шоколадных  конфет,  видимо,
готовясь к долгой и обстоятельной речи.  В  образовавшуюся  паузу  Авдей
даже   невольно   залюбовался    тещей:    грация    светской    львицы,
законодательницы   мод,   европейский   аристократизм   и   неизъяснимое
очарование  воспетой  Некрасовым  Матрены  Тимофеевны  в   одном   лице.
Замужество явно  пошло  на  пользу  бывшей  представительнице  налоговых
органов, и в свои шестьдесят Татьяна Алексеевна выглядела как Вивьен  Ли
(в ее шестьдесят)...
   - Авдей, я к тебе обращаюсь!...
   - Ох, простите! - очнулся Авдей. - Я что-то отвлекся, задумался...
   - Ты, сынок, не обращай внимания на то, что тут  тебе  наговорил  мой
супруг. Точней, обращай, но не очень.  Калистрат  знает  Вику  как  свою
ученицу по волшбе, а  я  знаю  ее  как  мать!  И  как  мать  я  могу  со
стопроцентной уверенностью сказать, что такое с Викой произошло не из-за
того, что семейная жизнь ей надоела или ты ее скукой истомил... Уверена,
это случилось из-за вечной ее рассеянности и безалаберности  (не  спорь,
Калистрат, мне лучше  знать!).  Наверняка  она  перепутала  какое-нибудь
заклинание, или забыла имена вспомогательных демонов, или  не  исполнила
Тройной Магический Постулат...
   Во время этой речи Баронет смотрел на  супругу,  скептически  сморщив
переносицу.
   - Откуда это ты слов-то таких набралась,  сокровище  мое?  -  источая
ехидство, спросил он.
   Татьяна Алексеевна смутилась было, но быстро нашлась:
   - С кем поведешься, мон амур, от того и наберешься.
   - С кем поведешься - так тебе и надо...  -  тихо  пробормотал  Авдей.
Видимо, наболело.
   - Ты, Авдей, успокойся, - решительно  заявила  Татьяна  Алексеевна  и
поставила опустевшую коробку из-под ассорти на полку, зацепив  при  этом
хрупкий бушприт модели  барка  "Крузенштерн".  Бушприт  с  едва  слышным
горестным хрустом сломался. Видела  бы  это  Вика...  -  Не  паникуй.  С
внучками я буду все время, пока Вика не вернется. Им, кстати, я сказала,
что Вика поехала в родной город ухаживать за приболевшей  приятельницей.
Ложь во спасение, что делать! Так что не волнуйся, я пока их  сама  буду
из садика забирать, мы  с  ними  будем  дома  книжки  читать,  сходим  в
зоопарк, кукольный театр, Третьяковскую галерею...
   - Ты уверена, что тебя надолго хватит? Это все-таки Марья и  Дарья...
- встревоженно посмотрел на супругу Баронет.
   - Все будет нормально! - заявила Татьяна Алексеевна и допила мартини.
- И более того, у меня есть ощущение, что Вика скоро вернется,  что  она
по нам соскучилась... Ох, и  устрою  я  ей  по  возвращении  нахлобучку!
Улететь незнамо куда, бросить двоих детей!
   - Не надо нахлобучку! - воспротивился Авдей. - Лучше меня казните.  Я
ее люблю, а она, бедная, летает где-то под осенним холодным дождем...  И
листья желтые над ее чешуей кружатся! Это я виноват!
   Золотые настольные часы  эпохи  барокко  мелодичным  гавотом  пробили
девять вечера.
   - Так, - вскинулась теща. - Калистратушка, ну-ка  скоренько  вытрезви
меня - мне надо девчонок выкупать и спать уложить.
   Баронет вяло щелкнул пальцами.
   - Спасибо. -  Татьяна  Алексеевна  вполне  трезвым  жестом  поправила
прическу. - Я пойду. Но!...
   - Да? - воззрились на нее мужчины.
   - Без меня попойку не продолжайте. Ведите себя тихо.  Я  вернусь,  на
кухню вас позову, ужинать. Мясной рулет с шампиньонным соусом, ага?
   - Ага!
   ...Мясной рулет съели быстро, при этом вульгарно подтерев благородный
шампиньонный соус корками ржаного хлеба. Марья  с  Дарьей  давно  спали,
приемлемое спиртное закончилось, и наступило время задушевных песен.
   - Только не вздумайте  орать,  как  мартовские  коты,  -  приструнила
мужчин Татьяна Алексеевна.
   - Я вообще сижу молча, -  резонно  заметил  Ав-дей.  -  У  меня  жена
пропала, а я песни петь буду?
   - Некоторые от этого даже в пляс пускаются, - неприлично  для  своего
возраста хихикнул Баронет и получил легкий подзатыльник жениной ручкой.
   - Эх, мужики, ничего-то вы не понимаете в душевной жизни, - вздохнула
Татьяна Алексеевна и неожиданно красивым меццо-сопрано запела:
   Старый клен, старый клен...
   Мелодия была старинная и знакомая. А вот  слова  дальнейшие  Авдей  в
первый раз услыхал. Баронет же начал негромко подпевать супруге,  жестом
предлагая и Авдею присоединиться:
 
   Старый клен, старый клен
   Стал сегодня золотым...
   Я меняю хризантемы в токонома.
   Я вчера был, как клен, самураем молодым,
   А сегодня еле вышел я из дома!
   Самурай, самурай
   Точит меч, глядит в окно,
   Видит он в последний раз восход над Фудзи.
   Отчего, отчего, отчего ему хрено...?
   Оттого, что верно служит он якудзе.
   Почему, почему,
   Почему душа темна,
   Почему же самурай ночами плачет?
   Потому, потому: он вчера от сегуна
   Два кувшина свежего саке заначил.
   Бусидо, бусидо,
   Нелегко тобой идти.
   Ждут всех воинов большие передряги...
   Если вдруг встретил ты гейшу на своем пути,
   Подари ей связку рисовой бумаги.
   Снегопад, снегопад,
   Снегопад давно прошел.
   Наряжаю в кимоно свою подругу...
   Отчего, отчего стало вдруг нехорошо?
   Видно, не умела ты готовить фугу...
   Ох, "банзай", ох, "банзай"
   Ты так громко не вопи.
   Лучше хайку спой о мире в целом мире.
   Завари крепкий чай, другу в споре уступи
   И любуйся икебаной нагэире!...
 
   Как объяснил Баронет, вышеприведенная песня была услышана и  записана
им среди простых рыбаков Хоккайдо. Песня оказалась  очень  старинной,  в
народе ходила под названием "Самурайские страдания" и всего  насчитывала
сто тридцать семь куплетов...
   Вдоволь натешив душу  старинными  японскими  песнями,  тесть  и  теща
отправились спать в гостевую комнату. Было уже за полночь. Авдей  махнул
рукой на немытую посуду в раковине (пусть теща утром решит эту  проблему
за него) и  пошел  в  свой  рабочий  кабинет,  в  котором  стоял  второй
компьютер и стеллажи, доверху  забитые  самыми  разными  книгами,  среди
которых экземпляры, касающиеся  Викиной  специальности,  занимали  почти
полстены. Правда, в присутствии Авдея Вика их никогда не читала.  И  ему
читать не советовала. Авдей не знал, может, жена какое заклятье  на  эти
книги наложила, но он никогда не мог решиться хотя  бы  просто  взять  в
руки какой-нибудь из этих неприятного вида томов. Ему  иногда  казалось,
что эти книги относятся к нему неприязненно, как к  простому  смертному,
не наделенному магическим даром, и терпят присутствие Авдея  в  кабинете
лишь потому, что он - супруг ведьмы...
   "А  вот  я  вас  в  макулатуру",  -  мстительно   погрозился   Авдей,
разглядывая   полустершиеся   латинские   надписи   на   покоробившихся,
потрескавшихся кожаных корешках...  Глупости,  конечно.  Никуда  он  эти
книги не денет, и не  потому,  что  жена  вернется  и  возмутится  таким
поворотом событий. Все, что связано с Викой, для него  драгоценно,  будь
это хоть жутковатые книги или связки сушеных трав и лягушачьих  лапок  в
кладовой. Тесть не прав. Любовь к Вике  никуда  не  ушла,  просто  стала
привычной и, может, потому незаметной.  Повседневной.  Любовь  перестала
быть событием чрезвычайной важности...
   И, может, даже хорошо, что Вика  вот  так  исчезла.  Когда  привычное
течение событий нарушается, ты начинаешь относиться к ним по-другому, их
ценить.  Например,  даже  ценить  то,  как  жена  не  умела  готовить  и
крахмалить простыни. Не умела, но упрямо старалась  научиться.  Хотя  на
кой черт эти простыни именно нужно  крахмалить,  Авдей  до  сих  пор  не
понимал...
   Он  вздохнул.  Опьянение  проходило,  а  с  ним  исчезала   и   вялая
безучастная сонливость. Авдей понял,  что  уже  не  сможет  заснуть,  он
вообще практически не спал  нормально  с  тех  пор,  как  улетела  Вика.
Оставалось одно - включить  компьютер  и  коротать  ночь  в  работе  над
повестью или... поговорить с Фрейлиной Кодзайсё.
   Чат, посвященный японской экзотике, кажется, пустовал. Но едва  Авдей
отправил свою обычную фразу-приветствие "Господин Сочинитель желает всем
удачи!",   как   Фрейлина   Кодзайсё   отозвалась,   будто   только    и
ждала-дежурила, ожидая его появления в Сети.
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Мои искренние  приветствия  Господину  Сочинителю.
Вам просто не спится, или Вы решили поговорить со мной о важном деле?
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Вы правы  в  обоих  случаях,  сударыня.  Я  хочу
вернуться к прерванному разговору. Вы действительно знаете мою жену?
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Да.
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Как давно вы ее знаете?
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Чуть более недели.
   "Чуть более недели назад  Вика  и  стала  драконом!  Не  понимаю,  не
понимаю, откуда эта Фрейлина может ее знать!"
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Вы знаете, КТО Вика?
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Мне немного непонятен Ваш вопрос.  Вы  спрашиваете
меня о том, кем является Ваша супруга?
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Разумеется.
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Я знаю,  что  Вика  -  смертный  человек,  но  мое
знакомство с нею состоялось, когда она пребывала в обличье дракона.
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Тогда кто же Вы?!!
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Я - дракон. Но  также  я  и  смертный  человек.  Я
надеюсь, мое признание не смутило Вас...
   Куда уж там, "смутило"! Повергло в шок, всего-то и делов.
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Так, значит, Вика - не единственный дракон...
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Далеко не единственный! И  поверьте,  пока  она  с
нами, никакая опасность ей не грозит!
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. С вами? А кто вы?
   ФРЕЙЛИНА  КОДЗАЙСЁ.  Простите,  этого  я  пока  не  уполномочена  Вам
сказать.
   Авдей зачертыхался. Драконы! В Москве - драконы! Может, уже  в  метро
ездят, гнезда вьют на Останкинской  башне,  устраивают  по  воскресеньям
барбекю на рынке "Динамо"...  Абсурд.  Только...  что  тогда  сказать  о
собственной жене?
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Вы ведьма, как и Вика?
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. О нет! Среди нас, драконов, Вика  -  единственная,
кто обладает колдовской Силой. Мы ее почитаем и бережем...
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Я хочу, чтобы она вернулась домой, а вы  держите
ее в плену!
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. О нет, Вы  все  поняли  превратно!  Вика  не  наша
пленница. Она пленница собственной памяти.
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Как это понять?
   ФРЕЙЛИНА  КОДЗАЙСЁ.  Она  не  помнит,  как  была  человеком.   Всякий
человек-дракон имеет в себе два сознания  и  может  ими  манипулировать,
когда превращается. А Викой завладело сознание дракона, которое, видимо,
до поры до времени дремало в ней. Но когда  превращение  произошло,  она
забыла, как превратиться обратно в человека. Мы не в  силах  вернуть  ей
память, но мы оберегаем ее.
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. Устройте мою встречу  с  ней!  Она  должна  меня
вспомнить! Я же ее муж!
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Я предложу это своим товарищам. Уверена, все будет
хорошо. Не отчаивайтесь!
   ГОСПОДИН СОЧИНИТЕЛЬ. А Вы часто  с  ней...  видитесь?  Как  она  себя
чувствует? Наверное, исхудала... Чем она питается?!
   ФРЕЙЛИНА КОДЗАЙСЁ. Надеюсь, Вы не верите басням о  том,  что  драконы
питаются девственницами? У нас вполне приличный рацион. Я люблю  яблоки,
а Вика предпочитает бананы. Она за неделю съела их две фуры.  Не  думаю,
что она голодает... Но простите, я более  не  могу  разговаривать,  меня
отзывают! Поверьте, все будет хорошо, и мы скоро встретимся!
   Авдей вышел из  чата  совершенно  ошалевший  от  сотни  вопросов.  Но
доминировал один: с кем он должен вскоре встретиться?
   Вика, Вика... Даже тут она не может без бананов. Но это  слава  богу,
потому как  было  бы  ужасно,  если  б  жена,  как  кровожадный  монстр,
набрасывалась на людей...
   "Я хочу ее видеть. Господи, как я хочу ее видеть! Просто хочу..."
 
   Жена улетела в сиреневый край
   Серебряной птицей.
   Остался дневник ее - просто тетрадь
   С последней страницей,
   Где вычеркнут день нашей встречи, и где
   Есть странная запись:
   "К прозрачному небу и вольной воде
   Я чувствую зависть".
   Я видел, как все изменяется в ней,
   И видя, не ведал,
   Что та, кто мне целого мира родней,
   Захочет победы.
   Победы, дарованной крыльями той,
   Кто крыльями правил...
   И мчится полночной она пустотой
   К игрушечной славе...
   Но я, растворяя окно, на карниз
   Насыпал пшеницы.
   Я жду тебя, милая.
   Хватит, вернись.
   Пора возвратиться.
 
   Авдей заснул под  утро,  неудобно  скрючившись  в  кресле  и  позабыв
отключить компьютер. Скрин-сейвер гонял по экрану золотых  длиннохвостых
рыбок,  монотонно   кружащихся   в   заученном   танце   среди   зеленых
водорослей... Авдею снились  драконы.  Ярко-алые,  изумрудно-золотистые,
переливчатые, будто хамелеоны, красавцы с кожистыми  крыльями  и  узкими
огненными глазами. Драконами управляла Вика - она приснилась  хоть  и  в
человеческом обличье, но тоже с  крыльями,  растущими  прямо  поверх  ее
вечернего сиреневого платья. Под руководством Вики драконы неумело, но с
энтузиазмом  занимались  приготовлением  бананового   повидла,   которое
грузилось  в  огромные  бочки  с  оттиснутыми  надписями  "Для   личного
пользования" и "TOP SECRET"... Авдей увлекся сном и,  разумеется,  вовсе
не слышал, как к компьютеру  в  рассветной  мгле  кабинета  проскользнул
Баронет. Тесть поводил  мышкой,  змеиным  глазом  вперился  в  переписку
Господина Сочинителя и Фрейлины Кодзайсё и тихо присвистнул. Поглядел на
спящего зятя и покачал головой.
   - Зацепило тебя, - прошептал он. - Вот тебе и приключение, поэт...
   По каким-то своим соображениям тесть вставил в  дисковод  дискетку  и
скопировал всю переписку. Сунул  дискетку  в  карман  своего  роскошного
халата с норковой подкладкой и бесшумно  вышел  из  кабинета.  Начинался
новый день. А к этому нужно как следует подготовиться...
 
*** 
 
   Горе! Из-за шкафа платяного медленно выходит злая крыса.
   Н. Гумилев
 
   "К  этому  нужно  как  следует  подготовиться",  -  резонно  помыслил
полковник Кирпичный и еще раз внимательно  пересчитал  ящики  с  водкой.
Сверился с оставшимися в сейфе заначенными финансами - так  и  есть,  по
всему выходит, что одного ящика не хватает.
   - Зажилили, гады!  -  принялся  сволочить  неизвестно  каких  "гадов"
Кирпичный, забыв, видно, что пропавший ящик был распит самим полковником
в  обществе  ответственного  за  противопожарную  безопасность  капитана
Ракетского  и   завотделом   по   культурно-просветительной   работе   с
заключенными майора Ржевского. Пили по серьезному, можно  даже  сказать,
драматическому поводу - правили тризну по  пятерым  усопшим  ребятам  из
охраны. Тризна состоялась не далее чем  вчера  вечером,  едва  полковник
констатировал смерть  укушенных  крысами  парней  и  разослал  печальные
депеши их родственникам. На эти оргвопросы ему пришлось  угробить  почти
целый день, да еще испортила настроение эта старуха японская, когда  шла
со своими просветленными со своего молебна, блин. Глянула этак  особенно
на полковника и сказала таким голосом, каким может заговорить  оголенный
кабель высокого напряжения:
   - Вы берегите себя, гражданин начальник.  Крыс  наверняка  еще  будет
много, и поймать их нелегко...
   И пошла-поплыла, покачивая костлявыми бедрами, будто не он, полковник
Кирпичный, а она - гейша чокнутая -  и  есть  главное  начальство  в  их
образцово-показательной колонии!...
   Вот после этого полковник и напился в компании  Гарика  Ракетского  и
Семена Ржевского. А надобно сказать, ящик водки таковым людям на  вечер,
что слону дробина.
   Слабоват только на голову стал несгибаемый полковник Кирпичный  после
таких-то попоек. Посему опохмеляться любил с чувством и обстоятельно.  И
одним из  этапов  серьезной,  вдумчивой  опохмелки  как  раз  и  являлся
переучет вверенного заботам полковника спиртного.
   Была  в  сегодняшнем  утреннем  переучете  и  еще  одна   надобность.
Какие-никакие, а  поминки  по  пятерым  ушедшим  в  мир  иной  товарищам
справить персоналу надо. Неизвестно ведь, привезут ли  с  собой  выпивку
безутешные родственники...
   - Не хватит, -  печалясь,  трезвел  полковник  Кирпичный  и  тыкал  в
замусоленные кнопки китайского калькулятора. - Как есть не  хватит.  Эх,
пацаны, пацаны, что ж вы так в одночасье-то сковырнулись!
   С этими грустными мыслями и вышел  полковник  Кирпичный  из  тесного,
слабоосвещенного складского помещения  навстречу  новому  дню.  День  не
обещал быть солнечным,  а  только  вежливо  на  это  намекал.  Полковник
двинулся к баракам, щурясь от неяркого осеннего солнышка, и с прищура-то
своего и не заметил сперва, кто это ему браво так крикнул:
   - Здравия желаю, товарищ полковник!
   Полковник машинально отмахнул рукой честь, но  тут  солнце  перестало
ослеплять его глаза, и он  сумел  разглядеть  приветствовавшего.  А  как
разглядел, так понял, что, видно, и по его грешную душу  пришла  матушка
белая горячка. Потому что здравия полковнику пожелал не  кто  иной,  как
молоденький лейтенантик  Прошкин,  скончавшийся  в  результате  укушения
крысой и  сепсиса,  вчера  лично  полковником  и  врачом  Ией  Карловной
освидетельствованный как труп!!!
   - Чур меня! -  громким  шепотом  сказал  полковник,  перекрестился  и
выматерился. Однако вопреки всем произведенным манипуляциям бывший вчера
мертвым Прошкин никуда не пропал, а стоял, как-то застенчиво и в  то  же
время нагло глядя на начальника.
   - Ты кто?!  -  прохрипел  полковник  Кирпичный  и  на  всякий  случай
попятился. "Солдат молоденький, в пилотке новенькой, у  гимнастерки  тот
же цвет..." - неизвестно почему пропел эту  строчку  в  воспламенившемся
мозгу полковника тоненький девичий голосок. "Отставить  панику!"  -  сам
себе приказал полковник и  заставил  взгляд  сфокусироваться  на  бывшем
покойнике.
   - Да вы что, товарищ полковник? - чуть  обиженно  удивился  вчерашний
покойник. - Это же я, младший лейтенант Прошкин! Прибыл две недели назад
для несения охранной службы на объекте!
   Говорил младший лейтенант очень убедительно, и ничего мертвого в нем,
хоть тресни, не наблюдалось. Был Прошкин круглолицым, щекастым парнишкой
с густыми рыжими ресницами и россыпью веснушек на курносом носу. Словом,
выглядел живее всех живых и даже  живее  самого  полковника  Кирпичного.
Только была в парнишке одна странность, которую Кирпичный  по  неразумию
своему вовсе не заметил. Зрачки глаз Прошкина были  ненормально-черными,
и в глубине их горел какой-то мертвый огонь. Потому  и  щурился  младший
лейтенант,  не  смотрел  на  выморочное  осеннее  солнце,  и   неприятно
подергивались его опушенные рыжими ресницами веки...
   - Прошкин, говоришь, - протянул  полковник  и  втянул  носом  воздух.
Показалось ему, что палая листва вокруг пахнет  мертвечиной.  -  Как  же
так, младший лейтенант Прошкин? Тебя ведь намедни крыса укусила...
   - Так точно, товарищ полковник! -  излишне  жизнерадостно  подтвердил
сей печальный факт укушенный.
   - И вроде ты, как бы это сказать, разболелся да и помер вчера. Совсем
помер...
   - Так точ... То есть не так все было,  товарищ  полковник!  -  Из-под
ресниц метнулся хитрый, нечеловеческий какой-то взгляд. - Я просто как в
сон провалился. В  этот...  ле-тар-ги-чес-кий,  вот!  Лежу,  слышу,  как
товарищ доктор с вами про смерть  говорит,  как  плачет,  а  сам  ничего
сказать не могу. Никаким членом не могу  пошевельнуть.  Даже  дышать  не
получалось, верите?
   - Ну-ну...
   - Полежал я вот так, весь изнутри холодный, не знаю, сколько времени.
А потом как будто тепло по мне разлилось! И сила  откуда-то  взялась.  Я
встал да  и  пошел  из  больнички-то,  думаю,  дело  идет  к  утру,  вот
полковник-то обрадуется, как узнает, что все мы живы!
   - Все вы? - быстро переспросил Кирпичный. - Все пятеро?!
   - Так точно! Сержант Полоскун, сержант  Лохеидзе,  младший  лейтенант
Очко, лейтенант Кващенко... И я!
   - Так, понятно, - сказал полковник, хотя ему все  равно  было  ничего
непонятно. - И где они?
   - На боевом посту! - отчеканил Прошкин, крепко зажмурившись.  Ох,  не
зря он жму