выплакаться, - тихо произнес Гар. - Это даже к лучшему, главное, лишь бы не во время битвы. И не надо себя сдерживать, пусть слезы льются легко и свободно, унося с собой душевные терзания.
     Гар отвернулся, и Алеа, благодарная собеседнику за его деликатность, дала волю слезам.
     Немного успокоившись, девушка вытерла щеки рукавом и продолжала:
     - Я привыкла к тому, что на меня смотрели как на чудовище, поэтому в том, что люди сдержанны в своих чувствах, не было ничего удивительного. Но Альф!.. - Тут голос ее дрогнул. - Сейчас он на голову ниже меня, но, когда ему было шестнадцать, а мне четырнадцать, разница в росте между нами была незаметна. Тогда он... - Алеа на мгновение умолкла, потом с видимым усилием продолжала:
     - Нет, подталкивая перед собой жену, он даже попытался сказать пару утешительных слов, но потом обернулся и посмотрел на меня таким похотливым взглядом, что мне стало не по себе.., словно считал, будто я его собственность, и он имеет на меня права - точно так же, как он поступил со мной накануне своей свадьбы, не спрашивая меня, согласна я на что-либо или же нет...
     На похоронах я еще не все до конца поняла. Я только отвернулась, попыталась унять дрожь, попыталась выбросить Альфа из головы. Но спустя неделю, когда я, стоя перед деревенским советом, поймала на себе его горящий взгляд, мне стало страшно. Как он тогда вытирал куском холстины потные ладони! Тогда я поняла все. Он снова желал завладеть мной, и на сей раз не на неделю и не на две. Четырнадцать лет назад я была всего лишь игрушкой, очередной его победой, наложницей, на которой он никогда не женится, потому что я уже была слишком высока ростом! И вот теперь он вознамерился сделать из меня прислужницу для своей свинорылой жены, кормилицу для его многочисленных отпрысков, а заодно вынудить меня делать то, на что он совратил меня четырнадцать лет назад. И я решила, что скорее наложу на себя руки, чем стану его шлюхой. Я была готова оказаться в услужении у кого угодно, коль такую судьбу спряли для меня Норны, - но только не у Альфа!..
     Внутренний голос подсказывал ей, что уже хватит, что пора остановиться, довольно изливать душу перед малознакомым человеком, с которым судьба свела ее всего три недели назад.
     Но теперь, когда Алеа лишилась обоих родителей, Гар был единственным, кто был готов ее слушать, и слова рвались наружу помимо ее воли. Слова, за которыми стояла иная жизнь, - уже не фоб отца виделся ей, а деревенский совет, то, как суровый староста поднимает вверх молоток, призывая собравшихся к тишине, словно напоминая, что закон есть закон и действует он с той же неумолимостью, что и молот Тора...
     Рядом с ним сидел стюард барона - для того, чтобы суд невзначай не вынес щадящего решения по отношению к той, что не доросла лишь нескольких дюймов до настоящей великанши. И кто знает, кого она родит в будущем?.. Соседка или нет, друг или недруг - она оставалась чудовищем в глазах богов и не заслуживала ничего, кроме презрения.
     За суровостью людских взглядов Алеа различала страх. Она вглядывалась в лица односельчан, расположившихся на скамьях лицом к старосте, и могла безошибочно угадать его - страх этот проступал со всей очевидностью, и он граничил с ненавистью. Как она не замечала его все эти годы? Наверняка в душах людей и раньше таилась все та же ненависть, которую, ради ее отца, они скрывали за льстивыми улыбками!.. Как она могла быть такой слепой?..
     Но во взгляде Альфа чувствовался не один страх, не одна ненависть, но еще похоть и алчность. Одного взгляда в его сторону было достаточно, чтобы это понять. Потрясенная до глубины души, Алеа поспешила отвести глаза - в надежде, что староста присудит ее кому-то другому.

Глава 8

     - Алеа Ларсдаттер! У тебя есть жених? - задал вопрос староста.
     Алеа вспыхнула, но вовремя сдержалась, чтобы не бросить ему в лицо обидные слова. Ей полагалось проявлять к собранию уважение. Ведь девушке грозила опасность, и любое слово, любой неверный шаг с ее стороны мог стоить ей в будущем немалых унижений.
     - Нет, мастер Сенред, жениха у меня нет.
     Можно подумать, он сам не знает!.. Словно вся деревня не знает! Но староста тем не менее вынудил ее сделать это унизительное признание - вслух, громко - перед всеми односельчанами.
     Староста удовлетворенно хмыкнул и принял самодовольный вид.
     - Будь ты замужем или обручена - что ж, тогда все было бы иначе. Или, на худой конец, ухажер...
     Сенред сделал паузу, словно подыскивая слова, и Алеа неожиданно поняла, что, возможно, он сам не рад тому, что вынужден делать. Может, в душе он надеется, что какой-нибудь молодой человек сейчас поднимет руку и заявит, что имеет на нее виды. Нет, нечего даже рассчитывать - кто захочет взять в жены такую высокую и крупную женщину, почти великаншу, которая потом наверняка родит гиганта...
     Но Сенред, казалось, ждал, что произойдет чудо.
     И тут вмешался стюард барона.
     - Будь ты замужем, Алеа Ларсдаттер, никаких трудностей не возникло бы. Имущество твоего отца - и дом, и земля, - все просто перешло бы твоему мужу.
     Алеа с трудом сдерживала себя. Она даже опустила глаза и сцепила пальцы, чтобы казаться еще скромнее.
     - Мне двадцать восемь лет, сэр, и отец сделал меня своей помощницей во всех делах, что касается содержания нашей фермы. А мать обучила меня выполнять работу по дому. Я полагаю, дух моего отца может гордиться мною - я сумею справиться с нашим хозяйством!
     - Это женщина-то? Что за глупость! - презрительно фыркнул стюард.
     Даже Сенред скривился.
     - Если твой отец обучил тебя столь неженским обязанностям, то тем самым он оскорбил не только всю нашу деревню, но и богов!..
     Не веря собственным ушам, Алеа посмотрела ему в глаза.
     Внутри у нее все похолодело. Нет, он действительно был уверен в собственной правоте!
     Неожиданно Алеа почувствовала, как внутри нее волной поднимается злость. Но она потупила взор, чтобы не выдать своих истинных чувств. А вот дрожь сдержать никак не могла.
     - Знаю, знаю, дело это не из приятных, - продолжал Сенред, слегка смягчившись.
     Знай он, почему она вся дрожит, наверняка бы выбрал слова пожестче.
     Но и такая мягкость старосты вызвала раздражение у стюарда, - Ни одна женщина не может взять на себя заботы по управлению фермой и справляться с ними наравне с мужчиной! Тем более та, чье чрево в будущем способно расплодить среди нас великанов! Кто из вас хотел бы, чтобы ферма на границе с Етунхеймом когда-нибудь перешла в руки к гнусному гиганту? Чтобы среди нас вдруг завелись лазутчики наших злейших врагов? Нет, этого мы никогда не позволим!
     - Но я ведь не великанша! - воскликнула Алеа и залилась слезами. - Я такая же, как все другие обитатели Мидгарда! Как можно отнимать у меня доставшееся мне от отца наследство?
     - Барон имеет право делать все, что пожелает! - сурово напомнил ей стюард. - Дом и земля должны перейти в руки того, кому доверяет барон!
     - Но это же несправедливо! - вырвалось у несчастной Девушки, и слезы потекли еще сильнее. - Ведь это жестоко!
     Что мне остается?
     - Как ты смеешь обвинять барона в жестокости! - Стюард вскочил на ноги и, схватив молот Тора, застучал им по столу. - Барон делает только то, что должно и верно!
     Произнеся это, стюард обвел взглядом собравшихся.
     - Кто из вас питал ненависть к ее родителям?
     Люди примолкли и пугливо заозирались по сторонам. Но тут со своего места поднялся Вигран Вентод.
     - Я презирал Ларса. Какое право он имел на столь богатые земли, на дом и овин?
     - Но он построил их собственными руками! - встала на защиту отца Алеа.
     - Тихо! - взревел стюард и громко стукнул молотком.
     - Ферма переходит в твои руки, достойный человек! Эта женщина тоже твоя! - И стюард злобно посмотрел на несчастную. - Кто дал тебе право обвинять барона в жестокости?!
     - А что это, как не жестокость! Отнять у меня все нажитое нашей семьей добро, а меня отдать в руки того, кто нас всегда ненавидел! И подобное ты называешь справедливостью?!
     - Пусть это послужит хорошим уроком для тех, кто посмеет воспротивиться воле барона и богов! - Лицо стюарда побагровело от гнева. - И тебя пусть это научит, как покоряться своим хозяевам. Ты не только почти что великанша, но и упрямая строптивая баба. И если тебя не поставить на место, то в один прекрасный день ты, того и гляди, набросишься на своих соседей с кулаками, или же, что еще хуже, - с топором. Вот почему место тебе среди рабов: большего ты не заслуживаешь!
     Стюард посмотрел на Виграна.
     - Смотри, научи ее послушанию! Я как-нибудь проверю.
     - Обещаю, милорд, за мной не заржавеет. - И Вигран расплылся в противной ухмылке.
     Алеа почувствовала, как мир вокруг нее рушится.

***

     По крайней мере она не досталась Альфу.
     Если это, конечно, можно считать утешением.
     Но на безрыбье...
     У Вентодовой жены, Бирин, было круглое лицо, которое всякий раз, когда Алеа попадалась ей на глаза, принимало кислое выражение. А надо сказать, что первый раз это случилось, как только несчастная девушка переступила порог их дома.
     - Немедленно бери метлу и подметай, бездельница! Пыль отовсюду смахни! И смотри, ничего не разбей!..
     Алеа прикусила язык и пониже склонила голову.
     По щекам ее катились горючие слезы, но она послушно достала из угла метлу и принялась подметать. Правда, ее так и подмывало стукнуть ненавистную Бирин рукояткой метлы по голове или загнать в ее луженую глотку все прутья. Но Алеа тотчас напомнила себе, что ее печальный удел - не иначе как воля богов. Это Норны сплели для нее такую нить судьбы. Остается только покориться их воле. И если она будет стараться и чисто мести в этой жизни, то после смерти ее ждет сияющая Валгалла, где она и пребудет до самого Рагнарека.
     Алеа старалась не обращать внимания на ехидные шутки Виграна, его сына Силига и дочери Ялас. Все семейство собралось посмотреть, как она будет подметать пол в их доме. Особенно Алеа старалась не смотреть на Силига. Вигранову сыну было уже почти двадцать, ростом - чуть ли не с отца, хотя еще по-юношески жилистый и подтянутый.
     От взглядов, которые хозяйский сынок бросал в ее сторону, Алеа была готова провалиться сквозь землю.
     - Ты что, первый раз держишь в руках совок? Столько прожила, а не умеешь мести пыль? - придиралась к ней Бирин.
     И вновь Алеа промолчала. Как будто ее хозяйке неизвестно, что, как ты ни старайся, невозможно сразу подмести весь мусор!..
     Не говоря ни слова, девушка аккуратно, хотя и не с первого раза, замела на совок всю пыль.
     - И как это мать не научила тебя! - не унималась Бирин.
     Услышав, как эта противная бабища осмелилась критиковать ее мать, Алеа вспыхнула и уже приготовилась ответить дерзостью на хамство, но внутренний голос в последнее мгновение велел ей одуматься, и девушка, не произнеся ни слова, застыла на месте.
     В этот момент здоровенная лапища Бирин хлопнула ее по лицу.
     - Подметай, неумеха, ишь, разинула рот! Пошевеливайся, кому говорят!..
     Алеа на мгновение окаменела от боли и унижения. Ей показалось, будто происходящее - лишь дурной сон и достаточно проснуться, чтобы вернуться к прежней, нормальной жизни...
     Не сказав ни слова, девушка покорно вернулась к своему занятию. Правда, теперь слезы застилали ей глаза и она плохо видела все, что происходило вокруг...
     Тем не менее Алеа разгадала уловку Бирин - для той главное было найти предлог, к чему придраться, чтобы потом можно было распускать руки. Еще бы! Ведь Вигран лично пообещал стюарду барона, что научит ее покорности.
     Хозяин дома тяжело опустился на стул у очага.
     - Эй, служанка, живо сними мне башмаки!
     Алеа вновь почувствовала, как внутри ее нарастает волна возмущения, но в который раз промолчала. Покорно опустившись на колени, девушка принялась расшнуровывать Виграну башмаки.
     И снова Бирин отвесила ей пощечину.
     - Я разве не сказала тебе, шлюха, что нужно подметать!..
     Алеа едва не задохнулась от обиды и гнева, но послушно встала и вновь взялась за метлу.
     В тоже мгновение Вигран, развалясь на стуле, с силой пнул девушку ногой в спину.
     - Один. А кто будет снимать второй башмак?
     Алеа отлетела к стене. Гнев душил ее. Краска заливала лицо.
     В ушах стоял злобный хохот Виграновых отпрысков. Однако она нашла в себе силы подняться и замахнулась метлой на обидчика.
     Вигран никак не ожидал от несчастной девушки такой смелости. Удар застал его врасплох и пришелся аккурат по лысине. Однако на помощь ему моментально пришли остальные члены семейства. Вопя от злости, Вентоды в полном составе набросились на Алеа с кулаками.
     Первым к девушке подскочил Силиг и больно ударил ее кулачищем в живот, а затем второй раз - прямо в лицо. В следующее мгновение рядом с братцем оказалась Ялас - ее рука отпечаталась у бедняжки на левой щеке, ручища Бирин - на правой. Пришел в себя и Вигран. Ревя как бык, он вскочил на ноги и принялся потрясать пудовыми кулаками. Вскоре Алеа уже перестала считать удары.
     Так прошел первый день. Что бы несчастная девушка ни делала, за что бы ни принималась, все было не так. Вентоды едва не довели ее до белого каления еще пару раз, причем неизменно дело заканчивалось ее избиением. Наконец Бирин приказала сыну:
     - Привяжи-ка ты ее к столбу.
     - Нет, только не это! - в ужасе воскликнула Алеа, но папаша с сыном уже волокли ее к столбу, который подпирал одну из поперечных балок потолка.
     Вигран со злобной ухмылкой на лице держал девушку за руки, в то время как Силиг связал их веревкой.
     - Ну-ка, Ялас, задери ей юбку! - приказала Бирин. - А вы, мужики, отвернитесь.
     Понятно, что отворачиваться те никуда не стали, а похотливыми глазами продолжали следить за тем, что же будет дальше.
     Ялас резким движением разорвала девушке сзади черное платье - единственное, какое у несчастной оставалось. В следующее мгновение в тело девушки больно впилась розга.
     Алеа вскрикнула от неожиданности, но затем стиснула зубы, поклявшись про себя, что ни единым криком не выдаст собственных страданий. Ивовая розга впивалась ей в ягодицы снова и снова, обжигая тело пронзительной болью. Алеа слышала позади себя глумливый мужской хохот. Казалось, ее молчание еще больше раззадоривало Бирин, потому что с каждым ударом розга хлестала все беспощаднее. Наконец истязательница сама выбилась из сил.
     - Развяжите ее, - устало бросила она мужчинам.
     Вифан с Силигом отвязали девушку. Алеа изо всех сил старалась не разрыдаться. Повернувшись в сторону Бирин, она увидела, что та массирует правую руку, злобно поглядывая на свою жертву, как будто это бедная служанка виновата в том, что хозяйка так перетрудилась, размахивая розгой.
     Алеа мела и скребла пол, пока тот не засверкал чистотой, что-то чистила и рубила на кухне, носила воду из колодца, готовила обед и подавала его на стол - и все это под нескончаемые придирки и оскорбления. А ведь девушка знала, что управляется с домашней работой куда лучше Бирин.
     После обеда настала очередь чистить посуду, мыть и расставлять по полкам, и все это опять под град оплеух и тумаков.
     После чего Алеа надо было вынести свиньям помои, и лишь только после этого ей дозволили сварить себе немудреную похлебку на голой воде и кое-как перекусить...
     В конце дня, валясь с ног от усталости, девушка пошла на сеновал, где Бирин велела ей спать.
     Превозмогая боль, которая до сих пор ей как огнем жгла спину, живот и лицо, Алеа вскарабкалась по лестнице на чердак и со стоном рухнула на сено. И лишь тогда дала волю рыданиям.
     Вскоре рыдания перешли едва ли не в крик - это наружу рвались обида и боль. Как только ее родители могли бросить ее на произвол судьбы! Ну почему отец умер и она осталась на белом свете одна-одинешенька?! Почему Норны сплели для нее такую ужасную нить судьбы, чем она им не угодила? Зачем тогда она вообще родилась? Неужели мучения - это именно то, что ей предначертано?..
     Алеа закусила губу и постаралась сдержать слезы. Что ж, коль так угодно Норнам, она постарается быть покорной, примет как данность выпавшие на ее долю страдания - если, конечно, воля богов действительно такова. Она будет молчать, она постарается сносить насмешки и унижения, она все стерпит...
     Но в душе Алеа знала, что не сможет долго терпеть. Она понимала, что скоро будет отвечать криком на крик, оплеухой на оплеуху. На мгновение она представила себе омерзительную сцену - Вигран, похотливо скалящий слюнявый рот, обрадованный ее сопротивлением... Алеа приказала себе не травить душу и выбросить гнусную картину из головы, но тут же -"снова разрыдалась.
     Ей было одновременно и противно, и жаль себя, но в следующее мгновение девушка начала укорять себя за то, что противится воле богов. Она пыталась поверить, что обязана покориться и без ропота принять все то, что принесет с собой следующая ночь. Но вскоре в душе Алеа снова вспыхнул гнев на весь мир, и в первую очередь на отца. Как он мог умереть, обрекая ее на такие мучения?..
     Гнев, однако, тотчас сменился скорбью. Алеа вспомнила, как любили ее родители, как лелеяли, как переживали, что никто не хочет взять дочь в жены... Помнится, как-то раз она сильно рассердилась на мать, когда та сказала девушке, что надо выходить за любого, хоть за первого встречного, кто согласится жениться на ней.
     Тогда родительская воля показалась ей жестокостью и несправедливостью, и только теперь Алеа поняла, насколько мудрым был их совет...

***

     Вентоды заставляли Алеа готовить на них, подметать пол, выбивать половики, кормить скотину и даже работать в огороде...
     Однако самым кошмарным испытанием для бедняжки стала необходимость вместе с ними ходить в бывший отцовский дом, который новые хозяева начали перекрашивать в отвратительный синий цвет.
     Алеа с содроганием водила кистью, вспоминая, как каждый месяц они с матерью любовно, до блеска натирали воском деревянную обшивку стен. Единственным утешением для нее служило то, что Бирин не хотела переезжать в новый дом, пока не обустроит там все по своему вкусу, и каждое новое начинание хозяйки поднимало в душе служанки очередную волну протеста.
     Правда, поскольку Бирин лично следила за тем, как идет работа в новом доме, Алеа могла не опасаться, что Вигран или Силиг попытаются надругаться там над ней. Вскоре Алеа поняла, почему хозяйка отправляет ее спать на сеновал, а не в угол кухни, на кучу золы возле очага.
     И все-таки Алеа никак не могла примириться с выпавшей на ее долю участью. Она не раз срывалась на крик, ругалась на Ялас и Бирин и даже пару раз подняла на них руку. Женщина рослая и крепкая, Алеа легко могла постоять за себя и как следует всыпать обидчицам, но на их испуганные крики прибегали мужчины, и тогда хозяева набрасывались на бедную девушку вчетвером и всласть отводили душу.
     Работу Алеа стремилась выполнять тихо и молча, отчасти потому, что опасалась, как бы боги не покарали ее за строптивость. Но как Алеа ни старалась, как ни сжимала зубы под градом хозяйских ударов, она понимала, что долго не вынесет такую жизнь, просто не сможет ждать, пока наступит еще один день, а за ним другой, полный таких же унижений.
     И тогда девушка решила, что или умрет, или вырвется на свободу.
     Однажды, когда сгустились сумерки, Алеа выскользнула из Дома, но на сеновал не полезла, а просто обошла овин и бросилась бегом через двор. Она заставляла себя бежать, несмотря на ломоту и усталость во всем теле, несмотря на боль от побоев. Казалось, будто ветви деревьев вдоль ручья готовы принять ее в свои объятия, и Алеа нырнула в их спасительную тень.
     Там девушка немного умерила бег, тем более что уже совсем стемнело и стало труднее находить дорогу. Затем она какое-то время шла по воде вдоль течения ручья, пока не дошла до леса. Это была первая ночь ее свободы.
     Когда же на востоке начала заниматься заря, Алеа отыскала среди корней древнего дуба нору и проскользнула туда, предварительно набрав пригор