убивай меня, пош-шалста.
   Я опасливо протянула руку и коснулась головы существа. Точно, бумага.
Дождались мы, значит, своего домового. А точнее, макулатурного.
   Причина его появления наверняка кроется в специфике места. Библиотека
хранит в себе слишком много книжного знания, а знание  -  это  сила.  Во
многом  магическая.  Я  давно  подозревала,  что  неорганизованная  куча
макулатуры на полу хранилища обладает тем же потенциалом, что был присущ
материи в момент Большого Взрыва.
   Ладно. Рассуждать  будем  потом.  А  пока  надо  решить,  как  малыша
пристроить. Он, по-моему, очень напуган.
   - Не бойся, - максимально ласково сказала я.  -  Я  буду  звать  тебя
Букс. Согласен?
   Существо мигнуло глазами-огоньками и прошептало:
   - Куш-шать...
   Вот те на! Ну, домового понятно, чем кормить - молочка в  блюдце  под
порог, корку хлеба в дымоход, по пятницам тринадцатого в пятый угол избы
стопку водки вылить... А этого?!
   - А что же ты ешь?
   Существо отлепилось от породившей его кучи и, закачавшись  на  тонких
ножках, сделало свой первый неумелый шаг по направлению ко мне.
   - Куш-шать... книги... еще... те ску-ш-шал уже...
   Понятненько. Малыш питается субстанцией, адекватной  его  морфической
структуре. Он ест не материальную, а ментальную ткань книги.  Интересно,
что ему сейчас полезнее всего для правильного роста и развития?
   Оказалось, басни Крылова в самый раз. Букс,  порыскав  по  хранилищу,
остановился у нужной полочки, вскарабкался на нее и приник к книге,  как
младенец к материнской груди. Мне послышалось его довольное урчание.
   - Смотри, не переешь, - на всякий случай предостерегла я.
   - Не-е... А вос-с и ныне там! - удовлетворенно прошепелявил  бумажный
младенец, спрыгнул с полки и поковылял дальше, распространяя вокруг себя
еле слышное шуршание.
   Я медленно шла за ним, пребывая  в  состоянии  легкого  шока.  И  мне
понятно, почему крыса,  обычная,  неволшебная  серая  крыса,  неожиданно
выскочившая из-за книжного шкафа, увидев нас,  замерла,  а  потом  мягко
осела в обмороке. Ну надо же, какие нервные крысы пошли...
   Букс тоже слегка испугался и поспешил прижаться к моим ногам.
   - Это кто?
   - Крыса. Зверек такой. Не бойся, она тебя не тронет. Лучше скажи, что
мне с тобой делать?
   - Не есть, - твердо прошептал макулатурный.
   - Да я и не собиралась. Просто думаю, где  же  ты  будешь  жить,  чем
питаться...
   - Сдес-сь. Все  сдес-сь.  -  Он  обвел  ручкой  темные  стены  нашего
депозитария. - Еда, дом... Хорошо. А ты - гос-споша. Ты защитишь.
   Дверь в хранилище медленно приоткрылась, и опасливый голос спросил:
   - Вик, ну как, ты крысу обнаружила?
   При звуках этого голоса Букс резво, насколько позволяла  его  хрупкая
конституция, подскочил и с шелестом скрылся на полке с книгами Набокова.
Ох, не рановато ли ему... От одной "Лолиты" такое  в  детском  организме
начаться может...
   - Крыса в  обмороке  лежит,  она  больше  вас  испугалась,  -  громко
ответила я. - Сейчас вынесу.
   - Ой, не надо. Пусть она, как очнется, уйдет куда-нибудь.
   - Ладно, я так ей и передам.
   Я склонилась над не подававшей  признаков  жизни  крысой  и  щелкнула
пальцами:
   - Луер-апироген-донормил!
   Крыса очнулась, встала на задние лапки и с укором поглядела на  меня.
Затем, окончательно придя в себя, торопливо умотала с глаз моих долой.
   - Букс, - тихонечко позвала я. - Ты не высовывайся, а я  иногда  буду
тебя навещать и даже приносить гостинцы.
   Ответом мне было тихое удовлетворенное шуршание. Я пожала  плечами  и
ушла из хранилища, решив отложить поиски нужной мне литературы на потом.
   ...День  близился  к  закату.  Легкие  весенние  сумерки  вползали  в
библиотеку. Видимо, они были перенасыщены теми  апрельскими  феромонами,
которые заставляют кошек  штурмовать  чердаки  многоэтажек,  а  скромных
работниц книжного дела томиться непонятной тоской.  Я  неизвестно  зачем
отправилась в читальный зал и увидела картину,  потрясшую  мое,  ставшее
чересчур сентиментальным, сердце. Возле кабинетного  рояля  любительница
фэнтези  Надя  изящным  веером  раскладывала  на  столике  книги   Авдея
Белинского.  Я  встала  рядом,  с  болью  сердечной  рассматривая  яркие
глянцевые обложки.
   - А,  Вика!  -  Надя  улыбнулась  мне,  на  мгновение  спустившись  с
литературных высот. - Как тебе эта выставка, ничего?
   - Ничего, - сделав над собой неимоверное усилие, кивнула я. - А  тебе
нравится... этот фантаст?
   -  Да,  хорошо  шлифованная  проза,  язык  и  стиль  отработанные,  -
заговорила  Надя   тоном   судмедэксперта.   -   Правда,   в   отдельных
произведениях наблюдается кодационная проблема...
   - Какая?
   -  Ну,  проблема  концовки:   есть   рыхлость,   логический   аутизм,
субстанциональный позити...
   - Надя, - проникновенно сказала я. - Ты хоть изредка можешь  говорить
по-человечески?
   - Могу. Извини, увлеклась.  Ты  же  знаешь,  я  диссертацию  пишу  по
современному фэнтези. Книги Белинского там тоже рассмотрены.
   - Надь, ты не будешь против, если я  возьму  парочку...  его  книг  с
выставки, почитаю?
   - Конечно, о чем речь! У нас уже фэн-клуб его имени возник!  Так  что
не отставай от веяний времени, познакомься с его творчеством.
   Знала бы Наденька, с какой замечательной  стороной  творчества  Авдея
Белинского мне уже посчастливилось познакомиться... Впрочем, ей  это  не
грозит. Наденька вот уже десять лет прочно удерживает переходящий вымпел
первой старой девы нашей библиотеки и на представителей противоположного
пола смотрит исключительно как на лиц, читающих (не читающих) фэнтези.
   Я взяла две наименее пестрые книжки, полистала и  грустно  улыбнулась
портрету на фронтисписе. Привет, милый.
   - Ну, я пойду, - прижала я к груди книжки. - Потом поделюсь  с  тобой
прочитанным.
   - Обязательно! - ободряюще улыбнулась Надя. - Я  тебе  еще  главы  из
своей диссертации принесу, если ты не против.
   Я изобразила безмолвный восторг перед такой блестящей перспективой  и
поспешила убраться из читального  зала.  Именно  диссертации  мне  и  не
хватало для полного и окончательного схождения с ума!
   После работы мне не  хотелось  идти  домой.  Я  отправилась  в  парк,
посчитав, что для весенней  прогулки  там  в  самый  раз.  Побродила  по
полупустым  аллеям,  старательно   обходя   семейные   пары   с   детьми
(засмотришься на  какого-нибудь  симпатичного  карапуза  да  и  сглазишь
автоматически. Бывали прецеденты). В конце концов устала  и  уселась  на
относительно чистую скамейку. Достала из сумочки книгу. Ну-ну, поглядим,
что там писал мой талантливый возлюбленный...
   Это была странная  повесть.  Во  всяком  случае,  герои  классических
сказок и легенд так себя не ведут.
   Героя звали Тристан,  и  был  он  странствующий  рыцарь,  воспевавший
красоту нареченной ему невесты, принцессы Изольды. Девушки,  которой  он
никогда не видел.
   Сходство с классическим источником на именах героев  и  оканчивалось.
Дальше они, то есть герои, вели себя весьма непредсказуемо.  "Прекрасный
Тристан, получив благословение родителей, сел на корабль, чтоб  плыть  в
страну никогда не опадающих яблоневых цветов. Там ждала его  невеста.  А
перед  самым  отъездом  верный  раб  Тристана,  старый  Бражьен,   подал
господину флягу с темным напитком.
   -  Это  напиток  страсти,  мой  господин.  Кто  знает,  искренне   ли
расположено к вам сердце вашей будущей жены... И, возможно, она побоится
дать вам власть над собственным телом и возлечь с  вами  на  супружеское
ложе... Так вот, если усомнитесь вы в  ее  чувствах,  налейте  ей  этого
вина. Испив его, она воспылает к вам  страстью,  какую  вы  сами  к  ней
будете испытывать.
   И сказал Тристан: "Мерси боку", и отплыл его корабль в страну никогда
не опадающих яблоневых цветов. Долог  был  путь,  темны  волны,  одиноки
вечера, и не раз задавал себе Тристан вопрос: а стоит ли нареченная  ему
женщина таких испытаний? А есть ли в сердце  самого  Тристана  искренняя
любовь к ней?
   Но рыцарь не был малодушен и держался данной однажды клятвы. И  тогда
правильным казался ему его путь.
   Однажды, проснувшись на рассвете, Тристан поглядел на море  и  увидел
неподалеку от своего корабля малый челн, которым играли утренние  волны.
Тристан подплыл ближе  и  увидел,  что  в  том  челне  лежит  прекрасная
девушка. Глаза ее были закрыты, а правая рука безвольно  свешивалась  за
низенький борт челна.
   "Мертва она или нет, я должен спасти ее",  -  помыслил  рыцарь  и  не
мешкая перенес девушку на палубу своего корабля.
   Девушка оказалась жива, но очень слаба. Она не помнила, ни  кто  она,
ни откуда родом, ни как оказалась посреди моря. Лишь  имя  свое  назвала
она - Изольда, и в тот момент словно пчела ужалила  рыцаря  в  сердце  -
ведь таковым было и имя нареченной невесты  Тристана,  ожидавшей  его  в
далекой стране! Но спасенная девушка была  прекрасна  так,  что  лучшей,
казалось, и искать бы не  стоило.  Казалось,  само  Проведение  посылает
невесту Тристану таким чудесным образом...
   Но он отогнал эти мысли, сочтя их дьявольским искушением. Ибо  рыцарь
верен однажды  данному  слову  и  не  должен  изменять  дороге,  которая
начертана в его сердце...
   Так плыли они в страну, где с яблонь не опадает цвет, и днем их  души
разлучала тоска, а ночью - их тела - благородный меч.
   И когда уже близок был конец пути, посмотрела Изольда на Тристана,  и
тихий вздох вырвался из ее груди:
   - Зачем ты спас меня, чтобы я умирала каждый день из-за твоей нелюбви
ко мне!
   - Прости, но я рыцарь и верен своей клятве, - стиснув  зубы,  отвечал
Тристан.
   - А если бы  ты  выпил  то  вино,  что  дал  тебе  раб,  помнишь,  ты
говорил... Может, хоть тогда ты полюбил бы меня?
   - Мне не нужно это вино, ибо я  люблю  тебя  больше  жизни  своей,  -
сказал Тристан. - Но клятва рыцаря должна быть сильнее его сердца.
   И прошла их последняя ночь на корабле, в которую они не подарили друг
другу ни поцелуев, ни объятий.
   А утром увидел перед собой Тристан берег страны, куда так  стремился.
Только Изольды не было на корабле, ночью тихо бросилась она в море...
   И разбил Тристан флягу с напитком страсти, потому что  было  ему  все
равно, как встретит его нареченная невеста.
   И когда  он  встретился  с  нею  во  дворце,  невеста  спросила  его,
кокетливо играя концом кружевной еврей вуали:
   - Привез ли ты мне свое сердце, Тристан? Он ответил ей:
   - Я привез тебе свою рыцарскую клятву, госпожа.
 
   Не пила Изольда вина.
   И Тристан вовсе не был пьян.
   И была их ладья темна,
   И плыла она сквозь туман.
   Мир у них на глазах пустел.
   Мимо пальцев текли огни...
   И серебряный меч в постель
   Положили с собой они.
   А потом менестрель молодой
   Пел балладу на новый лад.
   Отчего же морской водой
   Стал любовный да сладкий яд?
   Зря Изольда просила: "Пей!",
   Сжав до боли в пальцах бокал.
   Становилось кругом темней,
   Ветер что-то в волнах искал...
   То ль в бутылках напутал раб,
   То ли чуда не сделал Бог...
   Зря шептала она: "Хотя б
   За меня. За последний вздох".
   "Ты прости, только я - не тот.
   Я не твой, госпожа, слуга.
   Подними, если хочешь, тост
   За любимого. За врага".
   Она плакала долго. И
   Что-то пела про зеркала.
   На рассвете она с ладьи
   Тихо в синие волны сошла.
   А Тристан ее не искал,
   Не молился о ней Тристан.
   Он о мачту разбил бокал,
   Потому что он не был пьян.
 
   ...Однажды такую песню в исполнении придворного  менестреля  услыхала
жена Тристана. Тогда-то поняла она,  с  кем  осталось  сердце  ее  вечно
печального супруга.  Словно  демон  вселился  в  знатную  и  благородную
Изольду! От дел благочестия обратилась она к  проклятым  Богом  занятиям
чародейством и черной волшбой. Ибо задумала  она  извести  своего  мужа,
предав его тело и душу медленной лютой смерти... И не знал о сем  ничего
Тристан, поскольку сердце его ослепло в бесплодной  тоске  об  утерянной
возлюбленной. И не  ведал,  что  в  стране,  где  с  яблонь  никогда  не
осыпаются цветы, завелась черная ведьма..."
   Читала   я    долго,    абсолютно    отключившись    от    окружающей
действительности. А когда наконец  смогла  оторваться  от  захватывающей
эпопеи средневековой  трагической  любви,  разогнула  затекшую  спину  и
посмотрела вокруг, оказалось, что парк пуст, аллеи его темны,  а  фонари
горят подозрительно тускло.
   - Если на меня нападет маньяк,  ты  будешь  виноват!  -  погрозила  я
пальцем портрету Авдея. - Я зачиталась, как школьница.
   Авдей в ответ только и мог, что улыбаться.
   На самом деле никаких маньяков я  не  боялась.  Маньяки  думают,  что
женщины боятся темноты, но это если женщина  не  является  ведьмой.  Для
меня же темнота является нормой жизни. В темноте тоже есть Сила.
   Однако искушать  эту  Силу  не  следует.  Я  торопливо  поднялась  со
скамейки, сунула книгу в сумку и заторопилась к выходу  из  парка.  Пару
раз  навстречу  мне  попадались  нетрезвые  личности  с   конструктивным
предложением выпить вместе, но быстро рассеивались по местности,  видимо
убоявшись света моих глаз. Я их понимала. Я на  всякий  случай  смотрела
истинным зрением,  а  при  этом  глаза  теряют  радужку  и  горят  ярким
фиолетовым огнем. Неподготовленный человек может здорово расшатать  себе
нервы, столкнувшись с таким феноменом природы.
   Именно благодаря своему истинному зрению я заметила их первыми.
   Они стояли, почти сливаясь с породившей их тьмой,  окутанные  чьей-то
высокой магической защитой. Если бы не эта  защита,  они  оставались  бы
тем, чем являлись на самом деле - мусором, грязью и  дурными  снами.  Но
сейчас это были чудовища,  вполне  способные  разделаться  со  мной.  И,
кажется, именно этого они и ждали.
   Я замедлила шаг. А что еще стоит предпринять, когда на  пути  у  тебя
возникают  три  фигуры,  более  всего  напоминающие  пропущенных   через
камнедробилку зомби в  облачении  из  рваных  носков?  Плюс  неимоверный
смрад. Плюс явный переизбыток зубов и конечностей.
   Бежать от них было бессмысленно. Никогда не поворачивайся к опасности
спиной - первое, что понимает любая ведьма, если не хочет  ощутить,  как
ее спину вспарывает чье-нибудь мощное заклятие.
   Я сурово прищурилась, хотя душа у меня ушла в пятки.
   - Прочь с дороги! - приказала я. Они не двинулись с места. Ну что  ж,
не очень-то и надеялась.
   - Что вам нужно?
   - Тебя.
   Спасибо за откровенность.
   - Кто вас послал?
   - Его имя страшно.
   Неужели Баронет решил связаться с таким ментальным  отребьем?  Пугать
женщину, к которой собираешься заползти в постель, - дурной тон.  Да  и,
насколько я знаю мэтра, это  не  его  уровень.  Тогда  кому  же  еще  я,
красивая и смелая, дорогу перешла?!
   Фигуры отлепились от деревьев и  решили  перейти  в  наступление.  Их
костлявые, в лохмотьях истлевшей кожи, руки начали удлиняться  и  ползти
по земле. Ага. Психическая атака. А что у  меня  есть  в  заклинательном
арсенале?
   Трансфигурация,  реанимация,  заклинание  Мемории...  нет,   не   тот
случай... Три приворотных заклятия, чары тонкого тела (чтоб сквозь стену
проходить)... Негусто.
   А они все тянули ко мне руки...
   - Ручонки-то шаловливые уберите от порядочной ведьмы! - приказала  я.
- А то как полыхну на вас синим пламенем!
   Вспомнила!
   Есть у меня заклятие!
   Правда, оно  опасное,  и  я  мало  его  практиковала.  Потому  что  в
результате заклятия можно выжечь напалмом полквартала и ни одна пожарная
команда  не  управится  со  стихией.  Потому  что  это   было   заклятие
Саламандры.
   Они уже окружили меня,  нестерпимо  воняя,  как  огромная  помойка  в
жаркий день. Кажется, они были уверены, что я не окажу сопротивления.
   - Ребята, от вас плохо пахнет, и вы  портите  окружающую  природу,  -
сурово сказала я. - От имени местного экологического комитета  разрешите
вас запалить!
   Фейер-р-бах!
   Кто   бы   мог   подумать,   что   фамилия   знаменитого    немецкого
философа-материалиста будет производить такой ошеломляющий эффект!
   На моих противников обрушился шквал невыносимо  яркого  пламени.  Они
завыли, принялись корчиться, рассыпая во все стороны  веселенькие  снопы
искр, и я отбежала подальше. Не хватало еще обжечься. Раскаленная добела
гигантская Саламандра  могла  за  мгновение  превратить  кого  угодно  в
сгусток плазмы.
   Я не стала дожидаться, пока огонь  завершит  уничтожение  мороков,  и
бросилась вон из парка. Тем более что невдалеке  уже  вовсю  надрывались
пожарные сирены.
   Возле дверей моей квартиры меня ждал еще  один  сюрприз.  На  коврике
красовалась шикарная корзина  С  моими  любимыми  белыми  розами.  Ручку
корзины   украшал   блестящий   бант,   а   к   нему   была    приколота
открытка-валентинка.
   - Кто это у нас в апреле Валентинов день праздновать решил?  -  вслух
поинтересовалась  я.  На  меня  вдруг  навалилась  усталость.  И  полное
безразличие ко всему. Не удивлюсь, если  в  этой  корзине,  помимо  роз,
окажется змея или динамитная шашка. Плевать.
   Я взяла открытку,  ожидая  прочесть  в  ней  что-нибудь  ужасное,  но
оказалось, что это всего-навсего привет моего  старого  друга  оборотня,
отправившегося в очередное путешествие.
   "Ma chere Виктория! Будьте  осторожны  и  старайтесь  не  разгуливать
допоздна в гордом одиночестве. Мне хочется застать Вас в живых, когда  я
вернусь из Татр. Ваш покорный слуга".
   Я внесла корзинку в гостиную, размышляя над тем, откуда Мулен Руж мог
догадаться о моей недавней незапланированной прогулке.
 
*** 
 
   В   пятницу   вечером,   утомившись   от   вынужденного   магического
ничегонеделания, я решила прямо с работы отправиться  в  гости  к  своей
старой  знакомой  гадалке.  Просто  так,  отвлечься  от   мрачных   дум.
Прихватила с собой пару кило пряников, селедку и бутылку кагора (старуха
отличалась незатейливыми вкусами).
   Жила гадалка в старом деревянном  доме  со  ставнями  на  окнах  и  с
разросшимися кустами персидской сирени  в  палисаднике.  По  чистенькому
двору всегда ходили степенные куры, бросая  томные  взгляды  на  черного
гигантского петуха. Петух неизменно восседал на покатой крыше  курятника
и  выглядел  хозяином  положения.   Это   был   колдовской   петух.   Он
принципиально не кукарекал.
   - Заходи, доча, - беззубо заулыбалась старуха  и  турнула  с  крыльца
двух здоровенных черных котов. - Давненько не виделись.
   - Да. Вот, пришла по старой памяти.
   В домике бабы Кати всегда пахло полынью и корвалолом. Она жила  одна,
не считая котов и кур,  и  была  педантично  аккуратна.  Старые  буфеты,
комоды  и  этажерки  всегда  сияли,  вязаные  салфеточки  коробились  от
крахмала, а на окнах весело зеленела в горшках густая герань.
   - Ну садись, ведьма, - указала мне на кресло баба Катя, а сама  пошла
упрятывать подарки. Я разглядывала фотографии, пришпиленные к обоям.  На
одной из этих фотографий молодая баба Катя стояла в профессорской тоге и
шапочке рядом с мрачным неулыбчивым человеком в  смокинге.  Этот  снимок
относился к  годам  обучения  гадалки  в  Иствике.  Она  была  настоящим
специалистом в своем вопросе.
   Баба Катя вернулась, устроилась напротив меня в старом кресле-качалке
и внимательно поглядела мне в глаза.
   - Да... - протянула она. - Давненько я тебя такой не видела.
   - Баба Катя, - жалобно сказала я. - Погадай мне, что ли, а?
   - А сама что же? Я ж тебя учила... Я махнула рукой.
   - Ты же знаешь, гадание и предвидение никогда не были моими  сильными
сторонами.
   - Лень - вот твоя сильная сторона,  -  строго  заключила  гадалка.  -
Ладно, не обижайся на меня, старую. Я ведь и без карт вижу,  девка,  что
плохи у тебя дела.
   - Плохи, - со вздохом подтвердила я. - Не знаю, с какой стороны к ним
и подступиться.
   - Разберемся, - успокоила меня баба Катя  и  профессиональным  жестом
достала из ниоткуда потрепанную колоду карт.
   Первый расклад она изуча