о мне сказать  все  это  Холидею  -  и  я
сказал. Оно велело мне это сделать, и я сделал. А ты думал, я буду спорить?
   На это Больши было нечего возразить - на его счастье, поскольку Хоррис  и
так уже был до крайности раздражен всем, что произошло за  последние  сутки.
Он считал, что это Больши был во всем виноват.  В  плане  вымогательства,  в
создании Скэта Минду (Скэт Минду - ну и  шуточка!),  в  высвобождении  этого
чудовища, в возвращении в Заземелье. Хоррис не знал, в какую игру  вовлечен,
но не сомневался в том, что это опасная игра. Ведь он вернулся туда, куда не
должен был возвращаться ни в  коем  случае,  и  ему  никто  не  обрадовался.
Конечно, старый король умер, а этот новый, Холидей, по  крайней  мере  готов
обдумать его прошение. Не важно. Что они тут делают? Конечно, это его родная
страна, но он не хранил о ней теплых воспоминаний. В этом месте  он  родился
(ну, это чистая случайность),  вырос,  попал  в  немалые  неприятности,  был
объявлен персоной нон грата и  насильственно  выдворен.  Он  был  совершенно
счастлив в своем новом  мире,  в  земле  с  молочными  реками  и  кисельными
берегами, жители которой готовы верить в Скэта Минду  и  платить  деньги  за
струйку дыма и отблеск света. Он там прекрасно устроился, был доволен собой,
своей жизнью и перспективами на будущее.
   И что у него есть теперь? Ничего. И во всем виноват Больши.
   На самом же деле и Хоррис был виноват в происшедшем не меньше  Больши,  и
это его бесило сильнее всего.
   Что теперь с ним будет? Что придумал добрый старина Скэт Минду?
   - Ох, ну до чего же мне не нравится этот пес! - повторил Больши и наконец
замолчал.
   Они шли все утро и к полудню добрались до Сердца. Сердце  было  священным
местом, источником магии Заземелья, краеугольным камнем  его  жизни.  Именно
здесь все короли Заземелья, включая  и  Бена  Холидея,  были  коронованы  на
царствие. Оно казалось лужайкой  посредине  леса  огромных  широколиственных
деревьев, поросшей зелеными, золотыми и красными травами.  По  ее  периметру
величественно стояли стеной Лазурные друзья. В самом центре  был  помост  из
сияющих белизной дубовых досок. Ярко сверкали серебряные столбы,  в  которых
были укреплены массивные белые свечи.
   Помост окружали  флагштоки,  на  которых  развевались  штандарты  королей
Заземелья, полощущиеся морем ярких красок. Самым  новым  был  штандарт  Бена
Холидея - изображение уравновешенных чаш весов на  зеленом  фоне.  Это  была
память о тех годах, когда в своей прежней жизни  он  был  адвокатом.  Вокруг
помоста и на всей остальной поляне были разложены белые бархатные  подушечки
для коленопреклонений.
   Все было чистое  и  прекрасно  сохранившееся,  словно  ожидало  очередной
коронации.
   Хоррис Кью вышел на середину Сердца  и  торжественно  огляделся.  История
страны смотрела на него со всех сторон.
   - Сними шляпу, Больши, - провозгласил он. - Мы в храме.
   Больши  с  сомнением  озирался  по  сторонам.  Его  внимательные   глазки
блестели.
   - Кто же присматривает за всем этим? Хоррис изумленно посмотрел на него и
вздохнул.
   - До чего же ты невежествен! Больши слетел с его плеча и уселся  на  одну
из бархатных подушечек.
   - Так ты теперь начал обзываться, а, Хоррис? Ну это просто наглость!
   И он демонстративно нагадил на белую ткань. Хоррис на секунду  возмущенно
застыл, а потом его долговязое тело развернулось,  словно  полузмея,  и  его
длинные руки закачались в разные стороны, будто пришитые к тряпичной кукле.
   - Мое терпение кончилось, Больши! Да я тебе, мерзкая птица, сейчас сверну
твою жалкую голову!
   - А я тебе выклюю глаза, Хоррис!
   - Ах ты слабоумная галка!
   - А ты придурковатый бабуин!
   Они злобно уставились друг на друга. У Хорриса пальцы скрючились в когти,
а Больши взъерошился и расправил крылья. Ярость прокатилась по ним волной, а
потом отхлынула и испарилась, словно вода, попавшая на  раскаленный  солнцем
камень. Напряженность отпустила их обоих, сменившись  изумлением  и  неясным
смущением из-за того, насколько они были несдержанны.
   - В этой глупости виновато то создание, - негромко объявил Хоррис Кью.  -
Старый добрый Скэт Минду.
   - Надо признаться, он совсем не такой, как я ожидал, - серьезно признался
Больши.
   - Это даже и не "он". Это "оно".
   - Чудище.
   - Чудовище.
   Больши прикрыл глазки.
   - Хоррис, - сказал он, и в его слова вкрались  нотки  печали,  -  что  мы
здесь делаем? Подожди, не отвечай ничего, пока меня не выслушаешь.  Я  знаю,
как мы сюда попали. Механизм мне  понятен.  Мы  выпустили  это  существо  из
Шкатулки Хитросплетений, где оно было заключено в кусочке волшебного тумана,
и оно воспользовалось этим туманом, чтобы открыть проход в Заземелье. Это  я
понял. Но что мы здесь делаем? Правда, что? Задумайся на минуту.  Здесь  нам
опасно находиться.
   - Знаю, знаю, - вздохнул Хоррис.
   - Так, хорошо. Почему бы нам не убраться  куда-нибудь  еще?  Куда-нибудь,
где менее.., страшно. Почему бы и  нет?  Может,  оно  согласится,  чтобы  мы
отправились куда-нибудь еще?  Может,  оно  даже  пойдет  на  то,  чтобы  нас
отправить туда, если само хочет остаться. В конце концов зачем мы ему?
   Хоррис кинул на него испепеляющий взгляд:
   - И куда мы направимся, Больши? Туда, откуда пришли, где нас ждет паства,
чтобы растерзать на куски? Ты прекрасно позаботился об этом варианте.
   - Это не я, Хоррис! Я тебе уже говорил. Это Скэт Минду. Или кто он там на
самом деле. - Больши перелетел на одну подушечку поближе. - Ты  спрашиваешь,
куда мы можем направиться? Вариантов  масса.  Я  читал  про  некоторые.  Как
насчет того места с дорогой из желтого кирпича  и  Изумрудным  городом,  где
бегает крошечный народец? Жевуны, кажется?
   Хоррис посмотрел на него и вздохнул.
   - Больши, это же ненастоящее место. Это было в книге.
   Больши безуспешно попытался нахмуриться:
   - Нет, не в книге! Это было на самом деле.
   - Нет, Больши. У тебя опять заскок. Это была страна Оз.  Это  ненастоящая
страна. Ел выдумали, - С волшебниками и прочим? С  колдуньями  и  говорящими
обезьянами? Это не выдумка. Это правда! Реальность!
   - Это была книга, Больши. Сказка!
   - Ну ладно, Хоррис, ладно. Пусть сказка. - Птица щелкнула клювом.  Минуту
подумав, она сказала:
   - Хорошо. А как насчет  той  страны  с  маленьким  народцем,  у  которого
мохнатые ножки?
   Хоррис побагровел.
   - Что с тобой разговаривать! - прошипел он яростно. Не глядя прошел  мимо
Больши и зашагал к лесу. - Давай-ка просто доложимся, да и дело с концом!
   Он исчез за деревьями, оставив Сердце позади. Больши последовал за ним. С
солнечной лужайки они попали туда,  где  даже  в  полдень  было  сумрачно  и
прохладно, где тени словно паутиной  опутывали  лес.  Они  двигались  молча.
Хоррис решительно шагал между деревьями,  а  Больши  перелетал  с  ветки  на
ветку, то вырываясь далеко вперед, то возвращаясь обратно.  Погрузившийся  в
мрачные раздумья Хоррис демонстративно его не замечал.
   Почти в километре от Сердца, где переплетавшиеся ветви почти скрыли свет,
они спустились  по  крутому  склону  туда,  где  густые  заросли  кустарника
окружили нависшую скалу. Пробравшись через кусты, они оказались у массивного
плоского камня,  верх  и  все  стороны  которого  были  испещрены  какими-то
знаками. Хоррис уставился на камень,  испустил  свой  самый  усталый  вздох,
вытянул руки и в  нужной  последовательности  прикоснулся  к  нескольким  из
символов. Он быстро отступил в  сторону,  когда  дверь  открылась,  скрежеща
камнем о камень. Больши снова опустился ему на плечо, и оба  наблюдали,  как
медленно вырисовывается темное отверстие пещеры.
   Довольно неохотно они прошли внутрь. Дверь со скрежетом закрылась  у  них
за спиной.
   В пещере был свет, который вел  их  в  самую  глубину:  какое-то  тусклое
свечение, словно исходившее от скалы.  Кое-где  она  поблескивала  наподобие
серебряной руды. Пятна и полосы фосфоресценции были разбросаны хаотично,  но
давали достаточно света, чтобы можно было пробираться относительно легко.  В
пещере было жарко. Это была  неприятная  жара,  которая  проникала  в  кожу,
создавая ощущение липкости и зуда. И еще в воздухе неприятно пахло. Хоррис и
Больши сразу узнали этот запах и поняли, откуда он исходит.
   Очень быстро они оказались в самой глубине пещеры.  Тут  свет  был  самым
ярким, жара - самой жаркой, а вонь - самой  сильной.  В  этом  месте  пещера
расширялась и потолок ее уходил вверх метров на пять. Вниз  с  него  свисали
сталактиты, напоминавшие средневековую ловушку из копий. В зале было  пусто,
если не считать шаткой деревянной кровати у одной стены и не  менее  шаткого
деревянного стола,  на  котором  стоял  металлический  тазик  для  умывания.
Постель была не застлана, тазик - с водой. Рядом с тазиком  стояла  Шкатулка
Хитросплетений.
   Из дальнего угла пещеры послышался шорох.
   - Вы сделали, как вам было зелено? - угрожающе прошипел голос.
   Отвечая, Хоррис старался не дышать, чтобы не вдохнуть лишней вони.
   - Да. Точь-в-точь как было велено.
   - Каков был ответ?
   - Он сказал, что подумает. Но волшебник и писец будут  стараться  убедить
его, чтобы он не разрешил мне остаться.
   В ответ послышался смех. Чудовище  зашевелилось  в  полутьме:  приподняло
туловище,  выпрямило  конечности.  По  правде  говоря,  было  очень  нелегко
сказать, что именно происходит, и это сбивало с толку. Хоррис снова вспомнил
момент, когда впервые увидел это создание, и вдруг понял, что уже  не  знает
толком, что именно это было. Существо, бывшее Скэтом Минду, умело показаться
только какой-то своей частью -  мельканием  туловища,  или  конечности,  или
головы (но не лица), намеком на цвет или форму. И в конце концов  оставалось
скорее некое впечатление, нежели определенный образ. И  неизбежно  было  это
нечто неприятным, резким и отталкивающим.
   - Ты меня боишься? - мягко спросил голос.  В  дымном  полумраке  блеснуло
что-то гадко-зеленое.
   Хоррис вдруг пожалел, что вернулся. Возможно, Больши был все-таки прав. С
каким безумием они связались, освободив это чудовище? Оно было  заключено  в
Шкатулке Хитросплетений и  обманом  вынудило  их  его  выпустить,  используя
Больши в качестве связного, а Хорриса - в качестве  колдуна.  Оба  послужили
отмычками к замкам, державшим его в плену. В самой глубине души  Хоррис  Кью
понимал, что вся эта история с созданием Скэта  Минду  вообще  была  не  его
идея, все это исходило от этой штуки из  Шкатулки  Хитросплетений,  от  этой
штуки, которая была заперта в волшебных туманах, отправлена в  изгнание  так
же, как были отправлены они сами. Это существо было осуждено на забвение, но
судьба сделала Хорриса и Больши невольными его спасителями.
   - Что мы здесь делаем? - вдруг  спросил  Больши.  Его  тоненький  голосок
дрожал от испуга.
   - Что я вам  велю,  -  прошипел  голос.  Скэт  Минду  вышел  из  сумрака,
поднимаясь, как клубы дыма, которые почему-то сгустились  во  что-то  смутно
знакомое, хотя еще не до конца оформившееся. Его запах  заставил  Хорриса  и
Больши отступить назад, и смех его был негромким и довольным.  Передвигаясь,
чудовище колебалось, как поверхность протухшей лужи. Во внезапно наступившей
тишине они расслышали шипение его дыхания.  Оно  было  громадное,  жирное  и
властное, в нем ощущалось что-то древнее и ужасное.
   - Меня зовут Бурьян, - вдруг прошептало чудовище. - Я из народа,  жившего
в волшебных туманах, один из них, пока много столетий назад меня не поймали,
навсегда заключив в Шкатулку Хитросплетений. Я  был  могучим  чародеем  -  и
опять им стану. Вы мне поможете.
   Хоррис Кью прокашлялся:
   - Я не вижу, что мы можем сделать. Бурьян засмеялся:
   - Я буду твоими глазами, Хоррис Кью. Я вижу тебя лучше, чем ты сам  себя.
Ты зол из-за того, что потерял все, что имел в том  мире,  но  то,  чего  ты
хочешь больше всего, находится здесь. Ты испуган тем, что с  тобой  сделали,
но недостающую тебе смелость смогу восполнить я. Да, я тебя  подставил.  Да,
ты действовал под моим влиянием. И снова будешь - и ты, и птица. Так устроен
мир,  Хоррис.  Эльфы  из  волшебных  туманов  заточили   меня   в   Шкатулку
Хитросплетений с помощью заклинаний, которые нельзя было  снять  изнутри,  -
это можно было сделать только снаружи. Кто-то должен был их произнести - и я
избрал тебя. Я нашептывал тебе заговоры. Я руководил  твоей  магией.  Ты  по
очереди произносил заклинания Скэта Минду. Один  за  другим  ты  поворачивал
ключи, державшие меня в заточении. Когда настало время,  чтобы  я  вышел,  я
заставил птицу признаться в том, что Скэт Минду - это  розыгрыш.  Мне  нужно
было, чтобы тебе пришлось бежать. Но бежать ты мог, только  освободив  меня.
Впрочем, не отчаивайся. Все так и должно было произойти, так  было  суждено.
Судьба связала нас.
   Хоррис решил, что это звучит не слишком приятно, но,  с  другой  стороны,
невольно заинтересовался: возможно, он мог с этого что-то поиметь.
   - У вас есть виды на нас? - осторожно спросил Хоррис Кью.
   - Очень даже привлекательные, - прошептал Бурьян. - Я  знаю  историю  вас
обоих. Ты, Хоррис, был изгнан  за  свои  понятия  относительно  того,  какой
должна быть магия. А птица была изгнана за то, что  оказалась  большим,  чем
то, на что рассчитывал ее создатель.
   Как это ни странно,  Хоррис  и  Больши  немедленно  согласились  с  такой
оценкой (хотя Больши и не нравилось,  что  его  все  время  называют  просто
"птица"), - Вы мешали и досаждали тем, кто прикидывался вашим другом,  а  на
самом деле боялся вас и видел в вас соперников. Такова природа тех созданий,
с которыми мы имеем дело. - Бурьян медленно отступил обратно в темноту,  дым
и тени у стены пещеры. При  движении  послышалось  какое-то  царапанье,  как
будто ножом счищают  чешую  с  рыбы.  Казалось,  такой  звук  несовместим  с
существом столь нематериальным.
   - Разве вы не хотели бы отомстить этим глупцам? - вопросил Бурьян.
   Конечно, Хоррис и Больши очень бы этого хотели. Но все эти  успокаивающие
слова не уменьшили их опасливого отношения к Бурьяну. Им  не  нравилось  это
существо, не нравились его вид  и  запах,  не  нравилось  оно  само,  и  они
по-прежнему считали, что там, откуда они явились, им было гораздо лучше. Тем
не менее им хватило ума это не высказывать. Они просто стали ждать, что  еще
скажет Бурьян.
   А тот вдруг расползся  в  темноту,  поглощая  свет,  и  атмосфера  пещеры
навалилась на них, словно крышка гроба.
   - Я возьму себе во владение волшебные туманы, откуда меня изгнали, и буду
повелевать теми, кто был свободен, пока я томился в заточении. Я  сделаю  их
своими рабами, пока мне это не надоест, а потом запру в такой  темноте,  что
они будут безостановочно вопить, чтобы смерть их освободила.
   Хоррис Кью с трудом  проглотил  вставший  в  горле  комок  и  даже  забыл
попятиться. Сидевший у него на плече Больши так стиснул когти,  что  Хоррису
стало нестерпимо больно.
   - Тебе, - тихо прошипел Бурьян, - я отдам Заземелье. Целиком,  полностью,
страну и ее людей - и делай с ними что хочешь.
   Заполнившая пещеру тишина стала бездонной. Хоррис  вдруг  обнаружил,  что
потерял способность думать. Заземелье! Что он будет делать с Заземельем?  Он
попытался заговорить - и не смог. Он словно пересох весь, от кончика носа до
мизинца на ноге, и вся его жизнь мага превратилась в  смутное  воспоминание,
казавшееся таким же летучим, как дым.
   - Вы Хотите отдать нам Заземелье? - вдруг проскрипел  Больши,  словно  не
расслышал.
   Бурьян грубо и пугающе расхохотался:
   - Этого в вашем изгнании не мог бы дать вам даже Скэт Минду, а? Но, чтобы
заслужить такой дар, вы должны делать то, что я вам велю.  Выполнять  все  в
точности. Поняли?
   Хоррис Кью кивнул. Больши тоже.
   - Скажите! - резко зашипел Бурьян.
   - Да! - выдохнули оба, ощущая, как на  шее  сжимаются  невидимые  пальцы.
Пальцы  сомкнулись  и  не"  двигались  немыслимо  длинную  минуту,  а  потом
разжались. Хоррис и Больши  задыхались  и  жадно  глотали  воздух  во  вновь
воцарившейся тишине.
   Бурьян снова отступил. Его вонь была настолько сильной, что на  мгновение
им показалось, будто в пещере больше не осталось воздуха. Хоррис Кью упал  в
почти полной тьме пещеры на колени. Его мутило, и он  так  боялся  чудовища,
что единственной мыслью его было повиноваться и  делать  все,  что  от  него
потребуют, лишь бы только ему не стало еще хуже. У Больши  дыбом  встал  его
белый хохолок. Он закрыл свои блестящие птичьи глазки и весь затрясся.
   - Нам могут угрожать враги, - прошептал  Бурьян,  и  голос  его  напомнил
царапанье грубого наждака по дереву. - Чтобы можно  было  действовать,  надо
убрать их с нашего пути. Вы мне в этом поможете.
   Хоррис молча  кивнул.  Говорить  он  не  решался,  опасаясь,  что  ляпнет
что-нибудь не то, и ужасно  жалел,  что  не  научился  раньше  держать  свой
чародейский язык за зубами.
   - Ты напишешь три письма, Хоррис Кью, - прошипело  чудовище.  -  Напишешь
прямо сейчас. - Скрывавший его сумрак шевельнулся,  и  глаза  его  (кажется)
нашли Больши. - А когда он закончит, ты их доставишь.

***

   На  замок  Чистейшего  Серебра  опустилась  ночь.  Солнце   скрылось   за
горизонтом, окрасив небо в густо-красные и  лиловые  тона,  которые  сначала
зажгли облака на западе, а потом и саму землю. Тени удлинились и  стали  еще
темнее, отразившись от полированной поверхности замка и  от  окружавшей  его
воды, и, наконец, растворились в сумерках, освещенных всеми восемью  лунами,
которые были в той редкой фазе, когда появлялись в ночном небе одновременно.
   Взяв Ивицу под руку, Бен Холидей поднялся по лестнице в спальню, время от
времени  улыбаясь  своим  мыслям.  Он  все  еще  был  под  влиянием  новости
относительно ребенка. Дитя! Казалось, он никогда не  устанет  повторять  эти
слова. При этом у него начинала  кружиться  голова,  и  он  чувствовал  себя
чудесно и одновременно ужасно глупо. Сейчас уже все в замке знали о ребенке.
Даже Абернети, который обычно не давал воли своим чувствам, узнав прекрасную
новость, крепко обнял Ивицу. Советник Тьюс немедленно  начал  строить  планы
воспитания и образования ребенка на ближайшие двадцать лет. Казалось,  никто
не удивился тому, что будет дитя, -  словно  в  рождении  ребенка,  здесь  и
сейчас, нет ничего странного.
   Бен помотал головой. Это будет мальчик или девочка? А может, двое?  Знает
ли Ивица? Следует ли ему спросить у нее? Он жалел, что не знает, что  делать
кроме как повторять еще и еще раз, как он счастлив.
   Они поднялись до площадки, выходившей на крепостной вал, и Ивица  увлекла
его под звездное небо. Они прошли к зубчатой стене и  стали  смотреть  через
озеро на темную землю. Они, взявшись за руки, молча стояли в тишине, касаясь
плечом друг друга.
   - Мне надо на время уйти,  -  тихо  сказала  Ивица.  Это  было  настолько
неожиданно, что на минуту Бену показалось, что он ее плохо расслышал. Она не
смотрела на него, но ее пальцы предупреждающе сжали  ему  руку.  -  Дай  мне
закончить, ничего пока не говори. Я должна сказать  о  ребенке  матери.  Она
должна знать, чтобы танцевать для меня. Помнишь, я  рассказывала  тебе,  как
нашу совместную жизнь предсказало переплетение  цветов,  служивших  постелью
при моем зачатии? Это было  той  ночью,  когда  я  впервые  увидела  тебя  в
Иррилине. Я сразу же поняла, что для меня  больше  никто  никогда  не  будет
существовать. Это предсказание произошло  благодаря  танцу  моей  матери.  -
Теперь она посмотрела на Бена, и ее глаза стали громадными и  бездонными.  -
Потомки эльфов видят в настоящем часть будущего, читают в том, что есть, то,
что будет. Таким даром обладает каждый  из  нас,  Бен,  а  для  моей  матери
будущее часто является в ее танце. Так было и когда я  видела  ее  во  время
поисков черного единорога. И теперь тоже так будет.
   Казалось, она закончила свое объяснение.
   - Ее танец расскажет нам что-то о будущем ребенка?  -  уди