дрствовал даже тогда, когда он спал, и всегда прислушивался к  его
пожеланиям. Он осторожно развернул сложенный вчетверо листок и прочел:

   Холидей! Если хочешь узнать  о  захватнической  магии,  которая  угрожает
Заземелью настолько, что это нестерпимо даже для меня,  приходи  встретиться
со мной через две ночи, накануне новолуния. Приходи к Сердцу один. Я  сделаю
то же. Обещаю тебе безопасность и свободный проход.
   Страбон.

   Бен изумленно смотрел на записку. Мысль его лихорадочно работала.  Дракон
Страбон умеет писать? Как сюда попала эта записка? Дракон ведь  не  смог  бы
пролезть в это окно, правда?
   Он остановился и заставил себя рассуждать логически. Дракон и  не  станет
писать эту записку.  Или  ее  доставлять.  Он  просто  заставит  кого-нибудь
сделать и то, и другое. Каким-то образом. Если это письмо  действительно  от
него. Если это не какая-то уловка.  Что  весьма  вероятно.  Страбон  никогда
раньше ему не писал и вообще к нему не обращался. Страбон, последний  дракон
Заземелья, меланхоличный отшельник и скупердяй, живший далеко на востоке,  в
котловане Огненных Ключей, вообще  не  любил  Бена  Холидея  и  неоднократно
демонстрировал, насколько рад был бы больше никогда не встречаться с королем
Заземелья.
   Так к чему же это письмо?
   Бен еще дважды перечитал его,  стараясь  представить  себе,  как  говорит
дракон. Это было нетрудно. Письмо звучало  похоже.  Но  сам  факт  появления
этого послания удивлял. Если дракон  действительно  добивается  встречи,  то
угроза, о которой он предупреждает, должна быть очень серьезной,  Бен  отмел
вероятность нападения на него лично. Страбон не заинтересован в  том,  чтобы
причинить ему вред, а если бы был заинтересован, то не  стал  бы  выманивать
его с помощью записки: он просто взлетел бы и отыскал  его.  Просьба,  чтобы
Бен пришел в одиночку, вполне  согласуется  с  характером  дракона.  Страбон
вообще не любит людей и пожелал бы, чтобы любая встреча  осталась  тайной  и
частной. И он не лишен собственной странноватой порядочности, так  что  если
обещает безопасность, то непременно сдержит свое слово.
   И тем не менее все это Бена тревожило.
   Приходи один? Приходи в полночь?
   Он еще  раз  прочитал  записку  и  не  узнал  ничего  нового.  Он  сидел,
прислонясь спиной к массивной чугунной спинке кровати и высоким подушкам,  и
обдумывал новую проблему. Он знал, что скажут Тьюс и Абернети. Он знал,  что
диктует разум. Но было в письме что-то настоятельное, что-то, не позволявшее
ему просто забыть о нем и вернуться к обычным делам. И  это  заставляло  его
еще и еще раз возвращаться к мысли, что было бы неразумно  пренебречь  таким
предостережением.  Шестое  чувство  подсказывало,  что   тут   есть   что-то
действительно важное, что-то, чего надо опасаться. Страбон ничего не  делает
без  причины,  и  если  он  считает,  что  Заземелью  действительно   грозит
опасность, то скорее всего он не  ошибается.  Если  он  полагает,  что  Вену
следует об этом знать, значит, и правда следует.
   Так что же ему предпринять?
   В конце концов он уснул.
   Он думал о письме и весь следующий день, мысленно возвращаясь  к  нему  в
перерывах между совещаниями, за едой, и во время чтения бумаг, и даже  когда
перед ужином бегал  вокруг  замка,  и  сейчас  не  отказавшись  от  привычки
сохранять хорошую форму. Сапожок, как всегда, был его бесшумным и  невидимым
защитником.
   Бен лег в постель в ту третью ночь после ухода Ивицы, так ничего для себя
и не решив.
   Но к утру он уже знал, как поступит. Он знал, что должен пойти. Ему  надо
рискнуть: вдруг письмо и предостережение правдивы.  Кроме  того,  убедил  он
себя, риск не так уж и велик. До Сердца всего несколько часов  езды  верхом.
Он возьмет для защиты конный отряд королевских гвардейцев. Никому ничего  не
скажет до той минуты, когда надо будет ехать. Таким образом, Тьюс,  Абернети
и кобольды ничего не будут знать. Оставит отряд на безопасном расстоянии  от
Сердца, один пройдет посмотреть, в чем дело, встретится со  Страбоном,  если
дракон действительно окажется там,  и  успеет  вернуться  до  рассвета.  Все
достаточно просто - и так он сможет удовлетворить  свою  потребность  что-то
делать, а не просто стоять как истукан, терзаемый сомнениями.
   И был еще один, решающий, фактор, хотя Бен  и  не  позволял  себе  о  нем
думать. В какой бы опасности он ни оказался,  его  всегда  защищал  Паладин.
Королевский защитник был самым сильным существом в Заземелье  и  существовал
только для того, чтобы оберегать короля. Его  можно  было  вызвать  в  любую
секунду: для этого Бену  достаточно  было  только  сжать  в  руке  медальон,
который всегда висел у него на шее. На  этом  медальоне  было  выгравировано
изображение рыцаря, выезжающего на рассвете  из  замка  Чистейшего  Серебра.
Стоит только сжать медальон, призвать Паладина, и рыцарь царства призраков и
теней явится мгновенно.
   Проблема с Паладином  заключалась,  конечно,  в  том,  что  закованный  в
доспехи защитник короля на самом деле был самим королем. Или, точнее говоря,
другой стороной любого, кто в данный момент был  королем.  В  данном  случае
Паладин был в действительности другой стороной Бена - темной, разрушительной
стороной, рожденной в каких-то глубинах его души, о которых  ему  вообще  не
хотелось бы знать. Но они существовали, и Паладин все время  стоял  на  краю
его сознания и ждал. С той самой минуты, как Бен узнал правду о Паладине, он
пытался примириться с тем, что это значит. Паладин был смертоносной машиной,
служившей королям Заземелья с самого начала: его создали  эльфы  для  защиты
правителя, поставленного ими для охраны входа в мир эльфов. Паладин сражался
во всех битвах, выпадавших на долю многочисленных и разнообразных правителей
Заземелья, отстаивая множество вещей, останавливая всех врагов. Ему снова  и
снова бросали вызов, но он никогда не проигрывал. Он  умирал  только  тогда,
когда умирал король, и вновь возрождался с коронованием нового правителя. Он
был бесконечным, вечным существом, которое предназначалось только для  того,
чтобы сражаться, а сражалось только для того, чтобы убивать.
   И он был частью Бена Холидея - неотъемлемой частью  его  личности,  и  не
просто в силу занимаемой им должности и принятой им на себя ответственности,
но потому, что в каждом человеке существуют задатки холодного,  расчетливого
убийцы. Бен очень быстро понял, что Паладин входил в него, соединялся с  ним
воедино не только благодаря магии эльфов, но и  из-за  этой  темной  стороны
человеческого  сознания.  Он  был  Паладином  отчасти  потому,  что  Паладин
действительно был другой стороной Бена - той стороной, которую он  тщательно
держал взаперти, пока не стал королем Заземелья.
   Итак,  он  мог  полагаться  на  помощь  Паладина,   если   в   том   была
необходимость, хотя ему очень не хотелось бы призывать  рыцаря  без  крайней
нужды. Он постоянно повторял себе, что будет прибегать к его помощи только в
самом крайнем случае - если понадобится, он может это сделать. Но он  больше
не обманывал себя, будто никогда не призовет Паладина.
   Он провел весь четвертый день очень размеренно, почти  все  время  ощущая
некую отстраненность от всего, что делает, словно наблюдая со  стороны,  как
Бен Холидей выполняет королевские обязанности.  Из-за  тщательно  скрываемых
планов на наступающую ночь он чувствовал себя настолько  странно,  что  даже
удивлялся, как это никто ничего  не  замечает.  Казалось,  советник  Тьюс  и
Абернети не видят в нем ничего необычного, коли не спрашивают, в чем дело. И
никто его об этом не спросил. Он выполнил все запланированные на  этот  день
дела, поужинал, ушел в спальню и стал ждать.
   Когда почти стемнело и сумерки начали стремительно сползать  к  ночи,  он
спустился  в  конюшню,  приказал  оседлать  своего  любимого  гнедого   коня
Криминала, вызвал отряд из шести человек и выехал из замка. Он  уехал  тихо,
никому ничего не объясняя, и никто не заметил его отъезда. Патрульные отряды
все время сновали вокруг Чистейшего Серебра, то приезжая, то уезжая, так что
еще один не вызвал особого любопытства. Сейчас  скорее  всего  даже  Сапожок
отдыхал в ожидании утренней пробежки с Беном. Стояла  обычная  летняя  ночь,
ленивая и теплая, дышавшая уверенностью в том, что мир в полном  порядке,  а
сон от тебя совсем близко - в  одном  зевке  и  глубоком  вздохе.  Пока  они
поднимались на заросшие лесом  склоны  холмов  к  западу,  замок  Чистейшего
Серебра казался в размытой темноте полированным звездным светом, отражением,
задержавшимся за их спинами, а потом скрывшимся за деревьями.
   Ехали они быстро: Бен торопил коня,  желая  добраться  до  Сердца  раньше
полуночи, ориентируясь по звездам  и  собственному  ощущению  хода  времени.
Приехав в Заземелье, он научился жить без  часов  и  теперь  мог  определять
время старинными методами: глядя на небо, по длине  и  положению  теней,  по
аромату воздуха и росе, падающей на травы.  В  этом  мире  все  его  чувства
обострились - возможно, потому, что он был  вынужден  больше  полагаться  на
них. На Бене были сапоги, черная одежда и черная кольчуга, созданная  Тьюсом
из магии и металла, очень легкая, но прочная. С ним был  бесценный  медальон
королей Заземелья и  длинный  нож.  К  спине  у  него  был  привязан  палаш,
поскольку предполагалось, что король  в  ночные  разведки  и  патрулирование
всегда выезжает вооруженным. Руки его были защищены перчатками для  верховой
езды, а нижнюю часть лица закрывал от пыли темный шарф.
   Ветра пока не было, и воздух оставался  совершенно  неподвижным,  ночь  -
густой и душной. Когда конь замедлял шаг,  вокруг  головы  начинали  жужжать
насекомые, так что Бен все время старался держать быструю  рысь  или  галоп,
если дорога была достаточно  ровной.  Новолуние  лишило  землю  почти  всего
ночного света: в Заземелье новолунием называли  время,  когда  некоторые  из
восьми лун прятались за горизонтом, а остальные входили в темную  фазу  (Бен
пока так толком и не разобрался, как это  бывает,  и  знал  только  когда  -
примерно раз в два месяца). Единственный  свет  давали  звезды,  сиявшие  по
всему безоблачному небу: лабиринт ярчайших точек,  которые,  казалось,  были
помещены там для того лишь, чтобы пробуждать мечтания во всех,  кто  смотрел
на звезды. Бен тоже смотрел на небо, когда листва редела, но этой ночью  его
мысли были заняты главным образом той встречей, которая впереди.
   Время шло быстро, так что всадники приблизились к Сердцу примерно за  час
до полуночи. Бен остановил отряд на достаточном расстоянии от места встречи,
велел стражникам спешиться и дожидаться его здесь. Потом он ехал один,  пока
не оказался в нескольких ярдах от места назначения. Там он слез с Криминала,
оставил его пастись свободно, сам же отправился дальше пешком.
   Он шел через темный и  казавшийся  пустым  лес,  хотя  он  прислушивался,
стараясь уловить знакомые звуки: в накрывшей все тишине не  было  слышно  ни
шороха. Лесные запахи были острыми и пьянящими, так что мысли  его  невольно
обратились к другим местам и моментам, к событиям, которые когда-то казались
чрезвычайно важными, а сейчас превратились лишь в воспоминания об  эпизодах,
из которых построилась  его  жизнь.  Он  шел  легко,  не  заботясь  о  своей
безопасности: как это ни странно, он не ощущал никакой тревоги. Может,  дело
было в чувстве умиротворенности, которое внушила ему летняя ночь.  Может,  в
присутствии  медальона,  служившего  постоянным  напоминанием  о  той  силе,
которую он получил, став  королем.  А  может,  просто  в  том,  что  никакая
опасность ему не грозила. Как бы то ни было, он шел к Сердцу  так  спокойно,
словно это была всего лишь вечерняя прогулка по его собственному саду, после
которой следуют сон и пробуждение к новому дню.
   Он добрался до Сердца незадолго до полуночи. Выйдя из-за деревьев, он  на
минуту задержался у первого ряда белых бархатных подушек, глядя  на  светлый
дубовый помост  с  его  отполированными  серебряными  столбами  и  бессильно
обвисшими штандартами. Лужайка была безмолвной и казалась  пустой.  Не  было
заметно никакого движения, тишину не нарушал даже шорох ветра.  Воспоминания
о том, что здесь происходило, при шли и вновь  отступили.  Бен  еще  секунду
осматривался, а потом направился к  помосту  по  проходу  между  скамьями  и
подушками для коленопреклонений.
   Чуть заметный вздох ветерка коснулся его щеки и улетел.
   "Осторожнее".
   Он почти дошел до помоста, когда справа от него материализовалась  темная
фигура, возникшая, казалось, из-под земли. Он остановился, и по спине у него
пробежал холодок, а сердце екнуло. Темная  фигура  была  облачена  в  черные
одежды и накрыта тенью.
   - Королек! - приветствовал его знакомый голос.
   Ночная Мгла!
   Бен застыл на  месте,  впервые  насторожившись.  Почему  здесь  оказалась
Ночная Мгла? Ведьма из Бездонной Пропасти не  числилась  среди  его  друзей.
Если она здесь, значит, есть основания считать,  что  эта  встреча  все-таки
ловушка.
   Она сделала несколько шагов к Бену, высокая и  властная.  Теперь  на  нее
упал свет, и можно было  разглядеть  худое  лицо  с  холодными  безупречными
чертами, иссиня-черные волосы с белой прядью, узкие  плечи,  длинные  тонкие
руки...
   - Зачем ты меня звал? - прошипела она холодно и злобно. - Что это еще  за
волшебство, которое угрожает моему дому?
   Бен безмолвно воззрился на нее. Звал ее?! О чем это она?  Он  сам  пришел
сюда, потому что его позвал Страбон! Какую игру она ведет?
   - Я не... - начал он.
   - Ты, невыноси... - заговорила она. И тут на обоих  упала  тень,  и  небо
заполнилось огромным туловищем Страбона. Дракон осторожно устроился на  краю
помоста, сложив крылья и скрутив свое змеиное тело. От его чешуйчатого тела,
угольно-черного и опаленного  огнем,  поднимался  пар,  его  вонь  наполнила
воздух, так что даже Ночная Мгла  с  отвращением  отпрянула  назад.  Страбон
поворачивал свою ужасную рогатую голову от Бена к Ночной Мгле и обратно.
   - Что такое? -  проворчал  он  низким  неприятным  голосом,  напоминавшим
скрежет камней  по  плотной  земле.  Его  громадная  неумолимая  туша  четко
вырисовывалась на фоне леса. - Почему здесь  Холидей,  ведьма?  -  угрожающе
вопросил он. - Какое отношение он имеет к твоему письму?
   - К моему письму? - недоуменно проскрипела Ночная Мгла.  -  Я  не  писала
тебе! Я сама пришла в ответ на послание королька!
   - Глупая старуха, - промурлыкал дракон, словно кот в ожидании ужина. - Не
трать мое время на идиотские препирательства. Записка была от  тебя  -  твои
слова ни с какими  другими  не  спутаешь.  Если  ты  хочешь  предложить  мне
какое-то сокровище, так предлагай, и дело с концом!
   Лицо у Ночной Мглы побледнело от ярости.
   - Сокровище?!
   Тут Бен понял, что  происходит,  ясно  увидел,  что  с  ними  сделали,  и
инстинктивно ощутил, что бежать уже поздно.  Каждому  были  посланы  записки
якобы от одного из остальных,  но  на  самом  деле  от  кого-то  еще,  чтобы
заманить их сюда. Приманка и  ловушка.  Зачем?  Он  резко  двинулся  вперед,
неожиданно заметив кого-то, появившегося всего на секунду,  чтобы  поставить
что-то на землю, - высокую неуклюжую фигуру, немного  знакомую.  Неизвестный
быстро отступил от Шкатулки, стоящей на краю помоста. Из нее  подымался  дым
или туман. Шкатулка была незнакомой, но человека этого он знал...
   "Хоррис Кью!"
   Что же все-таки происходит?
   - Стой! - сумел выкрикнуть он, указывая на фигуру-марионетку.  Чешуйчатая
голова Страбона резко повернулась в ту сторону, и  из  его  пасти  вместе  с
угрожающим шипением вырвалось пламя. Руки  Ночной  Мглы  опасно  взметнулись
вверх, и из кончиков ее  пальцев  вылетел  волшебный  злобно-зеленый  огонь.
Воздух затрещал. Рука Бена рефлекторно рванулась к медальону, и  он  призвал
на помощь Паладина.
   Но было уже слишком поздно. Вдруг  вспыхнул  свет,  окружив  их  со  всех
сторон, - его источник явно был подготовлен заранее.  Ловушка,  рассчитанная
на них троих, захлопнулась. Их потащило друг к  другу  и  к  Шкатулке,  всех
вместе: короля, ведьму и дракона, - и  не  осталось  ни  секунды,  чтобы  им
попытаться действовать. Свет поймал их и пронес над  бархатными  скамьями  и
подушками, завязал магическим узлом, жестокую силу которого  разорвать  было
невозможно. Сумрак и туман сомкнулись  вокруг,  поднимаясь  и  принимая  их,
словно они были долгожданным жертвоприношением. Они резко  начали  падать  в
бездонную невидимую дыру. Под ними разверзлась пропасть, все увеличиваясь по
мере их приближения (а может, это они уменьшались в  размере?),  -  огромное
пустое жерло, неумолимо засосавшее их.
   Но были нечто еще. Все  они  испытали  странное  чувство  потери,  словно
какая-то важная часть того, что составляло их личность,  сдиралась  слой  за
слоем. И внутри  каждого  возник  демон,  безымянный  бесформенный  пугающий
зверь, которого они  держали  взаперти  и  который  внезапно  и  необъяснимо
вырвался на свободу. И все трое завыли от ярости и отчаяния.
   В последнюю секунду Бен с горечью подумал:
   "Откуда у Хорриса Кью такая сила?" А потом он устремился  вниз  вместе  с
драконом и ведьмой,  потеряв  голос  и  силы,  и  исчез  в  недрах  Шкатулки
Хитросплетений.

***

   Когда они исчезли, Бурьян поднялся из сумрака на краю поляны за  помостом
и холодно прошипел Хоррису Кью:
   - Подними Шкатулку.
   Хорриса так трясло, что он не мог заставить себя  даже  пошевелиться.  Он
стоял, крепко стиснув руки, и  его  башмаки  сорок  шестого  размера  словно
приросли к земле. Он был потрясен увиденным: Холидей, Ночная Мгла и  Страбон
были подхвачены волшебством, словно соломинки, и брошены  в  темные  глубины
Шкатулки Хитросплетений. Какая мощь! Да, Бурьян очень  тщательно  подготовил
почву для ее проявления, чтобы можно было забросить сети магии и  произнести
заклинания, которые будут дожидаться всех троих. Вернее, он заставил Хорриса
сделать все это, так как Бурьян  по-прежнему  не  мог  действовать  сам.  Но
Хоррис все равно смог  увидеть  всю  мощь  этого  существа,  и  его  психика
испытала острые уколы и судороги, и тем не менее он не представлял себе, как
все эти небольшие акты колдовства соединяются  в  столь  удивительно  мощное
волшебство.
   Рядом настоятельно зашипел Бурьян.
   - Шкатулку, Хоррис! - прошептал ему  на  ухо  Больши,  усевшийся  на  его
плече, и шепот птицы прозвучал отчаянной мольбой.
   Хоррис вышел из оцепенения и поспешно заковылял к помосту.  Он  уставился
на узорчатую влажную поверхность Шкатулки Хитросплетений. Но  смотреть  было
не на что. Шкатулка опять была закрыта.
   Хоррис подался назад, потея и тяжело дыша. Он медленно выпустил из легких
воздух. Все сработало именно так, как обещал  Бурьян.  Тот  сказал  им,  что
записки привлекут всех троих  -  их  самых  главных  возможных  противников,
единственных в Заземелье, от кого могла исходить реальная  угроза.  Чудовище
сказало, что письма заколдованы, так что получатели не смогут устоять,  даже
если разум и осмотрительность  будут  предупреждать  их  об  опасности.  Оно
сказало, что заклинания, волшебство и магические знаки власти, которыми  они
наполнили Сердце, так быстро заманят ничего не подозревающую троицу, что  им
не вырваться. И, наконец, им было сказано, что Шкатулка Хитросплетений - это
тюрьма, из которой не выбраться.
   Но Хоррис все равно не смог не спросить:
   - А что, если они выберутся? Бурьян рассмеялся, и этот звук был полностью
лишен веселья.
   - Им никогда не выбраться. Они даже не поймут, что им надо этого  хотеть.
Я об этом позаботился. Сейчас они  уже  лишенные  надежды  пленники.  Им  не
известно, кто они. Им не известно, где они. Они затерялись в туманах.
   Больши взъерошил перья.
   - Так им и надо, - презрительно гаркнул он.
   - Подними Шкатулку, - настойчивее приказал Бурьян.
   На этот раз Хоррис мгновенно повиновался. Он  послушно  подхва