здо  больше,  чем  имеющегося
продовольствия.  Поэтому  потеря  тысячи-другой  человек   только   облегчит
положение крепости. Надо ли говорить, что он сам отнюдь не хочет оказаться в
числе этих тысяч". Вопиющий поклеп на Василия Федоровича.
   - Его хоть прямо по фамилии не называют, - все же  как-никак  родственник
Стесселю, не то что мы, грешные.
   - Не секрет, что вы собираетесь предпринять, Роман Исидорович, в связи  с
этой наглой и бестактной выходкой Фока?
   - Подал рапорт об освобождении от должности начальника сухопутной обороны
и, как следовало ожидать, получил  отказ.  Нельзя-де  обращать  внимания  на
чудачества Фока, он ведь еще в турецкую  войну  ранен  в  голову  и  немного
ненормален. Я не настаивал: боюсь, что без меня дело попадет в руки того  же
Фока, и тогда дни Артура будут сочтены. Нет, я  не  собираюсь  сдавать  свои
позиции! - с жаром проговорил Кондратенко.
   - Если  бы  вам,  Роман  Исидорович,  предложили  взять  на  себя  высшее
начальствование в Артуре, вы согласились бы?
   - Куда же денутся Стессель и Смирнов?
   - Мы бы их арестовали.
   - Кто вы?
   - Ваши приверженцы.
   - Я бы немедленно арестовал вас и освободил Стесселя и Смирнова, дабы они
вернулись  к  исполнению  возложенных  на  них  обязанностей,  -   улыбнулся
Кондратенко. - Нет, я против всяких незаконных  действий.  Так  и  передайте
всем "моим приверженцам", как вы выражаетесь.
   Прапорщик    разочарованно    вздохнул.    Вскоре    пришел     Науменко.
Воспользовавшись этим, Звонарев стал прощаться.
   В Свободном госпитале ему пришлось довольно долго ждать в приемной,  пока
вышла Варя. Увидев прапорщика, она сурово сдвинула брови и сухо  справилась,
чем она может быть ему полезна.
   - Прежде всего, я думаю, вам  следует  извиниться  передо  мной  за  вашу
вчерашнюю грубость, - в тон ей умышленно хмуро ответил Звонарев.
   Не произнеся  ни  слова,  девушка  повернулась  и  направилась  к  двери.
Прапорщик едва успел схватить ее за руку.
   - Стоп, стоп, стоп! Я  еще  не  кончил,  и  вы,  как  всякая  воспитанная
девочка, должны  выслушать  до  конца,  когда  с  вами  говорит  старший,  -
проговорил он.
   - Руки прочь, или вы получите еще одну оплеуху,  -  попыталась  вырваться
Варя.
   - Ша, киндер, как говорит Борейко в таких случаях, - еще крепче  сжал  ее
руку Звонарев. - Кондратенко прислал вашим  больным  цингой  свежее  мясо  и
овощи. Потрудитесь их получить, - протянул он большой сверток.
   - Я больше не веду палаты. Пустите, мне больно, - тихо проговорила она.
   - А вы драться не будете? - уже совсем весело спросил Звонарев.
   - Не хочу марать руки о вашу... вашу противную физиономию, - заикаясь  от
волнения, проговорила девушка.
   - То-то же, - отпустил ее прапорщик. - Теперь мы квиты, и  я  могу  опять
поцеловать вас...
   Варя фыркнула, как кошка, и одним прыжком оказалась за дверью.
   - Не смейте никогда больше приближаться ко мне, приходить сюда или к  нам
домой,  низкий  вы...  человечишка,  -  наконец   подобрала   она   наиболее
уничтожающее слово и, хлопнув дверью, исчезла.
   Звонарев улыбнулся. Негодующая Варя была ему больше по сердцу.
   В  штабе  Горбатовского  его  уже  поджидали  Буторин  и  Фомин  с  тремя
десятипудовымн шаровыми минами. Наскоро переговорив со Степановым и  получив
от него последние указания, прапорщик отправился с матросами на  форт  номер
два.
   На форте было относительно  тихо:  редкая  ружейная  перестрелка,  взрывы
бомбочек,  изредка  гулкий  артиллерийский  выстрел  и  визг   разорвавшейся
шрапнели. Сквозь туманную ночь чуть пробивались  бледные  лучи  прожекторов.
Две подводы, запряженные парой осликов каждая, затарахтели за  Звонаревым  и
матросами.
   Фролов уже ждал прапорщика. Им был  разработан  подробный  план  очищения
рвов форта от японцев.
   - Как только ваши мины взорвутся, мичман Витгефт с матросами  бросится  в
атаку вдоль левого бокового рва, я со стрелками  -  вдоль  правого,  поручик
Юницкии из контрэскарпной галереи попытается выбить японцев из капонира.  Вы
же будете орудовать на бруствере и командовать артиллерией внутри  форта,  -
распределил он роли между офицерами.
   - По-моему, мое задание невыполнимо. Японцы так прочно засели в капонире,
что едва ли мы сможем  чтолибо  с  ними  поделать,  -  заикаясь,  проговорил
Юницкий.
   - Умереть-то там вы, я думаю, сможете, если это будет нужно, - насмешливо
ответил комендант форта.
   - Думаю, что я больше пользы принесу живым, чем мертвым.
   - Можете думать что хотите,  но  выполнить  поставленную  вам  задачу  вы
обязаны. Ступайте! - резко приказал Фролов. - От  него,  живого,  пользы  не
больше, чем от мертвого.
   Места для спуска мин были выбраны на бруствере заранее, и на  них  начали
устанавливать  желобообразные  салазки,  соблюдая   полную   тишину,   боясь
столкнуть малейший камешек или комочек земли. Как только это  было  сделано,
Фролов в последний раз повторил  свои  наставления:  взрывы  спускаемых  мин
послужат сигналом для общей атаки, Звонарев с  артиллеристами  форта  должны
орудийным огнем парализовать контратаку японцев, если она последует. Пожелав
прапорщику успеха, Фролов ушел.
   Мины осторожно, без шума подняли на салазки. Звонарев  поочередно  поджег
фитили и шепотом скомандовал:
   - С богом, кати!
   По три рослых матроса налегли на каждый шар,  и  они  со  слабым  скрипом
двинулись с мест. Налетевшая густая волна  тумана  совсем  закрыла  русских.
Японцы ничего не подозревали и держались  тихо.  С  нарастающим  шумом  мины
ринулись вниз.
   Один за другим раздались три сильных взрыва. Сотрясение было так  сильно,
что мешки с землей лавиной обрушились вниз, завалили вход в  блиндаж,  крыша
которого подозрительно заскрипела.
   - Господи Исусе Христе, да что  же  это  такое?  Никак,  японец  сам  нас
взорвал? -  заметались  испуганные  солдаты,  торопливо  расчищая  выход  из
блиндажа.
   Прапорщик выбрался наружу одним из первых. Осколки и  комья  земли  после
взрыва уже пролетели, но в воздухе стоял грохот ружейной  стрельбы,  взрывов
бомбочек и свист пуль. Из рвов  доносился  шум  рукопашной  схватки;  крики,
стоны, выстрелы, взрывы бомбочек слились  в  один  общий  рев,  который  все
нарастал и быстро передвигался по направлению к переднему рву.
   - Бежит японец! - проговорил Буторин. - Мы его сегодня застали  врасплох.
С перепугу он и стал тикать без оглядки.
   Звонареву хотелось выглянуть из-за бруствера, но это грозило ранением или
даже смертью. Несколько лучей японских прожекторов остановились над  фортом,
тщетно силясь проникнуть сквозь молочную пелену  густого  тумана.  Молчавшие
ранее осадные батареи теперь открыли беспорядочный огонь,  осыпая  снарядами
всю площадь форта.
   Вскоре прибыл связной от Фролова  и  сообщил,  что  все  рвы  очищены  от
японцев.
   - Потери велики? - спросил Звонарев.
   - Почти нет, двое или трое легкораненых. Поручика  немного  зацепило,  но
они остались в строю, да морского  офицера  ранило  "в  плечо,  но  тоже  не
сильно, - докладывал стрелок. - Только  в  капонире  артиллерийский  поручик
дюже спужались и не пошли вперед. Комендант просили  вас,  вашбродь,  пройти
туда, помочь им.
   Звонарев торопливо перебежал дворик форта, который  забрасывался  ручными
гранатами, и укрылся в тыловой казарме. Тут он встретил Фролова, как всегда,
бодрого и веселого.
   - Все вышло как  нельзя  лучше.  Я  даже  не  ожидал  такого  быстрого  и
решительного успеха. Особенно нам помог взрыв японского склада  пироксилина.
Он уничтожил массу людей у противника. Сейчас стрелки начнут кидать бомбочки
в амбразуры, а вас попрошу сменить Юницкого и организовать удар  со  стороны
контрэокарпной галереи.
   - Слушаюсь, - козырнул прапорщик и направился вниз по потерне.
   Едва Звонарев минул  потерну,  как  вдоль  галереи  хлестнула  пулеметная
очередь, пули с громким щелканьем  впивались  в  бетонные  стены.  Прапорщик
отпрянул назад, пережидая конца стрельбы.
   - Он, вашбродь, почитай уже с час бьет без передыху. Надо  сюда  подвезти
пушку и вдарить по пулемету, - проговорил один из стрелков.
   Со стороны капонира донеслись один за другим два взрыва ручных гранат,  и
пулемет сразу смолк.
   - Подбили через амбразуру, - понял прапорщик. - Пошли, - обернулся  он  к
стрелкам.
   В контрэскарпной галерее было почти темно. Только два фонаря,  стоящие  в
углублениях амбразур,  чуть  освещали  сводчатое  помещение.  В  конце  его,
прижавшись за бруствером из  земляных  мешков,  сидело  несколько  стрелков.
Невдалеке от них, распластавшись на полу, лежал  Юницкий.  Когда  надо  было
отдать  приказание,  он  взмахом  руки  подзывал  к  себе  солдат.   Стрелки
опускались рядом с  офицером  на  колени  и  получали  нужные  распоряжения.
Поручик боялся даже поднять голову от  земли  и  при  каждом  взрыве  ручной
гранаты испуганно вздрагивал.
   Подойдя  к  нему,  Звонарев  передал  ему  распряжение  Фролова.  Юницкий
рассыпался в благодарностях и, не поднимаясь на ноги, на  коленях  пополз  в
тыл.
   - Вы бы встали! - посоветовал ему прапорщик.
   - Береженого и бог бережет, -  ответил  поручик,  торопливо  отползая  от
него.
   - Уж очень они  нервенные,  -  усмехнулся  один  из  стрелков,  глядя  на
странную фигуру офицера.  -  А  каким  козырем  смотрят,  когда  тихо!  Чуть
зазеваешься с отданием чести, враз по рылу смажут.
   - То ранее было, теперь господа офицеры стали уважать солдатскую морду...
Пули ведь и с тылу попасть могут, - зло заметил другой стрелок.
   - Где японцы  и  что  вы  предпринимаете,  чтобы  их  выбить?  -  перебил
Звонарев.
   - Ждем, когда наши из рва начнут бросать бомбочки, тогда мы и  ударим  на
японца, - пояснили стрелки прапорщику.
   Звонареву это не понравилось.
   - Вперед! - скомандовал он и с винтовкой  в  руках  вскочил  на  траверс.
Стрелки бросились за ним.
   Оглушенные японцы были быстро разоружены.  Вскоре  вся  правая  уцелевшая
часть капонира оказалась в руках стрелков.
   Преследуя отступающих японцев, русские ворвались в ход сообщения,  идущий
в японский тыл, но были встречены пулеметным огнем. Почти в полной  темноте,
на небольшом пространстве, в  узком  ходе  завязался  штыковой  бой.  Бились
прикладами, кулаками, кололи штыками, кусались,  душили  друг  друга...  Над
местом побоища стоял смешанный гул криков, стонов, брани.
   Неожиданно перед Звонаревым выросла фигура Фролова.
   - Я приказал подвезти сюда полевую пушку и стрелять в  упор  картечью,  -
проговорил поручик.
   - Да в темноте не разберешь, где наши, а где чужие.
   - Солдаты и матросы разберут и  лучше  нас  сообразят,  что  и  как  надо
делать.
   Звонарев прошел по контрэскарпной галерее и потерне во внутренний  дворик
форта, где вдоль брустверов были распределены противоштурмовые орудия. Здесь
он застал Витгефта с его моряками. Мичман был ранен в обе руки, но остался в
строю, продолжая распоряжаться действиями стрелков и матросов.
   - Вручную скатите одну из пушек в горжевой ров и  там  установите  ее  по
указаниям прапорщика. Захватите  с  собой  также  десяток-другой  картечи  и
зарядов к ним. Матросы и стрелки помогут вам.
   Солдаты быстро подхватили одно из орудий  и  покатили  его  к  проходу  в
тыловой ров. Звонарев едва поспевал за ними.  В  горжевом  рву  около  пушки
собралась прислуга - четыре канонира  с  фейерверкером.  Тут  же  находились
человек шесть стрелков и матросов, державших в руках  картечь  и  картузы  с
порохом.
   Не успели подвезти орудие к нужному  месту,  как  было  ранено  несколько
солдат и матросов. Все же с трудом  пушку  установили.  Неподалеку  началась
рукопашная схватка.  Стрельба  почти  прекратилась,  и  слышались  отдельные
вскрики, стоны, ругань.
   - Банза-а-ай! - раздалось откуда-то сверху из темноты.
   Стрелки и матросы сначала в одиночку, а затем группами отбегали  назад  и
скрывались в уцелевшем крыле капонира. Часть из них отходила в ров.
   -  Одолевает  японец,  вашбродь!   -   испуганно   проговорил   один   из
артиллеристов.
   Прапорщик и  сам  видел,  что  опасность  нарастала  с  каждой  секундой.
Гарнизон форта слабел все больше. В мутном свете скользивших  поверху  лучей
прожектора  темной  массой  проступали  приближавшиеся  колонны  противника.
Наступил момент действовать картечью.
   - Заряжай! - скомандовал Звонарев.
   - Давно заряжено, - отозвался наводчик.
   - Пли!
   Выбросив вперед огненный столб и струю визжащей на  лету  картечи,  пушка
отлетела назад, но ее тотчас же накатили на место.
   - Больно высоко! Картечь над головами пошла, -  пробормотал  наводчик,  -
надо брать пониже.
   - Пли! - заорал не своим голосом  прапорщик,  заметив  в  двадцати  шагах
поблескивавшие японские штыки.
   На этот раз картечь  врезалась  в  плотную  массу  человеческих  тел.  Со
стороны японцев донесся протяжный вой, и на мгновение они остановились.
   Воспользовавшись этой заминкой,  пушка  дала  еще  два  выстрела,  сметая
передние ряды наступающих. Подбодренные успехом,  стрелки  и  матросы  вновь
кинулись на врага. Звонарев хотел дать еще один выстрел,  но  тут  произошел
взрыв у самого орудия. Стрельба для скорости велась без  пробанивания,  и  в
зарядной камере пушки остались тлеющие клочки  зарядного  картуза.  Впопыхах
заряжающий не заметил этого и сунул новый заряд с порохом, который мгновенно
взорвался в еще не закрытом орудии. Вся прислуга орудия  погибла;  Звонарева
отбросило в сторону, слегка опалив ему лицо и руки.  Японцы  воспользовались
этой заминкой и бросились в атаку.
   Стрелки и матросы кинулись под прикрытие капонира. Преследуя  их,  японцы
стали быстро распространяться по рвам. Едва поднявшись  на  ноги,  прапорщик
опрометью бросился к левому боковому рву. Остановился он уже вблизи казармы.
Тут только он заметил отсутствие папахи, шашки, бинокля. Проведя ладонью  по
лицу, он с удивлением установил отсутствие бровей, усов и чуть пробивающейся
бородки. Отдышавшись, Звонарев уже не  спеша  отправился  в  казарму.  Около
ворот его чуть не сбили с ног  матросы  и  стрелки,  под  командой  Витгефта
спешившие в правый боковой ров.
   - Неужели это вы? -  подошел  мичман  к  прапорщику.  -  Мне  только  что
доложили, что при разрыве орудия вас разнесло на клочки, и в  доказательство
представили вашу окровавленную папаху.  Она  лежит  на  столе  в  офицерском
каземате.
   - Разве пушку  разорвало?  -  удивился  Звонарев.  -  Мне  казалось,  что
бомбочка попала  в  сложенные  около  орудия  пороховые  заряды,  которые  и
взлетели на воздух. Меня отбросило в сторону и немного обожгло.
   -  Идите  в  казарму.  Там  вас  перевяжут,  а  главное,  -  добейтесь  у
Горбатовокого срочной помощи. Фролов ранен еще раз, но не хочет  уходить  из
капонира. Я постараюсь задержать распространение японцев вдоль  рвов,  а  вы
временно командуйте тылом - фортовым двориком, - распорядился мичман.
   Быстро забинтовав  лицо  и  обожженную  левую  руку,  прапорщик  пошел  к
телефону.  Надрываясь  от  крика,  солдаты  пытались  передать  сообщение  о
положении  на  форту,  но  слышимость  была  очень  плохой.  Звонарев  решил
отправить своего связного и набросал коротенькую записку Степанову.
   - Уже три человека ушли в штаб, но ни один из них не вернулся. Видать, не
добрались, - проговорил ординарец, пряча записку за обшлаг шинели. - Я махну
напрямик, минуя ходы сообщения, авось проскочу. Тогда  через  четверть  часа
буду в штабе, - тряхнул он головой и вышел.
   - Отчаянная башка этот Оленин. Три раза ранен, а все еще идет на риск,  -
восторженно сказал телефонист.
   Звонарев поднялся во внутренний дворик. Здесь было гораздо  светлее,  так
как прожекторные лучи  непосредственно  падали  сюда.  Артиллерийский  огонь
совсем прекратился - японцы боялись попасть в свои штурмующие части.  Справа
и слева от форта шла довольно сильная артиллерийская дуэль между осадными  и
крепостными батареями.
   Прапорщик тревожно прислушивался к шуму боя.
   Изо рвов доносились ружейные выстрелы, взрывы, крики сотен людей.
   В таком неопределенном  положении  прошло  с  полчаса.  Наконец  прибежал
стрелок с сообщением о прибытии  подкрепления  -  роты  моряков  и  полуроты
стрелков с двумя пулеметами. Свежие части тотчас же были направлены в бой.
   Несмотря на сильную контратаку, японцев полностью выбить из форта все  же
не удалось; они задержались во рву  примерно  на  тех  же  позициях,  что  и
раньше.
   Уже светало, когда бой закончился и офицеры собрались в  своем  каземате.
Трижды раненный за ночь Фролов  полулежал  на  своей  койке  и,  превозмогая
слабость и боль, продолжал распоряжаться. Обожженный Звонарев  излагал  свои
соображения о дальнейшей обороне рвов.
   Витгефт, у которого сильно болело раненое плечо,  молчаливо  прохаживался
по узкому пространству между столом и походными кроватями. Только  прибывший
с подкреплениями лейтенант Морозов был вполне цел и невредим.
   - Вас, Сергей Владимирович, я все же выпровожу отсюда, - решил Фролов.  -
Вы обойдете крепостные батареи, с которых видны японцы, засевшие во  рву,  и
дадите артиллеристам указания о стрельбе. Дня через два, когда подживет ваша
физиономия, надеюсь, вы вернетесь ко мне.
   Прапорщик не  замедлил  покинуть  многострадальный  форт.  Усталый  после
тревожной бессонной ночи, мучимый  ожогами,  он  все  время  шел,  укрываясь
Китайской стенкой, и неожиданно для самого себя оказался у батареи литеры  Б
вместо Большого Орлиного Гнезда, куда собирался попасть.
   - Что с тобой случилось, дружище? - приветствовал его Борейко. -  Неужели
тебя так отделала твоя амазонка?
   Звонарев рассказал о приключениях на форту.
   - Так-с! Сейчас пойдем и подумаем вместе, чем  можно  помочь  Фролову,  -
ответил поручик.
   Офицеры вышли из каземата. С батареи были видны лишь подступы к форту, но
не рвы.
   - Кроме Большого Орлиного Гнезда, японцев ниоткуда не  увидишь,  -  решил
Борейко, - но на нем пушек давно уже  нет.  Ближайшая  к  ней  батарея-Малое
Орлиное Гнездо. С нее и надо обстреливать японцев, поместив  наблюдателя  на
вершине Большого Гнезда. Я сейчас пошлю туда записку с нарочным. Тебя же тем
временем перебинтует покрасивее Мельников, а то, не ровен час, увидит Варя и
даст тебе полную отставку.
   - Между нами и так все кончено.
   - Что же у вас произошло?
   Звонарев замялся.
   - Ты  встретился  с  Акинфиевой,  а  свирепая  амазонка  приревновала?  -
догадался поручик.
   - Около того... - И прапорщик рассказал про свои горести.
   - Не одобряю, - неожиданно серьезно проговорил  Борейко.  -  Люблю  Варю,
целую Надю, думаю о Лоле! Это, брат, не любовь, а свинство! Выбери себе одну
женщину и на других уж не смотри!
   Борейко был хмур и серьезен.
   Звонарев с удивлением смотрел на своего Друга, которого неожиданно увидел
с новой, еще незнакомой ему стороны. Приход  Мельникова  с  бинтами  прервал
этот  разговор.  Началась  мучительная  процедура  перевязки.   Ожоги   были
несильные, но охватили большую часть лица.
   - Через неделю все  заживет,  -  утешал  фельдшер.  -  Красивше  прежнего
будете, вашбродь!
   Утомленный прапорщик прилег на походную кровать и тотчас заснул.  Борейко
приказал его не тревожить и сам отправился на Орлиное Гнездо, чтобы наладить
обстрел японцев у форта номер два.
 
 
   Глава шестая
 
   Звонарев провел несколько дней на батарее литеры Б, помогая Борейко. Хотя
батарея и мало подходила для отдыха, но идти в город прапорщику не хотелось,
а на  Залитерной  сидел  Чиж,  одно  присутствие  которого  раздражало  его.
Прапорщик занялся производством ручных бомбочек.  В  крайнем  каземате  была
организована  лаборатория  по  их   изготовлению.   Они   делались   просто:
пироксилином     набивали     стреляные     гильзы      тридцатисеми-      и
сорокасемимиллиметровых  патронов,  вставляли  небольшой  кусок   запального
шнура, и бомбочка была готова.
   За старшего в лаборатории орудовал Блохин. О