начит, это не так уж важно...
   Он вышел из  зала,  продолжая  что-то  бормотать,  этакий  Дон  Кихот  из
Заземелья, желающий  сражаться  с  великанами,  но  имеющий  дело  только  с
ветряками. Бен долго и печально смотрел ему вслед.

***

   Не  думать  об  исчезнувшем  Абернети  и  о  пропавшем   медальоне   было
невозможно, однако до возвращения волшебника этому  горю  все  равно  нельзя
было помочь. Поэтому, после того как Ивица ушла  в  сад  собирать  цветы,  а
кобольды вернулись к своей  службе  в  замке,  Бен  заставил  себя  заняться
разбором очередной жалобы кыш-гномов. Но, как ни странно,  самих  гномов  их
дело уже не так интересовало, как прежде.
   - Так что  вы  там  рассказывали  про  троллей?  -  спросил  Бен,  устало
опустившись в кресло.
   - Какая славная бутылочка,  Ваше  Величество,  -  вместо  ответа  заметил
Щелчок.
   - Милая вещица, - заявил Пьянчужка.
   - Забудьте об  этой  бутылке!  -  приказал  король,  который  только  что
сообразил, что она все еще здесь, лежит на полу,  куда  он  сам  положил  ее
недавно. - Я тоже хотел бы о ней забыть, - добавил он раздраженно.
   - Но мы никогда не видели ничего подобного, - жалобно сказал Щелчок.
   - Да, никогда, - подтвердил Пьянчужка.
   - Можно потрогать? - Пьянчужка умоляюще поглядел на короля.
   Бен бросил на них гневный взгляд:
   - Вы же, кажется, пришли сюда, чтобы поговорить о  троллях?  Вы  кричали,
перебивая друг друга, настолько это дело казалось для вас важным!  А  теперь
вы что, забыли о нем?
   Щелчок посмотрел на Пьянчужку:
   - О нет, Ваше Величество,  вовсе  не  забыли.  Тролли  поступили  с  нами
совершенно возмутительно.
   - Так давайте обсудим это дело.
   - Но троллей сейчас нет, и их  найти  совсем  нелегко,  а  эта  бутылочка
сейчас здесь, так нельзя ли ее потрогать. Ваше Величество? Мы бы  только  на
минуточку...
   -  Нельзя  ли  потрогать.  Ваше  Величество?  -  словно  эхо,   отозвался
Пьянчужка.
   Бену захотелось схватить злополучную бутылку и ударить ею  по  голове  им
обоим. Однако  он  просто  поднял  бутылку  и  передал  гномам.  Легче  было
уступить, чем спорить.
   - Только поосторожнее с ней, - предостерег он. Ему  казалось,  что  особо
беспокоиться нечего. Бутылка из толстого и прочного стекла, и  повредить  ее
было, видимо, не так легко. А может быть даже, это было и вовсе не стекло, а
какой-то более прочный материал, чуть ли  не  металл,  Гномы  стали  любовно
разглядывать и  поглаживать  бутылку,  словно  она  была  самым  драгоценным
сокровищем. Каждый из них держал ее в руках, будто ребенка. У Бена эта сцена
вызвала чувство неприязни. Он отвернулся и стал смотреть на  Ивицу,  любовно
собиравшую цветы. Ему захотелось присоединиться к ней.
   - Ну, ребята, - сказал наконец Бен, обращаясь к гномам, - не закончить ли
нам с троллями?
   Щелчок и Пьянчужка непонимающе уставились на него. Король сделал им знак,
чтобы они вернули бутылку, и они неохотно подчинились. Бен снова положил  ее
на пол рядом со своим креслом. Гномы помялись  немного  и  снова  перешли  к
жалобам на троллей, но теперь  уже  без  всякого  вдохновения.  Оба  они  не
сводили глаз с бутылки и наконец не выдержали.
   - Ваше Величество, нельзя ли нам взять эту бутылку? - неожиданно  спросил
Щелчок.
   - Да, да, нельзя ли взять ее? - присоединился к нему Пьянчужка.
   - Для чего она вам? - изумился Бен.
   - Это прекрасная вещица, - заявил Щелчок.
   - Это настоящее сокровище, - поддержал его Пьянчужка.
   - Она так прелестна, - продолжал Щелчок.
   - Да, да, прелестна, - вторил Пьянчужка. Бен закрыл глаза и  потер  веки,
потом снова поглядел на гномов.
   - Знаете, - сказал он, - я был бы и рад отдать эту проклятую бутылку  вам
или кому-то еще. Отдал бы ее, приговаривая: "Забирайте,  и  чтобы  я  о  ней
никогда больше не слышал". Но я не могу так поступить.
   Эта бутылка имеет какое-то отношение к исчезновению Абернети, и я  должен
выяснить, в чем тут дело. Кыш-гномы печально покачали головами, -  Этот  пес
всегда не любил нас, - проворчал Щелчок.
   - Никогда не любил, - поддакнул Пьянчужка.
   - Он ворчал на нас.
   - Он на нас даже рычал.
   - И тем не менее, - решительно ответил Бен.
   - Мы могли бы сохранить эту бутылку для  тебя,  повелитель,  -  предложил
Щелчок.
   - Мы бы о ней хорошенько позаботились, - заверил Пьянчужка.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - стали ныть оба гнома.
   На них жалко было смотреть - ну просто два ребенка в магазине игрушек.
   Бен нахмурился и неожиданно спросил у гномов:
   - А что, если в бутылке заключен какой-нибудь злой дух?  Что,  если  злые
духи едят гномов? - Оба гнома уставились на него в изумлении.  Очевидно,  им
это и в голову не приходило. Бен вздохнул:
   - Я не могу отдать ее вам, вот и все.
   - Но ты же сам говорил, что отдал бы ее кому  угодно,  -  грубо  напомнил
Щелчок.
   - Ты так и сказал, - подтвердил Пьянчужка.
   - А мы были бы ей очень рады.
   - Были бы рады.
   - Так почему бы не отдать ее нам, повелитель?
   - Почему бы не отдать?
   - Ненадолго.
   - Всего на пару дней.
   Бен потерял терпение. Схватив бутылку, он закричал:
   - Лучше бы мне ее никогда не видеть! Ненавижу эту гадость!  Хоть  бы  она
сгинула, а Абернети и мой медальон поскорее вернулись бы обратно!.. Если  бы
да кабы, во рту бы выросли грибы... Однако на деле ничего этого нет, и ни я,
ни тем более вы не можем распоряжаться этой бутылкой. Так давайте забудем  о
ней и вернемся к троллям, пока я не вышел из себя.
   Он снова положил бутылку на пол. Гномы хитро переглянулись.
   - Он ее ненавидит, - прошипел Щелчок.
   - Он хотел бы, чтобы она пропала, - прошептал Пьянчужка.
   - О чем вы там шепчетесь? - спросил Бен.
   - Так, ни о чем особенном. Ваше Величество, - ответил Щелчок.
   - Да, ни о чем особенном. Ваше Величество, - эхом отозвался Пьянчужка.
   И они вновь  вернулись  к  своему  рассказу  о  бесчинствах  троллей,  но
закончили этот рассказ довольно  быстро  и  все  время  не  сводили  глаз  с
бутылки.
   Остаток дня прошел быстрее, чем ожидал Бен. Гномы, наговорившись вдоволь,
ушли в свои комнаты. Гостей обычно приглашали остаться на ночь, и  Щелчок  с
Пьянчужкой неизменно  принимали  приглашения,  так  как  им  нравилось,  как
готовит Сельдерей. Бен ничего не имел против, потому что  так  от  них  было
меньше хлопот. Едва они успели выйти из  садового  зала,  как  король  решил
присоединиться к Ивице. С некоторым опозданием  вспомнил  он  о  злосчастной
бутылке, которую оставил у кресла. Вернувшись, Бен поднял ее и осмотрелся  в
поисках места, куда можно ее спрятать. Остановился на шкафчике с  цветочными
горшочками. Он осторожно засунул бутылку внутрь, чтобы ее нельзя было  сразу
увидеть, и быстро вышел из зала.
   Они с Ивицей погуляли по саду и поговорили о делах на следующий день (Бен
понял, что без Абернети, который вел записи дел по дням,  придется  трудно).
Потом он заглянул на кухню, чтобы посмотреть,  что  там  готовит  Сельдерей.
После этого можно было пробежаться по воздуху.
   Бег оставался единственным видом физических упражнений, которым  Бен  еще
занимался  постоянно.  Прежде  он  был  чемпионом  по   боксу,   "серебряной
перчаткой", но здесь у него не было таких условий для занятий, как в Чикаго.
Поэтому Бен полагался на бег и упражнения на канате, чтобы поддерживать свою
форму.
   Бен переоделся в спортивный костюм,  пересек  озеро  на  челноке-бегунке,
который двигался без всякой энергии, но только силой внушения,  выбрался  на
холмистый берег и начал свою пробежку. Уже близилась осень, дни  становились
короче,  ночи  -  холоднее.  Он  бегал  часа  два,  стараясь  отвлечься   от
неприятностей этого дня. Когда Бен почувствовал себя достаточно уставшим, он
вернулся на остров. Солнце уже почти скрылось за дальними горами.  Глядя  на
величественный замок на острове, Бен  снова  подумал  о  том,  как  все  же,
несмотря ни на  что,  ему  здесь  нравится.  Теперь  Бен  думал,  что  замок
Чистейшего Серебра - именно то, к чему он всегда стремился, хотя раньше и не
знал этого. Он вспомнил, какое тяжелое впечатление  произвел  на  него  этот
некогда пребывавший в запустении  и  упадке  королевский  замок  при  первом
знакомстве. Тогда Бен еще не знал, что замок этот - сродни живому существу и
так же, как сам Бен, способен чувствовать. Недаром он, Бен, ощутил в  первую
ночь тепло, настоящее, а не воображаемое. Эта каменная твердыня  была  такой
же живой, как существа, имеющие плоть и кровь. Она не только давала кров, но
и заботилась о пище и даже  приносила  успокоение.  Это  было  замечательное
создание волшебства, которым Бен не переставал восхищаться.
   Как только король вернулся, Ивица сказала ему,  что  советник  уже  давно
приходил в замок, чтобы сообщить, что Абернети точно нет  в  Заземелье.  Бен
стоически перенес эту новость.
   Ивица помогала Бену мыться. Она касалась  тела  мужа  своими  маленькими,
нежными ручками и все время целовала его. Длинные зеленые  волосы  придавали
ей ореол таинственности.
   - Тебе не следует сердиться на Тьюса, -  сказала  Ивица,  когда  Бен  уже
вытирался полотенцем. - Он ведь старался как лучше. Ему так хотелось  помочь
Абернети.
   - Я знаю, - ответил Бен.
   - Он чувствует себя ответственным за судьбу Абернети, а подобное  чувство
- тяжкое бремя. Ты должен лучше других понимать, что значит  ответственность
за судьбы людей.
   Уже Бог знает сколько раз чувствовал Бен бремя ответственности  за  чужие
судьбы! Он вспомнил жену Энни, без которой он  уже  почти  четыре  года.  Он
вспомнил своего коллегу и доброго друга Беннетта. Нечего и говорить о  людях
Заземелья, о черном единороге, о новых друзьях:  Ивице,  Абернети,  Сапожке,
Сельдерее и, конечно же, советнике Тьюсе.
   - Хотел бы я, чтобы он получше  овладел  искусством  волшебника,  -  тихо
сказал король. Вдруг он умолк и посмотрел сильфиде в глаза. - Ты  знаешь,  я
страшно  испугался,  потеряв  медальон.  Я  не  могу  забыть,  дорогая,  что
случилось в прошлый раз, когда мне только казалось, что  я  потерял  его.  Я
чувствую себя без него таким беспомощным!
   Ивица обняла его.
   - Ты никогда не будешь беспомощным, Бен, - сказала она. - И ты никогда не
будешь одиноким. Он прижал ее к себе:
   - Это правда. Я  не  одинок,  пока  вы  все  со  мной.  Нечего,  пожалуй,
тревожиться. Все как-нибудь уладится, я надеюсь.
   Новостей об Абернети, однако, не было почти до окончания ужина, и  нельзя
сказать, чтобы королевская чета ожидала  именно  этих  новостей.  За  ужином
супруги были почти в одиночестве. Оба гнома не явились - удивительное  дело!
Советника Тьюса также не  было,  а  Сапожок  приходил  ненадолго.  Сельдерей
возился на кухне. Бен и Ивица лишь вдвоем восседали за  огромным  столом.  В
конце ужина в столовую ворвался волшебник с  таким  выражением  смятения  на
лице, что король вскочил со стула.
   - Ваше Величество! - вскричал волшебник. - Где бутылка?
   - Бутылка? В садовом зале, я спрятал ее в шкафчике. А что случилось?
   Тьюс так задыхался, что Бен и Ивица сочли нужным  усадить  его  на  стул.
Ивица предложила ему еще стакан Вина, который он тут же осушил.
   - Я вспомнил, где прежде видел эту бутылку, Ваше Величество!  -  вымолвил
наконец волшебник.
   - Так где же ты ее видел прежде? - спросил заинтригованно король.
   - Здесь, Ваше Величество. Именно здесь.
   - Но когда ты увидел ее сегодня, ты не вспомнил этого сразу?
   - Конечно, нет! Это ведь было лет двадцать назад! Бен покачал головой:
   - Ничего не понимаю, советник! Волшебник вскочил со стула
   - Я все объясню, коль скоро бутылка эта будет у нас  в  руках  и  я  буду
уверен, что она никуда не денется. Мой король, эта бутылка ужасно опасна!
   В это же время пришли кобольды, и вся компания направилась в садовый зал.
По дороге Бен пытался узнать что-нибудь еще, но толку от Тьюса не добился. В
зале было темно, и Бен, коснувшись стены, осветил зал.
   Подойдя к шкафчику, король заглянул  вовнутрь  через  стеклянную  дверцу.
Бутылки не было!
   - Да что же это?! - воскликнул он, не веря  своим  глазам.  И  вдруг  его
осенило. - Это Щелчок и Пьянчужка, - прошипел он.  -  Эти  проклятые  гномы,
должно быть, подглядели, когда я прятал сюда бутылку.
   - Кыш-гномы стащили бутылку?! - спросил изумленный советник.
   - Сапожок, пойди разыщи их! - приказал Бен, опасаясь  самого  худшего.  -
Если они еще здесь - приведи их немедленно!
   Кобольд ушел, но вскоре вернулся. Он был один.
   - Сбежали?! - гневно выкрикнул Бен. Волшебник побледнел.
   - Ваше Величество, боюсь,  у  меня  для  вас  очень  плохие  известия,  -
проговорил он.
   Ничего другого Бен и не ожидал услышать.

Глава 3

ГРАУМ-ВИТ

   Абернети вдруг очнулся. Слово "проснулся" здесь бы не подошло, потому что
он и не спал, по крайней мере в обычном смысле этого слова. Несмотря  на  то
что глаза Абернети были закрыты, он постоянно чувствовал яркий  свет  и  при
этом задерживал дыхание, словно под водой. И  вдруг  ощущение  ослепительной
яркости пропало. Абернети открыл глаза. Вокруг был полумрак, и ему  пришлось
подождать, пока глаза привыкнут к  тусклому  свету.  Писцу  показалось,  что
впереди него - ограда из прутьев. Он закрыл глаза и снова открыл их. О небо!
Похоже, он попал в какую-то клетку.
   Абернети попытался встать (при своем странном "пробуждении" он обнаружил,
что сидит). Однако оказалось, что в этой клетке  встать  невозможно:  голова
его упиралась в потолок. Он стал осторожно  водить  рукой,  коснулся  сперва
потолка, потом пошарил сбоку. Но что это перед ним? Не железная  решетка,  а
причудливый и довольно красивый узор из стекла. Сверх того, странная клетка,
в которую он попал, была не  квадратной,  а  шестиугольной  формы.  Абернети
никогда в жизни не видел шестиугольных клеток!
   Он огляделся. Писец с удивлением понял, что  находится  не  в  клетке,  а
внутри какой-то витрины, вроде тех,  что  бывают  на  выставках.  Ногами  он
зажимал две красивые вазы и стеклянный сосуд, так что начал бояться, что они
расколются при малейшем движении, даже если он будет только  дышать.  Однако
покамест ничего не случилось.
   В изумлении Абернети  огляделся  еще  раз.  Его  "витрина"  действительно
находилась в каком-то полуосвещенном зале, заполненном шкафчиками и полками,
на которых были  выставлены  предметы  искусства.  В  полутьме  трудно  было
рассмотреть эти экспонаты: сквозь маленькие и слишком  высоко  расположенные
окна едва поступал свет. Стены были украшены гобеленами,  а  каменные  плиты
пола покрывал роскошный ковер ручной работы.
   Абернети нахмурился. Куда же это, во имя всего святого, он попал?  А  все
этот проклятый волшебник! Конечно, может быть, думал писец,  он  сейчас  все
еще находится в замке Чистейшего Серебра, в каком-нибудь забытом  зале,  где
хранятся всякие древности? Однако... Что "однако", этого Абернети сам  точно
сказать не мог, но чувствовал, что находится вовсе не там. Что наделал  этот
волшебник Тьюс?!
   Тут кто-то открыл дверь в боковой стене зала, вошел и тихо закрыл  ее  за
собой. Писец сощурился, пытаясь различить, кто бы  это  мог  быть.  Он  даже
задержал дыхание. Кто бы ни был вошедший, ясно было, что он еще  не  знал  о
существовании  Абернети.  Неизвестный  шел  не  спеша,  время   от   времени
останавливался, смотрел на экспонаты. Абернети решил, что этот гость  пришел
сюда полюбоваться искусством. Между  тем  шаги  приближались.  Из-за  своего
неудобного положения внутри выставочной витрины Абернети  не  мог  повернуть
голову так, чтобы разглядеть как следует, кто приближается к нему  сзади.  К
тому же, чего доброго, он мог  здесь  что-нибудь  разбить.  Абернети  тяжело
вздохнул. Все равно делать что-то нужно. Нельзя же просто сидеть здесь сложа
руки.
   И вот уже кто-то подошел сзади к его витрине, обошел  ее  и  остановился.
Абернети увидел девочку, которая смотрела на него снизу  вверх.  На  вид  ей
было не больше двенадцати, она была тоненькая, круглолицая,  русоволосая,  с
короткой стрижкой. Глаза у девочки были голубые, а на носу -  веснушки.  Она
рассматривала  его  с  явным  удивлением.  Абернети  замер  затаив  дыхание,
надеясь, что незнакомка потеряет к нему интерес и пойдет дальше, но  она  не
уходила. Наконец писец не выдержал напряжения и моргнул.
   - О! - воскликнула девочка. - Так и есть: живая собачка!
   Абернети выдохнул. Этого следовало ожидать - такой уж нынче денек.
   Девочка смотрела на него широко раскрытыми глазами.
   - Бедняжка! - заговорила она снова. - Заперли тебя здесь  и  не  дали  ни
еды, ни воды. Бедная собачка! Кто так поступил с тобой?
   - Один болван, который вообразил себя волшебником, - ответил писец.
   Теперь она посмотрела на него с нескрываемым изумлением.
   - Как! Ты умеешь разговаривать?! - спросила она громким  шепотом,  словно
не веря своим ушам. - Вот так собачка!
   Абернети нахмурился:
   - Ты не могла бы не называть меня собачкой?
   - Не могла бы.., то есть, я хотела сказать,  конечно,  могла  бы.  -  Она
подошла поближе. - Как тебя зовут, собачка?.. Ох, извини, как твое имя?
   - Абернети.
   - А меня зовут Элизабет. Не Бетти, не Лиза, не Лиззи, а именно  Элизабет.
Терпеть не могу эти уменьшительные имена. Мамы и  папы  придумывают  их,  не
спрашивая, нравится это или нет, и пожалуйста  -  окрестили  на  всю  жизнь.
Настоящее мое имя - Элизабет. Так звали мою двоюродную  бабушку.  -  Девочка
помолчала. - А как ты научился разговаривать?
   Абернети снова насупился:
   - Так же, как и ты, должно быть. Я, между прочим, окончил школу.
   - Правда? У тебя на родине собак учат разговаривать?
   Абернети уже начал сердиться:
   - Да я тогда не был собакой! Я был человеком. Элизабет была поражена:
   - Что ты говоришь! - Она помолчала немного,  видимо,  размышляя  над  его
словами. - А, понимаю, тебя заколдовали, правда? Ну, как в сказке "Красавица
и чудовище". Знаешь, там злые колдуны превратили одного прекрасного принца в
отвратительное чудовище, и он не мог расколдоваться, пока его кто-нибудь  не
полюбит по-настоящему. Может быть, и с тобой случилось что-то  вроде  этого,
Абернети? Тебе так не кажется?
   - Ну, в общем...
   - Это был злой волшебник, да?
   - Ну, как сказать...
   - А почему он превратил тебя в собаку? Какой ты породы, Абернети?
   Абернети почувствовал жажду.
   - Скажи, ты не могла бы выпустить меня отсюда? - спросил он.
   Элизабет бросилась к дверце, но вдруг остановилась в испуге:
   - Тут заперто, Абернети. Эти стеклянные  колпаки  всегда  заперты.  Микел
никогда не забывает это проверить: боится, как бы чего не  пропало.  Знаешь,
он очень недоверчивый. - Она вдруг умолкла. - Ох, а куда  девалась  бутылка,
которая здесь хранилась? Тут была бутылка с нарисованными на ней  танцующими
клоунами - вот, ее нет. Куда она могла деться? Микел взбесится, когда узнает
об этом. Ты, случайно, не сидишь на ней, Абернети?
   - Понятия не имею, Элизабет, - ответил удивленный писец. - Я  тут  ничего
не вижу, тем более что я даже не могу двигаться свободно, а без этого ничего
не разглядишь. Если не выберусь отсюда, я так и не узнаю, на чем сижу.
   - Я же сказала, что дверь заперта, - печально повторила Элизабет. - Хотя,
может быть, мне удастся достать ключ.  Знаешь,  мой  папа  -  управляющий  в
Граум-Вит. Он недавно ушел, но я могу войти в его комнату. У него  есть  все
ключи. Не беспокойся, Абернети, я сейчас!
   С  этими  словами  она   удалилась,   а   Абернети   предался   невеселым
размышлениям. О какой это бутылке она толкует, кто такой Микел и  что  такое
Граум-Вит? Некогда он знал одного Микела и имел представление  о  Граум-Вит.
Но это было очень давно, и он, к счастью, позабыл и Микела, и Граум-Вит...
   Писец вдруг почувствовал неприятный холодок под ложечкой. Нет,  не  может
быть! Это просто совпадение. Или он не так понял слова девочки.
   Наконец Элизабет появилась снова. Она вставила  в  замок  большой  резной
ключ и повернула его.