овых.
   - А у нас? - спросил он у своего дальномерщика.
   - Пятьдесят девять кабельтовых.
   - Что за черт! Какой же из них врет? - недоумевал артиллерийский офицер.
   - Это нужно было выяснить в Артуре до выхода  в  море,  а  не  сейчас!  -
возмутился Акинфиев. - Идем в бой и даже  не  знаем,  какой  из  дальномеров
испорчен, а какой нет!
   - Прошу без замечаний, господин Акинфиев, - окрысился Диков.
   - Ваше благородие, -  доложил  в  это  время  сигнальщик.  -  "Цесаревич"
ложится на обратный курс.
   Акинфиев  взглянул  на  головной   корабль.   "Цесаревич"   повернул   на
шестнадцать румбов и лег на обратный курс. За  ним  последовали  "Ретвизан",
"Победа" и все остальные. Проходя  мимо  "Севастополя",  "Цесаревич"  поднял
сигнал: "Идти за мной в Артур".
   Акинфиев плюнул с досады и поспешил с докладом к Эссену. Командир ответил
на сообщение бранью по адресу Витгефта.
   - Завтра же отправлюсь к Стесселю и попрошу  мне  дать  хотя  бы  роту  в
стрелковом полку, - сердито кричал он. - Быть сейчас моряком просто позорно!
Отступать без единого выстрела, без малейшей попытки завязать бой! Нет,  эго
свыше моих сил.
   Как ни возмущался Эссен, все же  ему  пришлось  подчиниться  и  вместе  с
эскадрой возвращаться назад в Артур.
   Быстро  темнело.  Большие  неприятельские  суда,  без  выстрела  заставив
вернуться русскую эскадру в Артур, стали отставать и скоро скрылись в ночной
темноте. Вместо них  со  всех  сторон  появились  японские  миноносцы,  явно
готовящиеся к атаке.
   С  "Цесаревича"  был  поднят  сигнал:  "Крейсерам  держаться  на   правом
траверзе, миноносцам - на левом". Прибавив ход, "Аскольд", "Баян", "Паллада"
и  "Диана"  вышли  вправо  от  броненосцев,  а  "Новик"  влево  от   них   и
приготовились прикрыть главные силы от минных атак с флангов.
   С "Цесаревича" опять засигналили уже по-ночному - фонарями.
   - Приготовиться к отбитию минной атаки, - доложил Эссену сигнальщик.
   - Бить дробь-тревогу! - приказал командир.
   Матросы  бросились  к  своим  местам  по  боевому  расписанию.   Акинфиев
направился в кормовую башню, где он должен был находиться во время боя.  Там
два комендора с матросами при свете слабых электрических лампочек возились у
орудий, то и дело вглядываясь в ночную тьму. Оба  орудия  были  заряжены,  в
беседках лежали приготовленные к следующему выстрелу снаряды.
   - Ночью, братцы, японец  нам  покою  не  даст,  -  обратился  к  матросам
Акинфиев.  -  Придется  вам  находиться  при  орудиях,  поэтому   запаситесь
провиантом.
   - Так точно, ваше благородие. Матросский дух  через  еду  поднимается,  -
ответил лейтенанту артиллерийский квартирмейстер. - Башкин и Гриценко,  живо
летите в камбуз, к баталеру за харчами!
   Где-то впереди показался луч прожектора, и тотчас по  морю  пронесся  гул
орудийного выстрела, за ним другой, третий, и загрохотала сразу вся эскадра.
   Акинфиев вышел из башни. По морю бегали многочисленные лучи  прожекторов.
Впереди, на левом крамболе, смутно темнел  Ляотешань.  С  берега,  навстречу
эскадре, тянулись тонкие светлые ленточки крепостных  прожекторов.  Крейсера
опять вступили в, кильватер главным силам, и только "Баян", развивая ход  до
предельного, обгонял эскадру, чтобы  идти  форзейлем,  миноносцы  и  "Новик"
составляли арьергард.
   - Любуетесь боевой картиной? - подошел к Акинфиеву один из офицеров. - Не
правда ли, красиво?
   - Не столько любуюсь, сколько негодую, - сердито ответил Андрюша.
   - Еще неизвестно, что дальше будет. Быть может, переночуем  у  Артура,  а
наутро поплывем прямо во Владивосток.
   - Зачем же тогда делали сегодняшнюю прогулку?
   - Чтобы поразмять и командиров и команды, а то ведь мы совсем  замшели  в
артурской луже. Кроме того, японские миноносцы за  сегодняшний  день  сожгут
уголь, израсходуют воду и расстреляют свои мины, и им будет необходимо зайти
в свои порты для пополнения. Следовательно, выдержав дневной бой с японцами,
которые особенного преимущества в броненосных кораблях перед нами не  имеют,
мы за ночь проскочим Корейский  пролив,  а  в  Японском  море  нас  встретят
владивостокские крейсера.
   - Угля у нас хватит на переход во Владивосток?
   - Если понадобится, завтра с утра догрузим.
   - Все это, конечно, вполне возможно, очень разумно и  выполнимо,  но  при
одном условии: чтобы эскадрой командовал не Витгефт.
   - Миноносцы на левом траверзе! - крикнул один из комендоров  в  башне,  и
тотчас же оба орудия дали залп.
   - Кто разрешил стрелять? Какой прицел? - кинулся Акинфиев к комендорам и,
не дожидаясь ответа, побежал на командирский мостик. С броненосца  раздалось
еще несколько беспорядочных выстрелов.
   - Прекратить огонь! Не сметь стрелять без  команды!  -  ревел  в  мегафон
Эссен.
   Офицеры набросились на матросов и в первую голову на унтеров.
   -  За  чем,  сука,  смотришь?  -  орал  Диков   в   соседней   башне   на
артиллерийского кондуктора. - Нашивки сорву!
   Унтеры и кондукторы, в свою очередь, полушепотом злобно ругали матросов и
угрожали им  пиками  и  зуботычинами.  Нарушенный  было  порядок  постепенно
восстановился.
   Между тем эскадра, отбиваясь от наседавших на нее миноносцев, подошла уже
к самому Артуру и стала вдоль берега в две линии, головой  за  Электрическим
Утесом,  а  хвостом  у  Белого  Волка.   Крейсера   расположились   мористее
броненосцев.
   Мощные крепостные прожектора, расположенные на Крестовой горе и у  Белого
Волка, освещая эскадру с флангов, своими  лучами  образовали  столь  сильную
световую преграду, что сквозь нее не мог  проскочить  незамеченным  ни  один
японский миноносец. Каждый раз, когда они целыми отрядами бросались в  атаку
на русскую эскадру, их тотчас замечали и они  попадали  под  сосредоточенный
огонь береговых  батарей  и  кораблей  эскадры,  Опасаясь  потерь,  японские
миноносцы выпускали торпеды с большой дистанции и поспешно удалялись в море.
В результате ни одна  выпущенная  торпеда  не  достигла  цели,  а  несколько
японских миноносцев выбыло из строя.
   Так  совместными  усилиями  берега  и  флота  все  вражеские  атаки  были
полностью отбиты.
   Белый всю ночь  находился  на  сигнальной  станции  у  моряков  и  отсюда
руководил огнем береговых батарей. На этот раз даже Стессель, наблюдавший за
боем с Золотой горы, не мог  не  признать  пользы  взаимодействия  берега  и
флота.
   Около самого места  стоянки  "Севастополь"  чуть  не  Протаранил  впереди
идущий "Пересвет" и, избегая столкновения, выкатился из строя влево. Под ним
произошел взрыв мины. Броненосец сильно вздрогнул и повалился на левый борт.
Огромный столб воды обрушился на палубу.
   Андрюша  Акинфиев  в  момент  взрыва  был  в  башне,  которая  тотчас  же
наполнилась тяжелым черным дымом и острым запахом. Из  патронного  элеватора
тоже выбросило, огонь и дым. Лейтенант  потерял  сознание.  Увидя  падающего
офицера, матросы бросились было к нему на помощь,  но  броненосец  продолжал
угрожающе крениться на левый борт, и они поспешно выскочили из башни.
   В это время на палубе под командой Эссена энергично развертывались работы
по спасению корабля. Повреждения оказались незначительными. Спустив на  воду
гребные суда, матросы быстро подвели пластырь, и "Севастополь" полным  ходом
двинулся к берегу в бухту Белого Волна на мелководье.
   Старший офицер доложил, что пробоина ниже броневого пояса, между двадцать
третьим и тридцатым  шпангоутами,  и  что,  "роме  того,  пришлось  затопить
вследствие Начавшегося от взрыва пожара патронный погреб и  первую  угольную
яму, а заодно и прилегающие коридоры.
   - Водонепроницаемые переборки выдерживают напор воды? - справился Эссен.
   - Их сильно выпучило, но пока что они держат.
   - Все же немедленно пошлите их укрепить.
   - Лейтенант Акинфиев при взрыве отравлен  газами,  -  доложил  подошедший
матрос, - их унесли в каюту.
   - А - Сейчас же послать туда врача, - забеспокоился Эссен. - Как это  его
угораздило? Никто, кроме него, кажется, не пострадал?
   - Еще два матроса блюют за борт, тоже газу наглотались,  но  те,  должно,
скоро очухаются, - добавил матрос. - Лейтенант  Акинфиев  еще  слабый  после
ранения на "Страшном", они поэтому и сомлели.
   Затем Эссен приказал затопить  для  выравнивания  крена  три  коридора  с
правого борта и наблюдать за состоянием переборки у порохового погреба.
   Через минуту загрохотала  цепь  отданного  якоря,  и  броненосец,  слегка
вздрогнув, остановился.
   Пока  "Севастополь"  справлялся  с  починкой  своей  пробоины,  остальная
эскадра была занята отбитием минных атак японцев.
   Когда в четвертом часу утра на востоке начало светать,  японцы  поспешили
уйти в море. Лучи прожекторов постепенно поблекли и растаяли  в  наступающей
заре. На всех  кораблях  усиленно  засемафорили,  донося  флагману  о  своих
потерях  и  повреждениях.  Вскоре  к  подорванному   "Севастополю"   подошло
несколько портовых пароходов с мощными спасательными  средствами.  Прибыл  и
главный инженер порта Кутейников с  бригадой  рабочих.  Водолазы  немедленно
осмотрели пробоину, которая  оказалась  площадью  около  четырех  квадратных
саженей.
   - Счастливо вы отделались, Николай  Оттович,  -  обратился  Кутейников  к
Эссену. - Во тьме кромешной подвести пластырь под такую пробоину дело далеко
не легкое. Кроме того, вы приняли на левый борт около  тысячи  тонн  воды  и
легко бы могли совершить сальто-мортале килем вверх.
   - Мы его избежали, затопив отсеки  противоположного  борта.  Когда  можно
рассчитывать на окончательный ремонт корабля? - спросил Эссен у инженера.
   - Минимум месяц, если не больше, так как вы  в  док  не  влезете,  работы
придется вести при помощи кессона, что требует больше времени.
   - Для Витгефта и его компании это будет подходящим предлогом,  чтобы  еще
месяц сидеть сложа руки в Артуре, - мрачно проговорил Эссен.
   Около семи часов утра "Севастополь" на буксире был введен в гавань, где и
ошвартовался у набережной.
   Акинфиев едва добрался до квартиры Ривы и сразу слег. Врачи определили  у
него воспаление легких и признали положение тяжелым.
   Утром десятого июня Звонарев с удивлением увидел, что эскадра  почти  вся
вышла на внешний рейд,  в  гавани  осталось  всего  два-три  корабля,  и  те
подтягивались к проходу. Сев  на  лошадь,  он  широкой  рысью  направился  к
укреплению, носившему название Большого Орлиного  Гнезда.  Расположено  было
оно на второй линии сухопутной обороны, между вторым и  третьим  фортами,  и
считалось одним из основных узлов  обороны.  Вздыбленная  в  небо,  отдельно
стоящая скалистая гора была увенчана сильным редутом и батареей дальнобойных
шестидюймовых пушек  Канэ.  Естественная  крепость  этой  позиции  была  так
велика, что оборонительные сооружения здесь сводились  лишь  к  постройке  в
скале казематов для гарнизона и  пороховых  погребов  и  насыпке  стрелковых
валов.
   Со скалы открывался широкий вид как  в  сторону  суши,  так  и  на  море,
поэтому Орлиное Гнездо имело исключительно  важное  значение  как  передовой
артиллерийский наблюдательный пункт. Учитывая это,  Кондратенко  уделял  ему
весьма большое внимание и часто бывал там. Сегодня Звонарев также должен был
встретиться здесь с генералом. Подъехав к укреплению, прапорщик  спешился  и
стал карабкаться по узенькой крутой тропинке вверх.
   На Орлином Гнезде он застал много народу: кроме обычных рабочих, солдат и
китайцев, занятых на работах по укреплению, сюда собралось  много  офицеров,
служащих  различных  учреждений  города,   нортовых   рабочих,   внимательно
наблюдавших за  действиями  эскадры  и  старавшихся  угадать  ее  дальнейшие
намерения.
   - Сегодня наши морячки настоящие именинники,  -  проговорил  Кондратенко,
здороваясь с Звонаревым. - Весь Артур высыпал, чтобы поглядеть  на  эскадру.
Сам Стессель поскакал на Золотую гору с Белым и Никитиным.
   - Я, откровенно  говоря,  не  верил,  что  моряки  выйдут  из  Артура,  -
признался Звонарев.
   - И теперь приятно разочарованы? Дай бог  им  встретить  не  всю  эскадру
Того, а только ее часть. Со всей вашим, конечно, не справиться, частями  же,
быть может, как-нибудь и одолеют.
   К ним подошли несколько человек инженеров и  офицеров,  и  начался  общий
разговор.
   - Наши адмиралы слишком трусливы, чтобы осмелиться принять бой; поверьте,
как только они увидят эскадру Того, то обменяются с ним  парой  выстрелов  и
побегут до дому. Готов пари держать! - горячился Рашевский.
   - Вы, Сергей Александрович,  несправедливы,  -  возражал  Кондратенко.  -
Громадное превосходство японцев на море заставляет Витгефта быть  осторожным
и не рисковать зря, поэтому-то он и не выходит в море.
   Был уже полдень,  когда  эскадра  наконец  тронулась  с  внешнего  рейда,
провожаемая  тысячами  самых   разнообразных   напутствий.   Кондратенко   с
Звонаревым поехали на Золотую гору для свидания со Стесселем.
   - Выпроводили наконец-то самотопов в море, - радостно обратился  Стессель
к Кондратенко. - С самого утра жду здесь, когда они наконец уйдут.
   Как только эскадра  скрылась  за  горизонтом,  Стессель  двинулся  домой"
захватив с собой и Кондратенко.
   Усталый Звонарев пошел к себе отдохнуть и лег спать.
   Проснувшись поздно вечером, он подошел к открытому окну.
   На него пахнуло ночной прохладой и запахом  гниющих  морских  водорослей.
Весь Артур был погружен в вечернюю  мглу,  улицы  слабо  освещались  молодым
месяцем. Из порта доносился стук молотов и тяжелое дыхание паровых машин.
   - Сергей Владимирович, ау! - окликнула Звонарева с улицы Варя. - Я уже  с
полчаса ожидаю, когда вы наконец проснетесь. Заходила два раза, и ваш денщик
все время докладывает: "спять". Что вы ночью-то будете делать?
   - Гулять, - ответил Звонарев.
   - Я хочу вам показать заграничный журнал, где изображен Утес  и  Борейко.
Закройте окно и зажгите лампу, - распоряжалась девушка.
   Звонарев повиновался.
   Девушка вошла, держа в руках стоику иностранных газет и  иллюстрированных
журналов. Тут были "Норд Чайна дейли ньюс", "Шанхай пресс",  "Джапан  тайме"
и, кроме того, несколько американских журналов.
   Варя раскрыла один из них и показала снимок Электрического Утеса. Рядом в
овале был помещен портрет смеющегося Борейко.
   - "Электрейшен рок энд хер коммодор кептэн Борейко", - прочитала Варя.  -
Видите, как вашего Медведя возвеличили: сразу  и  в  капитаны  произвели,  и
сделали командиром Электрического Утеса. А здесь помещены и  вы.  -  И  Варя
показала группу инженеров во главе с  Кондратенко,  среди  которых  Звонарев
увидел и себя.
   - Так это всего неделю назад нас снимал германский военно-морской  атташе
капитан Гопман. - удивился прапорщик.
   - Есть снимки и поновее, - лукаво улыбнулась Варя.
   Перелистывая журналы, они наткнулись на фотографию Стесселя,  снятого  во
время раздачи наград на Электрическом Утесе.
   - Кто же это снимал? - недоумевал  Звонарев.  -  Я  не  видел  ни  одного
фотографа.
   - Да этот противный Гантимуров. Он разъезжает по Артуру  да  все  и  всех
фотографирует. И потом свои снимки за  приличную  цену  продает  иностранным
журналам, - мрачно проговорил подошедший к ним Гобято. - Мало  того,  что  у
нас тут кишмя кишит японскими шпионами, им, оказывается, еще помогают личные
адъютанты Стесселя.
   - Если только сам Стессель не состоит на  содержании  у  них,  -  добавил
Звонарев.
   Внезапно покой тихого артурского вечера  был  нарушен  глухими  раскатами
отдаленного грома.
   - Надвигается гроза, - заметила Варя. - Днем было слишком душно.
   Гобято подошел к барометру и постучал по стеклу.
   - Едва ли это гроза, вернее, с моря доносится гром орудийной стрельбы,  -
оказал он.
   - В такой темноте ничего не увидишь и, во всяком случае, перепутаешь свои
корабли с чужими. Нет, это, конечно, отдаленная гроза, - настаивала Варя.
   - Выйдем во двор, там должны быть видны зарницы, - предложил Звонарев.
   Все  трое  спустились  на  улицу  и  пошли  к  набережной  в   порту.   В
юго-восточной части неба беспрерывно сверкали не то зарницы, не то  отблески
выстрелов.
   - Видите, я права, - указала на них Варя.
   Но гулко раздавшиеся один за  другим  четыре  выстрела  тут  же  рассеяли
всякое сомнение.
   - Эскадра с боем  возвращается  в  Артур,  -  догадался  Гобято.  -  Надо
сообщить сейчас же об этом Василию Федоровичу. - И они поспешили к  квартире
Белых. Но генерала они застали уже садившимся верхом на лошадь.
   - Папа, я с тобой, - попросилась Варя.
   - Только живо, - ответил Белый. - Присоединяйтесь ко мне, господа, я  еду
на Золотую гору, - заторопился генерал и, не дожидаясь,  рысью  тронул  свою
лошадь.
   - Пойдем-ка по прохладе, Сергей Владимирович, пешком, - предложил Гобято.
   Они по крутой  тропинке  стали  напрямик  подниматься  на  Золотую  гору.
Эскадры еще не было видно, но свет ее  прожекторов  уже  ясно  проступал  на
горизонте. По мере ее приближения канонада усиливалась. Было  очевидно,  что
эскадра идет под защиту береговых батарей, отбиваясь от японских миноносцев.
   Белый хриповатым баском громко отдавал нужные распоряжения:
   - Стрелять только Белому Волку. Стрелковой батарее и Утесу на  предельных
прицелах, чтобы не попасть в своих!
   Солдаты-телефонисты и матросы-сигнальщики торопливо начали передавать это
распоряжение на батареи.
   Вскоре открыла огонь батарея Электрического  Утеса,  за  нею  загрохотала
Стрелковая батарея и глуше отдаленная  Двадцать  вторая.  Весь  берег  ожил,
гремя то сразу целыми залпами, то одиночными гулкими выстрелами. Эскадра тем
временем стала на якорь под берегом.
   Никогда еще с самого начала войны Артур не слыхал такой сильной канонады.
Выстрелы судов и батарей сливались в один сплошной гул.  Стоявшие  на  рейде
корабли казались большими факелами. Сухопутные  батареи  огненными  полосами
проступали на темном фоне берега.
   Вскоре на Золотую гору подъехал Стессель. Едва успев слезть с лошади,  он
во всеуслышание разразился площадной бранью по адресу Витгефта и моряков.
   - Если они с рассветом не уберутся  обратно  в  море,  прикажу  береговым
батареям перетопить всю эту сволочь! - кричал генерал.
   - Мы не знаем еще, в каком состоянии эскадра, какие потери на судах. Быть
может, она настолько  сильно  пострадала  в  бою,  что  ей  необходимо  было
вернуться, - пытался урезонить его Белый.
   - Запросите адмирала о потерях и доложите мне, - распорядился Стессель.
   Вскоре ему доложили, - что на эскадре потерь нет и  только  "Севастополь"
случайно подорвался на мине. Это сообщение вызвало у генерала новый припадок
бешеной ругани по адресу флота.
   - Трусы, подлые изменники! С рассветом я пошлю Витгефту  ультиматум:  или
немедленно уходить в море, или я обстреляю их с берега.  Пусть  все  батареи
будут готовы к этому! - приказал генерал.
   Все же к утру эскадра втянулась на внутренний рейд, и корабли снова мирно
задымили в артурском рейде гавани.
   Возвращаясь домой вместе с Никитиным,  Стессель  проезжал  мимо  Пресного
озера. Русские и китайские ребята, громко смеясь, бросали с берега  камни  в
воду. На воде плавали  какие-то  разноцветные  пятна,  в  которые  мальчишки
старались попасть. Никитин удивленно всматривался и никак не мог понять, что
собою представляют эти движущиеся желтые, красные, голубые предметы. Наконец
он подозвал к себе одного из мальчиков.
   - Что вы здесь делаете? - строго спросил у него генерал.
   - Лягушек надуваем.
   - То есть как это надуваете? - недоумевал Никитин.
   - Ловим лягушку, вставляем ей в  задний  проход  соломинку  и  через  нее
надуваем. Затея бросаем ее в воду, она хочет нырнуть, воздух ее не  пускает.
Мы в них бросаем камнями, а чтобы заметнее было, красим в  разные  цвета,  -
деловито пояснил мальчик.
   Генерал громко расхохотался.
   - Вот если бы ты, Анатолий Михайлович, мог так же надуть наших  самотопов
и затем выгнать бы их в море. Авось тогда бы Витгефт  осмелился  вступить  в
бой с японцами