Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
ого Сатоуриса в гордом
одиночестве посреди новенького замка.
И на пути маленького отряда встречались маленькие города. И уже
попавшие под Нашествие, тоскливые и унылые. И еще не знающие об охватившей
планету беде. И в таких городах Макс и Женька рассказывали услышанный от
Лата рецепт -- о жестяных коронах, способных спасти от гнева обезумевшей
металлической пчелы и ее свиты. И некоторые верили им...
И все чаще Макс ругал последними словами и местных странников, и
картографов с Земли.
-- Что случилось? -- Женька заглянул в карту, но ничего не понял в
переплетении линий и цветов.
-- Что случилось?! Что случилось, говоришь?! Да это уже восьмой
провинциальный городок, не нанесенный на карту! Такое ощущение, что все о
них просто забыли! А ведь сразу видно, что им не одно столетие! Я еще
понимаю -- карты местных, тут и рассеянность, и политические мотивы могут
быть... Но карты землян -- это снимки со спутников! Так какого пьяного ежика
тут ничего нет?!
-- Не все ли равно? -- хмыкнул Женька. -- А, может, их облака
закрывали, когда съемка велась...
-- Облака сейчас не помеха...
-- Ну, не облака, так что-то другое... А ты знаешь -- мне нравятся эти
города... Они такие уютные, тихие...
Глава 17
Они появились внезапно -- Тихие Города. Возникли из ниоткуда, словно
грибница ожила после золотого ливня и выстрелила гроздья опят, прилепившихся
к трухлявым пням гор, боровиков под сенью водопадов Матери Всех Рек,
сыроежек посреди сырости лесов... Города, словно призраки пришедшие
ниоткуда, но живущие своей давно устоявшейся жизнью, мирной и
провинциальной. Как будто кто-то сдернул Невидимый Полог, открыв взору ранее
спрятанную цивилизацию...
В таких городах невозможно отделаться от ощущения, что вернулся в
детство. В свое детство, светлое и идеализованное. Там, где невозможны беды,
а огорчения -- ненадолго и не всерьез...
-- Они вышли из расслоившегося пространства... -- сказал незадолго до
бегства на Дорогу Лат. -- Из огня да в полымя...
Изначальный не пояснял своих слов. Просто он избегал посещать Тихие
Города, хотя в каждом из них -- его знали. Особенно дети.
Здесь не было благоустроенности Земли, но был уют. Здесь не было
воинственности средневекового Риадана, но никому и в голову не приходило
напасть на Тихие Города...
Блики света луны на воде,
Что дорожку проложат в "нигде"...
Невозможно забыть никогда
Тихие Города...
Из Чертогов исторгнуты вглубь...
Убежать? Умереть? Уснуть?
Снова уйдут в никуда
Тихие Города...
Эти строки были карандашом набросаны на клочке бумаги, забытом Латом
между страниц книги с желтым летящим клипером на обложке.
Старая бумажная книга в мягкой обложке -- все, что осталось от Лата и
его Отряда на Рокласе.
Сперва все казалось игрой: завесить желтой шторой единственное окно и
выйти в звенящее цикадами Новолуние. Шагнуть в пустоту -- и вдруг ощутить ее
упругость. И вместо дощатого тротуара ступить босыми ступнями на прохладу
шершавых плит, протянувшихся до горизонта. Холодок ознобом пробежал по
позвоночнику: сверху -- вниз, а затем снизу -- вверх... И за последним
толчком холодка пришло Зрение. Дорога уходила до горизонта, но обочины ее
обрывались в пустоту, за которой мелькали огоньки звезд -- не чуждые,
дальние и холодные, а теплые и ласковые, они лучиками своими гладили
ступивших на Дорогу ребят, обещая им свое покровительство и любовь...
И тогда лишь ребята постигли: это всерьез!..
И с радостью приняли они новый поход, предвкушая, как вернутся домой и
расскажут оставшимся там о своем удивительном странствии.
И сколько времени пролетело -- не ведал никто, ведь на Дороге не
хочется ни есть, ни спать. Усталость не трогает Идущих По Дороге, и путь их
светел, хотя и не видно светил. Но не может же быть, чтоб свет звезд освещал
все вокруг ярче Солнца... И не стареют они, словно на землях достославного
Авалона...
Лат резким движением выбросил вперед напряженную руку и отломил кусочек
тонкого лучика, мгновенно превратившегося в горящий окурок, и невольно
поморщился: никак не удается ему вытащить целую сигарету, пол-сигареты
успевает сгореть до того, как оторвется от звездного луча. Есть-то, конечно
же, тут не хочется, пить -- тоже. А вот курить... Правда, тут возникает еще
одна проблема: делать это надо втихаря, чтоб пацаны не приметили. А то... В
общем, о каком примере тогда б пошла речь?!
Вообще-то идею выхватить что-нибудь из Пространства преподнес Севка:
когда на его любимой гитаре после особо резкого аккорда лопнула струна, он,
прервав игру, мотнул рукой в сторону и со скрежетом вытащил прямо из пустоты
новенькую серебряную струну. Сбросил прямо на ноздреватый ракушечник плит
обрывки старой, вставил новую и осторожно завертел колки, настраивая
инструмент.
-- У Кио выучился? -- хмыкнул Лат.
-- У Софии Марчес, -- огрызнулся Севка. Он был чуть сердит и не хотел
вдаваться в подробности. А причина для сердитости была вполне серьезная:
новая струна пела звонче и громче своих сестер и нарушала тем благозвучие
аккордов.
-- Прийдется и остальные менять, -- то ли спросил, то ли посоветовал
Стаська.
-- Сам знаю, -- огрызнулся Севка и выдернул из пространства еще одну
струну. Лат насторожился. Он внимательно присмотрелся к пальцам музыканта, и
на миг показалось ему, что под пальцами Севки блеснул лучик звезды. А затем
лучик надломился -- и вот уже зазмеилась в руке третья струна.
Шестая струна вылетела с таким басовитым ревом, что Командор
поморщился, а Генка сказал:
-- Ну все, хватит Пространство насиловать!..
-- А у меня и так не семиструнка, -- Севыч бросил старые струны рядом с
обрывком, но Сурен аккуратно поднял их и, смотав вокруг ладони, сунул руку в
карман.
-- Дети, не сорите в общественных местах и на дорогах, -- паясничая и
обращаясь к Севке, заявил голосом сердитой тетушки-воспитательницы Антон.
Данька с Митькой прыснули со смеху, и эхом отозвался хрустальный звон: это
запели-зазвенели струны звездного серебра. И словно разбуженный ими, на
Дороге возник Замок. Он стоял чуть сбоку от пути, но опущенный мост и
поднятые решетки ворот беззвучно приглашали войти. И если ты даже не
нуждаешься в покое и уюте, то разве оставит тебя равнодушным загадочный зов
средневековья?
Глава 18
В Замке оказалось тихо и даже уютно. Безлюдные галереи и утопающие во
тьме своды не пугали своим величием. Напротив -- они обещали что-то,
скрывающееся вдали.
В нишах стен скрывались блестящие рыцарские доспехи, и Темка шлепнул
ладошкой по одному из них. Гулкий звон метнулся под сводами, угасая вдали.
За поворотом открылась тяжелая дверь, а за нею -- сокровищница. Похоже,
что сюда не одно поколение бросало свои безделушки. Сундуки жемчуга и
самоцветов, золотые россыпи... Николка подбросил жменю тяжелых монет,
наслаждаясь приятным звоном.
-- Эх, в Городе бы нам столько -- и дом свой для Отряда купили бы, и
яхты новые приобрели! А фильмов-то, фильмов сколько можно было бы снять!..
-- малыш мечтательно прижмурился.
-- Ага, и заодно объяснял бы всем, что не грабил ни банк, ни ювелирный
магазин... -- Антон и тут встрял со своей "бочкой дегтя", которая в его
словах приходилась на ложку лишь меда.
-- Ну и объяснил бы, ну и что?
-- А то, что реквизировали бы все. "Для музея!"
-- Ну, эт' бы уж не рек-квизировали б-бы, -- Кирилл достал из угла
изящную боевую шпагу со старинной витой рукоятью. Древний клинок покоился в
скромных кожаных ножнах, но засверкал, едва лишь его извлекли на свет.
-- Положи, -- попросил Лат, хотя было видно, что и Изначальному самому
не терпится взмахнуть подобным клинком, но он себя сдерживает, -- Не мы сюда
поместили его -- не нам его и брать...
За сокровищницей длинный коридор привел ребят в давно уже опустевший,
но не утративший своего блеска Тронный Зал. То, что зал Тронный, выдавало,
пожалуй, лишь наличие самого трона. В остальном же -- Лат почему-то
улыбнулся такому сравнению -- Зал напоминал раззолоченную крысиную нору.
И словно в продолжение мыслей на трон прыгнула здоровенная серая крыса.
Лат вздрогнул и от неожиданности моргнул. Крыса тут же исчезла, а на троне
оказался высокий и полный остроносый человек с улыбчивым лицом, наряженный в
серую мантию с золотым и серебряным шитьем. На голове его сверкала корона.
-- Приветствую странников, забредших сюда, -- мягким голосом проговорил
он.
Лат нервно оглянулся. Судя по тишине и открытым в изумлении ртам,
ребята видели то же, что и он сам. Король же тем временем продолжал:
-- Надеюсь, что вы прибыли, чтобы пополнить собою число моих подданных?
-- Я не очень огорчу Вас, Ваше Величество, если скажу, что даже не
знаю, какого Королевства Вы Король... -- нарушил молчанье Антон.
-- Не очень, ибо Я могу и ответить: Самого Счастливого Королевства В
Мире! И в доказательство искренности и благих моих намерений к вам вне
зависимости от принятого Вами потом решения я хочу в качестве подарка Вам
предложить выбрать все, что вы пожелаете, из сокровищницы моей!
И вскоре ребята в сопровождении Короля вышли в коридор, ведущий к
сокровищнице. Но теперь пустой прежде коридор был заполнен стражниками в
серых одеждах из плюша. Они парадно стояли, вытянувшись в струнку у стен и
сжимая длинные алебарды. Неподвижные и...
-- "И похожие, как две капли помоев!" -- с ухмылкой мысленно
процитировал старую пьесу Лат.
-- Выбирайте, что хотите! -- широким жестом Король обвел всю
сокровищницу, едва лишь они ступили внутрь. Он явно ожидал, что ребята
налетят на золото с бриллиантами. Но Кирилл тут же кинулся к ранее
облюбованному клинку. Да и остальные ребята последовали его примеру,
разглядывая извлеченную из-под груды золота древнюю сталь. Клинков оказалось
немало.
-- Может, возьмете что поблагороднее? -- спросил их Король. -- А то с
такими ржавыми железяками уходить из Замка как-то неудобно. Хотя, -- добавил
он, чуть подумав, -- Стоит ли уходить вообще?..
-- Ну, уйти-то отсюда -- не проблема, -- заявил вдруг Антон и начал
читать такой стих:
В моде красное и серое,
В городах воняет серою,
Дорожает злато-серебро,
И молчанье -- золото!
Все красивые и смелые
Обросли добром и семьями,
Пожинают, что не сеяли...
Король жестом прервал говорившего и продолжил:
...Опасаясь голода.
Отмечайте дни рождения,
Слушайте предупреждения,
Постарайтесь в наслаждении
Жить, покуда молоды!
Бега лет не задержали мы,
И царевны стали жабами;
Зерна истины -- державами
В муку перемолоты.
А в ответ на эти жалобы
Не услышать даже ржания;
Смерть махнет косою ржавою,
Жизнь -- серпом и молотом.
Затем усмехнулся и, пожав плечами, добавил:
-- Один раз от меня уже уходили этими стихами. Второй раз не выйдет!
-- Интересно, что случилось с уходящим первым?
-- Ничего! Взял и ушел! А что я ему могу сделать: в конце-концов, сын
он мне или не сын?! Сын!
-- Сына помиловали. А нас?! -- вопрос Антона заглушил очередное
ехидство Севочки: -- В конце концов среди концов мы наконец нашли конец.
-- А вам кто-нибудь угрожает?! Тю! Вы же мне гости! Я просто говорю,
что дважды одно и то же заклинание тут не действует!.. Так что если желаете
уйти-исчезнуть с треском и спецэффектами -- придумайте что-нибудь посвежее.
И без пошлостей, пожалуйста, Всеволод.
-- А он у нас штатный Ржевский. В смысле -- Поручик... -- Данька легко
уклонился от подзатыльника, и Севка со всего маху заехал ни в чем не
повинному Темке. И ей-богу, не будь рядом Короля -- завязалась бы драка. А
так Тема лишь показал из-под тишка кулак, мол -- ладно-ладно, я тебе после
припомню... Если вспомню...
-- Но -- мы отвлеклись, -- улыбнулся Король, -- так может -- возьмете
себе что другое? Смотрите: рубины, алмазы, бриллианты, прозрачные, как слеза
младенца! А вот -- золотая чаша. Или диадема-венок из золота с серебром!
Есть жетоны, браслеты, Кольца!.. Есть прекрасные статуэтки! А вы выбираете
это железо, словно боитесь, что я пожалею дать вам что-то более существенное
и драгоценное. Я же могу и обидеться, не считайте меня жлобом!..
-- Никто и не считает. Просто детей всегда тянет к оружию, -- Лат
улыбнулся, -- Это же РОМАНТИКА! -- а в сознании бьется: "Поверит или нет?!
Только б не заподозрил..."
-- Детей тянет к военным игрушкам? -- Король усмехнулся, успокаиваясь.
-- Ну что же, пускай поиграют.
Обвитые черненой кожей рукояти удобно легли в ладони.
-- Что-то не верится, что для них это игрушки, -- Король прошептал это
так тихо, что никто не услышал. А вслух произнес: -- Добро пожаловать в
Обеденные Покои, стол уже накрыт.
Блюда разносили слуги, одетые в тот же серый плюш, что и стража, только
скроена одежда была несколько иначе. Подобострастное выражение не сходило с
их лиц, а острые носы наводили гнетущие мысли о крысах.
Пахло жареным мясом и диковинными соусами, ароматы тропических фруктов
вплетались в этот запах, будя аппетит. Ребята замерли на своих местах,
проклиная в душе все эти правила дворцового этикета, не позволяющие тут же
накинуться на еду. Король тем временем встал со своего места и, покачивая
золотым кубком в правой руке, напыщенно произнес:
-- Господа! Мы, Властью Единого Король этой страны и всея окрестностей
от тьмы внизу и до подзвездных чертогов отныне и присно -- Мы объявляем
начало праздничного банкета в честь Великого Командора и его славных
спутников! И хотя скромность избравших Дары достойна всяческого почитания,
но Мы хотим надеяться, что хоть в еде вы не будете столь умеренны! И первым
тостом своим я желаю провозгласить: В давние времена жил прекрасный художник
и скульптор. Был он беден, и потому ваял лишь из гипса. Но так прекрасны
были его фигуры, что казались живыми. И отказывался при том он от помощи
богатых своих почитателей, но как-то те собрались вместе и принесли ему
золото для создания новой скульптуры. По молодости он было не согласился, но
уговорили его. И что же? Прошли века. Дожди размыли гипсовые творенья, а вот
золотая статуэтка жива и поныне, и лишь по ней знаем мы о чудо-мастере
минувших эпох. А не было бы у него богатых друзей, давших ему сей металл --
никто б и не вспомнил о нем! Так выпьем же за вечную нашу дружбу и
сотрудничество в этом подзвездном мире и за его пределами, ибо что может
быть чище дружбы, особенно если это дружба между Власть Имущими и Юностью!
Король вновь утонул в своем кресле и ребята потянулись было к тарелкам,
когда поднялся со своего места Лат.
-- Негоже оставлять доброе слово безответным, -- сказал он,
придерживаясь манеры Короля, -- И посему я ответное слово держать желаю.
-- Дозволяю, говори!
-- Странно было бы говорить что-то кроме хвалы Государю, столь почетно
принявшему нас, и я желал бы усладить слух Вашего Величества словом о
Дружбе.
Когда проза сменилась стихами -- не заметил никто. Просто речь вдруг
приобрела ритм и завершенность, а слова ушли так далеко от начального
"замысла", что Обеденный Зал подернулся рябью.
Этой ночью песне не спится,
Ну никак не может уснуть,
Непременно что-то случится,
И -- хорошее что-нибудь...
Непременно узнаем радость,
А какую -- не угадать.
И опять будут листья падать,
И в окошко звезды стучать...
Провожая минувшее лето,
Облака поплывут по реке,
И знакомая радуга лентой
У меня взовьется в руке...
Успокаивающая и безвредная, песня тем не менее вырвала ребят из
Королевства, но -- никуда не могла увести, и они словно парили между Дорогой
и Замком. И тогда ослепительной молнией ударили в зыбкую тишину звездные
струны, и та раскололась залихватским маршем. Осколки миража, разбиваясь,
заглушали часть песни, но она звучала, все уверенней и увереннее:
...Чтоб каждый по городу гордо шел,
А сбоку звенела шпага!
Тогда б не бросали на ветер слов
Без должного основанья,
И было бы меньше клеветников,
Болтающих на собраньях!
Песня рвала Пространство, все набирая силу. Из-за плюшевых портьер
ринулись Серые Стражники, но никого не смогли ухватить: ребята исчезали,
словно таяли в воздухе. Стрелы из арбалетов Охраны напрасно дырявили стены,
пролетая сквозь исчезающих гостей и не причиняя им никакого вреда. Звон
тетивы заглушил гитару, но лишь смолк он -- и тут же из пустоты вновь
донеслись Севкины переборы и голос Лата:
...Врагу в перекошенное лицо
Надменно швырнуть перчатку!
-- Упустили!!! -- Король поморщился, словно ему и впрямь швырнули
перчатку в лицо. А затем свирепо глянул на столпившихся слуг:
-- Жратву на помойку! Не стану же я есть отравленное! И вам не советую,
ясно?! Мне мои слуги живыми нужны! А это, -- кивок в сторону стола, -- я
приготовил для НИХ!.. -- и он швырнул кубок в стену.
А на Дороге все звучала песня:
Как это было бы хорошо:
Чтоб в людях жила отвага,
Чтоб мальчик по Городу гордо шел,
А сбоку звенела шпага,
Чтоб мальчик по Городу гордо шел,
А сбоку звенела шпага!
Отзвучала гитара, и вслед за ней кто-то из малышей вопросил:
-- Зачем?
-- Что зачем? Шпага?
-- Нет, зачем ты увел нас оттуда?
-- Есть одна странность: на Дороге НИКОГДА не хочется кушать, а тут
голод прорвал и меня. Это не могло случиться на Дороге и в Приграничном
Пространстве. Это было во-первых. Во вторых -- неужели же вы не заметили,
как он посмотрел на вас, когда среди дорогих безделушек вы выбрали именно
клинки?! Взгляд мещанина и обывателя на Рыцаря. Причем -- взгляд Напуганного
Обывателя! И, наконец, в-третьих -- по дворцовому этикету специальные люди в
присутствии монарха вкушают часть пищи со стола, дабы доказать, что она не
отравлена. Вы заметили хоть одного такого слугу на банкете? То-то же и оно!
Правда, есть тут и одна неприятность: я, честно говоря, не рассчитывал на
такой потрясающий эффект от песни, и запел я сперва просто чтобы оттянуть
время, пока придумается что-то получше...
Тогда-то Изначальный и дернул машинально рукой, впервые выудив окурок
из подпространства. Сколько времени прошло с тех пор, а доставать целую
сигарету из звездных лучей он так и не научился...
Глава 19
Мягким кошачьим мехом ночь окутала Город. И заснули даже те, кто готов
был наслаждаться радостями жизни часов так двадцать семь в сутки. И тогда в
Город вошел Кошак -- высокий ладно скроенный негр с огненно-рыжей шевелюрой.
Разумеется, звали его не Кошаком. Имя было у него совершенно другим. Но
прозвище, подброшенное ему кем-то из друзей, прилипло намертво. И никто уже
не помнил, за что же его "наградили" таким "званием". То ли за бесшумную
походку, то ли за кошачью пластику и грацию...
На поясе у Кошака висел черный лаковый футляр, напоминающий длинную
трубку, на шее болтался серебряный амулет-талисман с изображением Святого
Бегемота, сжимающего свой верный примус.
Кошак крался неслышно, но если б кто ему сказал сейчас, что он
крадется, то в ответ наверняка услыхал бы удивленное:
-- Я крадусь?! Да