ор,  запертый с  одной  стороны вмерзшим в
лед зеркалом и уходящий с другой стороны в бесконечность. Над головами сияли
небесной  синью своды из голубого  нейтрита, такого  же,  как  идет на броню
земных  проникателей. Кое-где под обвалившимися  кусочками песчаника из стен
поблескивал  такой  же нейтрит. Местами плиты  потолка  были  проломлены,  и
сквозь дыры виднелось небо, все из клубящейся фиолетовой дорожной пыли.
     Пол  под ногами лишь у  стен напоминал  старый  асфальт. В полуметре от
песчаника он  обрывался в ничто, и среди неимоверного  провала сияли мириады
звезд.  Но -- Иэрнэ стоял, одной ногой  опершись на  эту бездну,  и не думал
проваливаться!  Женька  глянул под ноги. Так и  есть:  и они  с Темкой стоят
среди звезд! Под ногами мирно проплыла галактика, слепяще-оранжевая к центру
и разбрасывающая в стороны зеленоватые спирали-рукава...
     -- Не боись, не провалишься,  -- Феникс кивнул Женьке. -- Вот такая она
и есть -- Дорога Меж Зеркалами. Пыль над головой, звезды под ногами, стены с
дверцами  и картинами по  сторонам...  Дверцы и  картины будут чуть  дальше,
когда мы  пойдем  по  коридору...  И  я бы не советовал  вам  касаться  этих
картин... Заблудитесь...
     -- Минуту... -- Иэрнэ перебил Лассару. -- Молодой человек, что Вы имели
в виду, когда говорили "Расспросишь Учителя"? Ведь Учитель наш погиб,  и был
выброшен за Врата Ночи в вечное Ничто!
     --  Опять этот религиозный бред!  -- деланно поморщился Женька.  -- Вот
расскажу Мельтору, что про него бают -- или посмеется, или рассердится!
     -- Так Учителя называли немногие. Чаще -- Мелькор!
     --  А я так его называю. И  смею тебя заверить -- он  жив и здоров. И в
последний раз я видел его не позднее, чем сегодня утром...
     -- А еще Женька сейчас -- ученик Мельтора, -- встрял Темка, -- И именно
он выпустил Вашего Учителя из заточения в подвалах в мае этого года...
     -- Ну и  кто тебя просил все это  разглашать? -- вздохнул Женька. -- Он
же меня сейчас начнет рвать на сувениры!..
     --  Не смешно.  Но я попрошу Вас привести меня к Учителю. Надеюсь -- Вы
не откажете мне в просьбе?
     --  А  сколько нас? -- хихикнул Женька. -- Запомни, меня звать Женькой,
Евгением, если уж  так  охота посолидничать. Но  все  же обращайся ко мне на
"Ты", договорились, эльфийская твоя душа?
     Иэрнэ только кивнул, зато Том мгновенно ткнул пальцем в Женьку:
     --  Теперь  ты.  Кто  ты  таков?  Кроме  того,  что  ученик Мельтора  и
нахал-шутник, доставший пару-тройку городов своими хохмами...
     -- Не доставший  еще пару-тройку... --  скромно  уточнил за него Темка,
заработав увесистый подзатыльник от друга. -- Остальные -- уже...
     --  Меня  интересует, -- продолжил Том, -- Как ты сумел так вот заорать
на Единого... Так... эффектно. Или это тоже -- "шуточка"?
     -- Просто мной сегодня вампир закусывал, -- вздохнул Женька. -- Вот я и
стал такой... голосистый... Вампир тот говорил, что я теперь брукса.
     -- Теперь ты,  -- Том  вновь  обернулся к Лассаре. --  Ты говорил,  что
второй раз брукса спасает тебе жизнь. Кто же и когда был первый?
     -- Мой друг,  -- ответил  Феникс. -- Он  -- брукса, хотя более похож на
Мули. Когда-то  своим голосом он спас меня от Вепря, -- и, заметив, как рука
Тома машинально чертит знак против Чудовища  Зеркал, хмыкнул: -- Вепрь тогда
помер. Насовсем. Так что не бойся.
     -- А зовут твоего друга...
     -- Мальчик, -- крылатый Лассара горько усмехнулся, --  просто  Мальчик.
От Имени он отказался. Сказал, что раз потерял все, и семью, и дом, то зачем
хранить Имя...
     Не желая продолжать  воспоминание, Феникс пристально  взглянул в  глаза
Тома и негромко, но настойчиво произнес:
     --  Ты  так упорно  спрашивал, что  теперь я хочу  сказать. Я, конечно,
благодарен тебе  за  свою жизнь,  но -- ты нарушил  первый закон Вечных: бой
всегда ведется один на один. Это -- закон.
     -- Плевать мне на законы и  каноны!  -- взъярился вдруг Том,  --  Жизнь
друга мне гораздо дороже этих дурацких правил! Я не охочусь за головами, и в
Собирании я участвовать тоже не желаю.  И нет на  мне  ни одной жизни,  хотя
сегодня чуть не взял одну. И наполнен я лишь собой.
     -- Не  одну,  -- тяжело вздохнул крылатый. -- Не одну,  а  всего  моего
рода. И сотни  иных родов, которые эта  тварь унесла. И я изведу ее, клянусь
небом!
     -- Тяжкая клятва -- крылатому. Не отступить... --  Иэрнэ вздохнул, -- И
кровь  Учителя  моего тоже на м-мерзавце металлическом. И хоть смертен я, но
клянусь исчезнувшими навек Эллери Ахэ, что я, последний из  них, сделаю все,
что  в  моих  силах,  чтобы каждая  капля крови  их и  крови Учителя  нашего
вонзилась в  него смертным жалом. И пусть я умру, но клятвы своей не нарушу,
хоть и учил нас Черный Вала прощению и гармонии.
     -- Том, -- Темка повернулся к вечному мальчишке, -- А ты давно знаком с
Фениксом?
     -- Давно... Феникс -- мой Учитель...



     * * *

     Воспоминание  всплыло  из  небытия,  как  проявляемый  фотоснимок,  как
оживающая Карта в руках Воина.
     -- Принц, ты зачем выпустил Князя Тьмы?! -- Единый был в гневе.
     -- Он уйдет и никогда никому не будет вредить!
     -- С чего это ты взял?! -- рокочущий голос сотрясал своды дворца.
     -- Он сам мне пообещал это...
     -- А ты  -- поверил ему?! -- в механическом  голосе Единого послышалась
неподдельная насмешка. -- Он обманул тебя!  И  вновь  будет  сеять зло!.. --
порывом голоса всколыхнуло плащ мальчишки, но принц упрямо возразил:
     -- Он -- никогда не делал зла. И -- он говорил правду...
     Гром  расколол плиты  пола:  Единый пылал  от гнева.  Нельзя было  даже
представить  себе, что  этот  колосс, больше  всего напоминающий  машину или
благородную  статую, может  ТАК сердиться и  прямо-таки булькать от гнева! И
все же -- все естество золотой фигуры излучало жар гнева и ярости. Рокочущее
чудище подошло вплотную к мальчишке и направило на него палец:
     -- Предатель! Ты на его стороне! Изменник! И ты умрешь!
     Палец Единого неестественно  вытянулся и навылет тонким клинком пронзил
мальчишку. Принц с удивлением взглянул на выходящий из его  груди меч-палец,
понимая, что ноги становятся ватными.  Детские губы шевельнулись, выдохнув в
лицо богомонстру:
     Так от века идет охота
     На поверивших Черной Птице,
     Но таинственная работа...
     Голос-вздох замолк. Обливаясь  кровью, мальчик упал  на  плиты парадной
залы. А его родители?
     Король с королевой  преклонили колена в благоговейном ужасе и почитании
Единого. И только королева вздохнула:
     -- Как жаль, что наш сын -- предатель...
     -- Не  сын...  -- тут же  поправил ее Король. --  Я же  сразу  говорил:
незачем нам усыновлять безродного. Одни проблемы были от этого приемыша...
     -- Никто из людей не коснется тела этого предателя, осквернившего Веру!
--  холодно  и  надменно  заявила  королева.  И  Эру кивнул  в  знак высшего
одобрения.

     ...Хоронили его не люди, а лесные  орки. И даже эльфы не препятствовали
им. Траурная процессия в белом неслышными  тенями скользила по  лесу, и даже
ветки не  шевелились.  А  на носилках  --  тело Принца  -- мальчика в  белой
мантии.
     Носилки... И постамент алтаря, с которого многие Уходили... И вдруг, из
зеркального блеска щитов  -- человек. Крылатый. И  шепот-вопрос, прижавший к
земле траву:
     -- Зачем хоронить живого? Негоже это, Воины. Свет его  предал, но зачем
же Тьме признавать такой Свет всесильным?
     И затем -- к мальчику, склонившись над телом:
     -- Встань и иди. Окончен твой отдых. Получена весть...
     Свист молний? Шум леса?
     Глаза открываются -- рывком. Тело садится. Рывком. Встает -- рывком...
     -- Идем, малыш... Теперь... тебе еще многому  надо учиться... Теперь ты
один из нас...
     Блеск зеркал. Пустые носилки. Ряд Орков. Ряд Эльфов...
     Многие  с этого алтаря -- Уходили. В Танце Огня. Мальчик -- первый, кто
ушел. Просто так. Своим ходом...
     Том.  Томас Слипер. Томас Слипер из клана Сэлета. Томас Слипер из клана
Сэлета, воспитанник Крылатого Лассары...



     Глава 8

     Лат отложил в сторону книжку и кивнул вошедшему мальчишке.
     -- Приземляйся.
     Мишель   плюхнулся   на  свободный   стул   и  нерешительно  замер.   В
конце-концов, не каждый день Командор вызывает кого-то для  конфиденциальной
беседы. Вроде бы -- ничем не проштрафился...  Но -- кто знает? Трудно, когда
командор --  щупач экстра-класса да еще  и бывший Лорд  Ночи. Тут не знаешь,
поступок нехороший или нехорошая мысль огорчат Изначального.
     -- Воюешь, значит... -- неопределенно начал Лат.
     -- Только во сне... --  оправдательно начал Мишель. -- Это же никому не
вредит!
     Командор вздохнул и вдруг спросил:
     -- А тебе нравится, когда кошмары снятся?
     --  Не очень... -- честно ответил мальчишка.  -- Но в последнее время я
нашел против этого средство!
     -- Сновидение... --  Лат  сделал ударение  на  втором  слоге.  --  Тоже
метод... Но не слишком ли ты переувлекаешься книгами Кастанеды и открывшейся
перед тобой Силой?
     -- А что в том плохого?! -- Мишель  откровенно недоумевал.  -- Это ведь
действительно не вредно!
     --  Понимаешь, малыш... -- начал Лат, -- Я терпел, когда ты  представал
перед начинающими  Воинами в  облике Дона  Хуана и даже вручил одному из них
тут  же  присненный Ключ Порталов.  Я улыбался, когда ты устраивал полеты по
Сонным  Пространствам  и Сумеречной Дороге и задирал  Дорожную  Полицию -- в
конце-концов, эти  самозванцы хуже разбойников с иной дороги...  Но когда ты
стал входить в сон лишь затем, чтобы там согнать накопившуюся за день злость
и  раздражение --  это  уже совсем  не  годится... Понимаешь  --  в  поисках
приложения своих сил ты проектировал себя в РЕАЛЬНЫЕ миры... И от твоих атак
страдали вполне РЕАЛЬНЫЕ люди и гоблин.
     -- Я думал -- это всего лишь сон... -- шмыгнул носом Майкл.
     --  Задумайся...  --  Лат  снова  взял книгу. -- Я бы не  хотел,  чтобы
воспитанник "Звездного Ветра" вел  себя, как уличный гопник... И не хотел бы
тебя отстранять от участия  в  регате за подобные фокусы, да  еще за  восемь
дней до начала регаты... Понимаешь -- даже в простых снах ты встречаешься не
с голограммами,  а с  живыми  обитателями Сонных  Пространств. Но  когда  ты
вторгаешься  в  реальные  миры  --  то  мера  ответственности  твоей  растет
стократ...
     -- Я пойду, Лат... -- Мишель поднялся, и вдруг, у самой двери, спросил:
     -- Одного  не пойму  -- как же я сумел вывалиться в  реальность посреди
сна, а?
     -- Ты во сне засыпал? То-то же! Сон, увиденный во сне, есть реальность,
это еще Будда говорил...



     * * *

     И все-таки снам не прикажешь. Можно менять  их, корректировать, сжимать
или растягивать, но им не прикажешь не сниться вообще.
     И на этот  раз снилась Мишелю маленькая деревушка, затерянная где-то  в
лесах. Дул теплый ветер, заблудившийся в верхушках сосен, нырял вниз, хлопая
ставнями заброшеных домов. Говорят --  недавно здесь  отгремел Армагеддон, и
таких  деревенек  тут  теперь  видимо-невидимо. С  прудом, где  полным-полно
здоровенных  зубастых  карпов, с плачем и стонами домового  в  вечнохолодной
печной трубе.
     Обгорелые заборы напоминали другое пожарище. Но это было давно... Очень
давно... Горел  город.  Простой деревянный  город  у  подножия  здоровенного
каменного замка. Его жители сперва просто не  поверили, что вторгшиеся в эти
края чужаки способны на зло. Сперва не поверили,  а потом уже было поздно. И
не важно, что не были тогда известны автоматы и сваггеры, что вместо ядерных
бомб применяли файерболы, а  вместо пуль летели стрелы и метательные ножи...
Город  погиб, захлебнувшись в крови,  и не сумел остановить это безумие даже
Черный Менестрель, вскочивший на камень у  окраины  города и резко ударивший
по струнам лютни. Черным  назвали Менестреля атакующие, ведь он  пел о Тьме.
Но он не был черен. Ледяной белизной сияли его одежды, ярче  алого головного
убора с  серебряными колокольцами. Неестественно  выгнутая правая рука  лихо
била по струнам, и песня неслась лавиной. И услышавший ее не мог уже бояться
Тьмы, ведь -- понимал и ее, и Свет, и место обеих сил в Истинном Мироздании.
Но за  миг до  того, как полетели на  землю  мечи захватчиков,  один  из  их
предводителей злобно  выкрикнул: "Да что  вы  слушаете! Бейте  его!"  И мечи
остались в руках. И обрушились на певца. Никогда прежде не поднимали руку на
менестреля. Но -- в борьбе Света  и Тьмы на этот раз именно  Свет поступился
честью и  прервал  песнь Менестреля, ибо -- испугался его. Свет победил.  Но
победа его  была  сродни поражению: взяв  на себя кровь  невинноубиенных, он
обрек себя  на проклятия и противников, и союзников.  И не раз еще аукнулась
Воинам Света эта "победа любой ценой"... Победа над Эльфами, которые считали
себя Людьми...
     Мишель  рассказывал  эту историю  троим  ребятам,  забредшим  в  пустую
деревушку  и устроившим тут свое  обиталище -- то ли скит отшельников, то ли
летний  скаут-лагерь. Тут было принято рассказывать истории на ночь. И Майкл
делился своими воспоминаниями из прежней, неземной еще жизни...
     --  Почему мы  не  слышали ничего подобного?  -- спросил  Райен,  когда
история кончилась.
     --  Потому  что  Мишка это только что  придумал!  Клево! Тебе бы жутики
снимать! -- завосторгался Севка.
     -- Не поэтому. Просто летописи обычно пишут победители. И никто никогда
не давал слова  побежденным. Особенно если их вырезают вплоть до  последнего
человека.
     -- До последнего эльфа!
     -- Человека. Они называли себя Людьми, хотя и были эльфами от рождения.
Ибо они избрали Путь Людей, путь со свободой выбора.
     -- Странные  какие-то,  --  фыркнул  Севка,  --  Эльфы,  а назвали себя
людьми, Тьма, а говорят -- самые светлые. Что ж это  за эльфы такие, если от
них даже имен нет!
     -- Имен не  осталось.  Приказано забыть... --  чужим  каким-то  голосом
отрубил Михаэль.

     И больше в эту ночь никто ни о чем не говорил. О чем они думали? Этого,
пожалуй, не  знал даже Эру,  Единый. Вот только когда они пробудились утром,
то на теле своем обнаружил Мишель два  шрама, старых, больших  и  уродливых,
словно напоминание о чем-то. Или предупреждение.
     --  Смотрите!  -- чуть ли  не  испуганно Юлька  ткнул пальцем на  живот
Майкла. -- Откуда это?
     -- А может, было? --  осторожно начал Райен, хотя  было ясно, что и сам
он в это не верит.
     Юлий  подскочил  к  Мишелю  и осторожно  коснулся  прохладными пальцами
грубой покореженной плоти. Шрамы были какими-то вялыми и твердыми наощупь.
     -- Болит?
     --  Не-а...  --  мальчишка  с  изумлением  и каким-то неясным,  смутным
страхом  разглядывал шрамы, затем потер краешек одного  из них,  потому  что
показалось, что там блеснуло что-то, как жидкий металл. Но -- показалось...
     -- Как следы когтей орлов, -- Юля попытался пальцами разгладить шрамы.
     -- Вчера  точно  не было. Это Единый тебя  покарал,  за  то, что на его
валар поклеп вел! -- выдал вдруг Севка.
     --  ...Да  ты, видать,  и  вправду Нольдор,  парень...  -- процитировал
Мишель прямо в холеное арийское лицо заступника Эру. -- Если и  Единый -- то
не покарал, а попытался рот заткнуть.
     -- Угу, тебя испугался, грозного...
     Никто  не  успел даже  крикнуть "А  вот  и  не подеретесь!",  как  двое
мальчишек уже  сплелись в  клубок рук и ног, молотя  друг друга и катаясь по
земле.
     Но бились они не по религиозным соображениям, просто Майкл обиделся  на
колкость  Севки...  Так  что  неписаных правил не  нарушал никто, и в  места
пониже пупка удары не наносились принципиально.
     И через  минут пять друзья уже сидели  на  траве, вытирая пот и потирая
ушибы,  а еще пол-часа спустя все четверо -- и "бойцы", и их "секунданты" --
кидали  в  пруд камешки,  стараясь "напечь  блинов"  и  приводя в  бешенство
прыгающих на скачущие по поверхности воды  камешки зубастых карпов, и думать
уже забыли об утренней драке.

     Дня  три пролетели совсем незаметно. Три дня  -- во сне, воспринимаемом
Мишелем как единственная реальность... И только сны у Мишеля становились все
тревожнее  и страшней. И снились ему черные скалы над алмазной пылью дорожек
под  мертвым  небом  с  искусственным  люминесцентным  освещением,  и  цепи,
стягивающие запястья прикованного  к скале на  благословенной земле Амана, и
когти пикирующих  сверху  орлов Великого Короля  Валинора.  И висящий был --
Мишель, но звали  его  иначе.  Он  так боялся боли, так  страшился крови, но
теперь не раскаивался и не проклинал тот миг, когда избрал себе путь Творца,
а не прислужника Великих, когда признал Крылатого -- Учителем...
     Кровь  орошала  алмазный  песок, боль рвала шрамы.  Но к  утру  видения
отступали,  и день приносил долгожданный отдых. Ведь  нежиться и дремать  на
солнышке -- ничуть не менее полезно, чем ночной сон...

     Крупный  карп  накинулся на скачущий по  воде камень с такой силой, что
вылетел  по инерции  на берег, совершенно забыв  о  своей безопасности. И --
забился в траве, не выпуская плоский кусок гранита из пасти.  Может -- это и
насторожило  бы  Мишеля:  раньше  эти  сверкающие  хищники  не   забывали  о
собственной безопасности,  но тут к  чудовищу  радостно  кинулись  остальные
мальчишки,  подхватывая  увесистые дубцы  и вопя "Мясо!"... А  Райен --  тот
вообще вместо дубца мечом двуручным размахивает... Кто  знает --  может, так
тут и выманивают зубастых карпов на берег?..
     Уха получилась чистой,  как слеза,  и  такой  ароматной,  что  почуяли,
наверное,  и на небесах.  Но  обитатели  небес,  говорят,  страдают излишней
скромностью, а посему никто из них не  рискнул  спуститься и попросить  себе
хоть ложку  горячей ухи. Ребята  же  подобными комплексами  не  страдали,  а
посему  котелок опустел в пять минут. Приятное тепло  разлилось  по  телу, и
звало  оно не  к  безделию, а к веселью.  И тогда ребята выволокли из  сарая
длинную   капроновую  веревку  и,  навязав   на   концах  ее  узлы,  затеяли
перетягивание  каната. Мишель с Райеном  стали поближе к  сараю, Юлька  же с
Севкой  вцепились в другой конец  веревки. Крик-команда  --  и хлопцы уже со
всей силы  упираются  в  землю,  стараясь перетащить веревку на  себя. Сопят
носы, тяжелеет дыхание... Райен  атлетически  изящно  расставил полусогнутые
накачанные ноги, которые почти не тронул летний загар.  Мишель тянет, словно
яхту  на берег вытаскивает. На другом конце -- то  же веселье: Сева, намотав
на руку конец веревки,  уперся в землю и с сопением тянет на себя, легонький
же Юлька прямо повис  на  веревке, откинувшись назад под  острым  углом,  он
словно летит на месте, и лишь босые  ноги  связывают его  с землей. Кажется,
отпусти веревку -- и... Майкл  переглянулся с Райни.  Улыбка, чуть  заметный
кивок... Они поняли друг друга  без слов. И --  мгновенно отпустили веревку!
Торпедой, снарядом полетел  Юлька и вписался  своей  макушкой прямо в  живот
Севки, сбивая с ног балансирующего на грани равновесия мальчишку.
     Смех, веселье... Затем хлопцы затеяли беготню по длинной,  как  насест,
горизонтальной доске  старого  забора.  Райен,  сославшись  на  старшинство,
заявил, что стар он уже по заборам лазать.
     -- Тоже мне, старик, -- фыркнул Юлька, безуспешно пытаясь забраться  на
доску.  --  Песок  уже сыпется...  Ну  ладно,  не  хошь  сам  --  помоги мне
залезть...

     Несчастье  пришло  внезапно.  Просто  зазмеились,  сплетаясь,  приступы
равнодушия и  ярости, безумия и  бездумия. Мишель слышал  о  таком  от Лата:
где-то неподалеку проходил  Ковчег Мрака. Не Нагльфарк -- Звездный Катамаран
не имеет с Мраком ничего общего, хотя такоже не доставляет землянам приятных
минут. И не Черный Клипер -- двойник Золотого Парусника не страшен и не зол,
он -- таков, каков его капитан... Ковчег -- не материальный крейсер, который
можно  торпедировать и  победить.  Его опасается  сам  Мрак:  когда-то  э