к отшельнику пожаловал  гость -- необычный  гость, потому
что он был первым, кто постучал в дверь, а не позвонил.  Темно-серая  мантия
была  на  нем,  похожая на одеяние  странствующего монаха;  в руке он сжимал
большой -- в человеческий рост -- посох, увитый сложным узором.
     -- Я ищу Ингвальда де Соронса, -- сказал он вместо приветствия, и голос
его, не тихий и  не громкий,  завораживал слушателя.  -- Дорога вывела  меня
сюда.
     --  Меня  зовут  Ингвальд.  Ингвальд  Соронсон,  --  помедлив,  ответил
отшельник. -- Только один человек звал меня Ингвальдом де Соронса, и это...
     -- И это Рыцарь Серебряного Круга Энглион де Батарди.
     -- Но вы -- не он.
     -- Нет. Человеку не дано летать меж звезд. Это  можете только вы, боги,
да мы, призраки.
     -- Я не бог, я землянин...
     -- Но ведь не риаданец... Вот это я и имею в виду.
     -- И что же нужно от меня странствующему духу?
     -- Я здесь, ибо  послан  Серебряным Кругом. И я пришел  за  тобой. Беда
пришла в Риадан, и рыцарю скоро потребуется его оруженосец.
     -- Сколько времени прошло...
     -- Полтора года  прошло в  Риадане.  Сейчас там начало лета, и если сил
Круга не хватит, то новую весну встречать будет некому.
     -- Но почему ты решил, что я поверю твоим словам и последую за тобой?
     Скрытое вечной тенью лицо чуть усмехнулось, и в тишине замершего на миг
города оглушительным громом прозвучал шепот Странника:
     -- Из Круга не выходят...
     Те же слова, что годы назад сказал на прощание Энглион. Так значит... А
голос тем временем продолжал:
     --  Готов ли ты по первому зову  спешить на борьбу  со злом, в каком бы
обличье оно ни выступало?
     -- Да, -- ответил отшельник.
     Никто не  видел, когда и  куда они  ушли. А  если бы кто-то заглянул  в
комнату  отшельника,  он увидел  бы, что  со  стены исчезли  лук, колчан  со
стрелами и короткий меч в простых ножнах.

     * * *
     Сидя  за  столом, Энглион машинально  царапал его  кончиком охотничьего
ножа,  зажатого в  кулаке.  Судя  по количеству  царапин на  дубовой  доске,
занимался он этим с  самого утра. Энглиону было не по себе -- впервые на его
памяти Магистр Ирлан отдавал такой туманный приказ: "Сиди дома. Жди." И все!
И  вот он ждет уже полдня,  и  сколько еще ждать -- непонятно. Есть, правда,
смутное подозрение, что приказ  этот как-то  связан  с  проклятием Мальдена.
Тоже не бог весть что. Весь последний месяц  Магистры Круга только о  нем  и
говорят, и ведь не зря говорят...
     Началось все... да, где-то полтора  года  назад. Тогда полчища странных
тварей  наводнили  Риадан,  вооруженные  непонятным,  но  смертельно опасным
оружием. Их можно было бы принять за орков, если бы последний из гоблинов не
погиб  бы еще год назад,  во  время Армагеддона.  С  гор  спускались тролли,
ведомые  не только обычным голодом, но и  жаждой разрушения.  Мороки сделали
практически  непроходимыми  заболоченные  местности  к  северу  от  столицы,
отрезав друг от друга деревни и мелкие городки. Даже горные  драконы, обычно
равнодушные к делам людей, начали оставлять свои сокровищницы ради воздушных
рейдов на поселки. После  таких налетов  не оставалось ничего, кроме пепла и
спекшейся земли,  на  которой и по сей день ничего не росло. Усилия  Рыцарей
Круга только  тормозили продвижение  врага,  но  не могли  его остановить. В
городах собиралось ополчение, кузнецы  ковали только  оружие. Этого  тоже не
хватало.
     Тогда  пришло  известие  от  Гильдии  Магов,  подтвердившее  подозрения
многих: враги действуют сообща, объединенные  твердым  руководством. Нашлись
очевидцы,  говорившие, что на захваченных землях видели  странного  человека
лет сорока, одетого в черную кожаную одежду. Оружия у него не было, но такая
власть  ощущалась в нем, что ни у кого  не хватало смелости выпустить стрелу
или приблизиться для удара мечом.
     И еще месяц Круг  собирал силы, прежде чем объединенное войско  Риадана
смогло навязать  противнику решающую битву  -- и победить. Мир и спокойствие
вернулись  на израненные  земли,  но не  в души Магистров  Круга, потому что
никто не  видел смерти черного колдуна -- в том, что это колдун, сомнений не
было -- и тело его не было найдено на поле битвы.
     Почти  год все  было тихо, пока  месяц  назад  не  обрушилось проклятие
Мальдена.  В  тот день небо затянуло мрачными  грозовыми  тучами, к  полудню
сложившимися  в  рисунок  человеческого лица  --  печально  известного  лица
черного  колдуна.  Хотя тучи висели низко, лицо  видели во всем  Риадане,  в
правильном  ракурсе,  независимо  от  того,  как стоял  смотревший.  Сверкая
молниями,  лицо  усмехнулось,  и громом прокатились сказанные им слова:  "Вы
оказались сильнее, чем я думал. Но  какая польза от  вашей силы? Что толку в
вашей жизни? Кому вы  нужны, кроме таких же бесполезных  людишек?" Слова эти
слышали даже глухие, и запомнили их даже страдающие склерозом старцы.  И все
запомнили то, что было сказано после: "А кто найдет ответ -- пусть  приходит
в мой  замок, Кэр Мальден, что  стоит на поле  последней  битвы. Я подожду."
Тучи рассеялись, но не рассеялась тяжесть вопроса.
     С  того  дня  жизнь замерла  в Риадане.  Проклятый  вопрос -- проклятие
Мальдена, как его назвали  -- жил своей жизнью в уме каждого человека, и его
нельзя было прогнать, как обычный приступ тоски, нельзя  было утопить в вине
или  заглушить музыкой.  Никто  не грабил и  не  жег города,  но торговля  и
ремесла замерли,  потому  что немногим хватало  силы воли,  чтобы продолжать
повседневные дела, и даже у них все  получалось кое-как. А те, чья воля была
слабее,  искали  покоя в смерти, но кто знает, что  они  там нашли? И некому
было  прийти с ответом  в  Кэр Мальден, потому что никто из людей  не  нашел
ответа.
     Была слабая надежда, что проклятие рассеется со смертью колдуна -- мало
кто называл его Мальденом,  боясь накликать беду,  хотя что могло быть  хуже
проклятия?  Многие Рыцари  Круга  отправились  в  Кэр Мальден,  и  никто  не
вернулся назад, потому что врагов замок  встречал многочисленными ловушками,
и не  все  можно  было заметить  заранее.  До центрального  зала, где  сидел
колдун, не добрался  еще  никто,  но каждый  Рыцарь, прежде  чем  погибнуть,
разведывал очередной участок  пути; и  теперь у Круга почти не было Рыцарей,
но был план замка, на котором недоставало только последнего перехода к залу.
Следующим  должен был идти Энглион, но вдруг пришел приказ ждать... Так он и
ждал неизвестно чего, царапая стол кончиком охотничьего ножа.
     От  размышлений его отвлек скрип  двери.  На  пороге  стоял  юноша,  на
полголовы  выше Энглиона; его темные  прямые  волосы  были  схвачены кожаным
ремешком, на поясе висел короткий меч, а из-за плеча выглядывал лук.
     --  Что вам  угодно, сударь?  -- спросил  Энглион,  приподнимаясь из-за
стола -- и замер на полпути, встретив взгляд ясных, странно знакомых глаз...
     -- Я вернулся, Старший, -- тихо сказал юноша.
     -- Джино...
     -- Да, Старший.
     На рассвете двое всадников покинули город, направляясь к полю последней
битвы.

     * * *
     -- А теперь объясни  толком, как тебе  удалось так вырасти  за  полтора
года, -- сказал Энглион, взглянув на едущего рядом  Джино. --  Ты же  мне по
пояс был, я точно помню. Или секрет?
     День клонился к закату, первый  день их путешествия. Уставшие кони  шли
шагом, и всадники их не торопили -- до цели было  три дня пути, а к прибытию
еще нужно было подготовиться. Заходящее солнце подсвечивало оранжевым цветом
белые кучевые облака на горизонте; дорога, спускаясь с холма, огибала мелкое
озерцо, кусочек чистого неба среди  зеленых лугов. Было тихо. Слишком  тихо.
Ни  одного  человека  на невозделанных полях,  поселок вдали  будто вымер...
Джино качнул головой, отгоняя назойливую мысль, и ответил:
     --  Да  нет,  какой тут  секрет...  Просто в разных  мирах  время  идет
по-разному, здесь -- медленнее,  там -- быстрее, а где-то и вовсе вбок.  Так
что для меня не полтора года прошло,  а все шесть. Ну, примерно, точно  я не
считал.
     -- Невестой, небось, обзавелся.
     Ингвальд  вспомнил  горящие  обломки транслайнера,  на  котором  летела
Натали. Сколько случайностей, нелепых и непоправимых: полетела с ним  вместе
на  лайнере, потому  что  он  так  и  не  научился прыгать  в  пространстве;
безотказная  навигационная  система  вдруг  отказала  над  самой  посадочной
полосой; врожденная  защита, стальным коконом  полей  окружающая человека от
малейшей  угрозы,  исчезла  именно в  этот момент,  и у нее у  одной; скорая
опоздала на  считанные минуты... Натали умирала  на  руках Джино,  а он не в
силах был ничем  ей помочь... И осталось уединиться со своей печалью. Видимо
-- на роду написано ему терять: сперва -- Герда, затем -- Натали... Но стоит
ли  выливать эти несчастья на бедную  голову  Энглиона? Ему и так нелегко. И
поэтому Ингвальд лишь чуть улыбнулся рыцарю и ответил:
     -- Не успел обзавестись. Не сложилось... Да ты не волнуйся,  Старший, я
даром время не терял. И фехтовать теперь умею, и еще много чего...
     Энглион поймал себя на том, что слушает не столько слова Джино, сколько
его голос. Да, подрос братишка, возмужал... Как же теперь к нему относиться?
Как в сказке, право слово -- пригрел оборванца, а  он  принцем оказался,  из
далекого королевства, из богатого королевства...  Счастливого королевства...
А  характер все такой же. И фехтовать выучился, не забывал, значит. Прямо на
душе легче, не  так давит тоска эта  черная... Стоп. Кто это там, впереди на
дороге?
     -- Видишь его, Джино?
     --  Вижу, Старший, -- Джино прищурился. -- Только не его, а ее. Одежда,
вроде, крестьянская, а точнее не разглядеть -- далеко. Навстречу идет.
     -- Навстречу? С чего бы... До города день езды, а она одна и  пешком. А
через час совсем стемнеет. Неладно это.
     И,  пришпорив  коней, они  устремились вниз по склону  холма, навстречу
темной фигурке, бредущей по дороге.
     Джино  не ошибся  --  это была девушка. Судя по виду, в пути  она  была
давным-давно. Длинные рыжие волосы спутались и  закрывали лицо, босые ноги в
пыли,  следы пота на спине;  поклажи с  ней не было. Вряд ли она осознавала,
где находится, и едва ли заметила двоих всадников, спешившихся  в пяти шагах
перед ней -- так бы и прошла мимо, если бы Энглион не коснулся ее плеча.
     -- Герда! -- не веря своим глазам, выкрикнул Джино.
     Сбившись с шага,  девушка начала падать, и  рыцарь еле успел подхватить
ее.
     -- Что с ней? -- спросил Джино.
     -- Спит, -- ответил Энглион, прислушавшись к дыханию девушки. -- Ну что
ты будешь делать... Привал, братишка, ночуем здесь.
     Сойдя с дороги, они развели костер и принялись устраиваться на  ночлег.
Еду готовить не стали, обойдясь сухим пайком; девушке же сон был явно нужнее
еды --  когда  ей к  губам  поднесли флягу  с водой,  она  сделала несколько
глотков, но так и не проснулась.
     Ночь прошла тихо. Слишком тихо...

     * * *
     Менестрелю было, как всегда, скучно. И виной тут не проклятье Мальдена.
Не менее скучно  было и на  родной Земле. Там, в  прилизанном мире-цветнике,
так  похожем на  клумбу, его  точил дух  бунтарства, а  здесь,  на диком еще
Риадане... Сперва было даже чуть-чуть интересно, но затем... Местные обычаи,
хоть и более дикие, нежели земные, оказались не  менее ску-у-ушными, а возня
земных  детишек  в этом  рыцарском  мире  все  более  и  более  смахивала на
традиционные для его родины Хоббитские Игрища.
     Но оставалась еще природа. Дикая, почти нетронутая, не оскверненная еще
дыханием прогресса. Вот здесь жило истинное наслаждение. Из самых  потаенных
уголков души  рождалась мелодия,  распирала легкие,  мчалась  ввысь горлом и
вырывалась  под  высокий  шатер  леса  сквозь  отверстия бамбуковой  флейты,
прижатой к губам. Пальцы ласкали отверстия полированного годами инструмента,
и  птицы вторили  отроку  в  черном  пажеском  одеянии  с кружевами широкого
воротника.
     Так было всегда.
     Но  сегодня  скука  прорвалась  и  в  песню.  Или  --  тоска  ожидания,
предчувствие чего-то, что неизбежно случится, хотя -- еще и не началось...
     Флейта пела, и в мозгу в такт мелодии рождались слова:

     В сердце нет тоски по Валинору,
     И души не надрывает чаек стон...
     Без смятенья я смотрю на волны моря.
     Но откуда же безумный этот сон?

     Зелен сумрак Золотого леса
     И о чем-то вновь грустит свирель.
     Снова слышу нелюдскую песню,
     Снова птицы леса вторят ей.

     Эльфы, эльфы -- воины и дети...
     На делонях -- песни, шутки, смех...
     Только я -- чужой на этом свете,
     Что за дело мне до них до всех.

     Моя песня -- это стон назгала,
     Света в сердце нет -- и не ищи...
     Но опять -- шелка рассвета алы,
     Голос эльфа вновь в лесной тиши.

     Голос эльфа вновь в лесной тиши.
     Те же песни слышу от друзей я...
     Не свирель -- гитара здесь звучит.
     Век тревожный, нашей грани эльфы.

     Я болею Средиземьем... В чем тут дело?
     Почему зовет куда-то голос флейт?
     Боль в душе -- гитара только зазвенела...
     Может, просто неродившийся я эльф...
     Видно, просто неродившийся я эльф...

     Словно  отзвуком  на  слова  песни  из  сумрака  листвы  возникли  двое
большеглазых обитателей леса и замерли  в паре шагов от валяющегося на траве
флейтиста.
     Старший  -- на  вид лет двенадцать, но  Менестрель знал,  как обманчива
внешность этого народца -- поправил свою медно-рыжую прическу и обратился  к
лежащему:
     -- Встань! Очнись от  музыки!  Мы идем в замок Мальдена и зовем  тебя с
собою!
     --  Интересно!  --  Менестрель вложил в  свой  голос весь  сарказм,  на
который только был способен:  --  С  какой  это  стати ты, бессмертный эльф,
зовешь с собою меня, простого смертного, человека?!
     Однако  столь  спесивый ранее советник  Короля ответил вдруг с какой-то
непонятной досадой:
     -- А что ж поделать, если среди музыкантов не осталось больше эльфов?
     --  А что  поделать, -- в тон  ему  прозвучал и  ответ,  --  если среди
добровольцев, желающих отправляться в замок Мальдена, не осталось меня?
     -- Как жаль...
     Менестрель  еще  раз внимательно  с ног до головы оглядел посланцев,  и
взгляд его задержался на сверкающих широких шпажных клинках с витыми узорами
чаш.  В бою, пожалуй, такое  оружие  может  спасти  жизнь своему  владельцу.
Разумеется,  если  тот  не станет  размахивать им, словно  мечом.  Но против
колдуна...
     -- Вы идете воевать с Мальденом?
     -- Тогда бы мы искали б воинов, а не музыкантов. Мы несем ему ответ!
     -- И что же, вы решили идти к нему с этими зубочистками?
     В гневе оба эльфа схватились за рукояти клинков, но почти тут же ярость
сменилась каким-то тупым безразличием, словно новая волна Проклятия настигла
их. И советник только буркнул в ответ:
     -- С оружием нам спокойнее. Надежнее.
     -- Совсем еще дети! Я бы на вашем месте аккуратно оставил бы это оружие
здесь, на травке... И шел бы без него.
     -- Мы-то  оставим,  --  подчиняясь  силе  слов  землянина, ответствовал
молчавший до этого  черноволосый эльф. --  А вот Король наш вряд ли  захочет
расстаться с оружием.
     Менестрель только неопределенно пожал плечами:
     -- Жаль... Но это -- его беда.
     -- А ты...
     -- С вами не иду. Мне и тут неплохо...
     --  Жаль,  -- эхом  вернулись слова. И  два клинка,  звякнув,  упали  в
высокую  траву  поляны. Колыхнулась трава -- и оба посланца  исчезли, словно
растаяли.
     Менестрель  задумчиво  глядел вслед ушедшим,  затем  медленно поднес  к
губам  флейту. И  в  тот же  момент что-то с силой швырнуло его  на землю  и
зажало рот горячей ладонью.
     --  Спокойно!  --  послышался  детский  голосок. --  Сейчас  я медленно
разожму пальцы, а ты без криков, внятно скажешь мне, куда пошли эти двое...
     Рука ослабила  свою  хватку,  и  повернувшийся Менестрель увидел  прямо
перед собой ухмыляющуюся физиономию  Бронеслава, мальчишки из числа  недавно
явившихся на Риадан любителей рыцарской старины и искателей приключений.
     -- Куда-куда! В замок к Мальдену! И мог бы не наскакивать, как Тарзан!
     Даже не поблагодарив, пацан скрылся в лесу.
     -- Все-то для него приключения... -- скорбно вздохнул Менестрель, вновь
укладываясь на траву. Холодная выпуклая  чаша эльфийского клинка попала  под
голову,  и   отрок  отбросил  ее  от  себя,  прежде  чем  поднести  к  губам
инструмент...

     Тем  временем  двое  эльфов  шли  по  лесу.  Они прекрасно слышали, как
ломился  вслед  за  ними  человеческий  детеныш,  но   считали  ниже  своего
достоинства   хоть   как-то   реагировать   на  этого  искателя  собственных
неприятностей. Так что беседа не прерывалась.
     -- Оружие-то  мы оставили,  --  бурчал черноволосый, --  А вот теперь я
думаю -- не напрасно ли? Зачем?
     --  Кажется,  я понял его:  Мальден волшебник,  и  он совладает с любым
нашим оружием... А вот без оружия у нас, кажется, появляется шанс...
     -- И все равно без оружия страшно...
     -- Страх -- не лучший помощник... при прогулке к Мальдену... Трусишь --
можешь остаться.
     --   Еще  никто  не  смел  упрекнуть  меня  в   трусости!   --  вскипел
черноволосый. -- За те пятьсот лет, что я...
     Голоса их терялись среди шума листвы, и вскоре только кукушка  отмеряла
кому-то неспрошенные года...

     * * *
     Новый день принес новые  надежды. Вчерашние заботы  и тягостные  мысли,
навеянные усталостью, остались по ту сторону сна; утро выдалось безоблачным.
Девушка проснулась, когда первые лучи солнца добрались до ее лица. Поморгав,
она откинула  легкое  одеяло и осторожно села, глядя то на Джино, готовящего
завтрак  на  костре,  то на  Энглиона,  разминающегося с двумя мечами, то на
расседланных коней, пасущихся неподалеку,  то опять на Джино... Она  явно не
помнила, как оказалась здесь, но восприняла случившееся спокойно; у Энглиона
отлегло от сердца -- он на всякий случай готовился к худшему, вроде истерики
или холодной апатии.
     Умывшись  и  причесавшись, Рийни  --  именно так  звали  девушку, столь
похожую на погибшую в Замке Герду -- помолодела на несколько лет и оказалась
ровесницей  Джино.  Энглион, за  последний  месяц  привыкший к  печальным  и
мрачным  лицам,  воспринял  как должное  ее  молчаливость и замкнутость,  но
Джино,  все утро шутивший и валявший дурака, сумел-таки разрядить обстановку
и втянуть Рийни в разговор. Смеясь вместе со всеми над очередной историей из
цикла  "а вот однажды..." -- Рийни знала их еще больше, чем Джино -- Энглион
поразился, насколько легко и много им удалось узнать о прошлом девушки.
     Как они и предполагали, Рийни  была из крестьянской семьи. Единственная
дочь, она жила со своими  родителями  на ферме, занимаясь обычными домашними
делами  и  время  от  времени  выезжая  с  отцом  или  матерью  на  ярмарки.
Размеренная и спокойная жизнь,  скучноватая  для  многих горожан,  ее вполне
устраивала.  Слушая  в  детстве  сказки,  она, как и  все  девчонки,  любила
представлять  себя  принцессой,   ожидающей  своего  прекрасного  принца  --
который,  конечно,  обязательно находил  ее и  увозил в свой  замок  --  или
ученицей лесной  волшебницы, однажды находящей в лесу  израненного богатыря,
или... А  больше  всего ей  нравилось, что  все сказки  кончались хорошо,  и
уцелевшие после всех приключений главные герои принимались жить-поживать, да
добра наживать.
     Но  ее  сказка началась без предупреждения и  совсем  невесело. Избежав
набегов тварей и троллей, ферма ее родителей не избежала проклятия Мальдена.
В одну  ненастную  ночь все ездовые  драконы, которых с недавних  пор  стали
разводить  на ферме,  снялись  со своих  мест и, как один,  улетели неведомо
куда. Затем разбежались куры и гуси.  А на следующую  ночь  так же бесследно
исчезли родители Рийни:  погибли или пропали -- это осталось  неясным, да  и
бы