шли и остальные.
   - Построить морские команды, - приказал генерал.
   Когда  распоряжение  было  выполнено,  Кондратенко   тепло   поблагодарил
матросов за боевую работу.
   - Вам придется  защищать  Высокую  и  дальше.  Помните,  что  ее  падение
равносильно гибели ваших судов и кораблей. Я надеюсь на вас,  как  на  своих
стрелков. Наша родина поручила вам защиту Артура, и я твердо уверен, что  вы
сумеете отстоять его так же, как и Высокую.
   - Постараемся, ваше превосходительство! - гаркнули в ответ моряки.
   - Ну, с богом, - махнул рукой Кондратенко.
   Сойманов и Акинфиев увели свои команды.
   Ушел и Борейко. Вскоре он  оказался  около  Пушкинской  школы.  Осторожно
постучав  в  дверь,  он  назвал  свою  фамилию.  Его   встретила   маленькая
учительница.
   - Каким ветром вас сюда занесло в  такой  поздний  час?  -  спросила  она
поручика.
   - Вы мне разрешите у вас переночевать? - спросил он.
   -  Только,  чур,  вы  будете  вести  себя  скромненько,   -   проговорила
учительница, грозя ему пальцем.
   - Об этом не беспокойтесь. В вашем присутствии я делаюсь,  как  известно,
ручным.
   - До сих пор у меня были ручные кошки, собаки и другие звери, но медведей
еще не было.
   - Поскольку у вас имеется уже такой большой опыт дрессировщика, я  думаю,
что вы и меня сумеете прибрать к рукам, а  вернее,  уже  давно  прибрали,  -
добавил он через несколько секунд.
   - Вы, кажется, против этого не возражаете? - улыбнулась учительница.
   - Нет, - буркнул поручик и,  неожиданно  подхватив  ее  на  руки,  крепко
поцеловал.
   - На место! - крикнула Оля, отбиваясь от него, но поручик понес  ее,  как
малого ребенка, в соседнюю комнату, где их  ожидали  уже  Мария  Петровна  и
Леля.
   - Наши голубки, кажется, договорились, - заметила
   Леля, увидев их счастливые лица.
   Оля торжественно представила:
   - Мой муж.
   Наступили последние дни горы Высокой. 20 ноября с утра  на  Высокую  гору
обрушился шквал огня. Осадные батареи неистовствовали. Весь береговой  фронт
и броненосцы открыли ответный перекидной огонь по японцам, стараясь привести
к молчанию их тяжелые батареи.
   Едва началась стрельба, как Борейко заторопился на
   Высокую. Около Сводного госпиталя он нагнал Варю Белую с Васей.
   - Сереже стало гораздо лучше, - радостно сообщила девушка.  -  Он  быстро
поправляется.
   - Очевидно, после Надиных поцелуев, - пошутил поручик.
   Варя растерянно посмотрела на Борейко.
   - Сережа не такой, чтобы любить меня, а целоваться с другой.
   - Кто это вам сказал, что он вас любит?
   - Он сам.
   - И вы поверили ему?
   - А ну вас, Топтыгин. - Варя поспешила в госпиталь.
   Со стороны Нового города по направлению Высокой потянулись  разношерстные
колонны  -  последний  резерв  крепости:   солдаты,   матросы,   дружинники,
выписанные из госпиталей, еще перевязанные хромые.
   - Чертова мясорубка, - кивнул на Высокую проходивший  солдат.  -  Сколько
уже легло на ней народу!
   Целый день гремели пушки, грохотали взрывы одиннадцатидюймовых  снарядов,
рвались шрапнели, бомбочки, ручьем лилась кровь, люди  мучились  и  умирали.
Японцы в атаку не переходили, но готовились к штурму.
   На следующий день канонада возобновилась с прежней силой. Погода выдалась
морозная, ясная, что облегчало пристрелку по  Высокой.  К  осадным  батареям
присоединились канонерские лодки со стороны Голубиной  бухты.  Вершина  горы
оказалась под перекрестным огнем. Ливень чугуна и стали усиливался с  каждой
минутой.
   После полудня японцы снова густыми колоннами двинулись на Высокую. Тысячи
их валились, как подкошенные, под огнем орудий, пулеметов, винтовок,  ручных
гранат... Японцы продолжали продвигаться вперед. По грудам трупов и  раненых
неудержимо катились все новые и новые волны атакующих. Все выше  поднимались
они к двурогой вершине Высокой. И русские попятились.  Японцы  ворвались  на
самую вершину.
   Завязался рукопашный бой. Озверелые люди дрались чем  попало  -  штыками,
прикладами, камнями, бомбочками, резали, душили, кусали друг друга.
   Осадная артиллерия перенесла огонь на резервы  и  Новый  город.  Один  за
другим разрушались дома, возникали пожары, и все тонуло  в  облаках  дыма  и
пыли.
   Кондратенко понимал, что  положение  с  каждой  минутой  становилось  все
труднее. Не хватало солдат,  коменданты  горы  выбывали  из  строя  один  за
другим. Необходимо было послать  туда  вполне  надежного  человека,  который
сумел бы подбодрить солдат и сдержать все усиливающийся натиск японцев.
   Генерал решил направить ", гору пограничников под командой  Бутусова.  Он
был уверен, что будет сделано все возможное и  невозможное,  чтобы  удержать
Высокую.
   Бутусов только накануне вернулся с Курганной батареи,  где  почти  неделю
отбивал  беспрерывные  атаки  японцев.  Ряды  его  солдат  сильно  поредели.
Осталось не более половины всего состава при двух офицерах.  Тем  не  менее,
когда Кондратенко сообщил ему о назначении на Высокую, подполковник не  стал
возражать.
   - Если вы, Роман Исидорович, считаете нужным туда направить меня, значит,
так и будет сделано!.. Через час мои люди подойдут  сюда  из  резерва,  а  я
прямо отсюда направлюсь на вершину Высокой.
   Кондратенко прекрасно понимал, что направляет насмерть одного  из  лучших
своих офицеров, который с честью выдержал все  испытания  войны.  Генерал  с
трудом превозмог  свое  волнение  и,  встав  из-за  стола,  крепко  обнял  и
поцеловал Бутусова.
   - Да будет над вами, дорогой Петр  Дмитриевич,  благословенье  божие!  По
мере возможности не рискуйте, старайтесь сохранить себя для  Артура.  Таких,
как вы, у нас немного, и они еще очень нужны здесь, - с чувством  проговорил
Кондратенко.
   Растроганный Бутусов попросил только об одном: позаботиться о его  семье.
Генерал обещал.
   После ухода Бутусова Кондратенко тяжело  опустил  голову,  задумавшись  о
страдной доле, выпавшей артурцам. Но долго раздумывать было  некогда:  Артур
ждал своего генерала. Сообщили о начале нового штурма Высокой. Генерал вышел
на двор, наблюдая в бинокль за тем, что происходило на горе.
   Она была окутана густой пеленой дыма и пыли, сквозь  которые  то  и  дело
проступали красноватые молнии разрывов тяжелых снарядов.  Казалось,  что  на
Высокой происходит извержение вулкана. Временами доносилась дробь пулеметной
стрельбы и людские крики не то "ура", не то "банзай". Только по стремительно
спускавшимся вниз с горы группам  людей  и  одиночным  солдатам  можно  было
догадаться, что русские отходят под давлением превосходящих сил врага.
   - Высокая снова занята японцами, - доложил телефонист.
   - Справься, где подполковник Бутусов, - распорядился генерал.
   - Пограничники подошли! - доложил адъютант.
   Генерал вышел из дома. На улице стояла шеренга солдат с зелеными погонами
и такими же околышами на фуражках. Поздоровавшись с ними, Кондратенко обошел
фронт. Хотя многие солдаты были ранены и носили еще повязки, вид у  них  был
бодрый, не было заметно признаков истощения,  солдаты  выглядели  здоровыми.
Бутусов всегда особенно  заботился  о  питании  солдат  и  с  помощью  своих
друзей-китайцев умел доставать противоцинготные средства и продукты.
   Сравнивая вид пограничников со стрелками, Кондратенко  сразу  понял,  что
физически  крепкие  и  выносливые  пограничники   окажут   гораздо   большее
сопротивление, чем любой стрелковый полк. "Да, на них можно  положиться",  -
подумал он. Поблагодарив солдат  за  геройскую  службу,  генерал  указал  на
Высокую:
   - Запомните, братцы: если гору займут японцы, Артуру придет  конец.  Там,
на горе, вас ожидает подполковник Бутусов, которого я  назначил  комендантом
Высокой. Вместе с ним, под его командой, вы сможете и должны отстоять  гору.
С богом в бой!
   - Постараемся, ваше  превосходительство!  -  дружно  ответили  солдаты  и
двинулись по направлению к горе.
   - Подполковник Бутусов ожидают своих солдат на подъеме  горы,  -  доложил
телефонист.
   Кондратенко  снова  вышел  на  улицу.   В   бинокль   было   видно,   как
перестроившиеся уже в цепь пограничники быстро поднимались к вершине.  Сразу
усилился  ружейный  и  артиллерийский  огонь  японцев.  Залпы  смешались   с
трескотней пачечного огня, забесновались, стреляя  на  предельной  скорости,
пулеметы. Снова вся вершина  утонула  в  пыли  и  дыму.  Цепи  пограничников
залегли, но затем частыми перебежками двинулись дальше  и  скоро  исчезли  в
окутывающем вершину облаке.
   Через  минуту  было  получено  сообщение,  что  дружным  штыковым  ударом
пограничники сбросили японцев вниз и полностью заняли  Высокую.  Кондратенко
облегченно вздохнул.
   Тотчас же возобновился артиллерийский огонь осадных батарей. Шесть раз  в
этот день бросались японцы на штурм и шесть  раз  отступали,  устилая  землю
своими телами. Только с наступлением темноты штурм прекратился.  Гора  снова
осталась в руках артурцев.
   Уже затемно подполковник Бутусов, геройски оборонявший  весь  день  гору,
был смертельно ранен в живо г осколком снаряда. Со слабыми признаками  жизни
доставили пограничники своего  командира  в  штаб  Кондратенко.  Генерал  не
замедлил  прийти  на  перевязочный  пункт.  Он  опустился  на  колени  перед
носилками, на которых лежал Бутусов.  Подполковник  на  мгновение  пришел  в
себя. Узнав Кондратенко, он чуть слышно доложил:
   -  Приказание  вашего  превосходительства  выполнено:  Высокая  полностью
осталась за нами.
   Это были его последние  слова.  Через  минуту  он  затих.  Сняв  фуражку,
Кондратенко поцеловал уже холодеющий лоб своего верного соратника  и  друга.
Не в силах сдержать навертывающиеся на глаза слезы, генерал долго сморкался,
не подозревая, что  не  пройдет  и  двух  недель,  как  и  он  последует  за
Бутусовым, кровью своею запечатлев преданность родине.
   Борейко был не в силах спокойно смотреть на  происходящее  на  Высокой  и
вечером отправился в штаб Ирмана.
   - Быть может, я вам здесь пригожусь, - обратился он к адъютанту  поручику
Костюшко.
   - Сейчас у пас на счету каждый здоровый человек.
   Поэтому оставайтесь в штабе, мы найдем и вам какоенибудь дело.
   Всю  ночь  подходили  к  штабу   пополнения   -   госпитальные   команды,
слабосильные. Их  вперемешку  с  моряками  и  стрелками,  снятыми  с  других
участков обороны, направляли на вершину горы.
   Кондратенко с Ирманом бессменно руководили всей обороной. Около  полуночи
появился в штабе  бледный,  осунувшийся  Стессель  в  сопровождении  Фока  и
Никитина. Генералы наперебой отдавали противоречивые приказания.
   - Зря так упорно  защищаете  Высокую.  Сколько  солдатской  и  матросской
кровушки здесь напрасно проливается! Давно бы пора ее очистить и  отойти  на
основную линию обороны к фортам, - брюзжал Фок.
   - Но тогда погибнет флот, - возразил Стессель.
   - За него мы, Анатолий Михайлович, не ответственны. Шли бы себе кораблики
в море, а то их никак не выгонишь из Артура. В море-то попросторнее,  чем  в
нашей гавани...
   - Там их поджидает японская эскадра, которая гораздо сильнее нашей.
   - Бог не без  милости.  Авось  какое-нибудь  суденышко  и  доплетется  до
нейтрального порта.
   - Да, да, надо самотопам сегодня же послать ультиматум - пусть  убираются
из Артура, пока японцы не перетопили все их калоши, - поддержал Никитин.
   - Чтобы эскадра имела возможность выйти в  море,  необходимо  ей  вернуть
взятые на сухопутный фронт мелкие и средние  орудия,  что-то  около  двухсот
штук. Это сильно  ослабит  оборону.  Кроме  того,  нам  придется  вернуть  и
снаряды, которых у нас очень мало, - возразил Кондратенко.
   - Пушки со второй и третьей линии обороны мы им вернем и часть снарядов -
лишь бы только они ушли, - проговорил Стессель.
   - Я решительно протестую против этого, - заволновался  Кондратенко.  -  У
нас и так нет резерва, а если мы снимем с  фронта  пять  тысяч  моряков,  то
заменить их будет абсолютно некем.
   - Сократите гарнизоны фортов, там много лишних людей, - предложил Фок.
   - Тогда они быстро будут заняты японцами.
   - По-вашему, значит, следует уничтожить еще полтора десятка тысяч  солдат
и матросов, а потом уже поднимать вопрос о  капитуляции.  Бедные  солдатики,
они и не подозревают, что  их  хотят  перевести  чуть  ли  не  поголовно,  -
вздохнул Фок.
   -  Высокую  мы  должны  отстаивать  любой  ценой,  чего,   видимо,   ваше
превосходительство не хочет понять, - резко проговорил Кондратенко.
   - Где уж мне, старому дураку, понять. Я никаких  академий  не  кончал,  -
издевался Фок.
   - Господа, господа, побольше спокойствия, - вмешался Стессель. - Я  решил
защищать Высокую еще один день, а если это не удастся, то очистить ее.  Люди
нам нужны на других участках.
   Несколько разорвавшихся невдалеке  снарядов  заставили  генерал-адъютанта
поторопиться с отъездом.
   Около полуночи  Борейко  и  Третьяков  отправились  на  вершину  Высокой.
Навстречу им тянулись  нескончаемой  вереницей  раненые  и  больные  куриной
слепотой. Спотыкаясь на каждом шагу о трупы, офицеры  кое-как  добрались  до
редута на левой вершине горы. Он был почти полностью  разрушен.  При  слабом
свете мерцающих  звезд  сотни  стрелков  и  матросов  пытались  восстановить
брустверы и блиндажи.
   Подошедший комендант горы капитан  Солоникио  доложил,  что  работы  идут
медленно и вяло, так как люди устали и не хотят работать.
   - Но вы им объяснили необходимость этого?
   - Они резонно возражают, что все равно с утра японцы все снова  разобьют.
Так уж лучше как  следует  отдохнуть,  чем  напрасно  трудиться,  -  ответил
капитан.
   - Люди выбились из сил, надо подбросить свежие части, иначе  едва  ли  из
всех работ выйдет прок, - подтвердил Борейко.
   - Да откуда же их взять? Сюда посланы даже санитары и калеки,  -  ответил
полковник.
   - Тогда трудно рассчитывать на успех обороны, - вздохнул поручик.
   - Но оборонять Высокую все же необходимо.
   Японская артиллерия, несмотря на темноту, продолжала обстреливать вершину
горы редким огнем.
   - Вы бы, господин полковник, побереглись, - предупредил Борейко.
   - Да тут и укрыться негде,  разве  в  комендантском  блиндаже,  если  его
только успели исправить. - И Третьяков  направился  к  правой  вершине,  где
находился комендант горы.
   Как только рассвело, артиллерийская канонада возобновилась с еще  большей
силой, а затем японцы бросились на штурм. Вскоре им удалось овладеть сначала
левой вершиной, а затем правой. Гарнизон горы почти весь погиб.
   Уцелевшие единичные защитники отступили вниз к штабу.  Собрав  всех,  кто
оказался  под  рукой,   -   стрелков,   матросов,   полевых   артиллеристов,
дружинников, - Кондратенко лично повел их в контратаку. Борейко шел рядом  с
ним. Но японцы уже успели установить на горе пулеметы  и  минометы.  Сборный
отряд попал под перекрестный огонь,  смешался  и  залег  на  половине  горы.
Напрасно Кондратенко  и  поручик  пытались  поднять  людей.  Они  решительно
отказывались двигаться дальше. Несколько матросов, попытавшихся идти вперед,
были тотчас убиты. С Кондратенко пулей сбило папаху. Контратака не удалась.
   По возвращении в штаб генерал собрал  к  себе  всех  уцелевших  офицеров,
чтобы узнать их мнение о мерах дальнейшей обороны Высокой. Стрелки, моряки и
артиллеристы  единодушно  высказались,  что  дальнейшая   борьба   за   гору
невозможна. Но тут прибыл генерал Смирнов.  Выслушав  доклад  Кондратенко  о
положении, он раскричался:
   - Волею государя императора я назначен комендантом Артура,  и  без  моего
ведома не может быть оставлено  ни  одно  укрепление.  Я  разработал  восемь
вариантов отбития Высокой. Сейчас я вам их зачитаю, - начал он.
   - Как  бы  ни  хороши  были  соображения  вашего  превосходительства,  но
выслушивать их - значит, напрасно терять время, - возразил Кондратенко. -  У
нас нет людей для выполнения хотя бы даже самой простой контратаки.
   - Вашего мнения, генерал, я не спрашиваю! - повысил голос Смирнов.
   Кондратенко, покрасневший от волнения, встал из-за стола и  направился  к
выходу. Офицеры последовали за ним.
   - Это безобразие, я приказываю вернуться, - кипятился Смирнов, но от него
только досадливо отмахивались.
   Последним к двери подошел Борейко. Комендант обеими  руками  уцепился  за
его шинель. Поручик осторожно освободился.
   - Лучше бы вы, ваше  превосходительство,  ехали  домой,  -  соболезнующим
тоном проговорил он. - Высокую вы не вернете,  а  своими  вариантами  только
собьете людей с толку.
   Генерал растерянно посмотрел на поручика.
   - Вас за такие речи следует расстрелять, - тихо проговорил он.
   - Не стоит напрасно тратить патронов. Японцы со многими  проделывают  эту
операцию без расходов для русской казны, - усмехнулся поручик.
   Этот ответ окончательно убедил Смирнова в том, что  перед  ним  находится
ненормальный человек, и он,  осторожно  оглядываясь  на  Борейко,  торопливо
вышел из комнаты. Поручик с  улыбкой  последовал  за  ним.  Первое,  что  он
увидел, выйдя во  двор,  был  яркий  прожектор,  установленный  японцами  на
Высокой. Его сильный луч скользил по поверхности воды  в  гавани,  нащупывая
стоявшие в порту суда.
   "Японцы даром времени не теряют", - подумал поручик.
   - Я все же  хочу  еще  раз  попытаться  вернуть  Высокую,  -  услышал  он
невдалеке глуховатый голос Кондратенко.
   - Кроме ездовых моей бригады, свободных частей под руками нет, -  доложил
Ирман.
   - Есть еще рота "баянцев" с  лейтенантом  Соймановым  и  сборная  команда
писарей Мы образуем из них три штурмовых колонны, - отправился генерал.
   - Вы очень увлекаетесь, ваше превосходительство. Я не верю в успех этого,
но готов лично вести колонну артиллеристов, - ответил Ирман.
   На этом и порешили.  Борейко  присоединился  к  морякам.  По  сигнальному
выстрелу с ближайшего форта атакующие в полном молчании двинулись  на  гору.
Сначала  все  шло  хорошо  Японцы  ничего  не  замечали,  и  колонны  успели
взобраться уже довольно высоко, когда залаяли  сторожевые  собачонки.  Почти
тотчас поднялась ружейная и пулеметная стрельба и полетели  ручные  гранаты.
Правая колонна, состоящая  из  артиллеристов,  успела  ворваться  на  правую
вершину и в рукопашной схватке переколола гарнизон. Сам Ирман при  этом  был
дважды легко ранен. Моряки добрались до седловинки  между  вершинами  и  тут
попали под огонь с флангов и залегли.
   - Надо поднять  матросов  в  атаку,  -  сказал  Сойманов,  обернувшись  к
Борейко, который прилег за скалу и оттуда всматривался в окружающую темноту.
   Прожектор потух, и были видны лишь вспышки ружейных выстрелов.
   - Перед нами как будто никого нет. Зато слева сосредоточены большие  силы
японцев. Придется переменить направление атаки. Постараемся выйти  во  фланг
левому редуту, - поделился поручик своими соображениями с лейтенантом.
   - Не знаю, много ли уцелело  из  моей  роты.  В  темноте  черные  бушлаты
матросов совершенно не видны. Гаврилов, Тяпин, сюда! - крикнул  Сойманов.  -
Какие у нас потери?
   - Не видать, чтобы много было. Японец-то на дурницу стреляет, больше  для
устрашения. Только случайные пули попадают в людей, - доложили матросы.
   Сойманов сообщил им план дальнейшего наступления:
   - Доберешься до седловинки, а оттуда выйдешь в тыл японцам.
   - Писаря-то, что пошли левее нас, вовсе отстали  на  половине  горы.  Как
только поднялась стрельба, они спужались, попадали  на  землю  и  дальше  ни
шагу. Известное дело, нестроевщина, пороху не нюхали.
   Но в этот момент справа вспыхнуло дружное "ура" и послышался топот быстро
бегущих людей.
   - Ишь ты, как писаря расхрабрились, - заметил Гаврилов.
   - За мной, вперед, ура! - вскочил Сойманов.
   Матросы подхватили этот крик  и  ринулись  за  своим  командиром.  Но  не
пробежал лейтенант и десятка шагов, как громко вскрикнул и присел.
   - Боря, я ранен. Прими командование, - с трудом проговорил он.
   Поручик остановился и подошел к другу.
   - Куда попало?
   - В пра