яла  собой  груду  бетонных
осколков. Часть капонира около правой минной галереи уцелела. Ее-то и начали
торопливо укреплять земляными мешками.
   Вскоре  японцы  опять  попытались  прорваться  в  ров  через  разрушенный
капонир, по были отброшены картечью с брустверов форта и  вернулись  в  свои
окопы. Настало временное затишье. Рашевский,  дважды  оцарапанный  бетонными
осколками, перевязанный носовым платком, расхаживал окопы остатков капонира.
   - Надо сейчас же вокруг  разрушенного  пространства  в  гласисе  устроить
бруствер из мешков с землей и  гнезда  для  пулеметов,  иначе  ночью  японцы
прорвутся через ров прямо на форт, - предупреждал он.
   Стрелки быстро и сноровисто стали укладывать метки по его указанию.
   - А Смирнов где? - вспомнил Звонарев.
   - Как только запахло жареным, дал стрекача. Забыл и про свой генеральский
чин, когда бежал через горжевой мост, - ответил подполковник.
   День промелькнул очень быстро, и совсем неожиданно наступил вечер.  Стало
быстро темнеть. Начавшийся артиллерийский обстрел  форта  заставил  стрелков
спрятаться в контрэскарпную  галерею  и  казармы.  Тяжелые,  сотрясавшие  до
основания  весь  форт  взрывы   указывали,   что   идет   бомбардировка   из
одиннадцатидюймовых  орудий.  Звонарев,  Рашевский,  Фролов  и   артиллерист
Корсаков сидели в казарме, когда на форт  неожиданно  прибыл  Кондратенко  в
сопровождении своего неизменного  начальника  штаба  Науменко.  Невзирая  на
обстрел, они сразу же отправились осматривать повреждения капонира.
   - Зачем вы, Сергей Александрович, впутали в минное дело Смирнова? Он ведь
ни уха ни рыла в нем не понимает, - упрекал генерал Рашевского.
   - Сам впутался, будь он неладен! Кинься  японцы  сразу  после  взрыва  на
штурм, была бы нам крышка, не отбились бы от них.
   - Эта опасность, по-моему, еще не миновала.  Я  распорядился  передвинуть
сюда  две  роты  резерва  и  направил  вам  еще  два  пулемета  с  китайской
гладкостенной картечннцей.
   - Она-то нам на что? - удивился Корсаков.
   - Она у нас будет на  ролях  сторожевой  пушки.  Поставите  ее  на  месте
прорыва и в случае штурма ударите картечью.
   Проходя по казармам, Кондратенко, как и Смирнов, здоровался с  солдатами,
но обращал внимание исключительно на их вид, а не на выправку.
   - Когда ели, давно ли были на отдыхе, нет ли цинготных? - спрашивал он  у
стрелков.
   Глядя со стороны на этого  невысокого,  невзрачного  на  вид  генерала  с
глуховатым голосом и живыми умными  глазами,  Звонарев  мысленно  представил
себе его в серой солдатской шинели.
   "Едва ли бы он выделился  чем-либо  из  толпы  десятков  и  сотен  других
стрелков, разве что своей сметкой", - подумал прапорщик,  так  мало  было  в
Кондратенко специфически барского, офицерского.
   Солдаты, видимо, чувствовали то  же  самое  и  свободно  разговаривали  с
генералом, путая официальное титулование с  простым  обращением  к  нему  по
имени и отчеству, которое твердо знали  все  стрелки.  Кондратенко  даже  не
замечал этого нарушения уставной формы.
   - Если японцы прорвутся в ров, стремитесь отрезать им  путь  отступления,
атакуя их из контрэскарпной галереи. Капонир надо  отстаивать  до  последней
возможности, - предупреждал генерал обступивших его стрелков.
   - Нам бы втащить в галерею скорострельную пушку, - проговорил Блохин.
   - Дельное предложение. Ты кто такой? - спросил генерал.
   Блохин назвался.
   - Он сегодня отличился - выбил японцев из  уцелевшей  части  капонира,  -
доложил Фролов.
   - Представьте его к кресту.
   - Бог с ним, с крестом, все равно все под деревянными лежать  будем;  мне
бы... - замялся солдат.
   - Ну, говори, чего хочешь! В город, что ль, сходить нужно?
   - Никак нет... Водочки бы выпить, - смущенно улыбаясь, попросил солдат.
   Стрелки дружно захохотали.
   - Выдайте ему от моего  имени  чарку,  поручик,  -  обратился  к  Фролову
генерал.
   - Покорнейше  благодарю,  ваше  превосходительство!  -  гаркнул  в  ответ
Блохин.
   - Зайдешь потом, - приказал Фролов.
   Обойдя  весь  форт,  побывав  даже  в  укрытом  пути  над  контрэскарпной
галереей, Кондратенко ушел с Рашевским и Звонаревым.
   - Откровенно скажу - очень опасаюсь, что при нервом же  серьезном  штурме
форт будет взят, а это затруднит и  осложнит  оборону  Китайской  стенки,  -
задумчиво говорил Кондратенко.
   В штабе Звонарева уже поджидала Варя.
   - Идемте обедать вон в тот блиндаж. Там помещается кухня, а  то  в  штабе
неудобно. Скорее бы вы возвращались на Залитерную, и  я  буду  спокойнее  за
вас, и люди там все знакомые. Харитина с мужем сегодня  отправились  уже  на
позицию.
   - С каким мужем?
   - Да Ярцевым. Вчера их повенчал  госпитальный  батюшка.  Это  Медведь  им
приказал жениться.
   - То есть как?
   - Фу, какой  вы  непонятливый.  Из-за  Харитины  Блохин  поранил  Ярцева.
Медведь за это прогнал его с батареи. Харитине тоже запретил там появляться,
чтобы все солдаты не передрались между собой. С мужем, говорит, пущу, а одну
нет. Ну, они и переженились.
   - Что значит - переженились? Кто на ком? Харитина на  Ярцеве  или  он  на
ней?
   - Замолчите, или я сейчас же уйду.
   - Как же я один обедать-то буду?
   - Ян забыла, что по молодости лет вас еще нужно с ложечки кормить.
   За  обедом  Звонарев  выслушал  подробный  рассказ  обо  всех   артурских
новостях, о самочувствии Стесселя, об  увлечении  Григоровича.  Полочкой,  о
произведенных за день в Свободном госпитале операциях, причем выходило  так,
что во всех них Варя была едва ли не самым отавным действующим лицом.
   - Они, конечно, все уже умерли?
   - Кто?
   - Да раненые, оперированные вашей милостью.
   - Останетесь за дерзость без сладкого. - И Варя миюм проглотила крем.
   - Молчу, а то и второе блюдо так же быстро исчезнет...
   - Вот вам, вот вам, чтобы не дразнили меня. -  И  Варя  слегка  подергала
прапорщика за ухо.
   Тот в ответ свирепо зарычал, и оба весело захохотали.
   Звонарев проводил девушку до  городских  ворот.  Вернувшись  в  штаб,  он
получил от Рашевского задание на следующий день побывать на укреплении номер
три.
   Укрепление номер три являлось крайним западным фортом  Восточного  фронта
обороны крепости. Хотя оно носило название "временного", но,  как  и  многое
другое  в  Артуре,  это  не  соответствовало  действительности.  По   своему
устройству это было настоящее долговременное укрепление, как и  форты  номер
два и номер три, только несколько меньшего размера. Оно защищало подступы  к
форту номер три  с  долины  реки  Лунхе.  Китайская  стенка,  отходившая  от
западнотылового угла форта номер три, тянулась до самой горжи укрепления.
   В плане оно  представляло  собой  треугольник  с  закругленной  вершиной.
Передний вал его шел дугой, концы которой опирались на боковые брустверы.
   В тыловой части имелась бетонная казарма для  гарнизона.  От  нее  шла  к
бетонному  капониру,  расположенному  в  переднем  рву,  изогнутая  потерна.
Впереди укрепления  имелась  линия  стрелковых  окопов,  в  непосредственной
близости от которых была передовая траншея японцев. Здесь ни днем  ни  ночью
не прекращалась борьба - то японцы врывались в русские  окопы,  то  русские,
выбив японцев, захватывали часть их траншей. Ружейная перестрелка, трескотня
пулеметов и взрывы бомбочек не замолкали ни на минуту. Настойчивости  "сынов
Восходящего Солнца" противостояло упорство сибиряков.
   Сюда-то и направился  на  следующий  день  Звонарев  для  ознакомления  с
положением дел на этом участке обороны.
   Стоял слегка туманный, пасмурный день.  Лениво  погромыхивали  пушки,  да
японские батареи, с присушен им методичностью, неустанно посылали снаряд  за
снарядом по городу и стоявшей на внутреннем рейде артурской эскадре.
   Постепенно незначительная с утра  орудийная  перестрелка  превратилась  в
сплошную канонаду. Сотни тяжелых снарядов обрушились на форты  номер  два  и
номер три и на укрепление. Являлось  ли  это  подготовкой  к  общему  штурму
крепости или только предварительной пробой сил, определить было  невозможно.
Едва прапорщик вышел из ущелья, где помещался штаб, как  попал  под  сильный
обстрел и поспешил укрыться за скалой. Пробегая таким образом от  укрытия  к
укрытию, он добрался до вершины Скалистого хребта, расположенного в версте с
небольшим за линией фортов. Обрывистый, лишенный всякой растительности  кряж
доминировал над первой и  второй  линиями  обороны  -  фортами  и  Китайской
стенкой.
   Припав за камнем, Звонарев в бинокль  начал  разглядывать  развернувшуюся
перед ним панораму. Внизу и несколько вправо лежал форт номер три.  Он  весь
был окутан черными столбами пыли и дыма  от  беспрерывно  падающих  на  него
бомб. Над ним в воздухе то  и  дело  появлялись  белые  комочки  шрапнельных
разрывов.
   Крупный снаряд ударил в самый центр казармы, и в следующее  мгновение  из
всех окон выбросило густые  облака  дыма.  Звонарев  невольно  вздрогнул  На
мгновение он представил себе десятки  искромсанных,  разорванных  на  куски,
искалеченных солдатских тел вперемешку с осколками бетона и  дерева,  стоны,
крики, хрипение умирающих и воздух, насыщенный едким запахом шимозы...
   "Едва ли кто уцелел из находящихся в этот момент в казарме", -  с  ужасом
подумал он и перевел взгляд на укрепление номер три.
   Также окутанное густой пеленой пыли и дыма, оно едва различалось на сером
фоне окружающей местности. Посредине между фортом номер  три  и  укреплением
четко  виднелась  глубокая  лощина.   В   этом   месте,   несколько   сзади,
расположилась маленькая батарейка из двух полевых орудий,  долженствовавшая,
очевидно, защищать подступы к этой ложбине.
   За рекой Лунхе темнели массивы Волчьих гор.
   Прояснилось. Еще теплое солнце приятно согревало спину своими лучами. При
виде сильного обстрела укрепления номер три Звонаревым овладело  раздумье  -
идти туда или нет.
   "При такой бомбардировке я, конечно, ничем не  смогу  помочь  укреплению,
там сейчас не до минных галерей", - оправдывался он перед собой. Наконец  он
принял компромиссное решение: подождать некоторое время,  не  уменьшится  ли
обстрел, и после этого идти на укрепление. Успокоившись  на  этом,  он  стал
наблюдать за тем, что делается правее.
   Далеко, чуть выступая из-за ближних сопок, виднелась батарея литеры Б. На
ней тоже взлетали черные султаны дыма, но  гораздо  реже,  чем  на  соседних
фортах. Крепостные батареи на японский огонь  отвечали  вяло,  посылая  свои
снаряды далеко в тыл. Сзади, со  стороны  города,  доносился  рокочущий  гул
орудий броненосцев, помогавших крепости своим огнем.
   Неожиданно  заговорила  расположенная  за   Скалистым   хребтом   батарея
сорокадвухлинейных пушек.
   "Один преждевременный разрыв, и от меня останется только мокрое место", -
сообразил он и медленно побрел к укреплению.
   Прошло около часа, пока бомбардировка несколько стихла.  Воспользовавшись
этим, Звонарев быстро  прошел  оставшееся  расстояние  и,  перебравшись  под
ружейным огнем через горжевой мост, вбежал в ворота казармы.
   После яркого  солнечного  света  и  чистого  воздуха  он  сразу  попал  в
полутемное помещение. В казарме было душно  и  смрадно.  С  полсотни  солдат
сидело на нарах, держа винтовки между колен, готовые по  первому  приказанию
кинуться в нужную сторону.
   - Где комендант? - спросил прапорщик у первого попавшегося солдата.
   - Их высокоблагородие в потерне.
   Звонарев вышел из каземата и несколько раз глубоко вдохнул свежий воздух.
Затем он направился к черневшему впереди входу в потерну, которая освещалась
несколькими фонарями. Пройдя почти половину потерны,  прапорщик  оказался  у
выхода из нее во внутренний дворик. Здесь, на перекрестке,  стоял  небольшой
стол, за  которым  пили  чай  все  наличные  офицеры  укрепления  -  капитан
Шметилло, артиллерист поручик  Есаулов,  Дебогорчй  Мэкриевич  и  стрелковый
прапорщик. Веселые, бодрые лица, шутливый разговор-все эго  показывало,  что
бомбардировка не смутила дух защитников.
   - Знаменитому  артиллеристу  и  инженеру  наше  глубочайшее  уважение!  -
приветствовал Звонарева капитан.  -  Вот  уж  никак  не  ожидал,  что  после
сегодняшней бани кто-либо рискнет днем пожаловать к нам в гости. Садитесь  к
столу. Эй, денщик, стул!
   Прапорщик пожал всем  руки  и  занял  указанное  ему  место.  Его  тотчас
забросали вопросами о причинах появления на форту, о штабных новостях, после
их  артурских  слухах,  -  одним  словом,  говорили  о  чем  угодно,   кроме
бомбардировки  и  сопряженной  с  ней  смертельной   опасностью.   Прапорщик
удовлетворил их любопытство.
   - Я чуть ли не час пережидал  окончания  обстрела  вашего  укрепления,  -
признался он.
   - И правильно сделали. Зачем зря рисковать? Я всех, кого можно, упрятал в
казармы, оставив только часовых. Сам же засел здесь, так  как  отсюда  легко
добраться до любого места форта, -  проговорил  капитан.  -  Что  нового  на
Залитерной, как поживает Харитина?
   - Она счастлива и довольна. Вышла замуж за нашего солдата.
   - К солдатам,  значит,  ее  все-таки  потянуло.  А  бабочка  она  ничего,
стоящая, - покрутил усы капитан.
   После чаю с красным вином Шметилло повел  Звонарева  в  капонир.  Потерна
полого спускалась в ров, но не проходила под ним, а  рассекала  его  на  две
части. В этом месте она несколько расширялась, в стенах имелись бойницы  для
мелких орудий, из которых можно было обстреливать передний ров продольным  -
огнем. Потерна подходила как раз к середине капонира. Вправо и влево от  нее
шло по пяти казематов, установленными в них на тумбах капонирными пушками  и
снятыми  с  японских  брандеров  пятиствольными  митральезами,  что   давало
возможность прекрасно обстреливать боковые рвы.
   - В  левом  углу  капонира  слышна  работа  японских  минеров,  -  сказал
Шметилло.
   Звонарев стал прислушиваться  и  вскоре  уловил  довольно  сильные  удары
киркой или мотыгой.
   - Будете вести контрминную галерею? - спросил прапорщик.
   - Мокриевич с саперами собираются. Да, между нами говоря,  он  редкостная
шляпа и размазня,  к  тому  же  и  трусоват.  Пока  он  раскачается,  японцы
заберутся в самый ров Оставайтесь у пас вместо него. Саперов я задержу,  дам
своих людей, и мы с вами покажем японцам кузькину мать.
   Звонарев не ожидал такого оборота дела и заколебался.
   - Я командирован на время, меня ждет с докладом Рашевский.
   - Черт с ним, с Рашевскнм. Мокриевич все ему  расскажет  и  от  себя  еще
наврет с три короба. По рукам,  значит?  -  хлопнул  Шметилло  Звонарева  по
плечу.
   Через полчаса солдаты по указаниям прапорщика уже долбили стенку  кирками
и мотыгами. Хозяйственный Шметилло откуда-то достал переносный горн и  молот
для оправки затупившихся  кирок  и  мотыг,  доски  для  рам,  мешки.  Работа
закипела.
   Незаметно подошла ночь, опять возобновился обстрел укрепления, снаряды  с
воем рвались то во рву, то на крыше капонира. Во избежание ранений осколками
бойницы заложили мешками.
   Кряхтя, Шметилло поднялся из-за стола.
   - Пойдем, Сергей  Владимирович,  посмотрим,  что  делается  на  дворе,  -
предложил он.  -  Надо  фендрика-то  отпустить,  он  сейчас  караулит  около
штурмовых пушек, там же, верно, и Есаулов. Хлопец  хоть  куда,  разбитной  и
бравый, то и дело приходится его за хвост в каземат тащить, чтобы зря  собой
не рисковал.
   Небо было покрыто легкими облаками, сквозь которые  просвечивали  звезды.
Дул довольно резкий, холодный ветер. На фронте было тихо, только из  ближних
японских окопов временами  доносился  заливистый  лай  маленьких  сторожевых
собачек, которые  постоянно  жили  в  траншеях.  Лучи  японских  прожекторов
медленно  скользили  вдоль  фронта.  Из  темноты  неожиданно  выступали   то
брустверы окопов, то группы  изуродованных  снарядами  деревьев,  то  полоса
проволочных заграждений.
   Японцы методично обследовали всю линию русских. Дойдя до укрепления,  луч
остановился, как бы вглядываясь в происходящее  на  нем.  Шметилло  приказал
стрелкам не попадать под лучи прожектора, чтобы японцы не заметили  движения
и не начали обстрел. Несмотря па то, что до прожектора  не  было  и  версты,
свет его был слаб.
   У  переднего  бруствера  зашевелилась  прислуга  около  прогивоштурмового
орудия.
   - Михаил Филиппович, что вы собираетесь делать? - окликнул Шметилло.
   - Пальнуть раз-другой по прожектору,  чтобы  он  так  не  нахальничал,  -
отозвался из темноты Есаулов.
   - Воздержитесь пока! - остановил его капитан. -  Сейчас  уносят  раненых,
подвезли горячую пищу и воду, в горже полно людей. Теперь не время  дразнить
японцев.
   Поручик что-то сердито заворчал, но все же артиллеристы отошли от орудий.
   Сзади,  со  стороны  Скалистого  хребта,  вспыхнул  резкий  луч  русского
прожектора.
   - За исключением прожекторов - все у японцев лучше: и бинокли, и  одежда,
и шанцевый инструмент, разве мы не могли бы иметь такого же инструмента? - с
досадой проговорил Шметилло. - Единственно, в чем мы не  уступаем,  если  не
превосходим их - это в  храбрости.  В  мирное  время  мы  занимались  только
шагистикой да парадами. Смешно сказать,  а  я  уже  во  время  войны  обучил
грамоте десяток-другой солдат.
   - И охотно они учатся?
   - Загляните в свободную минуту в казарму. Обязательно  найдете  несколько
человек за чтением или письмом.  Идут  на  позицию  и  вместо  лишней  смены
портянок суют в мешок букварь. А наши дурачки генералы все еще твердят,  что
от грамоты только вред в армии.
   -  Сами  в  грамоте  не  сильны.  Возьмите  приказы  Стесселя  -  у  него
безграмотность возведена в стиль. Что  ни  приказ-то  литературный  перл,  -
заметил Звонарев
   - Если у нас не будет большого численного превосходства над японцами,  то
набьют макаки "кое-какам" по первое число! - вздохнул  капитан  и  пошел  на
другую сторону форта.
   Луч японского прожектора скользнул дальше, и  все  опять  погрузилось  во
тьму. Правее вспыхнул яркий огонь  орудийного  выстрела,  и  донесся  глухой
раскат.
   - Заредутная батарея, - определил Шметилло. - Молодцами работают. Сколько
раз японцы пытались ее  сбить,  да  все  неудачно.  Вот  что  значит  хорошо
применить орудия к местности!
   Офицеры прошли в казарму и  застали  там  генеральную  приборку.  Вынесли
раненых, и дежурные с дневальными усердно  мели,  скребли  и  чистили  полы,
прибирали на нарах. В потерне при  свечах  солдаты  ужинали.  Тут  же  рядом
возвышались пирамиды бомбочек вперемешку с патронами и снарядами.
   Звонарев справился у Шметилло, где находится пороховой погреб.
   - При постройке инженеры про него забыли, а когда спохватились, было  уже
поздно. Так и складываем бомбочки где придется, - ответил Шметилло.
   - Но ведь это  опасно.  Может  произойти  взрыв  от  случайных  попаданий
осколков или даже просто от толчков.
   - На этом укреплении больше погибло солдат от взрывов своих же  бомбочек,
чем от японских снарядов. А  бетон  какой  в  капонире?  Глины  больше,  чем
цемента. Я бы этих мерзавцев Лилье и Бармина за такую постройку повесил  без
суда, - разволновался Шметилло.
   Звонарев вышел с капитаном на внутренний дворик форта. Справа беспрерывно
вспыхивали зарницы выстрелов  и  доносился  гул  канонады.  Снаряды  с  воем
неслись в сторону Артура. Близко мигали огоньки ружейных выстрелов, и пули с
легким  свистом  летели   над   головой.   Расположенные   вдоль   бруствера
шметилловские пулеметы, составленные из десятка  соединенных  вместе  ружей,
изредка отвечали  залпом.  Красиво  извиваясь,  к  небу  взлетали  ракеты  и
рассыпались целой гирляндой ярких звездочек. При свете ракет из  темноты  на
несколько  мгновений  выступали  сопки,  темные  линии  брустверов  японских
траншей, группы деревьев и черные точки двигающихся людей, и затем все опять
исчезало во мгле.
   У бруствера, не спуская глаз с врага, стояли часовые, готовые  ежеминутно
поднять тревогу.  Шметилло  с  Звонаревым  прошли