мести нехорошему критику и, прицелившись, точнехонько  отправила  шкурку
от банана в мусорное ведро.
   - Ты о чем? О ком?! - ненатурально изумился супруг. Значит, ход  моих
мыслей был правилен.
   - Я тоже  прочла  новую  статью  Андрианова,  в  которой  он  тебя  в
очередной раз дружески презирает, называя  твоих  героев  клишированными
рыцарями без первичных половых признаков. Мне не нравится его  тон.  Мне
он вообще не нравится. Это из-за него ты  сейчас  страдаешь  и  злишься.
Причем зря.
   Авдей нервно принялся расхаживать по кухне.
   - Ты права. Я чувствую себя выпоротым щенком, но даже не в этом дело.
Андрианова можно оставить в покое, должен же я с кем-то ругаться...
   - Так, понятно. Тогда, может, мне надо на кого-нибудь порчу  наслать?
Укажи конкретно в человеках.
   - Ой, Вика, я тебя умоляю... Давай хоть сегодня без магии, а?
   Что значит "хоть сегодня"?! Можно подумать, я только и занимаюсь тем,
что ворожу целыми днями и  насылаю  порчу  на  литературных  противников
мужа. Между прочим, кто-то, не будем уточнять, кто, просто забыл, что  я
еще в первый год семейной  жизни  объявила  мораторий  на  использование
магии в границах нашей семьи. И  пока  держу  свое  слово!  Поскольку  я
истинная ведьма. И как истинной ведьме,  мне  просто  обидно,  что  меня
упрекают в том, чего я даже не совершала. И кто упрекает!  Возлюбленный!
Который в постели шептал мне безумные слова, называл своей  королевой  и
богиней и покрывал  бешеными  поцелуями  мои  бедра,  вовсе  не  замечая
наметившегося кое-где целлюлита... Змей-искуситель!
   - Как угодно, - сухо говорю я этому змею в домашних тапочках. - Пойду
приберусь в детской.
   Честно сказать, чувствовала я себя глупо. Потому как считала, что  во
всем понимаю своего мужа, а на деле оказалось не так. Откровенничать  же
он отказывался, и это было особенно обидно после того, что мы  вытворяли
с ним на супружеском ложе. В кои-то  веки  выдался  свободный  от  детей
денек, я старалась ублажить мужа как могла  и  что  же  получаю  взамен?
Кислую  физиономию  и  мизантропические  фразы.  Закис  он,  видите  ли!
Творческий у него, черт побери, кризис!!!
   Детская была моим земным Эдемом. Едва мы купили  в  приличном  районе
Москвы  за  баснословные  деньги  эту  пятикомнатную  квартиру  (в  чем,
конечно, помогли банковские счета моего приемного папочки  Баронета),  я
уговорила мужа при  ремонте  снести  перегородку  между  двумя  смежными
комнатками, заменив ее изящной  лепной  аркой.  В  результате  мои  дети
получили в пользование огромное пространство  для  игр,  проказ  и  сна.
Стены детской знакомый  художник,  друг  Авдея,  разрисовал  пальмами  и
олеандрами, потолок превратил в нежное рассветное небо, а над  кроватями
девчонок мы совместными дизайнерскими  усилиями  соорудили  нечто  вроде
балдахинов с выполненными в манере батика звездами и лунами... Сказка! У
меня в детстве такого не было! Поэтому я чуть-чуть завидовала дочерям  и
чуть-чуть обижалась на них, когда  оказывалось,  что  они  легкомысленно
устраивают полный кавардак во вверенном им раю.  Впрочем,  разве  в  раю
надо ходить по струночке, тем более таким девчонкам, как мои?..
   Я принялась наводить в детской порядок. Процесс в основном заключался
в рассовывании по нужным полкам бесчисленных Машкиных кукол  и  Дашкиных
плюшевых мишек. Дочери были буквально завалены игрушками: это  старались
моя мама и "деда Калистрат", как звали мои дочери  Баронета.  Игрушек  в
каждый свой приезд предки привозили чемоданами, заявляя на мои протесты,
что это девочек вовсе не испортит. В конце  концов  я  смирилась,  но  в
качестве  альтернативы   куклам   и   медведям   купила   одной   дочери
пластмассовый  асфальтоукладчик,  а  другой  -  доску  с  дротиками   на
присосках, тем самым  окончательно  уронив  свое  материнское  реноме  в
глазах родственников...
   В самый разгар уборки (из-под колес асфальтоукладчика были  извлечены
заботливо вдавленные в палас  брусочки  пластилина)  в  детскую  изволил
явиться хандрящий гений отечественной фантастики.
   - Чего надо? - немиролюбиво  поинтересовалась  я.  Имею  я  право  на
плохое настроение или нет (Вы  знаете,  какой  это  кропотливый  труд  -
выковыривание пластилина из коврового ворса?!)?..
   Вместо ответа муж принялся обнимать меня вместе с  медведями  и  всем
своим видом изображать,  что  настроение  у  него  улучшилось.  Но  я-то
чувствовала его истинное состояние.
   - Хватит, Авдей, - в сердцах произнесла я и треснула его медведем  по
шее. - Или говори все как есть, или я тебя превращу в стойку для обуви.
   Муж   посмотрел   на   меня    своим    особенным,    проникновенным,
благородно-нефритовым взглядом, и я  перестала  сердиться.  Этот  взгляд
меня вообще временно лишает дееспособности. И наполняет любовью ко всему
на свете. Даже к пластилину.
   Мы обнялись и уселись на пол, рядом с детскими горшками  (кстати,  не
забыть их проверить на предмет наполнения. Иногда девочки выливают  туда
суп, приготовленный мной). Муж потерся носом о мой нос и заявил:
   - Понимаешь, Вика... В моей жизни не хватает приключений.
   Мило. Но я благоразумно помалкивала, давая мужу  возможность  перейти
от интродукции к кульминации.
   - Нет, серьезно. Я вполне благополучно живу, у меня самая  лучшая  на
свете жена и обалденные дочери, моя работа приносит мне  и  моральное  и
материальное удовлетворение, бандиты на меня  не  наезжают,  кирпичи  на
голову не падают, даже гриппом я ни разу  за  все  пять  лет  совместной
жизни не заболел! А вот чего-то не хватает...
   - То ли мировой революции, то ли индейки с грибами... -  пробормотала
я себе под нос.
   - Просто я вчера смотрел этот сериал, ну знаешь, "Последний  рыцарь",
где обычных парней высаживают в средневековом замке и суют в руки  мечи,
и подумал: а мужик ли я?
   - Ну, дорогой. Вполне, вполне мужик...
   - Я не в этом  смысле.  Жизнь  какая-то  слишком  уж  пресная  стала,
спокойная, остроты ощущений не хватает.
   - А давай я тебя возьму на шабаш.  Причем  в  качестве  перевозочного
средства. Впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь.
   - Ну, Вика, я же серьезно, а ты издеваешься...
   - И я серьезно. Не стыдно тебе, Белинский, а? Разнылся: ах, дайте мне
бурю, дайте мне битву,  дайте  мне  меч-кладенец!  В  рыцари  намылился?
Может, тогда и за картошкой заодно сходишь? А то мне как-то  не  к  лицу
таскать тяжелые авоськи.
   - Ты не  понимаешь!  Я  же  писатель!  Мне  нужно  откуда-то  черпать
вдохновение.
   -  Да,  конечно,  из  горшков  собственных  дочек  его  уж  точно  не
почерпнешь.
   - Вика! Прекрати издеваться. Ты мой последний роман читала?
   - Ну, в общем, да.
   (К стыду своему сознаюсь, что  мужнино  творчество  мне  в  последнее
время нравиться перестало, особенно проза. Стихи - еще так-сяк. Но разве
я могу ему это сказать? Сразу на развод подаст.)
   - Это туфта, - с горечью  констатировал  Авдей.  -  Туфта  на  триста
страниц. Писал и корчился  от  отвращения  к  себе  самому.  Потому  что
приключения у моих героев банальные и надуманные! Потому  что  внутри  у
меня ничего не кипит!
   Эк тебя проняло, родимый.  Творческий  кризис  действительно  налицо.
Надо срочно утешать мужа и говорить ему, что он  ошибается  и  на  самом
деле являет собой просто супермена. Мужчины лесть любят еще больше,  чем
мы,  женщины:  вечно  надо  хвалить  и   убеждать   их   в   собственной
неотразимости. Иначе киснут и хотят приключений. Точнее, хотят найти ту,
которая  обеспечит  их  самолюбие  ежедневными  порциями  панегириков  и
мадригалов.
   - "Тема дома, тема уюта, тема тихого очага... Я люблю, живу и пою то,
чем жизнь мне так дорога..." - процитировала  я  одно  из  стихотворений
мужа (безусловно, посвященное мне) и добавила уже прозой:
   - Раньше ты, дорогой, наоборот, мечтал о спокойной размеренной жизни,
о семейном очаге и вечернем чае...
   -  Мечтал...  Вика,  спокойствие  для  мужика,   настоящего   мужика,
гибельно. От него вырастает  пузо  и  самодовольство.  Нужно  висеть  на
скале, мчаться на лошади...
   - Можно еще в горящую избу войти. Для  разнообразия.  Ладно,  все,  я
серьезна, как часовые у Кремлевской стены. И хочу  знать,  каких  именно
приключений тебе хочется от жизни?
   - Вот, -  Авдей  смущенно  откашлялся,  достал  из  кармана  несвежую
какую-то бумажку, встал в позу и прочитал:
 
   Осень. Время рыцарских романов,
   Сброшенных доспехов золоченых...
   Как-то странно, горестно, влюбленно
   Пьются вина сумрачных туманов.
   Ты не помнишь? Это было, было,
   Пусть не с нами, не по нашей воле:
   Звон мечей и стон предсмертный в поле,
   И никем не чтимая могила.
   Вышивают дамы гобелены,
   Пальцы их бесчувственно-усталы.
   Что же им до рыцарских уставов
   И до тех, кто не пришел из плена.
   Только осень - золотым и алым -
   Вышьет строчку на поникшем стяге...
   А роман - не только на бумаге.
   Дело лишь за рыцарем. За малым.
 
   Дочитав, Авдей вопросительно воззрился на меня.
   - Ну, что я могу сказать, - пожала плечами я. - Стихи ты,  во  всяком
случае, писать не разучился... Правда, чью могилу ты имел в виду,  я  не
поняла. А, ясно, это  метафорическое  восприятие  ткани  пространства  и
времени, отягощенное несовершенством человеческой тварности...
   - Боже, Вика, что за гадость ты говоришь...
   - Ничего не гадость, сейчас так все критики пишут.
   - И это все?! Все, что ты хотела мне сказать?!
   - Нет, не все. Покажи-ка мне бумажку, на  которой  стихи  написаны...
Блин, так я и знала! Это же счет за квартиру, я его  неделю  ищу,  а  ты
подхватил! Что, в доме бумаги больше нет?!
   Мой любимый писатель позеленел лицом, и я поняла, что перегнула палку
в его воспитании.
   - Авдей, ну не хмурься... Ну, сладенький...
   - Я тебе не сладенький! Бумажки пожалела! В-ведьма!
   Ого. Кажется, на одно приключение мой супруг точно  нарвался.  Сейчас
вниманию публики будет представлена небольшая семейная сцена.  Занимайте
места в партере!
   - Ах, значит, я ведьма, - приглушенно начала я. - Ах, значит, я  тебе
творить не даю... Может, я и сама тебе уже разонравилас-с-сь?!
   Для пущего эффекта последнюю  фразу  я  произнесла  в  модулированном
тоне, так что эхо перепуганным зайцем заскакало по комнате. При  этом  я
еще и поглядела на супруга истинным зрением (глаза  мои  превращаются  в
фиолетовые фонарики) и взмыла к потолку в изящном  антраша.  И  зависла.
Под потолком. Оттуда, с потолка мне было хорошо  видно,  как  нездоровая
бледность  вползла   на   физиономию   супруга.   Все-таки   откровенная
демонстрация   моих   способностей   производит   на   него   удручающее
впечатление. Даже, можно сказать, пугающее. Тем более что он этой  самой
демонстрации, почитай, несколько лет не наблюдал и попривык к тому,  что
в нормальной жизни у меня и глаза не похожи на маячные огни, и клыки изо
рта не лезут. Ну, дорогой, я тебя  за  язык  не  тянула,  сам  ныл,  что
остроты ощущений тебе не хватает... Будет тебе острота.
   Тут главное - не переборщить.
   Эффектно вися под потолком, я полуприкрыла глаза и  представила  себе
образ, в который хочу превратиться.  Ненадолго.  По  моему  телу  прошла
волной легкая щекотка, я открыла глаза и с удовольствием  посмотрела  на
свои трансформировавшиеся конечности.
   А потом посмотрела на супруга. Он вскочил, замахал на меня  руками  и
заорал:
   - Вика, прекрати немедленно это безобразие!
   Со стороны смотреть - это та еще  была  сценка.  Мужик  в  спортивном
костюме грозно  кричит  на  сиренево-серебристого  чешуйчатого  дракона,
который раза в три этого самого  мужика  превосходит  по  параметрам.  Я
аккуратно вздохнула - когда становишься драконом, не  стоит  забывать  о
том, что твое дыхание становится огненным в прямом смысле слова. Похоже,
мои манипуляции должного эффекта не возымели. Скорее, наоборот.
   - Вика, немедленно превращайся обратно!
   Легко  сказать  "немедленно".  Телу  не  прикажешь.   Нет,   конечно,
приказать-то можно, только тогда обратная трансформация может  произойти
очень болезненно. Тем, кто этого не испытывал, - не понять.
   Стараясь  не  зацепить  хвостом  ничего  из  обстановки  комнаты,   я
аккуратно опустилась на пол. Почти опустилась. У  меня  такие  когти  на
лапах, что если скребнуть ими по ковру -  прощай  ковер.  Просто  полная
несвобода...
   Что может быть хуже несвободы?..
   О, черт! Только этого мне не хватало!
   Это же просто как удар кувалдой... По моим  бедным  бабьим  мозгам...
Что же я натворила!...
   Я, к своему стыду, хоть и способная, но весьма рассеянная и давно  не
практикующая ведьма. Творя  какие-нибудь  чары,  я  могу  забыть  об  их
побочном  эффекте.   Побочный   эффект   трансформации,   в   частности,
заключается в том, что ты внезапно можешь начать  мыслить,  как  тот,  в
кого превращаешься.
   Мыслить как дракон.
   Я с детства мечтала быть драконом. Еще не зная, что мечта очень легко
может  воплотиться  в  жизнь...  Этот  медный,  бухающий  голос  в  моем
сознании, заполняющий каждый мой нейрон, переплавляющий тело и сжигающий
душу, - моя свершенная мечта?!
   Жить, как дракон, значит - жаждать абсолютной  свободы  от  и  власти
для.
   Свободы от всех и власти для себя. Это безумие.
   Так, только спокойно. Я человек. Я должна вернуться.
   Зачем?
   Здесь тот, кого я люблю. Он мой, мой...
   Кто?
   А действительно, кто?
   Добыча?
   Нет!
   Почему этот человек кричит? Что он кричит нам?
   Я... я не помню. Что-то я должна сделать... Я человек?
   Ха. Ха. Ха.
   Тогда кто я?..
   Дракон.
   Кто я-а-а?!
   -  Вика,  Вика,  перестань,  это  уже  не  смешно.  Немедленно  прими
человеческий облик!
   Кто ты такой, чтобы приказывать нам?!
   Авдей увидел, как дракон зевнул,  широко  раскрыв  пасть  с  клыками,
похожими на сосульки застывшей ртути. Вместе с зевком из пасти хлестнула
струя  раскаленного  белого  пара,  заставившего  писателя  ринуться  за
высокий  комод  в  поисках   спасения.   А   дракон,   развернувшись   с
грациозностью угольной баржи, взмахнул серебряно зазвеневшими крыльями и
вылетел в окно, рассыпавшееся дождем стеклянных брызг.
   Мы свободны!
   Авдей   подбежал   к   окну.   В   небе   промелькнула   и    исчезла
серебристо-сиреневая молния. А вокруг Авдея, в детской, носились фантики
и сухие листья, поднятые  холодным  октябрьским  ветром,  ворвавшимся  в
разбитое окно.
 
*** 
 
   ... Дело это  гораздо  серьезнее,  чем  может  показаться  с  первого
взгляда.
   Артур Конан Дойл
 
   В  разбитое  окно   коридора   внимательно   выглядывали   охранники,
перекликались со своими, поднятыми по ночной тревоге, товарищами:
   - Что у вас?
   - Ничего не обнаружено! Никаких следов!
   - Вот черт... Надо сказать, чтобы вырубили сирену.  Воет,  как  сука,
только на нервы действует.  И  еще  раз  надо  проверить  заключенных  в
камерах.
   - Да кто через такую дырку смоется?! Разве что крыса?
   - Может, и так...
   И тут прибежала охрана, осматривавшая нижние этажи и подвалы.
   - Канализационная труба пробита! Это побег!
   Мертвенно-белым ярким светом вспыхнули в коридорах образцовой женской
колонии  галогеновые  лампы.  Грохотали  по  листовому   железу   сапоги
спецподразделения  охраны.  Коменданты,  матерясь  на  чем  свет  стоит,
разбегались, полуодетые, по  секторам.  Половина  третьего  ночи.  Самое
время устроить в камерах перекличку заключенных.
   Гремели засовы и двери, то и  дело  раздавался  ошалелый  вопль:  "На
поверку стройсь, с-суки!!!" Пару раз истошно провизжали женские голоса и
послышались глухие  удары.  Ночной  кошмар  длился  не  более  получаса.
Заключенных пересчитали. Все были на месте.
   - Вот дьявол! - выругался начальник охраны. - Ничего не понимаю.  Кто
тогда мог это сделать?!
   И тут из больничного крыла прибежала запыхавшаяся врачиха Ия Карловна
с перекошенным от ужаса ртом.
   - Что?! -  завопил  начальник,  ожидая,  по  меньшей  мере,  что  под
больничку подложена мина. Однако сказанное врачихой  превзошло  все  его
ожидания.
   - В морозильнике нет трупа, - задыхаясь, выпалила врачиха.
   - Какого трупа?
   - Ну этой, № 1186, которую крысы погрызли!
   - Черт-те что!  -  ругнулся  начальник.  -  Говорил  же,  надо  сразу
кремировать, а вы все скулили -  родственники  протест  заявят...  Какие
теперь родственники, мать их! Как  труп  мог  пропасть?!  Ведь  морг  на
сигнализации?
   - Да. И вечером я проверяла пломбы на дверях. Сейчас пломбы  сорваны,
сигнализация отключена...
   Начальник охраны и врач быстро шли к выбеленному  мрачному  боксу,  в
котором и помещался злополучный морг. Начальник строил версии:
   - Отключить сигнализацию мог только тот, кто знает код. Вы  не  могли
кому-нибудь случайно?..
   - Нет! Я никогда никому не говорю кода, товарищ полковник! У меня  же
там сейф с... препаратами. Эфир, морфий, ледокаин, сами понимаете...
   - Понимаю. Но как же тогда?
   - Не знаю,  -  на  сморщенном  личике  женщины  отразилось  искреннее
отчаяние. И страх от того, что снова придется  зайти  в  морг,  вскрытый
неизвестно кем.
   У стальных дверей они замерли. Врачиха опять завизжала  и  сама  себе
зажала рукой рот: пресловутые свинцовые пломбы, которыми  она  с  вечера
опечатывала бокс, были нетронутыми. А алый пульсирующий огонек в верхнем
углу двери указывал на то, что и сигнализация работает нормально.
   - Не понимаю, - потерянно прошептала женщина, сползая по стене.
   - Ия Карловна,  только  без  обмороков!  -  приказал  начальник  и  в
подкрепление приказа добавил такое выражение, которое  подействовало  на
шокированную врачиху лучше нашатыря. - Нам так или иначе  нужно  попасть
внутрь. Чтобы установить факт похищения трупа.
   - Да, да, конечно, - торопливо закивала  Ия  Карловна  и  достала  из
кармана небольшие никелированные кусачки. - Так я срезаю... пломбы?
   - У вас  руки  трясутся.  Лучше  дайте  мне.  -  И  начальник  охраны
полковник Дрон Петрович Кирпичный выдвинул панель с кнопками  управления
сигнализацией.
   - Какой у вас код?
   - 3737щ920ХЬ, - прошептала врач.
   Полковник  Кирпичный  набрал  код  и  отключил  сигнализацию.   Затем
аккуратно срезал пломбы, повернул запорный рычаг тяжелой двери и вошел в
пахнущую карболкой тьму бокса, приглашая Ию Карловну следовать за собой.
   - Выключатель слева, - услужливо подсказала врач.
   Полковник Кирпичный щелкнул  рубильником,  и  яркий  желтоватый  свет
залил унылое помещение больничного бокса  с  несколькими  коридорчиками,
ведущими в приемный покой, процедурную, пустовавшие по случаю отсутствия
больных  палаты  и,  наконец,  морг  (или,   на   языке   персонала,   -
"морозилку").
   - Воняет тут у  вас,  -  поморщился  полковник,  идя  по  коридору  к
выкрашенным серой краской дверям "морозилки".
   - Йодоформ? - предположила  Ия  Карловна,  хотя  сама  понимала,  что
йодоформ здесь вовсе ни при чем. Действительно, пованивало на  вверенном
ей стратегическом объекте медицинского назначения, и нехорошая это  была
вонь. Обычно именно так пахнут трупы,  разлагающиеся  в  подходящей  для
этого температуре.
   - Ничего не понимаю,  -  растерянно  шептала  врачиха,  и  противный,
липкий страх расползался по телу, хотя  слыла  Ия  Карловна  бесстрашным
человеком, бывшей  сотрудницей  КГБ,  повидавшей  всяких  покойников  на
прозекторских  столах.  Но  такого,  чтобы  труп  исчез   бесследно   из
морозильного шкафа, еще не бывало!
   - Где лежал труп? - спросил полковник Кирпичный.
   - Здесь. - Ия Карловна  с  грохотом  откинула  никелированную  крышку
бокса и выдвинула из морозной тьмы цинковый поддон.
   И закричала.
   Вместе с ней закричал было полковник, но вовремя остановился и сказал
только:
   - ... мать!
   На цинковой плоскости  лежало  нечто,  бывшее  когда-то  человеческим
телом.  Но  самым  страшным  было  то,  что  среди  оголившихся  костей,
отвратительных лохмотьев  разложившейся  плоти  и