чтобы  я  не  брался  за  дело,  которое  казалось
несколько сомнительным? Помнишь, Майлз? Брось это дело, говорил ты мне.  Оно
не выгорит. Оно обречено на провал. Иногда я так и делал. Соглашался с тобой
и бросал его.
   Но иногда я поступал по-своему. Иногда я все же брался за подобное дело и
говорил тебе, что уверен,  что  справлюсь  с  ним.  И  ты  смирялся  с  моим
решением, даже если не соглашался с ним и не  понимал  его.  Но  ты  доверял
моему выбору, не так ли? - Он помолчал. - Ну а теперь я прошу тебя об  этом.
Ты не понимаешь меня и поэтому перечишь. Так махни на  это  рукой  и  поверь
мне.
   Майлз посмотрел на столешницу, потом поднял взгляд:
   - Док, ты собираешься угрохать миллион долларов неизвестно на что?
   Бен медленно покачал головой:
   - Вовсе нет. Я собираюсь спасти себя, Майлз. Я говорю о чем-то таком,  на
чем не наклеен ценник.
   - Но это.., безумие! - Майлз вцепился в  край  стола  так,  что  костяшки
пальцев побелели. - Это безответственно! Да это просто глупо, черт побери!
   - Я вижу все совсем иначе.
   - Да ну? Хочешь сбросить с плеч  всю  ответственность,  налагаемую  твоей
профессией, похерить дело всей своей жизни? И отправиться  жить  в  замке  и
сражаться с драконами - если только предположить, что они и в самом деле там
водятся и тебя просто-напросто не обжулят. И никакого телевидения, бейсбола,
жвачки и холодного пива, никакого, к черту, электричества и душа  с  горячей
водой, ни даже сортира в квартире и всего такого?  Бросить  дом,  и  друзей,
и... Господи Иисусе, док!
   - Я думаю об этом как о простом турпоходе - когда на время  бросаешь  всю
цивилизацию.
   - Потрясающе! Турпоход за миллион баксов!
   - Я уже решил, Майлз.
   - Черт знает куда...
   - Я уже все  решил!  -  Голос  Бена  прозвучал  так  угрожающе,  что  оба
вздрогнули.
   Адвокаты с минуту молча разглядывали друг друга, чувствуя, как  с  Каждым
мгновением увеличивается разделяющая  их  пропасть.  Потом  Бен  поднялся  и
быстро обошел вокруг стола. Майлз тоже встал.  Бен  положил  руку  на  плечо
друга и сжал его.
   - Если я не предприму что-нибудь, Майлз, то потеряю себя, - прошептал он.
- Может быть, меня хватит на несколько месяцев или год, но в конце концов  я
окончательно рехнусь. Я не могу допустить этого.
   Майлз молча посмотрел на Бена и кивнул.
   - Это твоя жизнь, док. Я не могу  советовать  тебе,  как  прожить  ее.  И
никогда не лез с советами. - Он притих. - Но, может быть, ты подумаешь  хотя
бы еще несколько дней? Я ведь не прошу слишком многого, правда?
   Бен устало улыбнулся:
   - Я уже тысячу раз все обдумал. Хватит. Мне это уже надоело.
   Майлз покачал головой:
   - Слепой сказал: "Посмотрим".
   - О своем уходе я сообщу сейчас остальным. Буду очень  признателен,  если
ты попридержишь язык.
   - Конечно. Почему бы и нет? Зачем рассказывать  всем  и  каждому,  что  у
нашего светила мозги набекрень? - Он в последний раз с упреком  взглянул  на
Бена, пожал плечами и повернулся к двери. - Ты спятил, док.
   Бен пошел следом за ним.
   - Я тоже буду скучать по тебе, Майлз. Он собрал всех служащих и рассказал
им о том, что решил на некоторое время оставить фирму. Сказал, что сейчас он
должен изменить  свою  жизнь,  покинуть  город,  практику,  все  знакомое  и
близкое; заявил, что его не будет несколько недель, а возможно,  целый  год.
Сначала повисло  недоуменное  молчание,  которое  вскоре  сменилось  шквалом
вопросов. Он терпеливо ответил на каждый. Потом ушел из конторы домой.
   И ни разу Бен не заговорил о Заземелье. И Майлз тоже помалкивал.

***

   Почти три недели ушло у Бена на то, чтобы привести в порядок  свои  дела.
Большую  часть  этого  времени  заняли  конторские   хлопоты:   нужно   было
договориться с клиентами,  разобраться  с  расписанием  суда  и  с  текущими
делами. Переходный  период  оказался  очень  тяжелым.  Сотрудники  стоически
отнеслись к его решению, но в их взглядах и в шушуканье за спиной то и  дело
сквозило скрытое недовольство, которого Бен не мог не заметить. Он  понимал,
что предает их. По правде говоря, он и сам испытывал  смешанные  чувства.  С
одной  стороны,  ослабление  связей  с  фирмой  и  профессией   давало   ему
необычайную свободу и облегчение. Он чувствовал себя так, будто вырвался  из
ловушки - словно заново начинал свою жизнь и обретал возможность открыть то,
что было упущено раньше. И все же его преследовали вспышки  неуверенности  и
сожаления о том, что он бросает все, на что  затратил  большую  часть  своей
сознательной жизни. У  Бена  было  чувство,  которое,  вероятно,  испытывали
путешественники, стремившиеся в еще не открытые страны: словно он отрекается
от всего привычного ради неизведанного.
   Но ведь он может вернуться, когда пожелает, напоминал себе Бен.  Так  что
ничем постоянным себя пока не связывал.
   И он продолжал заниматься делами и пытался не думать  о  своих  смешанных
чувствах, но чем больше старался, тем больше думал, и в конце концов  сдался
и принял все как есть. Бен позволил своим чувствам бушевать в душе, позволил
неуверенности и сомнениям грызть ее и вскоре обнаружил, что обрел  некоторую
уверенность от того, что мог противостоять им. Сначала он принял решение,  а
потом убедился, что может жить с ним.
   Три недели подошли к концу, и Бен завершил все свои  дела  с  фирмой.  Он
освободился от своих обязанностей и теперь мог выбирать любую дорогу. На сей
раз дорога вела в сказочное  королевство,  называвшееся  Заземельем.  Только
Майлз знал правду, но он молчал. Майлз заметно паниковал.  Он  был  убежден,
что Бен сошел с ума.
   - Придет время,  док,  в  не  слишком  далеком  будущем,  когда  в  твоей
одуревшей башке вдруг вспыхнет лампочка и в припадке  запоздалого  прозрения
ты поймешь, что  сделал  чудовищную  ошибку.  И  когда  это  произойдет,  ты
приползешь обратно в контору, только будешь куда более робким и бедным, и  я
с превеликим удовольствием скажу "говорил же я  тебе"  не  меньше  полдюжины
раз. Но это не касается никого, кроме нас двоих. Так что будем держать между
собой все эти дурачества среднего возраста. А нашим ребятам вовсе незачем  о
них знать.
   Это было последнее, что Майлз сказал относительно решения Бена приобрести
Заземелье. Это произошло на следующий  день  после  того,  как  Бен  объявил
коллективу о своем решении оставить фирму. И с  того  дня  Майлз  говорил  с
Беном исключительно о работе. За три недели он не  сказал  своему  другу  ни
слова о Заземелье. Вместо этого бросал на него пронзительные взгляды, словно
психиатр, пытающийся проникнуть в дебри сознания своего любимого лунатика.
   Бен пытался не обращать  внимания  на  поведение  своего  друга,  но  его
терпение было на исходе. Дни проходили за днями, и он начал  беспокоиться  о
том, что ждет его впереди. Эд Сэмьюэльсон позвонил ему и  сообщил,  что  все
ценные бумаги проданы и деньги приготовлены для нового  размещения  -  если,
конечно,  Бен  уверен  в  том,  что  действительно  хочет  сделать  это  без
дальнейших консультаций. Бен убедил его  в  непреклонности  своего  решения,
пропустив мимо ушей последнее замечание, и сразу же перевел нужную сумму  на
счет универмага Роузена в Нью-Йорке,  указанный  Миксом.  Он  договорился  с
Сэмьюэльсоном, чтобы тот  продолжал  вести  его  дела  без  него  в  течение
неопределенного времени,  и  предоставил  консультанту  все  необходимые  по
закону полномочия. Бухгалтер встретил Бена с выражением лица, похожим на то,
которое усвоил в последнее время Майлз.  Терпение  Бена  подверглось  новому
испытанию. Он заплатил за год вперед за свою квартиру и  сделал  необходимые
распоряжения насчет уборки и охраны. Велел Джорджу присматривать за  ней,  и
тот страшно разволновался, желая ему приятного путешествия и пребывания там,
где он задумает остановиться. Возможно, Джордж был  единственным  человеком,
искренне пожелавшим ему удачи, подумал Бен. Он подготовил завещание, отменил
подписку газет и журналов, позвонил в спортивный  клуб  и  предупредил,  что
некоторое время не будет посещать  его,  договорился  с  почтой  о  хранении
корреспонденции и передал ключ от своего банковского сейфа Эду Сэмьюэльсону.
   Потом принялся ждать. На  четвертой  неделе,  за  три  дня  до  окончания
месяца, ожидание закончилось. Снежные хлопья кружились  за  окном  в  ранних
сумерках; День благодарения уже прошел, а Рождество еще не наступило,  город
был  наводнен  покупателями,  стремившимися  потратить  денежки,  чтобы  как
следует отметить рождение Божьего сына. Бен так устал от ожидания, что  впал
в грязный цинизм. Он наблюдал за людской суетой с вершины  своей  престижной
башни, когда пришел Джордж  и  объявил,  что  из  Нью-Йорка  пришел  конверт
спецдоставки. Он был от Микса. В нем были записка, билеты на самолет,  карта
дорог Виргинии и странная квитанция. В письме было написано:
   "Дорогой господин  Холидей!  Пишу  вам,  чтобы  подтвердить  приобретение
особого предмета продажи, известного, как "Заземелье", из нашего  последнего
праздничного каталога. Ваша оплата, полностью покрывающая  оговоренную  нами
сумму, пришла и помещена на  временно  замороженный  счет,  как  указано  во
взаимном соглашении.
   Прилагаю авиабилеты, с которыми вы доберетесь из Чикаго в  Карлоттсвилль,
в штате Виргиния. Эти  билеты  могут  быть  использованы  в  любой  из  семи
последующих дней.
   По прибытии в аэропорт Карлоттсвилля предъявите приложенную  квитанцию  в
отдел регистрации. На ваше имя взят напрокат автомобиль, который вы  сможете
получить по прибытии. Кроме того, вас  будет  ожидать  пакет  и  инструкции.
Тщательно прочтите инструкции и сохраняйте содержимое пакета!
   На дорожной карте Виргинии подробно указано, как добраться до  последнего
пункта, из которого  начнется  ваше  путешествие  в  Заземелье.  А  там  вас
встретят.
   От имени универмага "Роузен" я желаю вам приятного путешествия. Микс".
   Бен несколько раз подряд прочитал письмо, взглянул на билеты и квитанцию,
потом изучил карту. Линия, сделанная красными чернилами, обозначала,  какими
дорогами можно проехать  к  западу  от  города  Карлоттсвилля  к  маленькому
крестику посреди Голубого хребта к югу от Вэйнсборо. На полях карты  мелкими
буквами были напечатаны пронумерованные указания. Бен прочел их  все,  потом
еще раз перечитал письмо, потом  сложил  все  бумаги  и  засунул  обратно  в
конверт.
   Какое-то время он посидел на диване, уставившись в серый день с  хлопьями
снега за окном и отдаленным шумом  предпраздничной  суеты.  Потом  прошел  в
ванную, сложил предметы первой необходимости в небольшой  пакет  и  позвонил
Джорджу, чтобы тот вызвал такси.
   Он прибыл в аэропорт к пяти часам. Снег повалил еще сильнее.

***

   В Виргинии снег еще не выпал. Было холодно и ясно, в небе  сияло  солнце,
озарявшее словно нарисованные на декорациях заросшие лесом горы, от  которых
веяло утренней кристальной  свежестью.  Бен  переместился  на  "нью-йоркере"
сине-стального цвета в правый ряд Шестьдесят четвертого шоссе,  ведущего  из
Карлоттсвилля на запад к Вэйнсборо.
   Это было поздним  утром  следующего  дня.  Бен  прилетел  в  Национальный
аэропорт Вашингтона, переночевал в гостинице "Мэрриотт", что совсем рядом  с
аэропортом, а в семь утра уже летел в Карлоттсвилль. Там он  предъявил  свою
загадочную квитанцию и получил ключи от "нью-йоркера" и маленькую коробочку,
завернутую в простую коричневую бумагу, на которой было написано его имя.  В
коробочке лежали записка от Микса и медальон. Записка гласила:
   "Этот медальон - ваш ключ к входу и выходу из Заземелья. Наденете его - и
вас признают законным наследником престола. Снимете его - и вы  вернетесь  в
место, помеченное на карте крестиком. Только вы сами можете снять его. Никто
не в силах отобрать его у вас. Снимете его, когда  подвергнетесь  опасности.
Микс".
   Медальон представлял  собой  кусок  старого,  потускневшего  металла,  на
лицевой стороне которого был выгравирован  рыцарь  верхом  на  боевом  коне,
закованном в  латы.  Рыцарь  указывал  на  солнце,  восходящее  над  замком,
окруженным озером. К ушку медальона была приделана двойная цепочка. Это было
исключительно тонкое изделие, хоть и сильно пострадавшее от  времени.  Пятна
не сошли с медальона, даже когда Бен потер его. Он повесил его на шею, сел в
автомобиль, взятый на его имя, и выбрался на Шестьдесят четвертое шоссе.
   Пока все идет по плану, думал Бен, пробираясь на запад к Голубому хребту.
Все, как указано в записке.
   Карта, присланная Миксом,  лежала  на  свободном  переднем  сиденье.  Бен
запомнил указания, напечатанные на ней. Нужно было  проехать  по  Шестьдесят
четвертому почти до самого Вэйнсборо, потом повернуть на дорогу,  ведущую  к
Линчбургу. Еще двадцать миль - и он найдет поворот к скале, с которой  видны
горы и долины  Национального  парка  имени  Джорджа  Вашингтона.  Там  стоит
небольшой зеленый указатель с черным номером 13. Там же находятся телефон  и
укрытие от  дождя.  Бен  должен  подъехать  к  нему,  выйти  из  автомобиля,
захлопнуть дверцу, оставив ключи внутри, перейти  через  дорогу  к  узенькой
тропке. Нужно углубиться в горы  приблизительно  на  две  мили.  И  там  его
встретят.
   На карте не говорилось, кто его встретит. И в письме тоже. На полях карты
коротко сообщалось, что позже кто-то приедет, чтобы забрать автомобиль. Если
Бен решит вернуться, можно позвонить по телефону. Номер тоже был указан.
   Бена вдруг захлестнула волна сомнения. Он  уже  проделал  долгий  путь  в
неведомое, и никому, кроме Микса, не было точно известно, где он  находится.
Если от него потихоньку избавиться, Микс сделается богаче на целый миллион -
если только предположить, что все это было грандиозной  мистификацией.  Даже
за меньший куш люди проделывали куда более темные делишки.
   Бен подумал об этом минуту, потом покачал головой. Это не имело  никакого
смысла. Микс был агентом универмага "Роузен",  а  человека  на  таком  посту
весьма тщательно проверяют. Кроме того, слишком велика вероятность, что Микс
попадется на таких делах. Майлз знал о связи Бена с  универмагом  и  причину
этой связи.  Деньги,  которые  он  перевел,  могут  быть  прослежены.  Копия
договора с Миксом лежала в его банковском  сейфе.  А  объявление  о  продаже
Заземелья было выставлено на всеобщее обозрение.
   Бен прогнал все свои сомнения и сосредоточился  на  дороге.  Предвкушение
того, что ждало его впереди, не оставляло его уже несколько недель.  Он  так
волновался, что едва сдерживал себя. Плохо  спал  прошлой  ночью.  Проснулся
задолго до рассвета. В голову лезла всякая чепуха.
   Менее чем за полчаса он нашел  поворот  на  Линчбург  и  свернул  на  юг.
Двухполосное шоссе упиралось прямо в Голубой хребет,  слегка  огибая  лесные
кущи и скалы и постепенно поднимаясь. Панорамные  виды  открывались  по  обе
стороны  дороги,  захватывающие  дух  застывшие  пейзажи   лесистой   горной
местности. Движение было слабым. Бен насчитал всего три встречные машины - с
семьями, с оборудованием для стоянки и багажом, а один тащил крытый  прицеп.
Никто не ехал на юг.
   Спустя еще двадцать минут Бен заметил зеленый указатель поворота с числом
13 черного цвета. Отпустив педаль газа, он вывел "нью-йоркер" на  засыпанную
гравием обочину и  остановился  перед  телефонной  будкой.  Он  выбрался  из
автомобиля и огляделся. Справа засыпанная гравием площадка  продолжалась  до
ограждения, за которым скала обрывалась, открывая величественный вид на  лес
и горы Национального парка. Слева, через дорогу, уходило ввысь нагромождение
скал и деревьев, окутанное тонкими полосами тумана. Бен уставился  на  гору,
наблюдая, как клубится и волнуется дымка, словно прозрачные ленты на  ветру.
День был таким ясным и тихим, даже дуновение ветерка не  порождало  никакого
шума.
   Бен повернулся к лимузину и вытащил свои пожитки Он сложил их в  видавшую
виды сумку - несколько разрозненных вещиц, которые решил прихватить с собой:
бутылку своего любимого "Гленливета", которую  хранил  для  особого  случая,
туалетные  принадлежности,  ручки  и  бумагу,  несколько  книжек,  две  пары
боксерских перчаток, последние номера журналов, которые не успел  прочитать,
бинт, антисептик, старый спортивный  костюм  и  тапочки  для  бега.  Бен  не
слишком нагрузил себя одеждой. Он знал, что она ему не понадобится,  что  бы
там ни носили в Заземелье.
   Он захлопнул дверцу автомобиля и запер ее, оставив ключи внутри.  Засунул
бумажник в сумку и перешел дорогу. Он был одет в  легкий  спортивный  костюм
синего цвета с красно-белым кантом и такие  же  синие  кроссовки.  Он  надел
кроссовки и костюм потому, что не мог решить, что еще можно надеть  в  такое
путешествие, а также потому, что не знал более удобной экипировки для похода
по горам. Странно, мельком подумал Бен, почему Микс не снабдил его  никакими
указаниями насчет того, как одеться и что взять с собой.
   Перейдя дорогу, он остановился и осмотрел поднимающийся впереди  лесистый
склон. Маленький ручеек сбегал со скал, сверкая на солнце. Бен вскинул сумку
на плечо и двинулся вверх.
   Тропинка вилась и петляла вдоль ручейка, расширяясь  на  прогалинах,  где
стояли деревянные скамьи, на которых мог  отдохнуть  усталый  путник.  Ручей
журчал и плескался в глинистых берегах и на каменистых перекатах -  утреннюю
тишину конца осени нарушал только этот звук.  Вскоре  Бен  потерял  из  виду
дорогу и машину на ее обочине, его плотно окружил лес. Подъем сделался менее
крутым, лес стал гуще, а тропинка незаметнее. Наконец тропинка  разошлась  с
потоком, падавшим в этом месте с крутой скалы.
   Постепенно вокруг Бена сгущался туман. Тогда он остановился  и  огляделся
по сторонам. Никого не было видно. Он прислушался. Стояла полная  тишина.  И
тем не менее у Бена появилось неприятное ощущение, что за  ним  следят.  Его
решимость на мгновение поколебалась:  возможно,  эта  затея  была  огромной,
грубой ошибкой. Но он быстро отбросил сомнения и  снова  устремился  вперед.
Несколько недель назад он взял на себя обязательство. Он был настроен на то,
чтобы узнать все до конца.
   Лес стал еще гуще, а вместе с  ним  и  туман.  Сомкнутый  строй  деревьев
маячил  по  сторонам  -  темные  скелеты  с  умирающей  листвой  и   мрачные
вечнозеленые часовые, оплетенные сухими ползучими  растениями,  утонувшие  в
кустах и зарослях колючей травы. Бену пришлось продираться сквозь чащу сосен
и елей, а солнечное утро померкло в завесе тумана.  Опавшая  листва  и  хвоя
пружинили под ногами; Бен  видел  крошечных  животных,  шнырявших  в  лесной
подстилке. Ну хоть не совсем один, подумал он. Бен начал испытывать  сильную
жажду и пожалел,  что  не  догадался  прихватить  фляжку  с  водой.  Он  мог
вернуться к ручью, чтобы напиться, но ему не хотелось терять время.  Подумал
о Майлзе, чтобы забыть о жажде. Попытался представить его, пробирающегося по
лесу вместе с ним, пыхтящего и брюзжащего. Бен  улыбнулся.  Майлз  ненавидел
любые физические упражнения, которые  не  были  связаны  с  банками  пива  и
столовыми приборами.  Считал  Бена  безумцем,  потому  что  он  столько  лет
продолжал заниматься боксом после того, как вышел из  спортивного  возраста.
Он считал всех спортсменов вечными юнцами.
   Майлзу часто приходил на ум всякий вздор.
   Бен замедлил шаг, когда  тропинка  впереди  уперлась  в  заросли  высокой
травы. Густая сосновая чаща  перекрывала  путь.  Бен  раздвинул  ветви  и  в
недоумении огляделся.
   - Ну и ну! - прошептал он.
   Он наткнулся, словно  на  стену,  на  ствол  необъятного  корявого  дуба,
скрытого ветвями. В  его  сердцевине  был  прорублен  ход,  словно  какой-то
великан поработал топором. Тоннель был темным и пустым - черная  бесконечная
дыра, нора, заполненная туманом, который клубился, словно  его  перемешивали
невидимые руки. Из темноты исходили отдаленные звуки, происхождение  которых
нельзя было определить.
   Бен встал у входа в тоннель и вгляделся внутр