овые и новые корабли. Первые уже  причаливали
к пристаням, и через их борта спрыгивали на  пирсы  усталые,  но  счастливые
матросы. Они расталкивали пехотинцев, а те хохотали  от  радости  и  хлопали
своих соратников по плечам и приветствовали их восторженными  возгласами,  а
те пробирались к своим возлюбленным, женам, родителям и детям.
   Последним на берег сошел адмирал, опираясь на руку  Гара.  На  его  груди
белела повязка, однако он отважно улыбался, и в  глазах  его  сверкал  огонь
победы.
   - Лекаря! Лекаря сюда! - кричал Гар. Его форма  почернела  от  пороха,  в
нескольких местах она была изодрана. Его левая рука и лоб  были  перевязаны,
однако, похоже, он мыслил ясно.
   Подоспевшие лекари увели адмирала. Джанни подбежал к Гару, ударил его  по
спине, принялся жать руку и восклицать:
   - Поздравляю! Слава герою! Победа, Гар, восхитительная победа!
   - Победил не я, а мои люди. - Гар улыбался, глаза его светились. - Но бой
был великолепен, Джанни! Никому не пожелаю войны, но уж если она  случается,
пусть она будет такой!
   - Расскажи мне, как все было!
   - Мы вышли из гавани поутру, с попутным ветром. В миле от берега  адмирал
флагманского судна, Джованни Понтелли, увел  половину  кораблей  дальше,  за
горизонт, а другой адмирал, Моска Качолли. повел остальные  корабли  к  югу,
вдоль берега, чтобы мы встретили пиратов как можно дальше от Пироджии. Ветер
был попутный, и шли мы быстро, а  как  только  ветер  поменялся  и  подул  к
берегу, мы встретили пиратов у Львиного мыса. Адмирал Качолли отдал  команду
открыть огонь. Ты ведь помнишь, Джанни, как я велел расставить пушки  -  они
все стоят на палубах, закрытые полотном на случай  шторма.  Ниже  палубы  их
нельзя ставить ни в коем случае, иначе всю команду оглушит  пальба,  изнурит
жар, от порохового дыма начнут слезиться глаза. На самом деле и  на  палубах
было не легче от всего этого, но по  крайней  мере  канониры  могли  слышать
команды и не задыхались от дыма. Правда, солнце палило немилосердно. Как  бы
то ни было, канониры сдернули с пушек полотно, зарядили их и открыли  огонь.
От отдачи корабль жутко раскачало, но, как ты помнишь, я также настаивал  на
том,  чтобы  корабли  не  строили   слишком   высокими,   поэтому   они   не
перевернулись, а команда работала слаженно, и никто  не  угодил  под  пушки,
когда они откатились после  выстрела.  Стрельбой  командовал  Качолли.  Один
корабль стрелял, а на других в это время заряжали пушки. В итоге мы наносили
удары каждую минуту, если не чаще.
   Ну а пираты ничего подобного не ожидали. Грохот  стоял  непрерывный,  его
было слышно кругом на двести  ярдов.  Наверняка  прежде  этим  мерзавцам  не
приходилось сталкиваться с таким мощным обстрелом.  Мы  потопили  с  десяток
вражеских  кораблей,  поскольку  они  для  того.  чтобы  стрелять  по   нам,
разворачивались бортами, а длинные галеры - превосходные мишени! А вот  наши
маленькие юркие каравеллы, стоявшие на большом расстоянии одна от другой, не
позволяли врагам ни метко прицелиться, ни уж  тем  более  попасть  по  цели.
Выстрелов пиратских пушек мы не слышали из-за грохота собственных орудий, но
видели, как шлепаются в воду пущенные врагами ядра - перед нашими кораблями,
между ними, позади них, но только не попадают в них. Короче говоря, нас  они
ни разу даже не зацепили!
   - Ни разу? - вытаращив глаза, спросил Джанни.
   - Что ж... Одна из  наших  каравелл  лишилась  мачты,  там  погибли  трое
матросов, но не сомневаюсь, то  было  случайное  попадание!  Но  как  бы  ни
блестяща была наша пальба, сама по себе она не могла решить исхода сражения,
поскольку на каждый наш корабль приходилось три  вражеских.  Враги  пытались
окружить нас, подобраться к  нам,  невзирая  на  огонь.  Мы  развернулись  и
бежали, и с каждой минутой пиратские галеры отставали от  нас  все  сильнее.
Море разбушевалось, наши маленькие кораблики раскачивались на волнах, словно
детские кони-качалки, а волны перекатывались через  палубу  и  обдавали  нас
солеными брызгами. Но мы, лавируя, плыли против ветра, а пираты  понятия  не
имели о том, как это делать. О да, они свернули паруса, но ветер  все  равно
отгонял их назад, и их гребцы только понапрасну тратили силы.  Наверняка  на
веслах сидели рабы, которых выучили гребле за неделю!  Словом,  как  они  ни
старались, мы опережали их все сильнее и сильнее, и  как  только  расстояние
между нами стало достаточно большим, адмирал Качолли  снова  развернул  наши
корабли и отдал  приказ  открыть  огонь.  Несколько  судов  противника  было
потоплено, но тут пираты наконец  начали  соображать  получше,  и  несколько
галер пошли в обход, дабы взять  нас  в  кольцо.  Тогда  мы  снова  спаслись
бегством, но пираты, успевшие обогнать нас, повели галеры нам навстречу  при
попутном ветре и окружили нас.
   Глаза Гара сверкали.
   - Вот тут настал миг, когда моим морским  пехотинцам  пришлось  выдержать
проверку их боевой выучки. И они во всем превзошли  несчастных  крестьянских
парней,  которых  нарядили  пиратами,  -  превзошли  так,  как  боевой  конь
превзойдет пони! Пираты пошли на абордаж, размахивая кривыми саблями, но мои
моряки встретили их лезвиями алебард, выстроившись в шеренги.  Первую  волну
абордажников мои люди  уничтожили  мигом,  вторую  порубали,  а  как  только
устали, отступили, а их место заняла вторая шеренга, с  пылом  вступившая  в
бой. Однако командиры гнали пиратов вперед, погоняли их кнутами и кинжалами,
и они все валили и валили на палубы через  оба  борта  в  таком  неимоверном
количестве, что вскоре моим морякам пришлось  бросить  копья  и  взяться  за
мечи. Тогда начался бой один на один, полилась кровь, и каждый дрался сам за
себя. Трое крестьян,  новоявленных  пиратов,  бросились  на  меня,  завывая,
словно бесы, и размахивая мечами на манер топоров. Кровь  во  мне  вскипела.
Оставалось одно: убить или быть убитым, и потому я постарался забыть о  том,
что они воюют с нами не по своей воле, и  стал  драться.  Первого  я  уложил
метким уколом и уклонился, дабы ею поверженное  тело  пролетело  мимо  меня.
Затем я закрылся от удара его напарника, отступил, и третий враг по  инерции
помчался на меня, но я подставил ему подножку, и он упал. а  я  снова  успел
закрыться от удара второго. В следующий миг я с силой надавил на лезвие  его
сабли и пронзил его грудь своим мечом.
   Тут, что  совершенно  невероятно,  оказалось,  что  больше  нет  желающих
сразиться со мной. Обернувшись, я увидел двоих моряков,  бьющихся  спиной  к
спине и отражающих атаки дюжины пиратов. Глупцы! Их никто не  выучил  боевым
искусствам! Ведь только шестеро могут чего-то добиться при такой схватке,  а
дюжина - это ровно вдвое больше, чем нужно! Они просто-напросто мешали  друг
другу. Одного из них я ухватил за плечо и, отшвырнув назад, ранил  в  другое
плечо, затем схватил другого за руку и толкнул. Он поскользнулся и упал,  на
него налетел третий. Так я расправлялся все с  новыми  и  новыми  врагами  и
каждого из них ранил, стоило им только развернуться, а к тому времени, когда
я добрался до двоих отважных моряков, они и сами успели поработать на  славу
- уложили тех шестерых пиратов, которые были к ним ближе остальных. Тогда мы
развернулись в ожидании новой атаки.
   Вот так и шло сражение. Мои моряки крушили ряды пиратов, сея вокруг  себя
смерть, и в конце концов враги  бросили  оружие  и  запросили  пощады.  Моим
капитанам удалось сдержать разъяренных матросов, а я  созвал  своих  морских
пехотинцев и приказал им запереть пиратов в трюмах их собственных кораблей.
   - Но ведь это была только часть флотилии, - напомнил Гару Джанни.
   - Верно, но этим злодеям удалось задержать нас настолько, что в итоге нас
нагнали остальные корабли. - Лицо Гара  стало  печальным.  -  Посередине  их
флотилии находилось полдюжины кораблей, на которых плыли  настоящие  пираты.
Они догнали нас и взяли на абордаж. И тогда мои ребята начали  гибнуть.  Пал
каждый пятый, как стало ясно потом, по окончании боя, но каждый  перед  тем,
как погибнуть, уложил с десяток пиратов, и столько же убили те, что остались
в живых. На меня набросился здоровенный детина, усатый, с мерзкой  ухмылкой.
Я парировал его удар, но он дал мне пинка. Этот удар я  принял  на  бедро  и
замахнулся на него, но он быстро восстановил  равновесие  и  отбил  мой  меч
саблей. Я отскочил, но недостаточно быстро, и он успел поранить мне руку.  -
Гар кивком указал на повязку. - Тут я  взревел  от  злости  и,  не  дав  ему
опомниться, заколол его, как свинью - он и был свиньей, - а  обернувшись,  я
увидел, что другой, такой же как он, заколол одного из моих ребят и гогочет,
как жеребец. В глазах у меня потемнело  от  ярости,  я  бросился  к  нему  и
перерезал ему глотку. - Гар сокрушенно покачал  головой.  -  На  счастье,  я
быстро совладал с собой. Обернувшись, я увидел троих головорезов, что шли на
меня, размахивая мечами и завывая под стать северному ветру. Я  пригнулся  и
нанес удар снизу, угодил первому из них мечом под грудину и тут же  выхватил
у него ятаган. Ятаганом я ранил того пирата, что был слева от  меня,  и  он,
взвыв от боли, сжал раненую руку, а мечом я сначала закрылся от удара  врага
справа, а затем сразил его. Развернувшись,  я  снова  схватился  с  раненым,
который снова полез в драку, отшвырнул в сторону его ятаган и прикончил его.
   Вот так все было. Мы потеряли много людей, многие были  ранены,  но  всех
настоящих пиратов мы убили или выбросили за  борт  на  съедение  акулам.  Им
пылало отличное угощение. Теперь они будут неделю пировать у ваших  берегов,
так что предупреди всех - пусть воздержатся  от  купаний  вдали  от  берега.
Джанни зябко поежился.
   - А как же другие наши корабли? Глаза Гара снова вспыхнули.
   - Покуда поддельные пираты гнались за нами, адмирал  Понтелли  устремился
следом за ними с тыла. Как только они нас нагнали, он  обрушился  на  них  и
принялся  обстреливать  задние  суда.  Говорят,  это  было   душераздирающее
зрелище. Эти тупицы, возомнившие себя пиратами, даже не  додумались  отплыть
друг от друга подальше, начали цеплять друг друга веслами. В итоге они  друг
дружке навредили больше, чем мы им. Их галеры налетали одна на другую, весла
трещали и ломались, гибли гребцы. А когда им  наконец  удалось  расцепиться,
наши канониры  начали  подстреливать  их,  и  мои  морские  пехотинцы  снова
заставили меня ими гордиться. Из них пало всего человек десять, и им  не  по
душе было то, что выпало  на  их  долю,  ибо  им  пришлось  снова  биться  с
необученными крестьянскими парнями. Те, правда, скоро запросили пощады. Мы и
их заперли в трюмах. Затем мы переправили на вражеские корабли свои команды.
Они приведут суда в гавань Пироджии до зари. Они плывут медленно, потому что
теперь на галерах нет гребцов, и команды малы, но зато  мы  вдвое  увеличили
численность нашего флота!
   - Невероятная, сказочная победа! - вскричал Джанни. - Но скажи, с чего ты
взял, что большая часть пиратов - это крестьяне,  которых  силком  заставили
сражаться с нами? Гар ухмыльнулся.
   - Да с того, что когда наш адмирал выбил меч из рук их адмирала  и  велел
моим морским пехотинцам взять его, он вскричал:  "Не  прикасайтесь  ко  мне,
низкое отродье! Да будет вам известно, что я - граф Плазио, и  стою  больше,
чем весь ваш сброд, вместе взятый!"
   Джанни, не веря собственным ушам, выпучил глаза, но тут же расхохотался и
ударил Гара по плечу. Однако настроение его сразу же упало, когда он услышал
плач и стоны у пристаней.
   - Я же сказал тебе, что у  нас  есть  потери,  -  сказал  Гар.  Лицо  его
помрачнело. - Погибли и морские пехотинцы, и матросы.  Мы  одержали  великую
победу, и досталась она нам достаточно легко. Ты поймешь это, когда увидишь,
сколько вражеских судов мы потопили и сколько  захватили,  но  нам  пришлось
заплатить за это, и многие будут рыдать нынче ночью, оплакивая погибших.
   Джанни обернулся в ту сторону, откуда доносились рыдания и стоны.  Только
теперь он осознал, насколько реальна война, что она  представляет  собой  не
просто некое состязание, не игру, которую аристократы затеяли, дабы развеять
скуку.  В  этом  спектакле  играли  живые  люди,  и  их  игра  заканчивалась
трагически.
   - Один философ  говорил,  что  цена  свободы  -  вечная  бдительность,  -
негромко проговорил Гар за спиной  у  Джанни.  -  Но  он  забыл,  что  из-за
чрезмерной бдительности слишком часто возникают войны, и тем,  кто  говорит,
что лучше  погибнуть  свободным,  чем  жить  рабом,  лучше  бы  как  следует
подумать, так ли это.
   Джанни чувствовал, как эта мысль  пускает  корни  в  его  душе,  как  она
мучительна. Но из глубины души уже  поднимался  к  поверхности  непоколебимо
уверенный ответ.
   - Надеюсь мне не придется платить за свободу такой ценой,  Гар.  Но  если
придется, я готов на это.
   - Понятно, - кивнул Гар. - Ведь ты уже дважды был на волосок  от  гибели,
но при этом не  имел  возможности  дать  отпор  врагам,  сразиться  за  свою
свободу, верно? А вопрос даже не в том, погибать или нет. Вопрос в том,  как
погибнуть.

***

   На следующий день после морской баталии в город  вернулись  три  лодки  с
гонцами, посланными в другие торговые города. На следующий день прибыли  еще
две, потом - еще пять. Все города после жарких споров в  Советах  и  палатах
купеческих гильдий решили, что либо они будут сражаться, либо их сровняют  с
землей подметки солдатских сапог.  Три  города  колебались,  но  известие  о
победе пироджийцев над плохо замаскированной флотилией дворян убедило и  их,
и наконец они тоже выразили готовность объединиться с Пироджией'.  Их  послы
встретились в Зале Совета и  на  торжественной  церемонии  подписали  Хартию
торговых городов, в которой выразили согласие совместно сражаться, повинуясь
стратегии, разработанной в Пироджии. Только такое согласие и дали послы,  да
и то лишь на время Иг войны. О взаимоотношениях в мирное  время  они  решили
поговорить тогда, когда (и если!) наступит  мир.  Однако  и  этого  хватило,
чтобы народ Пироджии снова возрадовался, а Джанни приснился самый чудесный в
его жизни сон.
   Во мраке возник круг света, и  Джанни  приготовился  к  новой  встрече  с
суровым старцем-волшебником, но свет все разрастался, и вот в нем проступили
не  развевающиеся  седины,  а  легкие,  воздушные  одежды,  и  перед  Джанни
предстала призрачная красавица танцовщица. На этот  раз  она  танцевала  еще
более томно и зазывно, чем  прежде.  Она  вся  светилась  желанием  -  своим
собственным, а не тем, что пробуждала в Джанни.
   Хвала твоей отваге, Джанни Браккалезе!
   Ее голос согрел мрак, окружавший Джанни. Он  был  готов  поклясться,  что
почувствовал, как заколебался воздух от ее дыхания и коснулся его щек.
   Ты поступил верно и мудро, убедив своего  отца,  и  все  торговые  города
послушались тебя! Теперь создан ваш союз, и все это - благодаря тебе!
   Джанни купался в ее  восхвалениях.  Ему  казалось,  что  голос  красавицы
гладит, ласкает его кожу. Однако честность заставила его возразить:
   Но ведь это предложил Гар, а в Совете выступил мой отец!
   Да, но доводы твой отец высказал  твои,  и  это  ты  уговорил  его  снова
выступить с таким предложением! О, ты храбр, отважен, достоин! В  тебе  есть
все, чего только способна пожелать любая женщина!
   Она была все ближе,  ближе,  но  лицо  ее  по-прежнему  скрывали  складки
полупрозрачной ткани. Вот красавица остановилась, застыла, одежды ее  спали,
обнажив прекрасное тело, только лицо  и  осталось  закрытым.  Джанни  ахнул,
напрягся. Он до боли жаждал прикоснуться к танцовщице и вдруг понял, что и у
него в этом чудесном сне есть тело, более  мускулистое  и  совершенное,  чем
наяву. Он был обнажен, и тело его светилось от желания обладать красавицей.
   А она уже была совсем рядом, она взяла его за руку и прижала ее  к  своей
груди, и позволила ласкать ее. Джанни в восторге смотрел на дивные изгибы ее
чудесного тела. Внутренний голос пытался остановить его, твердил о том,  что
это дурно, грешно, потому что они не женаты, но красавица словно  бы  прочла
его мысли и сказала:
   Нет, в этом нет ничего дурного, ибо ты  не  волен  над  своими  снами,  и
потому ни в чем не повинен. Никто не имеет власти над снами.
   И она принялась ласкать его, повинуясь  собственной  страсти,  а  страсть
Джанни разгоралась все сильнее...
   О, не сомневайся,  ты  не  властен  над  этим  сном,  -  уговаривала  его
прелестница. - Твой сон - в моей власти. Повинуйся же мне, ибо  у  тебя  нет
иного выбора, ты можешь либо бороться со своим желанием, исполняя  то,  чего
жажду я, либо исполнять свое желание, и так и  должно  быть,  только  так  и
должно быть, ибо это - сон. Снись мне так же, как я снюсь  тебе,  Джанни,  и
нет в этом ни вины, ни  греха,  и  грешно  лишь  одно:  отказаться  от  дара
радости, когда тебе его подносят.
   Джанни с каждым мгновением все сильнее уверялся в  том,  что  все  так  и
есть, и вскоре отбросил все сомнения и целиком предался страсти,  и  страсть
охватила его с головой. Он, до  этой  ночи  бывший  девственником  и  только
мечтавший о связи с женщиной, в эту ночь познал науку любви во сне -  познал
до самых глубин.

Глава 14

   Было, однако, в приготовлениях к войне нечто такое, чему Гару не пришлось
учить жителей Пироджии. Купцы, а особенно члены городского  Совета,  во  все
времена испытывали здоровый интерес ко всем событиям, которые происходили  в
других городах и по соседству с ними: кто что покупал, кто что продавал, кто
с кем в союзе, кто с кем  в  ссоре.  И  потому  рыбаки  и  крестьяне  хорошо
понимали, что Совет Пироджии,  как  и  отдельные  купцы,  непременно  хорошо
заплатят за такие вести. Гару не нужно было втолковывать членам Совета,  что
сведения о передвижении войск противника куда ценнее любых обычных новостей,
но добывание таких сведений сопряжено с высокой  опасностью.  Совет  сначала
удвоил, а потом и утроил цену, назначенную за вести такого рода, и  в  итоге
несколько крестьянских семейств, ставших погорельцами по вине солдат принца,
получили столько денег, что им с лихвой хватило бы на то, чтобы  обзавестись
новым хозяйством и скотиной, только за то, что рассказали обо  всем,  что  с
ними приключилось, в Совете. Именно благодаря этим вестям  купцы  напугались
настолько, что дали окончательное "добро" на учреждение войска.
   И все равно Джанни с трудом верил в то, что  те  крестьяне,  которых  Гар
уговаривал  вновь  и  вновь  отправляться  на  поиски  сведений  и   которые
возвращались с жуткими вестями, но тем не менее, как  ни  странно,  выражали
готовность снова отправиться на разведку, могли рассказать нечто такое, чего
великан уже не знал, или доставить вести так быстро, как о них узнавал  Гар.
А еще Джанни заметил, что Гар стал носить на груди новую  брошь,  но  решил,
что это - часть новых доспехов.
   Как бы то ни было, Гар сообщил офицерам пироджийского войска и  Совету  о
том, что другие торговые города уже укрепили свои стены и занимаются муштрой
собственных армий. Эти вести никого не удивили, но все же как  Гару  удалось
так быстро узнать об этом? И как он мог прознать о том, что  многие  дворяне
отозвали своих солдат обратно в города,  дабы  наказать  дерзких  купцов?  А
самое главное - как обо всем этом Гар мог вызнать при  том,  что  эти  самые
вести разведчики принесли в Пироджию спустя пару дней? Как бы  то  ни  было,
все это так и было, и когда число крестьян, бежавших  в  Пироджию,  возросло
впятеро, Гар сказал Совету о том, что войско дворян приближается к городу. А
на следующий день,  после  полудня,  когда  первые  ряды  войска  противника
показались на вершинах холмов неподалеку от города, Гар заверил  пироджийцев
в том, что численность войска сократилась на одну треть.
   Но какова бы ни была численность его войска и в каком бы состоянии оно ни
пребывало,  принц  Рагинальди  не  привык   упускать   ни   единой   удачной
возможности, когда таковая