оят себе новый дом, - возразила она, чтобы скрыть свои чувства.
     - Но их навещают родные, - мягко напомнил Гар. - Они - представители одной культуры. Я, конечно, приспособился бы к здешним обычаям, но все равно они остались бы для меня чуждыми и чужими.
     Алеа почувствовала, как в ней закипает гнев, куда более сильный, чем тоска одиночества.
     - Может настать день, когда тебе придется вернуться и вновь сделать свою планету домом!
     - Может, - вздохнул Гар. - Еще как может.
     Ему не надо было завершать эту мысль - что он больше никогда не сможет считать Грамарай своим домом.
     Как и Алеа - Мидгард. Девушку захлестнула волна отчаяния; у нее задрожали колени, и, чтобы сохранить равновесие, ей пришлось схватить Гара за руку. Гар накрыл ее ладонь своей, и Алеа с удивлением заметила, что он сжимает ей руку с неменьшей силой, чем она сама. Еще больше она удивилась, что волнение постепенно прошло.
     Так они пошли дальше по дороге, держась друг за друга, пока Алеа вдруг не почувствовала замешательство. Гар, видимо, понял ее смущение и мягко продекламировал:
+++
     Он сказал, вздохнув печально:
     "Ах, я зря на свет родился,
     В этом мире появился.
     Столько лет подряд скитаюсь
     Между звездными мирами...".++++

     - Но ведь не в одиночестве, - сказала Алеа дрогнувшим голосом. - А с друзьями.

***

     Когда в полдень они остановились, чтобы перекусить, Алеа не удержалась и спросила:
     - Кто это был такой несчастный?
     - Куллерво, - ответил Гар. - Отрицательный персонаж "Калевалы", финского эпоса.
     - У нас.., в Мидгарде ходили истории о финнах, - сказала Алеа и нахмурилась, пытаясь вспомнить хоть одну. - Кажется, этот народ был богат на колдунов?
     - Лучше сказать - на мудрецов и волшебников.
     - А какая разница?
     - На моей планете, - медленно произнес Гар, - колдунами называют тех, чья магия приносит зло. А магия мудрецов и волшебников - добрая.
     - А какая разница?
     - Добрая магия защищает людей, помогает им обрести благополучие. Злая магия приносит им вред.
     Некоторое время Алеа обдумывала услышанное, затем спросила:
     - Значит, можно судить только по результату?
     - Нет. Все зависит от того, с какой целью используется магия, а также с помощью каких символов и заклинаний. Колдун использует черепа, кровь, ножи - то, что ассоциируется со страданием и смертью. Добрый же волшебник пользуется растениями, перьями, землей и водой.
     - Значит, этот Куллерво был колдуном?
     - Он был довольно неприятный тип, - медленно ответил Гар, - но Куллерво жил в неволе и вырос злым и мстительным. В конце концов это его и погубило, а также то, что он оказался не в том месте не в то время. Да и всю жизнь прожил вдалеке от людей. Не знал, как общаться с людьми.
     - Они приняли его, когда он вернулся домой?
     - Поначалу да, - сказал Гар.
     Некоторое время он молчал. Алеа ждала продолжения.
     - Давным-давно, - произнес Гар, - один человек сказал:
     "Тот, кто ищет мести, постепенно разрушает самого себя". - На мгновение он задумался, затем добавил:
     - Это единственная мудрая мысль, ему принадлежащая.
     - Так значит, он не был мудрецом?
     - Нет, он был правителем, хотя ему приходилось делиться своей властью. Правители могут быть умными и проницательными, но они используют разум и волю только для того, чтобы увеличить свою власть, и не стараются понять окружающий мир и место человека в нем. Думаю, что среди них по-настоящему мудрых людей было мало. Наверное, именно поэтому мы их и помним.
     Алеа поняла, к чему он клонит.
     - Значит, ты не ищешь мести.
     - Нет, - улыбнулся Гар. - Зато я ищу величайшее добро из того, что возможно. Полагаю, останься я дома, мучимый жаждой возмездия, то ничего бы не достиг в этой жизни. - И, немного подумав, добавил:
     - Правда, я не совсем в этом уверен.
     - Десятки тысяч людей на десятке планет наверняка сказали бы, что достиг, и многого, - возразила Алеа.
     По крайней мере Гар хоть немного поведал о своем прошлом.

***

     В следующей деревне им тоже оказали радушный прием - в который раз их приход стал поводом для импровизированного праздника. Долгими зимними вечерами люди здесь ткали шерсть и тонкие, напоминающие шелк ткани. Они были рады совершить обмен, и путники поняли, что извлекли неплохую выгоду, поменяв оставшийся фарфор и статуэтки.
     Одна молодая женщина была на сносях, и женщина постарше заметила Алеа, которая беспокойно посматривала на будущую мать.
     - Это ее первый ребенок. Мы все молимся, чтобы роды были легкими.
     - Конечно, - сказала Алеа. - Но разве есть серьезный повод беспокоиться больше, чем за любую другую женщину, которая впервые станет матерью?
     - Дело в том, что повитуха умерла, а ее ученица еще ни разу самостоятельно не принимала роды. Вот она и нервничает.
     - Неудивительно, - улыбнувшись, ответила Алеа. - Я часто помогала принимать роды и немного разбираюсь в этом.
     Если будет необходимость - позовите меня.
     Женщина удивленно взглянула на нее, затем улыбнулась и взяла за руку.
     - Да благословит тебя богиня! Меня зовут Маша.
     - А я Алеа. - Она пожала руку свой собеседнице.
     - Надеюсь, мы обойдемся сами, но если возникнут трудности - обязательно позовем.
     Так оно и вышло.

Глава 12

     Ее позвали в полночь. За помощью прибежала двенадцатилетняя девчушка, от испуга бледнее мела.
     - Пожалуйста, тетя, ты не поможешь нашей Агнели? Уж она бедняжка так мучается малышом, так мучается!
     Гар приподнялся с постели у очага.
     - Я тоже могу...
     - Нет, не ты, а я, - перебила его Алеа. - В деревнях вроде этой принимать роды - женское дело. По крайней мере пока жизнь матери вне опасности.
     - Но я ведь лекарь, - возразил Гар надтреснутым старческим голосом.
     - Тогда исцелися сам, - огрызнулась Алеа. - Если потребуется кесарево сечение, мы тебя позовем.
     - Ты уверена?
     - Не беспокойся, я многому научилась благодаря Геркаймеру, - успокоила его Алеа. - И первым делом искусству принимать роды.
     - Вот оно как? - удивился Гар.
     - А ты как думал? Просто мне хотелось убедиться, что это порождение мужских рук и ума знает, что на свете существуют еще и женщины с их женскими проблемами. Так что спи, друг мой, и ни о чем не беспокойся.
     Гар улыбнулся. Ему понравилось, что Алеа назвала его "другом". Она улыбнулась в ответ и вышла.
     В доме, куда ее привели, раздавались крики Агнели. Новоявленной повитухе тотчас захотелось развернуться и кинуться прочь, тем более что роженица наверняка не заметила ее прихода. Но Алеа одернула себя и решительным шагом подошла к кровати.
     - Сколько продолжаются роды? - деловито поинтересовалась она.
     - С заката, - ответила мать страдалицы, немолодая женщина с измученным лицом.
     Она сидела рядом с дочерью, вытирая ей лоб куском влажной ткани.
     - Ну, это еще не долго! - успокоила роженицу Алеа и села рядом.
     - Нет, ребенок вроде уже на подходе, но никак не хочет показать головку.
     - Что ж, наверно, ему виднее, - грустно пошутила Алеа. - Будь у меня такой же теплый и надежный дом, я бы ни за что не торопилась его покинуть.
     С этими словами она положила руки роженице на живот, а сама уставилась куда-то в пространство.
     Мать Агнели что-то сказала, но одна из женщин положила ей на плечо руку.
     - Тс-с, она прислушивается к ребенку.
     - Мать в благоговейном ужасе уставилась на ночную гостью и закрыла рот.
     Алеа же прислушивалась к сознанию ребенка. Слов, конечно, она не слышала, только чистые, незамутненные эмоции в первозданном виде. Ага, испуг, и когда во время схваток Агнели заходилась в крике, к испугу примешивалось что-то еще, похожее на щипок, а затем на обморок.
     Схватка прошла, и Агнели без сил распласталась в постели, хватая ртом воздух.
     - Ребенок идет вперед ножками, а те запутались в пуповине. Хуже всего, что пуповина пережата между одной ножкой и тазовой костью. Стоит ребенку пошевелиться, как пуповина пережимается и ему нечем дышать.
     - Значит, ребенок задохнется? - воскликнула мать роженицы.
     - Он вообще не сможет появиться на свет, если мы не высвободим пуповину, - предупредила Алеа.
     - Но как? - прошептала мать, в глазах ее читался ужас.
     - Мне нужна гладкая палочка, - сказала Алеа, - длиной фута два, с раздвоенным концом.
     Одна из женщин вышла за дверь. Пока ее не было, Алеа держала Агнели за руку и успокаивала, пока та мучилась схватками. В перерыве между ними она мысленно позвала Гара.
     - Слушаю, - отозвался тот.
     По всей видимости, он не спал - ждал, когда Алеа позовет его на помощь.
     - Ты слышал ?
     - Выходит, по-твоему, я подслушивал.
     - Прекрати! Пуповина запуталась у ребенка между ножек и вдобавок пережата тазовой костью. Ты не мог бы хоть немного ослабить давление при помощи телекинеза?
     - Попробую, - ответил Гар, и на мгновение его мысли расплылись мутным пятном.
     В этот момент вернулась соседка с гладкой ивовой палочкой, толщиной полдюйма и с раздвоенным концом.
     - Я торопилась. Ну как, подойдет?
     - Еще как! - успокоила ее Алеа. - Прокипятите ее в течение трех минут.
     - А как я узнаю, что прошли три минуты? - спросила женщина, поворачиваясь к кипящему чайнику.
     - Посчитайте сто восемьдесят ударов пульса.
     Спустя несколько минут Алеа притворилась, будто пробует что-то сделать при помощи палочки, а сама тем временем, положив вторую руку роженице на живот, продолжала прислушиваться к ребенку. Она ощутила, как ребенок подался еще дальше назад, и по мере того, как его кровь обогащалась кислородом, сознание прояснилось. И тогда он опять подался вперед.
     - Удалось, - раздался у новоявленной повитухи в голове голос Гара.
     - Молитесь богине.
     Алеа убрала палочку.
     Агнели напряглась и вскрикнула.
     - Я уже вижу ножки! - вырвался радостный крик у одной из женщин.
     - А главное, ребенок дышит! - торжествующе произнесла Алеа.
     - Хвала богине! - с пылом воскликнула мать Агнели.
     Алеа начала тихо читать молитву Фрейе - чего, откровенно говоря, она от себя никак не ожидала. Но затем опомнилась и неслышно произнесла:
     - Спасибо тебе, Гар.
     Ответа не последовало, Алеа ощутила лишь тихое чувство гордости и удовлетворения. Что ж, по крайней мере свой удивительный дар ее спутник использовал во имя благой цели.
     Время почему-то утратило четкий ход. Непонятно, сколько еще минут и часов прошло, то ли много, то ли мало, но в .конце концов Алеа уже держала в руках красивого, здорового младенца - девочку. Ротик раскрылся, и ребенок громко закричал, будто чем-то недовольный.
     Алеа улыбнулась:
     - Пусть у тебя не будет причины для недовольства, малышка, и пусть жизнь твоя будет счастливой.
     Одна из женщин перерезала ребенку пуповину и собралась помыть девочку.
     - Кто сообщит отцу? - спросила ее Алеа.
     Наступила неловкая пауза, и все отвели взгляды.
     - Что? - нахмурилась Алеа. - Разве он несет никакой ответственности?
     - Они не живут вместе, - сказала мать Агнели. - Дочь не сказала нам, кто он.
     В комнате чувствовалось напряжение. У каждой женщины в глазах читалась одна и та же догадка - что девушку соблазнил чей-то муж.
     Затем соседка положила девочку к груди Агнели и мягко произнесла:
     - Ребенок родился и нуждается в защите отца. Почему ты не скажешь нам его имя?
     - Это.., это был Шуба.
     Агнели ласково погладила ребенка и слегка улыбнулась.
     Напряжение улетучилось, но тотчас вернулось.
     - Он должен обеспечивать ребенка, - сказала соседка.

***

     Но Шуба отказался. Рано утром мать Агнели протянула ему ребенка, но он лишь отвернулся.
     - Агнели отказалась жить со мной. Она сказала, что любит кого-то еще. Пусть он и кормит ее и ее ребенка.
     Жители деревни стали тихо перешептываться, но удивления в этом шепоте не чувствовалось. Интересно, подумала Алеа, наверное, Агнели слишком явно выказывала расположение другому мужчине.
     Отец Агнели сделал шаг вперед.
     - Они никогда не спали вместе. Этот ребенок - твой.
     - Я не стану жить с женщиной, которая меня не любит.
     - Тебя никто и не заставляет, - спокойно сказал отец. - Вся деревня будет обеспечивать ребенка - таков обычай. Но ты должен помогать больше всех.
     - Если бы она любила меня - тогда другое дело. - Шуба взглянул на ребенка. На мгновение в его глазах появилась печаль, и он отвернулся. - Я не стану обеспечивать ребенка, которого будет растить другой мужчина.
     К Шубе подошел его отец.
     - Это несправедливо.
     Отец Агнели нахмурился, его руки сжались в кулаки.
     - Несправедливо то, что Шуба отказывается обеспечивать свою родную дочь.
     Остальные жители деревни напряженно молчали. Затем какой-то мужчина вышел вперед и стал рядом с отцом Шубы.
     - Он предлагал и получил отказ. Это несправедливо.
     Еще один мужчина подошел к отцу Агнели.
     - Справедливо и правильно обеспечивать родное дитя.
     Так все мужчины деревни по очереди заняли ту или другую сторону. Женщины начали протестовать, вскоре их просьбы переросли в требования, которые становились все громче и громче. Мужчины молчали, на их лицах читалось напряжение.
     Гар стоял, опираясь на посох, напрягшись, словно тетива на луке. Алеа бросила на него гневный взгляд. И как только он может надеяться, что они тут в один миг создадут правительство?
     В задних рядах толпы вдруг возникла суматоха. Женщины расступились, уступая дорогу мудрецу. Тот прошел между двумя рядами мужчин, по очереди бросая взгляд на каждую из "партий" и улыбаясь. Никто не проронил ни слова, но люди заметно расслабились.
     В центре толпы мудрец сел прямо на землю и взглянул на спорящих.
     - Добрый день, друзья мои!
     Жители деревни в ответ смущенно пробормотали слова приветствия.
     - Ты вовремя пришел, о мудрейший, - сказал отец Шубы. - Кому мы обязаны твоим визитом?
     - Конечно же, Алой Роте, друг мой, - ответил мудрец.
     Гар неожиданно напрягся, и Алеа даже испугалась, как бы он не переломился пополам.
     - Когда я вышел приветствовать восход солнца, - объяснил мудрец, - на земле перед моей дверью был начертан знак тревоги, а рядом с ним другой - знак вашей деревни.
     - Как они так быстро узнали? - пробормотал один мужчина.
     - Да они же знают все! - шикнул на него другой. - Тише!
     Я хочу послушать мудреца!
     - Что же стало причиной беспокойства? - спросил мудрец.
     Отец Шубы присел на корточки рядом с ним.
     - Агнели ждала ребенка от моего сына, но отказалась жить с ним, потому что полюбила другого мужчину, а тот не ответил ей взаимностью. Этой ночью ребенок появился на свет, и Агнели наконец назвала имя его отца, но Шуба отказывается признать ребенка.
     - Он обязан обеспечивать своего ребенка! - настаивал отец Агнели, сев рядом с мудрецом.
     По очереди мужчины расположились кругом. Женщины облегченно вздохнули.
     - Согласно обычаю, если родители ребенка не живут вместе, его растит вся деревня, - задумчиво произнес мудрец.
     - Это так, о мудрейший, - сказал Шуба, - но мне не выпало счастья прожить с Агнели и одного дня.
     - Ты имел счастье провести в ее объятиях ночь, - хмуро заметил один из юношей.
     - Не правда! - с горячностью воскликнул Шуба. - Я был с ней всего час, не больше! Она сама отказалась провести в моих объятиях ночь, чтобы вместе встретить рассвет.
     Среди собравшихся пробежал ропот.
     - Он говорит правду.
     - Верно, чувственное наслаждение лишь часть соития между мужчиной и женщиной.
     - И притом малая, - добавил кто-то.
     - Зато какое счастье проснуться, сжимая любимую в объятиях.
     Алеа почувствовала, как местные мужчины выросли в, ее глазах. Она встретилась взглядом с Гаром. Судя по всему, услышанное произвело немалое впечатление и на него.
     - И ты настаиваешь, что отказываешься от счастья заговорить со своей дочерью, когда ей исполнится три года? - спросил мудрец.
     Шуба открыл было рот, но передумал и ничего не сказал.
     - А когда ей будет восемь, - продолжал мудрец, - придет ли она к тебе, чтобы показать выпавшего из гнезда птенца? Или же отвернется от тебя, как сегодня ты отворачиваешься от нее?
     - Я не стану спать в одном доме с ней! - воскликнул Шуба, но на лице его уже читалось сожаление.
     - Этого не будет, - подтвердил мудрец, - но мало кто из нас имеет все, что желал бы иметь, или получает от имеющегося всю ту радость, о которой мечтает. Уж лучше довольствоваться тем счастьем, какое мы имеем, радоваться тем малым радостям, что доступны нам, вместо того чтобы провести всю жизнь в напрасном ожидании чего-то большего.
     Шуба с тоской в глазах посмотрел на ребенка, но все-таки продолжал упираться:
     - Даже если я и не признаю ее своей, то все равно буду вносить свою лепту в ее воспитание наравне с другими мужчинами деревни.
     - Верно, - заметил мудрец, - но не более того. Но тогда с какой стати она станет делиться с тобой своими радостями и горестями больше, чем с кем-то другим.
     Шуба повесил голову, хмуро уставясь в землю. Собравшиеся не проронили ни слова.
     - В таком случае твой конфликт - это конфликт с самим собой, - тихо произнес мудрец. - Чего бы ты желал для себя?
     Любви ребенка или мести за унижение?
     Шуба продолжал тупо смотреть себе под ноги.
     - Люди появляются на свет с пустыми сердцами, - продолжал мудрец, - по мере взросления мы наполняем их любовью и радостью, ненавистью и болью. Первое делает наши сердца легкими и лучистыми, второе - жесткими и тяжелыми. Скажи мне, с чем в груди ты хотел бы прожить всю свою жизнь - с алмазом или куском свинца?
     Шуба с видимой неохотой поднял голову и медленно кивнул.
     - Ребенок мой.

***

     - Выходит, можно обойтись без суда и судьи, - негромко заметила Алеа, когда они с Гаром надевали заплечные мешки.
     - Неужели? - удивился Гар и заглянул ей в глаза. - А я-то думал, что там был и суд и судья.
     - Нет, там был учитель, и он давал советы, как жить, - с горячностью возразила Алеа.
     - А разве судья не делает то же самое?
     - Крайне редко! Кстати, а где же тогда его приставы и стражники? Почему я их не увидела?
     - А еще полицейских, - добавил Гар. - Их ведь тоже не было видно. И все-таки они там незримо присутствовали. Кто-то же поставил в известность Алую Роту, а те - мудреца.
     - То есть Алая Рота - что-то вроде судебного пристава?
     - Или по меньшей мере околоточного надзирателя.
     Пришлось прекратить разговор, потому что к ним, в сопровождении доброй половины деревни, подошел Шуба с родителями.
     - Благодарю тебя, о женщина, что спасла жизнь моему ребенку, - произнес он, воздев к Алеа сложенные ладони.
     Алеа едва не брякнула, что он должен благодарить Гара, но вовремя остановилась.
     - Всегда рада помочь, друг мой. Твоя радость - и моя тоже.
     - Да будет так всегда! - воскликнул Шуба. - Позволь мне в память о нашей общей радости преподнести тебе подарок!
     Он раскрыл ладони, и у девушки перехватило дыхание - там сидела золотая птичка. Вместо глаз у нее были вставлены рубины, а по кромке крыльев переливались алмазы.
     - Я не могу принять столь дорогой дар за пару часов работы, - воскликнула она в замешательстве.
     - Нет, за жизнь моей дочери, - поправил Шуба и положил птичку ей в руку. - Возьми мой дар, о женщина, и всякий раз как будешь смотреть на него, помолись за меня и Агнели.
     Алеа заглянула юноше в глаза и увидела там мольбу. А еще поняла, что кто бы ни был сейчас мил сердцу Агнели, Шуба продолжал любить ее.
     - Я буду молиться за вас обоих, - пообещала она, - нет, лучше за всех троих.
     К ней подошла мать юноши.
     - Спрячь птичку поглубже в свой мешок, моя милая. По дорогам по-прежнему рыщет генерал Малахи со своим отребьем. Пусть они и величают себя солдатами, но как были бандитами, так бандитами и останутся.
     - Мудрец говорит, что генерал покорил еще одну д