рей бывший бравый моряк скончался. Но и в  могильной  тиши
души докторов не давали ему покоя! Они проколупывали  дырочки  в  досках
боцманского гроба и шептали длинные списки рецептов, вместе с  земляными
червями  пытались  передавать  оживляющие  микстуры   и   регенерирующие
бальзамы... И боцман не вынес такой смерти. И  пришел  в  Приют  Забытых
Капитанов, куда был строго воспрещен вход медицинскому персоналу!
   Правда, характер у боцмана был безнадежно испорчен  долгим  лечением.
Он отвергал вредные привычки, боялся ревматизма и анемии и грустил о тех
безоблачных днях, когда он был живым бесстрашным морским волком, плюющим
с фок-мачты на любую хворь...
   Тут рассказ прервался, потому что боцман неожиданно запел. Голосок  у
него был слабенький, поэтому все мы затихли, чтобы расслышать слова  его
печальной песни:
 
   Я спою вам пиратскую песню о главном,
   Абордажную песню с победною нотой.
   Не болят у пирата аппендикс и гланды,
   Он не может уйти на больничный с работы.
   Он находится в центре бушующей схватки,
   Средь клинков и орудий, в разбуженном море...
   Если с печенью вдруг у него неполадки,
   То не может пират укатить в санаторий.
   Мы гроза океанов, искатели кладов,
   И врагов мы пускаем на дно очень быстро...
   Но нам клада не надо и битвы не надо -
   Нам бы лучше сходить на прием к окулисту...
 
   Боцман допел последний куплет и поправил повязку на глазнице.  Скелет
попугая, нахохлившись, дремал у него на плече.
   Я отерла слезы платочком и ласково сказала:
   - Боцман, хотите, я вам череп отполирую? А то  он  выглядит  каким-то
подплесневелым.
   -  Мерси,  -  поблагодарил  боцман  печального  образа.  -   Вынужден
отказаться от вашего  лестного  предложения,  мадам,  поскольку  это  не
плесень, а медицинский линимент Флуцинара-Стрептоцидова. К сожалению,  я
навсегда получил привычку поддерживать с помощью лекарств  свое  бренное
существование...
   К этим словам боцмана Бецмана все сидевшие за столом  прислушались  с
уважительной печалью. Молчание нарушил скелет с ермолкой на черепе:
   - Я вам таки скажу, что доктора - это нечто! Единственные, кто  умеет
нас, моряков, мало-мальски лечить, так это судовые эскулапы,  у  которых
на все болезни, от поноса до гангрены, есть одно  вернейшее  средство  -
пинта ямайского рома напополам со жгучим  перцем.  Вот  такое  лекарство
подымет мертвого!
   -  Почтеннейшая  публика,  позвольте  вам  рассказать   одну   весьма
поучительную историю, касаемую всякой медицины и прочих  Гиппократов,  -
стуком фаланги указательного пальца о бокал призвал к  вниманию  скелет,
доселе молчавший и представившийся нам как  штурман  Сведенборг.  -  Это
было давно, еще в те  славные  времена,  когда  я  топтал  палубу  барка
"Святая Целестина". Служил с нами на барке матросом один парень -  дюжий
молодец, высокий, плечистый и такой силы, что  мог  одной  рукой  втугую
крепить стаксель, когда судно ложилось в крутой бейдевинд и  шло  против
штормового ветра... Но при такой силе этого  парня  не  очень  любили  в
команде, хотя уважали и никогда не задевали ни словом, ни кулаком. Да  и
не виноват он был в том, что родился с таким уродливым лицом! Как  будто
кожу на всей его физиономии зашивали  парусной  кривой  иглой,  чтоб  не
расползлась. Поглядишь на такое лицо и решишь, что перед  тобой  выходец
из могилы и гнусный убийца, хотя на самом деле парень  был  кроток,  как
ягненок, добр, как ангел, чурался драк и  в  каждом  порту  при  удобной
оказии отправлял письма домой... Как-то я расспросил его о  родителях  и
даже, набравшись храбрости, спросил, как получилось,  что  лицо  у  него
напоминает плохо сшитый кожаный кошель, и парень, смущаясь, поведал  мне
историю своего рода. У меня даже дух захватило! Оказывается, отец  парня
не родился обычным для всех потомков Адама способом,  а  был  создан  из
останков разных людей каким-то безумным доктором...
   - Франкенштейн?! - изумилась я.
   - Как, мадам, вы тоже знаете эту историю?
   - Нет, нет, продолжайте...
   - Так вот. Доктор Франкенштейн,  вместо  того  чтоб  лечить  больных,
задумал стать Творцом. Но поскольку  был  сей  доктор  недоучкой,  часто
прикладывался к пиву и плохо разбирался в анатомии, то и  вышел  у  него
этот человек до того уродливым, что даже  волки  в  лесу  его  пугались.
Доктор, подлец, бросил свое создание на произвол судьбы, даже не дал ему
имени, и бедняга ушел в горы, озлобленный и мечтающий  о  мести.  И  кто
знает,   сколько   несчастий   человечеству   принес   бы   этот   "сын"
Франкенштейна, если бы в горах ему не повстречалась прекрасная  женщина.
Ну, может, она не так уж и была  прекрасна  на  лицо,  зато  была  добра
душой, и  когда  несчастный  урод  влюбился  в  нее,  она  ответила  ему
взаимностью и стала его женой. Они  выстроили  в  горной  луговине  дом,
обзавелись хозяйством и жили душа в душу. Урод назвал себя Франкензоннер
- сын Франкенштейна,  и  эту  фамилию  потом  стали  носить  пятеро  его
сыновей. Ребятишки рождались крепкими, только лицом были - вылитый отец,
хотя характером - как их добрая мать. Франкензоннер, когда  его  сыновья
подросли, разрешил им учиться любому ремеслу. Любому, кроме  врачебного!
"Посмотрите на меня, дети мои, - сказал  он.  -  Я  результат  врачебной
ошибки. Эта ошибка дорого мне стоила, хотя с тех пор как ваша мать стала
моей верной подругой, жизнь моя превратилась в рай. Но я  заклинаю  вас:
лучше учитесь, будьте подмастерьями у золотарей и дубильщиков  кож,  чем
докторами! Никого так не клянет человечество, как их, хотя к  ним  же  и
идет за исцелением..."
   Сыновья подчинились воле  отца  и  выбрали  себе  достойные  ремесла:
первый служил вышибалой в богатой таверне, второй - носильщиком,  третий
просиживал ночи напролет над изготовлением прекрасной  мебели:  крепкой,
недорогой  и  добротной.  Четвертый  построил  мельницу  и  стал  молоть
отличную муку.  А  самый  младший,  выспросив  благословения  у  любящих
родителей, стал моряком... С ним-то и  свела  меня  судьба.  И  вот  что
интересно! Никогда, даже если болел зуб или на  руке  гноилась  рана  от
случайной пули,  этот  парень  не  обращался  к  доктору.  Видимо,  ради
уважения к собственному отцу...
   - Как интересно! Я,  правда,  знавала  другой  вариант  захватывающей
истории о создании Франкенштейна, но то, что вы сейчас  рассказали,  мне
нравится больше. Я люблю сказки со счастливым концом...
   Тут раздался  грохот.  Я  вскочила,  но  оказалось,  что  это  просто
проснулся мальчик Слава, слез  с  деревянной  сирены  и  ногой  нечаянно
зацепил прислоненный к стене якорек-кошку, который  и  произвел  столько
шума.
   Слава, зевая, подошел к столу, но, увидев меня, ойкнул и попятился.
   - Мам, - заговорил он испуганным голосом. - А ты как здесь оказалась?
А папа где?
   Я ущипнула за бок дремлющего усами в персиках Белинского и, прошептав
заклинание мгновенной трезвости, громко сказала:
   - Дорогой, просыпайся, пообщайся с ребенком!
   Авдей  мгновенно  расстался   с   персиками   и   окинул   окружающую
действительность взглядом трезвенника. Потом увидел сына.
   -  Ярослав!  -  грозно  обратился  он  к  отпрыску,  вытирая  платком
персиковый сок с усов. - Почему у тебя появились тайны от нас с мамой?
   Яська бесстрашно подошел к столу, уселся  на  предложенный  Сурикяном
табурет и объяснил:
   - Я боялся, что вы меня не поймете. И не отпустите в плавание.
   Мне хотелось разразиться  длительной  педагогической  тирадой,  но  я
вовремя вспомнила собственную маму с ее бесконечными лекциями на тему не
правильности моей жизни и прикусила язык. И сказала только:
   - Зря ты так, сынок. Почему ты думаешь, что мы такие уж  непонятливые
родители-садисты?
   Тут меня неожиданно поддержал печальный боцман Бецман:
   - В самом деле, капитан Слава... Ваши почтенные родители должны знать
всю правду. Если путешествие начинается со лжи, оно  не  будет  удачным.
Сказки не любят обманщиков.
   - Это моя вина, - глухо изрек хранитель  корабля-призрака.  -  Это  я
Славку подговорил молчать.
   - Подговорили! Детский сад какой-то!
   - Так ведь вы, Виктория, ведьма, от вас всего можно ожидать.  Запрете
Славку - и все наши надежды и мечты рухнут...
   - Спасибо вам на добром слове. От ведьмы. Злой, ужасной,  коварной  и
безжалостной. Славка! Ну что ты на меня так смотришь! Неужели ты смог бы
тайком уплыть от нас с папой и ничуточки тебе бы нас не было жалко?!
   Будущий капитан виновато зашмыгал носом.
   - Я бы вам своего двойника оставил. Того, который утром кашу ел.
   - Значит, все-таки был двойник?! А  может,  это  ты  двойник,  а  мой
настоящий сын все-таки уплыл?
   - Нет, мам. Настоящий - я. Понимаешь, я  сам  не  знаю,  как  у  меня
получилось сделать этого двойника. Просто подумал: вот пусть он  побудет
вместо меня, пока я путешествую, и слушается маму с папой, и овсянку эту
мерзкую ест... Я закрыл глаза, представил, потом  открыл  -  смотрю,  он
стоит, моя копия...
   Я была потрясена. Судя по  сотворенной  моим  сынком  копии,  он  был
сильнее всех известных мне  магов  и  ведьм,  способных  создавать  лишь
мороки максимум на двое суток. Это что же, мой сын владеет магией,  а  я
не в курсе?!
   - Славик, а где копия теперь?
   - Здесь, - сын указал на сердце. - Он пришел и просто растворился  во
мне. Как воздух. Но если хотите, я могу его вызвать.
   Понятно. Вот почему  мне  казалось,  что  я  столкнулась  с  какой-то
неизвестной, хитрой волшбой. Волшбой родного сына.
   Сын меж тем сжевал апельсин и украдкой потянулся к бокалу с вином.
   - Славка! - Я взглядом превратила бокал в кружку с молоком. - Если  с
таких лет потянешься к спиртному, я тебе покажу, что значит мама-ведьма!
   - Больше не  буду!  -  Отпрыск  изобразил  послушание.  Неартистично,
впрочем, изобразил.
   - И все-таки, может быть, кто-нибудь объяснит  мне,  как  отцу  этого
ребенка, что это все значит? - подал голос Авдей. - Что  вы  всё  ходите
вокруг да около.
   - Хорошо. Раз уж так получилось и вы здесь, вы вправе  знать  все,  -
склонил голову в знак согласия хранитель "Летучего Голландца".
   - Слухи о  том,  что  корабль-призрак,  или  "Летучий  Голландец",  -
вестник бед и несчастий на море,  сильно  преувеличены.  На  самом  деле
команда этого корабля из века  в  век  стремится  исполнить  пророчество
своего самого первого капитана. Однажды, когда дьявольский шторм  трепал
корабль и команду так, что казалось, они незамедлительно пойдут ко  дну,
капитан, привязав себя к грот-мачте, чтоб  не  упасть,  воскликнул:  "Не
страшитесь! Я вижу то, чего вы не видите, - есть где-то на этой  грешной
земле остров, который нас ждет! Будут меняться века, будут  всходить  на
эту палубу новые капитаны, но только один, в чьем имени звучит ярость  и
слава, поведет вас к этому острову. На острове том вы обретете все то, о
чем только может мечтать доброе человеческое  сердце.  Так  будет!!!"  И
едва сказал эти слова капитан, как в мачту  ударила  страшная  молния  и
испепелила и мачту, и капитана.
   С тех пор прошло немало столетий. Команда корабля оставалась  прежней
и не могла сойти на берег ни в одном порту - ведь капитан не дал на  это
приказа. Сменялись капитаны, но ни один из них не знал пути  к  Острову,
Которому Нет Описания...
   - Остров, Которому Нет Описания?! - перебила я. - Окно?
   - Да.
   - Послушайте, - заговорила  я  тоном  сертифицированного  эксперта  в
области легенд, преданий и пророчеств, - это, вероятно, красивая сказка,
поддерживаемая в среде ваших  морских  душ.  Но  не  более!  И  если  вы
думаете, что я отпущу своего сына в сомнительное путешествие, да еще  на
сомнительном корабле с сомнительной  командой,  то  глубоко  ошибаетесь!
Быть ведьмой не означает быть сумасшедшей и верить всяческим россказням!
Этак  можно  отправиться  на  поиски  Зачарованного  луга,  где  пасутся
воспетые Корнеем Чуковским тянитолкаи! И потом, ваш остров звучит как-то
несолидно. Чего уж мелочиться, пусть мой сын сразу отыскивает  Атлантиду
и сокровища Фрэнсиса Дрейка!
   Морские души как-то посмурнели после моего гневного  монолога.  Авдей
время от времени кивал, поддерживая мою вполне логичную  и  обоснованную
позицию.
   А Ярослав...
   Глаза  десятилетних  мальчиков  -  особенные  глаза.  В  них,  как  в
сломанном калейдоскопе, можно увидеть то прекрасный узор,  то  уродливую
злую карикатуру на весь мир. Все  зависит  от  того,  как  в  эти  глаза
смотреть.
   Мы с Ярославом посмотрели друг на друга, и мне захотелось плакать.
   - Сынок, - стремясь загнать предательские слезы поглубже, спросила я.
- Неужели ты всерьез во все это веришь?
   - Да.
   - И ты хочешь уплыть к этому Острову? От меня? От папы?
   Ярослав захлопал ресницами, и я увидела, что они у него мокрые.
   - Яська, как мы будем без тебя?!
   - Мама, ну  что  ты,  -  неловко,  словно  глотая  кусок  ненавистной
творожной запеканки, сказал мой сынок. - Я же вернусь. Когда найду  этот
Остров. А я найду его, потому что он мне снился.
   - Хорошо, - я перевела дыхание, готовясь к новой "мозговой атаке"  на
твердокаменную  убежденность  сына.  -  Я  понимаю,  что  тебе   хочется
отправиться в такое романтическое,  прямо-таки  волшебное  плавание.  Но
зачем тебе Остров? Чем он так хорош?
   Я сказала это и тут же поняла, что окончательно дискредитировала себя
в глазах сына. В самом деле,  мама,  читающая  сыну  перед  сном  романы
Грина, Стивенсона и Жаколио, способная объяснить разницу между  клипером
и винджаммером, помогающая крепить бегучий такелаж на очередной  модели,
не может задавать таких обывательских вопросов! Кроме того, мой сын  уже
однажды побывал в плавании на учебном барке "Товарищ". Правда, на момент
путешествия сынуля находился в мамином  животе  и  давал  о  себе  знать
токсикозом и обмороками. Это десятилетней давности  путешествие  устроил
для меня Авдей, знавший, как я люблю паруса и море. И теперь я спрашиваю
своего мальчика, зачем ему чудо?!
   - Мам, - сын словно прочел мою мысль. -  Ты  же  сама  говорила,  что
человек не может жить без сказки. Я уже не могу без Острова. Помнишь, ты
читала мне про мальчика, которого держали в темноте, а потом на один миг
показали Солнце? Он убежал, туда, где свет...
   И я поняла, что спорить бесполезно и глупо. Мой сын вырос раньше, чем
предполагалось,  и  выбрал  Свой  Путь.  Мы  с  Авдеем,  конечно,  можем
родительской властью запретить ему это  полуфантастическое  путешествие.
Только запретами ничего хорошего не добьешься.
   - Яська, - тихо сказал Авдей. - А возьми нас с мамой с собой.  Искать
Остров.
   - Я  извиняюсь,  что  позволяю  себе  бестактно  вмешиваться  в  вашу
идиллическую семейную сцену, - вылез скелет Константин. -  Но,  мадам  и
мсье, где вы видали Настоящего Капитана,  который  в  плавание  берет  с
собой на  борт  кучу  любящих  родственников,  семейную  реликвию  вроде
прабабушкиного комода и всяких кошек-собачек-хомячков в придачу?! Это, я
извиняюсь, смешно. Вот  когда  ваш  уважаемый  сын  откроет  Остров,  он
вернется и отвезет вас туда - купаться в водопадах и гулять в  мангровых
зарослях.  Хотя,  конечно,  насчет  мангровых  зарослей  я   таки   могу
ошибаться...
   - Вы правы, сударь, - кивнул головой Авдей,  и  на  мгновение  в  его
глазах уставшего от жизни всезнающего  писателя  вспыхнул  боевой  огонь
романтики приключений и битв.
   - Значит, решено, - подал голос хранитель корабля. -  Вы  без  обиды,
гнева и печали отпускаете своего сына искать Остров...
   Муж посмотрел на меня.
   - Вика, мы все правильно делаем? - спросил он для очистки совести.
   - Белинский, не смеши меня. Когда это  мы  с  тобой  хоть  что-нибудь
делали правильно?!  -  не  давая  слезам  разлиться  второй  Атлантикой,
улыбнулась я.
   Яська, паршивец мелкий, ввинтился между нами и принялся обнимать.
   - Ну... - хранитель корабля поднялся из-за стола. - Пора в дорогу?
   Он посмотрел на Яську.  Однако  встретился  с  моим  взглядом  и,  не
выдержав его, опустил глаза.
   - Пусть будет по-вашему, - сказал он.
   А что? Я разве многого хотела?
   Только того, чтобы Ярослав пробыл вместе с нами в  Одессе  оставшуюся
неделю. Уж неделю-то поиски Острова могут подождать!
   ... И эти семь дней мы провели так, чтобы запомнить их надолго.
   Мы втроем гуляли по Одессе, смотрели гастроли петербургского балета в
театре, напоминавшем изнутри расшитый  золотым  бисером  алый  бархатный
кошелек...  Купались  в  прогретом  солнцем  море,  фотографировались  с
пляжными обезьянками и резиновыми крокодилами, кормили с  рук  хитрых  и
поджарых лиманских чаек... Потом были торжества по случаю спуска на воду
теплохода "Авдей Белинский", Яська излазил этот новенький  туристический
теплоход от капитанской рубки до последнего гальюна и  пришел  в  полный
восторг.
   Словом, нам было весело.
   И каждый старался не показывать, как на самом  деле  ему  тоскливо  и
боязно.
   Хотя Яська вряд ли тосковал и боялся. Он по характеру - вылитый отец,
уже душой был там, среди рваных  парусов  "Летучего  Голландца".  И  нам
оставалось только смириться с этим.
   Ночь отплытия выдалась лунной и почти  безветренной.  Мы  в  компании
одесских морских душ шли по пляжу, галька шуршала под ногами,  маленькие
пенистые  волны  коварно  старались  залить   сандалии...   Григорий   и
Константин веселили Славку анекдотами,  боцман  Бецман,  отмахиваясь  от
своего попугая,  рассказывал  мужу,  как  лечить  ревматизм  при  помощи
вытяжки чертополоха... Вежливый Сурикян вызвался нести сумку с Яськиными
вещами (в последний момент я ухитрилась засунуть туда срочно купленные в
универмаге теплые ботинки, брюки и свитер, хотя сын клялся, что в  южных
широтах это ему не понадобится). А скелет в ермолке ласково утешал меня:
   -  Мадам,  не  беспокойтесь  за  вашего  мальчика!  Он  родился   под
счастливой звездой...
   - Он родился под кометой Хиякутаки...
   - Ох, мадам, не  надрывайте  свое  сердце.  Я  последовала  разумному
совету, стиснула свою тоску в кулаке и  сосредоточилась  на  материнских
наставлениях:
   - Не забывай каждый день чистить зубы! Мой руки перед  едой  и  после
посещения туалета!
   - Не сквернословь, веди себя прилично и аккуратно обращайся со  своей
одеждой!  Думаешь,  если  это  корабль-призрак,  так  уже  можно  ходить
страшным, как вокзальный бомж?!
   - Ни в коем случае не пей рома!  И  вообще  никаких  напитков  крепче
молока! Яська, ты слышал, что я сказала?!
   - Если ты там  станешь  курить,  я  об  этом  узнаю.  Не  ручаюсь  за
последствия.
   - Надеюсь, ты понимаешь, что, сойдя на берег в каком-нибудь порту  (а
вдруг!), ты должен провести свой досуг в библиотеке, а  не  в  баре  или
борделе...  Что  такое  бордель?..  Это  такое   место,   что-то   вроде
стоматологической клиники. Ну вот, теперь я спокойна: туда ты ни за  что
не пойдешь.
   - Не вздумай носиться  по  вантам,  лазить  на  марсовую  площадку  и
кататься на якоре. Ты капитан? Вот и веди себя соответственно.
   - Если на корабле вспыхнет бунт, начинай громко, плавно и  размеренно
(как я тебя учила) читать "Илиаду". На греческом, конечно! Это сработает
лучше, чем пушки.
   - Ни в коем случае...
   - Не вздумай...
   - Даже и не пытайся...
   - А вот это исполняй неукоснительно...
   - И не забывай про нас.
   - И поскорее возвращайся...
 
*** 
 
   На  посеребренной  тафте  морской  глади  возникают   очертания   уже
знакомого мне корабля и с каждой  минутой  становятся  более  четкими  и
зримыми. На мачтах горят огни святого Эльма.  Черные  паруса  напоминают
куски звездного неба.
   Мы стоим на пирсе и ждем, когда борт чудо-корабля поравняется с нами.
Обычный корабль не смог бы здесь пришвартоваться. А этот - может.
   Подают сходни. У фальшборта стоит хранитель "Летучего Голландца".
   - Добро пожаловать на корабль, капитан, - говорит он Славке.
   У меня перехватывает дыхание. Славка обнимает Авдея и  меня,