни минуты не может посидеть спокойно! - все  больше  раздражался
Стессель. - Просимые им батареи я, конечно, вышлю, если они в Артуре. Вернее
же, они стоят в резерве за дивизией Фока. Мортиры  здесь  -  сейчас  прикажу
Василию Федоровичу их сегодня же двинуть  на  позиции.  Вы  и  отвезете  это
приказание в Управление артиллерии.
   - Генерал Кондратенко хотел,  кроме  того,  просить  помощи  у  флота,  -
доложил Звонарев.
   - Есть и для них пакет?
   - Так точно!
   - Дайте его сюда, - приказал генерал и тут же вскрыл пакет.
   - "Прошу оказать содействие моему наступлению на Дальний", - начал читать
Стессель. - Какое это еще наступление? Кто его разрешил? - набросился он  на
Звонарева. - Желательно в этой операции не меньше трехпяти  судов  подвижной
береговой обороны, канонерок или крейсеров,  при  одновременном  ударе  всем
броненосным отрядом на Дальний с моря".  Да  тут  намечается  целая  большая
операция с участием всего нашего флота и без  моего  ведома  и  согласия!  Я
решительно запрещаю предпринимать что бы то ни  было  до  моего  разрешения!
Письмо, адресованное  Витгефту,  я  задержу  у  себя  впредь  до  объяснения
Кондратенко. Пока отправляйтесь к Белому и от моего имени прикажите  выслать
на передовые позиции взвод шестидюймовых мортир, - распорядился  генерал.  -
Вы когда возвращаетесь обратно?
   - Генерал Кондратенко приказал мне остаться в Артуре и продолжать  работу
на сухопутном фронте.
   - Кого же мне послать к Кондратенко? Гантимуров здесь? - спросил Стессель
у молчаливо наблюдавшего за происходящим Рекса.
   - Еще не вернулся, ваше превосходительство.
   - Придется послать Водягу. Можете идти, господин  прапорщик,  -  отпустил
генерал Звонарева.
   В Управлении артиллерии раздавались  сильный  шум  и  крики,  когда  туда
явился Звонарев. Еще издали он узнал могучий бас Борейко.
   - Не соглашался и не соглашусь! - кричал поручик, стоя  перед  заведующим
хозяйством крепостной артиллерии подполковником Бжозовеким. - Раз на складах
есть приличное обмундирование, давать солдатам всякую рвань нельзя! Они тоже
люди и должны быть одеты и обуты как следует!
   - Это обмундирование, первого срока, оно не  может  быть  выдано  вам,